Читать книгу Приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн, Жуль Верн - Страница 11

Шандонъ, докторъ, Джонсонъ, Фокеръ и Стронгъ, поваръ, сѣли въ китобойную шлюпку и отправились на берегъ.

Губернаторъ, его жена и пятеро дѣтей,– все чистокровные эскимосы – вѣжливо вышли на встрѣчу посѣтителямъ. Докторъ, въ качествѣ филолога, зналъ кое-что по-датски, и этого было вполнѣ достаточно для установленія съ туземцами дружескихъ отношеній. Впрочемъ, Фокеръ, переводчикъ экспедиціи и вмѣстѣ съ тѣмъ ice-master, зналъ словъ двадцать по-гренландски, а съ двадцатью словами человѣкъ можетъ уйти далеко, если только онъ не черезчуръ ужъ честолюбивъ. Губернаторъ родился на Диско и никогда не покидалъ своего отечества. Онъ показалъ путешественникамъ весь городъ, не особенно, впрочемъ, обширный, состоявшій изъ трехъ деревянныхъ домовъ, занимаемыхъ губернаторомъ и лютеранскимъ пасторомъ, да изъ школы и изъ магазиновъ, которые снабжались провіантомъ судами, потерпѣвшими крушеніе! Прочія городскія зданія состояли изъ снѣжныхъ хижинъ, въ которыя эскимосы входятъ ползкомъ чрезъ единственное продѣланное въ стѣнѣ отверстіе.

Большая часть населенія отправилась къ Forward'у, и многіе изъ туземцевъ выѣхали на средину залива, въ своихъ «каякахъ», длиною въ пятнадцать, а шириною не болѣе двухъ футовъ.

Докторъ зналъ, что слово эскимо значитъ: употребляющій, въ пищу сырую рыбу; но ему также было извѣстно, что слово это считается браннымъ. Поэтому онъ постоянно называлъ туземцевъ гренландцами.

За всѣмъ тѣмъ, по пропитанной жиромъ одеждѣ изъ шкуръ тюленей, по такимъ-же сапогамъ, по маслянистой и смрадной наружности, не дозволявшей различать мужчинъ отъ женщинъ, не трудно было догадаться, какою пищею питаются эти люди. Подобно всѣмъ рыбояднымъ народамъ, эскимосы покрыты накожными сыпями, что нисколько не мѣшаетъ имъ пользоваться вождѣленнымъ здоровьемъ.

Лютеранскій пасторъ и его жена, съ которыми докторъ надѣялся побесѣдовать спеціально, уѣхали въ Провенъ, лежащій на югъ отъ Уппернавика; такимъ образомъ Клоубонни пришлось ограничиться бесѣдою съ самимъ губернаторомъ. Но этотъ высокій сановникъ, повидимому, былъ не особенно развитъ; чуточку поменьше развитія – и онъ былъ-бы чистымъ осломъ; чуточку побольше – и онъ умѣлъ бы читать.

Не смотря на это, докторъ разспрашивалъ губернатора на счетъ торговли, обычаевъ и нравовъ эскимосовъ и узналъ при помощи языка жестовъ, что моржи на копенгагенскомъ рынкѣ стоятъ около 1,000 франковъ за штуку; за медвѣжью шкуру обыкновенно платится сорокъ датскихъ талеровъ, за шкуру песца – четыре, бѣлой лисицы – два или три талера.

Докторъ пожелалъ также, съ цѣлью пополненія запаса своихъ свѣдѣній, побывать въ эскимосской хижинѣ. Нельзя себѣ представить, до чего способенъ дойти ученый, желающій чему нибудь научиться! Къ счастію, отверстія хижинъ оказались черезчуръ ужъ узкими, такъ что пылкій докторъ не могъ въ нихъ протискаться. Впрочемъ, это случилось къ его счастью, такъ какъ ничего не можетъ быть отвратительнѣе скопленія живой органической и неорганической матеріи, мяса моржей и тѣла самихъ эскимосовъ, прогнившей рыбы и смрадной одежды, служащихъ обстановкой эскимосской хижины. Ни одного окна для возобновленія воздуха, дышать которымъ нѣтъ возможности; только вверху хижины продѣлано одно отверстіе, черезъ который выходитъ дымъ, но не смрадъ.

