Читать книгу Талисман Карла Смелого - Жюльетта Бенцони - Страница 4

Да, в тот день курьер принес Альдо Морозини коротенькую записку от мэтра Массариа, который просил его зайти в любое удобное время, сообщив, что сам он никуда выходить не собирается. За безупречными формулами вежливости, какими старинный друг дома, как всегда, украсил свое письмецо, читалась настоятельная просьба навестить его как можно скорее. А если возможно, тотчас же!

Альдо тут же закрыл папку с бумагами, которые просматривал, скорым шагом вышел из кабинета и побежал вниз по лестнице в библиотеку, где имел обыкновение находиться Ги Бюто, его управляющий и главное доверенное лицо. Но… растянулся на площадке во весь рост! Он невольно испустил проклятие и позвал:

– Лиза!

Она тут же появилась наверху и удивленно подняла брови, увидев мужа сидящим на площадке и прижимающим к носу платок.

– Что ты там делаешь? – осведомилась она.

– А ты как думаешь? – сердито отозвался Альдо в ответ и помахал в воздухе батистом, запятнанным кровью. – Скажи негодникам-близнецам: если они еще раз забудут мяч на лестнице, я отколочу одного, взяв за ноги другого!

Сдержав смех, который явно был сейчас неуместен, Лиза сбежала к несчастной жертве, забрала платок, осмотрела раны и взяла мужа под руку, помогая преодолеть последние ступеньки.

– Кровь больше не идет, – утешила она его. – Сейчас я замажу тоном твою царапину, и римский профиль вновь будет безупречен. Интересно, а куда это ты так мчался?

– Спускался, чтобы предупредить Ги, что зайду к Массариа. Он прислал мне записку. А твой тон какого цвета?

– Зеленого! Ты будешь неотразим! – Лиза осторожно коснулась губами больного места. – Да нет, такого, как нужно! И продержится ровно сутки, несмотря на отвратительную погоду, в которую без кашне не обойдешься. Вот увидишь, у тебя не будет даже синяка.

Провозившись не меньше четверти часа с царапиной, Альдо, хоть и собирался поначалу идти пешком, как любил это делать обычно, теперь решил ехать. Он спрыгнул в «Риву», свой катер, и сказал Зиану, который начищал мелом медные фрагменты корпуса, куда его везти.

Войдя в дом нотариуса, Альдо испытал чувство, которое испытывал всякий раз, переступая порог собственного дворца: он сделал шаг в давнее прошлое Венеции. Сейчас это чувство возникло, возможно, потому, что в особняке нотариуса царила особая атмосфера сурового священнодействия. Из бюро доносился отдаленный рокот пишущих машинок. Строг и элегантен был сам хозяин – круглое лицо, усы, изящная бородка с проседью, лорнет. Но главное – искренняя сердечность, неподкупная честность и великолепное знание законов, благодаря чему мэтр Массариа был для своих клиентов неоценимым советчиком, а для семьи Морозини – близким и дорогим другом. Нотариус встретил гостя с нескрываемой радостью.

– По вашей записке я понял, что дело не терпит отлагательства.

– Именно так. И я счастлив, что мы так великолепно понимаем друг друга. Дело действительно весьма спешное. Могли бы вы расстаться с Венецией на два или три дня без ущерба для ваших дел?

– У меня сейчас ни серьезного клиента, ни важной продажи. Огорчает разве что непогода и повышение уровня воды, которого нам не миновать в ближайшие дни. А куда предполагается поездка?

– В Швейцарию.

– Опять! Я изъездил ее вдоль и поперек несколько месяцев тому назад, и вы снова хотите меня туда отправить? Лучше обратитесь к Лизе, она там родилась! Нет, нет, я пошутил, – тут же спохватился Альдо, увидев, как вытянулось лицо нотариуса. – Так куда именно вы намерены послать меня?

