Читать книгу Таинственный остров - Жюль Верн, Жуль Верн - Страница 16

На другой день, 17 апреля, Пенкроф первым делом спросил Спилетта:

– Ну, что мы сегодня будем делать?

– Что будет угодно Смиту, – ответил тот.

Накануне исследование было доведено до стрелки мыса Челюсти, находившейся милях в семи от «Труб». Тут кончался длинный ряд дюн, и далее начиналась вулканическая почва. Это уже не были высокие стены, как на плато Дальнего Вида; странная и причудливая кайма скал обрамляла узкий залив между двумя мысами, состоявшими из минеральных веществ, которые некогда были извержены вулканом. Дойдя до стрелки, колонисты вернулись назад и поздно ночью вошли в «Трубы», но никто не уснул, прежде чем окончательно не был решен вопрос о том, следует ли сделать попытку покинуть остров Линкольна или нет. Тысяча двести миль, отделявших остров от архипелага Туамоту, составляли расстояние весьма большое. Нечего было и думать переплыть его на какой-нибудь лодке, тем более в преддверии зимнего времени года с немалым количеством бурь. Пенкроф прямо объявил о невозможности такого путешествия. Притом построить самую простую лодку, даже имея под руками все необходимые инструменты, трудное дело, а у колонистов не было практически никаких инструментов; следовательно, для начала пришлось бы изготовить молоты, топоры, тесла, пилы, буравы, рубанки и все прочее, на что ушло бы много времени.

Итак, все окончательно решили зимовать на острове, но подыскать более удобное жилище, чем «Трубы», и в нем провести зимние месяцы.

Прежде всего надо было обработать железную руду, несколько месторождений которой инженер заметил в северо-западной части острова, и превратить ее или в настоящее железо, или в сталь.

Металлы в почве обыкновенно не содержатся в чистом состоянии. По большей части их находят в соединении с кислородом или с серой. Оба образца, принесенные Смитом, именно и были: один – магнитный железняк, а другой – железный колчедан, или сернистое железо. Чтобы из первого, представлявшего соединение железа с кислородом, то есть окись железа, получить железо в чистом состоянии, надо было восстановить его посредством прокаливания с углем, то есть отнять кислород от окиси железа. Такое восстановление производится или тем, что руду и уголь нагревают до высокой температуры, – для этого используют скорый и легкий «каталонский способ», имеющий то преимущество, что он сразу превращает руду в железо; или же, наконец, способом обжигания руды в высоких горнах (доменных печах), причем руду превращают сперва в чугун, а затем чугун – в железо, отнимая у чугуна находящийся в соединении с железом углерод.

Что именно хотел получить Смит?

Железо, а не чугун, и притом он должен был найти самый скорый способ выплавки железа. К тому же открытая им руда была сама по себе весьма чиста и весьма богата содержанием железа.

Эта руда встречается в виде бесформенных масс темно-серого цвета, дает черный порошок, кристаллизуется правильными восьмигранниками; она является естественным магнитом и служит для получения в Европе тех высококачественных сортов железа, которые в таком количестве производят Швеция и Норвегия. Невдалеке от железного рудника находился и каменный уголь, которым уже пользовались колонисты, что должно было облегчить обработку руды. Подобными условиями объясняется широкое развитие железной промышленности в Англии, где в некоторых местах уголь используют для выработки металла, извлекаемого из одной и той же почвы с каменным углем, то есть одновременно с добычей этого угля.

– Теперь, господин Смит, – сказал Пенкроф, – мы примемся за железную руду?

– Да, друг мой, – ответил инженер, – а для этого начнем с охоты на тюленей, против которой вы, вероятно, ничего не возразите.

– На тюленей? – воскликнул моряк, обращаясь к Спилетту. – Значит, для выработки железа нужны тюлени?

– Так считает Смит, – ответил Спилетт.

Между тем инженер уже покинул «Трубы», и Пенкроф, не получив объяснений, начал готовиться к охоте.

Скоро колонисты во время отлива перешли вброд на островок Спасения, не замочив ног выше колен. Сайрес Смит же ступил на этот островок впервые.

Они увидели целые сотни пингвинов, которые с самым добродушным видом взирали на новых пришельцев. Колонисты, вооруженные палками, могли бы легко их подбить, но они этого не сделали, потому что шум мог спугнуть тюленей, растянувшихся на песке на расстоянии нескольких кабельтовых. Они стали осторожно подвигаться к северной оконечности островка, следуя по почве, испещренной мелкими промоинами, в которых устраивали свои гнезда птицы. Скоро показались огромные черные точки. Издали можно было подумать, что это верхушки подводных утесов, находившиеся в движении.

– Видите? Видите? – шепнул Пенкроф.

То были те самые тюлени, на которых колонисты собирались охотиться. Прежде всего надо было дождаться, чтобы они выбрались на берег, потому что тюлени превосходно плавают и ловить их в море весьма трудно, меж тем как по земле они передвигаются довольно медленно и скорее ползают, чем ходят, так как их короткие ласты почти вовсе не помогают им при передвижении.