Всѣ эти подробности сообщилъ доктору Фокеръ; однако, достойный ученый все-таки проклиналъ свою тучность, не позволившую ему побывать въ жильѣ эскимоса и лично убѣдиться на счетъ достоинства sui generis благовоній, свойственныхъ эскимосскимъ хижинамъ.

– Я увѣренъ,– говорилъ онъ,– что со временемъ къ этому можно привыкнуть.

Во время этнографическихъ изслѣдованій Клоубонни, Шандонѣ, съ своей стороны, занимался, согласно съ полученными имъ инструкціями, вопросомъ о средствахъ предстоящихъ передвиженій въ области вѣчнаго льда. Въ виду этого онъ нашелся вынужденнымъ заплатить четыре фунта стерлинговъ за сани и шесть собакъ, съ которыми эскимосы рѣшились разстаться.

Шандонъ хотѣлъ также завербовать Ганса Христіана, искуснаго вожака собакъ, участвовавшаго въ знаменитой экспедиціи капитана Макъ-Клинтока, но Гансъ находился въ это время въ южной Гренландіи.

Наконецъ, на очередь выступилъ вопросъ, находится-ли въ Уппернавикѣ какой-нибудь европеецъ, ожидающій прибытія брига Forward? Извѣстно-ли губернатору, чтобы кто нибудь изъ чужеземцевъ, по всѣмъ вѣроятіямъ англичанинъ, поселился въ странѣ? A если извѣстно, то къ какому времени относятся его послѣднія сношенія съ китобойными или другими судами?

На эти вопросы губернаторъ отвѣчалъ, что больше десяти мѣсяцевъ ни одинъ, чужеземецъ не высаживался въ этой части Гренландіи.

Шандонъ приказалъ подать себѣ списокъ всѣхъ китобоевъ, побывавшихъ здѣсь за послѣднее время;– никого изъ нихъ онъ не зналъ. Отъ этого можно было прійти въ отчаяніе.

– Сознайтесь, докторъ, что тутъ рѣшительно ничего не поймешь,– говорилъ помощникъ капитана. Ничего на мысѣ Фаревель, ничего на островѣ Диско, ничего въ Уппернавикѣ!

– Повторите мнѣ черезъ нѣсколько дней: «Ничего въ заливѣ Мельвиля» – и я поздравлю васъ капитаномъ Foricard'а, любезный Шандонъ.

Шлюпка возвратилась подъ вечеръ на бригъ. По части свѣжей провизіи, Стронгъ добылъ нѣсколько дюжинъ яицъ elder-duсks (пушистыхъ утокъ); яйца оказались зеленоватаго цвѣта и въ два раза больше куриныхъ. Этого было маловато – но все же лучше, чѣмъ ничего; экипажу успѣла порядкомъ таки надоѣсть солонина.

Хотя на слѣдующій день вѣтеръ былъ попутный, но Шандонъ не сдѣлалъ никакихъ распоряженій относительно отплытія. Онъ рѣшилъ подождать еще одинъ день, чтобы дать возможность попасть на бригъ тому, кому это было необходимо. Шандонъ приказалъ даже каждыя часъ стрѣлять изъ пушки. Выстрѣлы грохотали среди ледяныхъ горъ и только вспугивали стаи molly-mokes (птицъ, водящихся въ полярныхъ моряхъ) и rotches (родъ куропатокъ). Ночью съ брита пускали много ракетъ; все тщетно! Никто не являлся. Приходилось отправиться дальше.

8-го мая, Forward, шедшій подъ марселями, факселемъ и брамселемъ, потерялъ изъ вида Уппернавикъ и отвратительные шесты, на которыхъ висѣли внутренности моржей и желудки оленей.

Вѣтеръ дулъ съ юго-востока; температура поднялась до тридцати двухъ градусовъ (0° стоградуснаго термометра). Солнце проницало завѣсу тумановъ и, подъ разлагающимъ дѣйствіемъ живительныхъ лучей, льдины утрачивали нѣкоторую долю своей взаимной связи.