– В Грансон. Маленький городок, расположенный…

– Зная, чем я занимаюсь, вы собираетесь объяснять мне, что такое Грансон? Знаменитейшая битва![6] А после нее – безоглядное бегство армии Карла Смелого в феврале 1476 года и разграбление его богатейшего лагеря, откуда пропали и исчезли в неизвестности легендарные драгоценности Великого герцога Запада. Грансон! Я и сам мечтал о нем. А что за повод?

– Один дворянин старинной фамилии находится на смертном одре и очень хотел бы, чтобы вы выслушали то, что он вам доверит в свой последний час. Смерть от него в двух шагах.

– Так вот почему вы так торопитесь! Не волнуйтесь, я тронусь в путь ранним утром. Но, будьте добры, расскажите мне подробнее о том, что меня ждет.

– Во-первых, вы должны знать, что дворянин – мой очень близкий друг. Мы подружились с ним еще до войны. Тогда он был австрийцем, а впоследствии стал швейцарцем. Вполне возможно, его имя вам знакомо, зовут его барон Хагенталь…

– Вы хотите сказать, что он…

– Да, он внук того самого барона фон Хагенталя, который приказал расстрелять вашего двоюродного дедушку Анжело Морозини у стены Арсенала на глазах множества людей, когда Австрия завладела Венецией и его поймали в ловушку.

– Так он внук? И он хочет поговорить со мной? Но о чем?

– Этого я не знаю. Но хочу вас уверить, что барон – человек достойный всяческого уважения. Будь он другим, я никогда бы не стал отягощать вас этим путешествием. И повторяю, он при смерти…

– Понятно, я потороплюсь…

– Да, поспешите, прошу вас, – очень серьезно повторил нотариус. – И меня очень удивит, если вы меня потом упрекнете за это.

Альдо взглянул на квадратик бристольского картона – визитную карточку, протянутую ему нотариусом.

– Де Хагенталь? А почему же не фон Хагенталь?

– Я же сказал вам, теперь он по национальности швейцарец, отсюда и дворянская частица «де». Вас это шокирует?

– Нисколько, но признаюсь, что история меня заинтриговала. И, главное, как добраться в Грансон как можно быстрее? Проще всего было бы на машине, но сейчас зима, перевалы закрыты, а дорожные туннели полны самых неожиданных сюрпризов, – вздохнул Альдо, внимательно рассматривая старую и очень подробную карту Европы, занимавшую немалую часть стены. – Значит… Значит… Значит… Самым надежным будет ехать до Лозанны на поезде, а там взять у Малера на несколько дней автомобиль. Стало быть, всего хорошего, дорогой мой нотариус. Как только представится возможность, поделюсь новостями!

Нотариус и Альдо пожали на прощание друг другу руки, но мэтр Массариа не сразу отпустил руку Альдо. С волнением, которое он даже не скрывал, он проговорил:

– Спасибо, что согласились принести мир этой отлетающей душе, дорогой Альдо. Благослови вас Господь! Да! Чуть не забыл! Конечно, сообщите домашним, что едете в Швейцарию, но в подробности не вдавайтесь. Не исключено, что за домом Хагенталя наблюдают. И возьмите с собой пистолет. Сами знаете, никогда не угадаешь, что тебя ждет впереди. Вполне возможно, я ошибаюсь и был бы очень этому рад, но хочу, чтобы вы были во всеоружии.

– Положитесь на меня. Вы знаете, мне не привыкать.

– Еще раз большое вам спасибо.