Пенкроф знал привычки этих животных.

Охотники укрылись за утесами и стали безмолвно выжидать выхода тюленей из воды.

Прошел по крайней мере час, пока тюлени выползли. Их было с полдюжины.

Тогда Пенкроф и Герберт стали обходить мыс островка, чтобы таким образом зайти в тыл и загородить животным обратный путь в воду. В это же время Смит, Спилетт и Наб поползли вдоль утесов, подкрадываясь к тюленям.

Вдруг моряк выпрямился во весь рост и громко крикнул. Смит и его товарищи кинулись к морю, чтобы преградить дорогу тюленям.

Два неуклюжих тюленя, поверженные сильными ударами дубинки, лежали мертвыми на песке; остальные успели добраться до воды.

– Вот вам тюлени, господин Смит! – сказал Пенкроф.

– Хорошо, – ответил Смит, – мы из них устроим кузнечные мехи!

– Мехи? – воскликнул Пенкроф. – Отлично! Так вот на что они вам были нужны!

Действительно, для обработки руды инженеру нужно было устройство для раздувания огня при выплавке металла, и он рассчитывал сделать его из тюленьей кожи. Убитые тюлени были средних размеров, длина их не превосходила шести футов, а голова очень походила на собачью.

Так как бесполезно было бы перетаскивать такой тяжелый груз, то Наб и Пенкроф решили снять шкуры на месте, пока Смит и Спилетт исследовали островок.

Моряк и негр проворно исполнили свою работу, и через три часа в распоряжении Смита оказались две тюленьи шкуры.

Колонисты дождались отлива и, переправившись через пролив, вернулись к «Трубам».

Немалого труда стоило натянуть тюленьи шкуры на деревянные рамы и так сшить их посредством волокон, чтобы эти мехи не пропускали назад воздух, который выходил бы только через одно проделанное отверстие.

Эта работа удалась не сразу. У Смита пока были всего две острые стальные пластинки, сделанные из ошейника Топа. Однако инженер был так ловок и его товарищи с такой энергией помогали ему, что спустя три дня к инструментам маленькой колонии прибавился снаряд, предназначенный для нагнетания воздуха в массу руды во время ее восстановления посредством жара, что составляет неизбежное условие для успешного хода операции.

С утра 20 апреля начался «металлургический период», как назвал его Спилетт в своей записной книжке.

Инженер решил воспользоваться одновременно месторождениями угля и руды. По его наблюдениям, они находились у основания передних северо-западных уступов горы Франклина, на расстоянии шести миль. Возвращаться каждый день в «Трубы» было бы неудобно, а потому решили расположиться лагерем в шалаше: оттуда колонисты могли следить за работой днем и ночью.

Все отправились с утра на работу; Наб и Пенкроф тащили на плетенке мехи, сделанные из тюленьих шкур, а также небольшие запасы всякой провизии, к которым они надеялись по пути добавить еще какую-нибудь дичь.

Дорога, избранная колонистами, шла через лес Жакамара, который приходилось пересекать с юго-востока на северо-запад, и притом в самой густой его части. Необходимо было проложить тропинку, то есть устроить кратчайший путь между плато Дальнего Вида и горой Франклина.

Деревья были великолепны. Герберт заметил драцену, которую Пенкроф обозвал хвастливым пореем, потому что, невзирая на свой рост, она принадлежала к семейству лилейных, как порей, лук-шалот и спаржа.

Отваренные корни драцены очень вкусны, а если их подвергнуть брожению, то получается отличный ликер.

Колонисты захватили запас этих кореньев.

Переход через лес продолжался целый день; зато колонисты могли наблюдать фауну и флору. Топ, разумеется, специально следил за фауной, бегал и без разбору вспугивал всякого рода дичь.

Герберт и Пенкроф убили стрелами двух кенгуру и еще одно животное, которое походило и на ежа, и на муравьеда: на ежа потому, что оно свертывалось в шар и было снабжено иглами, а на муравьеда потому, что у него были когти роющих животных, длинная и узкая мордочка и тонкий и длинный язык, снабженный маленькими колючками, которые служили ему для задерживания насекомых.

– А на что будет походить этот зверь, если его положить в суп? – спросил Пенкроф.

– На отличный кусок говядины, – ответил Герберт.

– Мы от него большего и не требуем, – сказал моряк.

Во время этой экскурсии было замечено несколько диких кабанов, которые вовсе не собирались нападать на маленький караван. Никто не рассчитывал встретить здесь хищных зверей, как вдруг Спилетт увидел в густой чаще, всего в нескольких шагах, на нижних ветвях дерева, какое-то животное, которое он принял за медведя. Зверь начал тихо выдвигаться из-за кустов. К счастью для Спилетта, животное вовсе не принадлежало к страшному семейству стопоходящих. Это был коала, ростом с большую собаку, покрытый жесткой, во все стороны торчащей шерстью грязного цвета, с лапами, снабженными мощными когтями, с помощью которых он карабкается по деревьям и достает пищу – листья и червяков. Спилетт подошел ближе к животному и со вниманием стал его рассматривать, что нисколько не помешало тихоходу продолжать свои занятия; убедившись в ошибке, корреспондент вычеркнул слово «медведь» из записной книжки, поставил «коала», и колонисты отправились далее.