Однакожъ, рефракція лучей свѣта не замедлила произвесть вредное дѣйствіе на зрѣніе матросовъ. Уильстенъ, оружейникъ, Грипперъ, Клифтонъ и Белль были поражены snow blindness – болѣзнью глазъ, очень распространенною весною въ полярныхъ странахъ и производящею у эскимосовъ частые случаи слѣпоты. Докторъ посовѣтовалъ больнымъ въ частности, а всѣмъ своимъ спутникамъ вообще, закрывать лица вуалью изъ зеленаго газа и первый-же послѣдовалъ своему совѣту.

Собаки, купленныя Шандономъ въ Уппернавикѣ, были довольно дики; однако Капитанъ жилъ въ ладахъ съ своими новыми товарищами и, казалось, зналъ ихъ привычки. Клифтонъ первый замѣтилъ, что таинственный догъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, и прежде находился въ сношеніяхъ со своими гренландскими родичами. Постоянно голодныя и пользовавшіяся очень скудною пищею на материкѣ, гренландскія собаки постарались возобновить свои силы кормомъ, который давался имъ на бригѣ.

9-го мая, Forward прошелъ въ разстояніи нѣсколькихъ кабельтововъ отъ самаго западнаго изъ острововъ Баффина. Докторъ замѣтилъ, что многія изъ скалъ залива, находившіяся между материкомъ и островами, покрыты краснымъ; прелестнаго карминоваго цвѣта, снѣгомъ, которому докторъ Кэнъ приписываетъ чисто растительное происхожденіе. Клоубонни желалъ поближе изслѣдовать этотъ странный феноменъ, но льдины не позволили ему подойти къ берегу. Хотя температура и повышалась, тѣмъ не менѣе нетрудно было замѣтить, что ледяныя горы и ледяныя теченія направлялись къ сѣвернымъ частямъ Баффинова моря.

Начиная съ Уппернавика, материкъ представлялся уже въ другомъ видѣ; на сѣроватомъ небосклонѣ рѣзко выдѣлялись очертанія громадныхъ ледниковъ. 10-го мая, Forward оставилъ вправо заливъ Гикгстона, почти подъ семьдесятъ четвертымъ градусомъ широты; – на западѣ показался проливъ Ланкастера, тянувшійся въ морю на нѣсколько сотъ миль.

Это громадное водяное пространство было затянуто теперь ледянымъ покровомъ, на которомъ высились правильные hummock'и (возвышенія) въ видѣ кристаллическихъ ледяныхъ отложеній. Шандонъ приказалъ развести дары и до 11 маяForward шелъ извилистыми каналами, обозначая на небѣ черною полосою дыма свой путь по морю.

Не замедлили явиться и затрудненія; свободные проходы, вслѣдствіе безпрестаннаго перемѣщенія плавающихъ массъ, загромождались льдами, такъ что каждое мгновеніе подъ килемъ брига могло не хватить воды; попади Fortvard въ ледяные тиски,– выпутаться ему было-бы трудно. Всѣ знали это и были серьезно встревожены.

На Forward'ѣ, не преслѣдовавшемъ извѣстной цѣли, не имѣвшемъ опредѣленнаго назначенія и только безумно направлявшейся въ сѣверу, стали обнаруживаться нѣкоторые признаки колебанія. Многіе изъ матросовъ, люди, привыкшіе въ полной опасностей жизни, забывали даже о предоставляемыхъ имъ выгодахъ и начинали сожалѣть о томъ, что зашли такъ далеко. Въ умахъ царила уже нѣкоторая доля деморализаціи, усиливавшейся еще опасеніями Клифтона и розсказнями двухъ или трехъ коноводовъ, въ родѣ Пэна, Гриппера и Уильстена.