Вернувшись домой, Альдо отправил юного Пизани, своего секретаря, на вокзал, и тот взял билет на вечерний поезд. Лизе было поручено собрать багаж, а сам Альдо отправился в лакированную гостиную, любимую комнату всей семьи, где они обычно обедали. С двух противоположных стен гостиной смотрели друг на друга два женских портрета, подписанные весьма знаменитыми фамилиями. Обе женщины на портретах были одеты в черное. Княгиня Изабелла, мать Альдо, которую писал Саржент[7], была в черном бархатном вечернем платье, оставлявшем открытыми плечи и руки. Ни одна драгоценность не украшала их белизну, и только на пальце сиял изумруд, который был подарен ей в день помолвки. Зато ее визави, Фелиcия Морозини, представляла по отношению к ней контраст, и очень яркий по своей оригинальности. Винтерхальтер[8] изобразил ее в черной амазонке, отдав должное ее красоте римской императрицы, увенчав эбеновой черноты волосы небольшим цилиндром, обвитым белой вуалью. Красоту эта дама сохранила до самого преклонного возраста.

Урожденная княгиня Орсини, Фелисия принадлежала к одному из самых знатных родов Рима. Умерла она в этом дворце в 1896 году, когда ей было восемьдесят четыре, а Альдо – двенадцать. Вполне подходящий возраст, чтобы отдавать должное величественной даме, твердой, как кремень, с неуступчивым характером, которую даже глубокая старость не лишила жизненных сил. В семье она слыла героиней.

В семнадцать лет она вышла замуж за графа Анжело Морозини, ни разу его не видев и зная жениха только понаслышке, и прожила с ним всего полгода во взаимной страстной любви, которую разрушили австрийцы, бывшие тогда полновластными хозяевами Венеции. Они расстреляли ее обожаемого мужа и превратили юную женщину в жаждущую мести фурию.

Фелисия стала яростной бонапартисткой, укрылась во Франции, наладила связи с карбонариями, пытаясь устроить побег брата из грозной крепости Торо, глядящей на залив Морле. Она сражалась с оружием на баррикадах во время «Трех славных дней»[9], к безграничному восхищению художника Эжена Делакруа, который был в нее тайно влюблен. Уехала, избежав заключения в тюрьму при Луи-Филиппе, которого ненавидела. Она пыталась освободить из золоченой клетки австрийцев сына Наполеона, а потом преданно служила Наполеону III, будучи одновременно и его деятельным агентом, и украшением двора, когда изредка удостаивала его своим появлением в Тюильри или в Компьене.

Оставшись верной себе и своей любви к Франции, Фелисия пережила в Париже страшную осаду, так драматически завершившую царствование Наполеона III, получила рану и была на волосок от смерти. Ей было пятьдесят семь, ее спас врач одной знакомой семьи, который с истинной любовью выходил ее. И он же после того, как опасность миновала, привез ее в Венецию, где дедушка и бабушка Альдо встретили ее, как королеву. С этого дня, если не считать двух или трех поездок во Францию к своей подруге Гортензии де Лозарг, Фелисия не покидала дворца Морозини. Для Альдо она стала бабушкой, заменив родную, которая вскоре умерла. Мальчик обожал эту великолепную даму, сохранившую, несмотря на возраст, свою красоту, и перенял от нее вкус к опасным приключениям, которые так часто заставляли горько вздыхать жену Альдо – Лизу. Теперь Фелисия Орсини покоилась возле своего супруга на Сан-Микеле, острове мертвых, в часовне семьи Морозини, всегда полной цветов.

Когда Лиза заглянула в гостиную, чтобы сказать Альдо, что все готово к отъезду, он все еще стоял перед портретом Фелисии. Лиза тихонько подошла к нему и взяла под руку.

– Я так и не решила, кто из них красивее, – сказала она, взглянув на Изабеллу. – Нет сомнения, что в лице твоей мамы больше нежности, и на ее долю выпало больше счастья. Их жизни были такими разными!

– Характеры тоже. Фелисия была острой шпагой, готовой в любую минуту покинуть ножны, а мама – воплощением любви и ласки… И, как всегда, парадокс судьбы! Фелисия мирно закрыла глаза в окружении нашей любящей семьи, а мама не только умерла одна, но ее убили, и убийцей стал тоже член нашей семьи…

– К этой семье теперь принадлежу и я и горжусь этим, – проговорила Лиза. – А тебе пора выходить, если ты не хочешь опоздать на поезд. Альдо! Ты же едешь в Швейцарию, значит, наверняка навестишь папу?