В пять вечера Смит подал знак остановиться. Он уже вышел из леса и стоял у того места, где начинались громадные передние отроги, подпиравшие гору Франклина с востока. В нескольких сотнях шагов протекал Красный ручей, и пресная вода, следовательно, находилась недалеко.

Колонисты тотчас же расположились лагерем. Менее чем через час у опушки леса, между деревьями, из ветвей, переплетенных лианами и покрытых глиной, наскоро устроен был шалаш, где можно было укрыться в случае непогоды. Перед ним развели сильный огонь, и после ужина, приготовленного на вертеле, в восемь часов все уже спали, за исключением одного, который должен был поддерживать огонь на случай появления опасного зверя.

На другой день, 21 апреля, Смит в сопровождении Герберта отправился исследовать почву, где он нашел образчик руды. Рудник был на поверхности земли, почти у самых источников потока. Его руда, весьма богатая железом и легкоплавкая, как нельзя более подходила к «каталонскому способу» восстановления металла, каким инженер хотел воспользоваться, как это делают, например, на Корсике.

Для «каталонского способа» требовалось устройство печей и плавильников, в которых руда и уголь, уложенные попеременно слоями, претерпевали бы изменение под влиянием жара и металл бы восстанавливался. Но Смит хотел обойтись без новых сооружений, а просто устроить из руды и угля кубической формы кучу, в середину которой направить ток воздуха. Таков, без сомнения, был способ первых металлургов обитаемого мира, его применял некогда библейский Тувалкаин. То, что удавалось внукам Адама, что дает еще и теперь хорошие результаты в странах, богатых рудой и углем, не могло не удаться и ныне в тех условиях, в которых находились колонисты.

Прежде чем подвергнуть руду обжигу, ее разбили на мелкие куски и просто руками откинули примеси, находившиеся на ее поверхности. Затем уголь и руда были сложены в кучу чередующимися слоями, подобно тому как это устраивают угольщики при обжиге дерева. Под влиянием жара и струи воздуха, вдуваемой мехами, уголь должен был превращаться в углекислоту, затем в окись углерода (угарный газ), которая восстанавливала окись железа, то есть отнимала у нее кислород.

Мехи из тюленьих кож, снабженные трубой из огнеупорной глины, которая была заранее приготовлена в печи для глиняной посуды, были установлены около кучи. Приводимые в движение механизмом, состоявшим из рамы, веревок, свитых из волокон, и противовеса, мехи вгоняли внутрь кучи струю воздуха, который, увеличивая температуру, помогал превращению руды в железо.

Весь этот процесс выплавки железа весьма трудоемок. Потребовались все терпение, вся изобретательность колонистов, чтобы повести его удачно. Наконец труды увенчались успехом; получился в виде губки ком железа, который надо было проковать, чтобы извлечь находившуюся в нем расплавленную породу. У наших кузнецов не было молота, они находились в таких же условиях, в каких, вероятно, находился первый металлург, и должны были действовать, как, вероятно, действовал он.

Первый железный ком с прикрепленной к нему палкой послужил для проковывания второй выплавки на гранитной наковальне, и таким образом получился металл, хотя и грубо выделанный, но которым уже можно было пользоваться.

И вот после многих усилий и тяжелых трудов 25 апреля несколько железных полос было выковано и обращено в разные инструменты, как то: ломы, клещи, заступы, топоры и прочие, которые, по мнению Пенкрофа и Наба, были чуть не чудом совершенства.

Но для создания разных инструментов используется не железо, а главным образом сталь. Сталь есть соединение железа с углеродом, которое получают или из чугуна, отнимая у него избыток углерода, или из железа, прибавляя к нему недостающее количество углерода. Сталь, получаемая через разугление чугуна с помощью его обжигания, называется естественной сталью, или пудлингованной; сталь же, получаемая через соединение железа с углеродом при сильном накаливании, называется цементной.

Смит должен был избрать второй способ добычи, так как у него было железо, а не чугун. Он подверг накаливанию металл, пересыпанный угольным порошком, в тигле из огнеупорной глины. Затем эту сталь, одинаково ковкую как в жару, так и на холоде, он перековал молотом. Наб и Пенкроф, с надлежащими указаниями инженера, выковали стальные топоры, которые после накаливания докрасна и быстрого погружения в воду приобрели превосходную закалку.

Другие инструменты, как то: ножи, топоры, кирки, стальные ленты, которые должны были превратиться в пилы, стамески, затем заступы, лопаты, мотыги, молоты, гвозди и прочее – разумеется, в грубом виде – были сделаны таким же образом.

Наконец 5 мая первый металлургический период был окончен, и кузнецы снова вернулись в «Трубы». Скоро потребовались новые работы, которые заставили их получить новую квалификацию.