Къ нравственнымъ волненіямъ экипажа присоединились еще изнурительные труды: 12-го мая бригъ былъ совершенно затертъ льдами, дѣйствіе паровъ оказались безсильнымъ. Съ трудомъ приходилось пролагать себѣ путь среди ледяныхъ полянъ. Работа пилами была чрезвычайно утомительна: льдины (floes) достигали толщины семи футовъ; сдѣлавъ во льду двѣ параллельныя прорубки длиною каждая въ сто футовъ, находившееся между ними пространство приходилось ломать ломами и топорами. Обыкновенно, забрасывали якорь въ отверстіе, сдѣланное большимъ буравомъ, послѣ чего начиналась работа воротомъ и тяга бичевою. Труднѣе всего было спустить подъ floes разбитые куски льда, чтобы очистить дорогу судну; ихъ отталкивали длинными, съ желѣзными наконечниками, шестами.

Работа пилами, воротомъ, шестами и тяга бичевою, работа безпрерывная, неотложная и опасная, среди тумановъ, подъ густымъ снѣгомъ, при относительно низкой температурѣ, глазныя болѣзни, страданія нравственныя – все это лишало матросовъ энергіи и вліяло на ихъ воображеніе.

Если матросы имѣютъ дѣло съ человѣкомъ энергичнымъ, отважнымъ, убѣжденнымъ, знающимъ, чего онъ хочетъ, куда идетъ, къ какой стремится цѣли, то увѣренность капитана придаетъ силы экипажу. Матросы сердцемъ сливаются съ своимъ начальникомъ; они крѣпки его силою, спокойны его спокойствіемъ. Но на бригѣ сознавали, что Шандонъ не увѣренъ въ своихъ дѣйствіяхъ, что онъ колеблется предъ невѣдомою цѣлью экспедиціи и назначеніемъ Forward'а. Не смотря на энергію характера, колебанія помощника капитана сказывались, помимо его воли, въ отмѣнѣ прежде отданныхъ приказаній, въ неполнотѣ распоряженій, въ несвоевременныхъ размышленіяхъ, въ тысячахъ мелочей, не ускользавшихъ отъ вниманія экипажа.

Къ тому-жъ, Шандонъ не былъ капитаномъ брига, первымъ, послѣ Бога, властелиномъ на суднѣ. Этого было совершенно достаточно для того, чтобы его приказанія подвергались обсужденію. Но отъ обсужденій до неповиновенія – одинъ только шагъ.

Недовольнымъ удалось вскорѣ склонить на свою сторону перваго машиниста, до сихъ поръ слѣпо повиновавшагося своему долгу.

16-го мая, шесть дней послѣ того, какъ Forward очутился у ледяныхъ равнинъ, Шандонъ и на двѣ мили не подвинулся къ сѣверу. Грозила опасность, что бригъ затретъ льдами и онъ останется въ такомъ видѣ до весны. Положеніе становилось критическимъ.

Къ восьми часамъ вечера, Шандонъ и докторъ, въ сопровожденіи матроса Гарри, отправились на развѣдку по безпредѣльнымъ ледянымъ равнинамъ, стараясь не слишкомъ удаляться отъ брига, такъ какъ было крайне затруднительно оріентироваться среди этихъ бѣлоснѣжныхъ пустынь, видъ которыхъ безпрестанно измѣнялся. Странныя, изумлявшія доктора, явленія производило здѣсь преломленіе лучей свѣта. Иной разъ казалось, что слѣдуетъ сдѣлать прыжокъ всего въ одинъ футъ, а на повѣрку выходило, что перескочить приходилось пространство въ шесть футовъ. Случалось и совершенно наоборотъ, но въ обѣихъ случаяхъ дѣло кончалось если и не опаснымъ, то все-же непріятнымъ паденіемъ на куски твердаго и остраго какъ стекло льда.

Шандонъ и его товарищи, отыскивая удобные проходы, въ трехъ миляхъ отъ судна не безъ труда поднялись на ледяную гору, высотою около трехсотъ футовъ. Взоры ихъ проносились надъ грустною картиною, представлявшею какъ-бы развалины громаднаго города, съ его поверженными обелисками, разрушенными башнями и опрокинутыми дворцами. Чистый хаосъ! Солнце какъ-бы съ трудомъ проходило свой путь надъ этимъ исковерканнымъ пейзажемъ, освѣщая его своими косвенными и холодными лучами, точно между дневнымъ свѣтиломъ и этою печальною страною лежали промежуточные слои, не проводящіе теплоты.