Альдо рассмеялся, взглянул на Лизу и поцеловал ее.

– Ох уж эти женщины! Но тебе, моя дорогая, не узнать больше, чем ты знаешь, потому что не знаю и я, заеду в Цюрих или нет. – Если заеду, то ты приедешь ко мне, и мы благополучно вернемся вместе.

– Как это было бы чудесно! Просто идеально! Но на самом деле…

– Не продолжай! – И прибавил нараспев: – Если я заеду к Морицу, то позвоню, и ты приедешь. Если нет, приеду я! А теперь я убегаю, и не вздумай меня задерживать!

Больше всего Альдо не хотел сейчас разговоров с женой. Дело – если эту поездку можно было назвать делом – до крайности интриговало его. Разумеется, если бы его просил не Массариа, он бы никуда не поехал…

Но! Но демон авантюр если и дремал в Альдо, то всегда вполглаза! Он и вмешался.

«Ты прекрасно знаешь, что поехал бы. Не поехал, а помчался! – осуждающе проговорил суровый голос, который время от времени раздавался в душе Альдо. – Ты по-прежнему обожаешь тайны! И единственное, что тебе сейчас не по нраву, это отсутствие Адальбера!..»

– Не угодно ли помолчать! – тут же возмутился про себя Морозини. – Я, кажется, ничего у тебя не спрашивал!

Обиженный ангел-хранитель, приготовившийся было сопровождать Морозини, печально сложил крылья и вернулся дремать в теплый уголок возле камина. И дремать ему было тем уютнее, что он знал: он прав, как никогда!

Несмотря на снег, который засыпал все вокруг, Морозини добрался до Грансона всего за несколько часов без малейших затруднений. В Лозанне напротив вокзала он арендовал отличный автомобиль марки «Рено», почти такой же, даже по цвету, какой купил Адальбер для их перемещений между Парижем, Шиноном, Цюрихом и Лугано. Альдо часто водил его, так что и тут уверенно сел за руль и без помех проехал семьдесят километров, отделявших озеро Леман от Невшательского озера, в конце которого расположился Грансон.

Маленький средневековый городок, где домишки плотно окружили стены и башни замка, словно послушные цыплята гордую собой наседку. Замок смотрел на большое голубоватое озеро, и его городок вместе с ним, и, надо сказать, выглядели они вместе просто очаровательно – старинные дома, башенки, коричневые, словно бархатные, крыши. Все здесь дышало миром и безмятежностью, какие жители мудрой Швейцарии сумели возвысить до высокого искусства.

Благодаря карте, полученной от Массариа, Альдо не составило труда отыскать «Сеньорию», своеобразное подобие замка, но куда меньшего размера и совсем не сурового, стоящего в окружении парка, спускавшегося террасами к озеру. С первого взгляда было ясно, что садовник «Сеньории» знает свое дело и по нраву своему романтик. Этот прелестный уголок хорошо было бы навестить весной. Как бы он порадовал глаз! Однако, со слов нотариуса Альдо знал, что у него никогда больше не будет повода приехать сюда, и пожалел об этом. Когда много странствуешь, то иной раз случается вдруг увидеть место, куда хотелось бы вернуться. Но чаще всего вернуться туда нельзя. Потерянный рай, у ворот которого стоит грозный ангел-дворник, опираясь на метлу… В пылающий меч ангела Альдо не верил: слишком опасное оружие, одно неверное движение, и наши несчастные прародители исчезли бы с лица земли.

А прародители получили свыше приказ: «Плодитесь и размножайтесь!» Тоже, прямо скажем, немалая проблема. Как его выполнишь, не нарушая правил морали, если вас всего двое? Ну, ладно бы, если б послали с небес на помощь какую-нибудь команду штрафников, земля бы тогда заселилась существами небесной красоты, так нет ведь, нашими предками стали кроманьонец и Венера Брассемпуйская, ну и другие, конечно… Прошедшие века подтвердили, что говорливый змий не задержался навсегда в раю и что…

«Перестань валять дурака, – одернул себя Альдо. – Тебе предстоит встреча с умирающим!»

Но ему нужно было как-то себя подбодрить после утомительного путешествия… И, конечно, он нервничал перед предстоящей встречей… К тому же Адальбера не было рядом, и ему предстояло действовать в одиночестве…

Между тем его приезд не остался незамеченным. Решетки ворот под балконом, соединившим две небольшие башни, растворились. Седовласый лакей, исполненный впечатляющего достоинства, одетый в форменный пиджак с золотыми пуговицами и белоснежную рубашку с воротником-стойкой, приблизился к машине. Альдо не дал ему времени задать вопрос.

– Князь Морозини, – представился он, протягивая свою визитную карточку. – Мэтр Массариа должен был сообщить о моем приезде. Я приехал из Венеции и… Надеюсь, не опоздал.

– Нет, состояние барона сейчас вполне удовлетворительное. Полагаю, – добавил слуга с улыбкой, – что господин барон никогда бы не позволил себе умереть, не повидавшись с князем Морозини. Меня зовут Георг, моя жена – Марта, она ведает кухней. Если Ваше Высочество[10] желает дойти до замка пешком, мой сын Матиас займется вашей машиной.

Замок внутри был так же по-средневековому суров, как и снаружи: в гостиной – глубокие стрельчатые окна и каменные скамьи, чтобы сесть, если залюбуешься красивым видом. Огромный камин с полыхающим костром поленьев. На карнизе камина – битва оленей, а над ним – целая коллекция старинного оружия. На одной стене несколько портретов, на другой – красивый гобелен с травами и цветами и… Здесь же была размещена кровать с колонками и пологом с таким же растительным рисунком. Очевидно, для облегчения ухода за больным гостиная стала спальней.

Однако Гуго де Хагенталь ожидал своего гостя не под покровом полога. Он сидел в одном из кресел возле камина, и вид его почему-то растрогал Альдо.

Высокого роста, ссутулившийся вопреки усилиям держаться прямо, с как будто рубленным топором лицом и голубыми, глубоко запавшими глазами, барон скрывал худобу широким одеянием из черного бархата. Круглая черная шапочка, несомненно, согревала уже облысевшую голову. Ему трудно было даже дышать, и все-таки он постарался улыбнуться и протянул гостю полупрозрачную исхудалую руку, для которой уже тяжело было массивное кольцо с гербом. Альдо с поклоном пожал ее.

После нескольких любезных слов, отчетливо произнесенных слабым голосом, который странно было слышать от этого костистого человека, наверняка когда-то без труда могущего носить доспехи средневековых рыцарей, хозяин указал на стоящее рядом с ним кресло.

– Не знаю, как и благодарить вас, князь, что проделали столь долгий путь из Венеции, куда когда-то наведывался и я. Я молил Господа, чтобы Он дал мне сил вас дождаться. Долгие годы меня тяготит груз тяжкого стыда, и, поверьте, мне было бы легче, если бы это был мой личный стыд. С ним, оставаясь наедине с собственной совестью, можно было бы бороться, найти средство его победить или усмирить. Но что поделаешь с чужим? Этот стыд принадлежит человеку, который не испытывал ни малейших угрызений совести, нарушая древние законы рыцарства. Он не понимал, что, нарушая их, пятнает герб наших предков кровавой грязью.

Ужас, который читался в этом угасающем взгляде и от которого дрожали руки, уже лишившиеся своей силы, растрогал Альдо. Он видел, что этот старый человек претерпевает накануне смерти крестные муки, не понимал их причины и рад был ему помочь всем, чем мог.

– Я знаю эту историю, – заговорил он в ответ. – Она жестока. Но ведь и все, что происходит, когда народы воюют, когда один из них становится победителем, а другой побежденным, ужасно. Австрийцы стали хозяевами Венеции. Жестокость была правом сильного.