Насколько можно было охватить взоромъ, море казалось замерзшимъ.

– Ну, какъ тутъ пройти? – спросилъ докторъ.

– Не знаю,– отвѣтилъ Шандонъ,– но хотя бы пришлось порохомъ взрывать эти горы, а все-таки мы пройдемъ. Понятно, что, я нисколько не желаю, чтобы насъ затерло здѣсь до слѣдующей весны.

ІІІандонъ и его товарищи не безъ труда поднялись на ледяную гору.

– Какъ это случилось съ бригомъ Fox, въ этой-же почти мѣстности. Да,– сказалъ докторъ,– мы пройдемъ, при помощи нѣкоторой доли… философіи, потому что философія, какъ сами увидите, стоитъ всѣхъ машинъ въ мірѣ.

– Должно сознаться,– отвѣтилъ Шандонъ,– что настоящій годъ начинается при не совсѣмъ благопріятныхъ предзнаменованіяхъ.

– Это неопровержимо! Къ тому-жъ, я замѣчаю, что Баффиново море возвращается къ положенію, въ которомъ оно находилось до 1817 года.

– Развѣ вы полагаете, докторъ, что видъ этого моря повременамъ измѣняется?

– Не полагаю, а навѣрное знаю, любезный Шандонъ. Повременамъ здѣсь совершаются громадныя передвиженія льдовъ, и ученые даже не стараются объяснить это явленіе. Такъ, до 1817 года, Баффиново море было постоянно загромождено льдами, но вдругъ, вслѣдствіе какого-то необъяснимаго движенія водъ, ледяныя горы были отброшены въ океанъ, причемъ большая ихъ часть обмелѣла у береговъ Ньюфаундлэнда. Съ той поры Баффиново море почти освободилось отъ льдовъ и сдѣлалось сборнымъ мѣстомъ всѣхъ китобоевъ.

– Слѣдовательно,– спросилъ Шандонъ,– съ того времени путешествія на сѣверъ представляютъ меньше затрудненій?

– Несравненно меньше. Но замѣчено также, что нѣсколько уже лѣтъ заливъ какъ-будто начинаетъ замерзать и даже грозитъ надолго сдѣлаться недоступнымъ для мореплавателей. Поэтому именно мы должны какъ можно дальше подвинуться впередъ, хотя при этомъ мы нѣсколько похожи на людей, подвигающихся въ невѣдомыхъ галереяхъ, двери которыхъ закрываются за идущими.

– Не посовѣтуете-ли мнѣ вернуться назадъ? – спросилъ Шандонъ, пристально глядя доктору въ глаза.

– Пятиться я никогда не умѣлъ, и если-бы даже намъ не суждено было возвратиться на родину, то я все-таки настаивалъ-бы на томъ, необходимо идти впередъ. Опѣшу однакожъ добавить, что намъ очень хорошо извѣстно, чему мы подвергнемся въ случаѣ необдуманныхъ съ нашей стороны дѣйствій.

– A вы, Гарри, какъ полагаете? – спросилъ Шандонъ у матроса.

– Я пошелъ-бы впередъ. Я одного мнѣнія съ докторомъ; впрочемъ, вы вольны дѣйствовать по собственному усмотрѣнію. Приказывайте, мы будемъ повиноваться.

– Не всѣ говорятъ такъ, Гарри,– продолжалъ Шандонъ,– не всѣ склонны повиноваться. A если экипажъ не захочетъ исполнять мои приказанія?

– Я высказалъ мое мнѣніе,– холодно отвѣтилъ Гарри,– потому что вы требовали этого. Но соображаться съ моимъ мнѣніемъ вы не обязаны.

Шандонъ ничего не отвѣтилъ. Онъ внимательно осмотрѣлъ горизонтъ и затѣмъ спустился съ горы.