– Нет. Сильный не имеет права на безнаказанные поступки и в первую очередь не имеет права себя бесчестить. Что вы знаете о смерти Анжело Морозини, вашего родственника?

– Что в качестве достойного потомка трех дожей и нескольких героев он желал продолжать борьбу с оккупантами, принял участие в заговоре… На что имел полное право, – добавил, слегка усмехнувшись, Альдо.

– Так, так, продолжайте.

– Что еще сказать? – вздохнул он и пожал плечами. – Заговор был раскрыт, а он расстрелян у стены Арсенала, к отчаянию своей молодой жены Фелисии, урожденной княгини Орсини. Они были женаты всего полгода и страстно любили друг друга. Всю свою остальную жизнь она посвятила борьбе с Австрией. Если описать ее жизнь, она будет похожа на роман.

– А она никогда не пыталась отомстить виновному? Виновным был только один, остальные были исполнителями его воли.

– Думаю, она понятия не имела, кто именно был виновным. Иначе, полагаю, приложила бы все силы, чтобы расправиться с ним. Еще будучи ребенком, я запомнил ее решительной и непреклонной, она мстила бы безжалостно, не пожалев и собственной головы.

– Вы приносите мне утешение. Ее горе, по крайней мере, не было отравлено отвращением!.. Теперь я открою вам, что было на самом деле. Фридерик, мой предок, видел княгиню Фелисию всего один раз, когда она со служанкой пришла в церковь, и безумно в нее влюбился, но ему хватило ума не открывать ей своих чувств. План его был прост: уничтожить сначала мужа, а там будет видно. Он завлек Морозини в ловушку. Тогда всюду вспыхивали стычки, князь ненавидел завоевателей, вовлечь его в ссору не составило труда… Удары были направлены в основном на него, он был серьезно ранен, но не убит. Фридерик признался князю, что он охвачен страстью к его жене, и если князь отнесется к его признанию с пониманием, то раны его будут вылечены…

– Что?! Неужели он мог подумать, что на князя подействует этот шантаж? Мог хотя бы узнать, с кем ему придется иметь дело, если он не догадывался об этом! Но я думаю, что он просто сумасшедший. И что же дальше?

– Морозини плюнул ему в лицо. В следующую секунду, несмотря на раны, а они были очень серьезными, его отправили на расстрел.

Альдо замер, недоверчиво глядя на хозяина замка.

– Неужели нашлось двенадцать солдат, готовых выстрелить в умирающего? – наконец спросил он, не в силах этому поверить.

– В Австрии среди военных царила железная дисциплина, не хуже, чем в Германии. Анжело Морозини ценой сверхчеловеческого усилия поднялся на ноги и сумел посмотреть смерти в глаза. Свое преступление Фридерик совершил напрасно: на следующий день графиня Морозини исчезла.

Приступ жестокого кашля оборвал речь старика. Альдо пытался сообразить, чем ему помочь, но Георг уже спешил на помощь хозяину, держа в руках бокал с темной жидкостью и чашку с водой. Проследив, чтобы хозяин отпил глоток микстуры и запил ее водой, он обратился к Альдо.

– Ваше сиятельство очень бледны. Могу я предложить вам…

– Только не микстуру, спасибо, – отозвался Альдо, – а вот капелька шнапса мне бы не повредила.

Хагенталь опоминался после приступа и с видимым удовольствием наблюдал, как Альдо, не моргнув глазом, опрокинул ликерный стаканчик крепчайшей водки, подействовавшей на него, словно удар. И хотя ему было интересно, все-таки он не спросил, с помощью какого фрукта был произведен этот огненный напиток.

– Вы согласились выпить вина под крышей моего дома, благодарю вас, – прошептал старый хозяин.

– Почему бы нет? Вы же всеми силами стараетесь стереть следы преступления, в котором абсолютно никак не замешаны. Но почему именно вы, а не ваш отец? Или дядя?

– Я единственный сын и был уже немолод, когда незадолго перед смертью моего отца узнал эту историю. Она давила на него тяжким грузом, но он скрывал ее, отгородившись молчанием. Узнав о случившемся, я начал думать, как нам получить прощение, необходимость которого ощущал все настоятельнее. Как раз в то время я принял швейцарское гражданство. Теперь я настоящий единственный Хагенталь.

– Позвольте задать вам вопрос: а почему вы поселились именно здесь?

– В Грансоне? Это другая история, но, как мне кажется, она тесно связана с той трагедией, о которой я только что вам поведал. Здесь жил наш дальний родственник. Он купил этот дом и провел в нем долгие годы. Его увлекала история Средневековья, и он питал настоящую страсть к тем, кого называли когда-то Великими герцогами Запада, в особенности к последнему из них, который назывался Смелым или просто Смельчаком. Карл был человеком необычным. Он был баснословно богат, смелость его граничила с безумием, но при этом в нем словно бы таился злобный гений саморазрушения. И этот гений, соединившись с гордыней, которая граничила у герцога с болезнью, день за днем, шаг за шагом толкал его к страшной смерти: Карла нашли на берегу замерзшего озера неподалеку от Нанси, города, который он собирался сделать ключом Бургундии, с черепом, раскроенным топором, и телом, растерзанным волками. А он был господином Фландрии, Брабанта, Эно, Голландии, Зеландии, Фрисландии, Гелдерна, Малина, Маастрихта, Анвера, Намюра, Лимбурга, Люксембурга, Австрии, Артуа, Бургундии, желал стать королем, а затем, вполне возможно, и императором, если была бы на то Божья воля…

– Но на своем пути он столкнулся, – подхватил негромко Альдо, – с опаснейшим политиком своего времени, своим родственником, королем Франции Людовиком XI. Этот Вселенский Паук, лишь изредка покидая свой замок Плесси-ле-Тур, двигал шахматные фигурки из золота и хрусталя, держа руку на голове Милого Дружка, белой борзой, которую очень любил, и управлял многими другими фигурами. Видите, я тоже знаю историю, – с улыбкой добавил Морозини. – Эта страница завораживает и меня, и я испытал странное волнение, очутившись в Грансоне.

Хагенталь вновь закашлялся, и Альдо тут же протянул ему ложку тягучего сиропа.

– Спасибо, – поблагодарил больной, переведя дыхание. – Неужели, зная о битве Карла, вы ни разу не побывали здесь? И в Мора тоже? А ведь там случилось второе поражение, после которого произошла трагедия в Нанси!

– Нет, не довелось. Езжу я очень много, но в этих местах впервые.

– Подумать только! А ведь вы не просто специалист по старинным драгоценностям, но и знаток самых известных из них. Исторических! Вы меня удивили. Подойдите-ка к окну, которое выходит на заднюю часть дома, и скажите, что вы там видите.

– Живописный холм с деревьями на фоне далеких заснеженных Альп.

– На этом холме располагался роскошный лагерь Карла Смелого. Он весь был уставлен шатрами. Если вы подниметесь на этот холм, то внизу противоположного склона увидите большой камень. Он остался, а обширный пруд, который выкопали бургундцы, чтобы поить своих лошадей, исчез. Камень до сих пор называют «Камнем дурного совета», потому что, именно сидя на нем, герцог решил повесить на стенах замка и ближайших деревьях защитников города. Повесить, а когда места оказалось недостаточно, то и утопить. Вы… Я думаю, вы знаете, что за этим воспоследовало?

Голос барона совсем ослабел. Альдо поспешно наклонился к нему.

– Наша беседа вас утомила, простите и позвольте мне откланяться.

Старик поднял к нему изможденное лицо.

– Задержитесь еще немного… Я… не сказал главного.

– Но я могу вернуться.

– Нет. Мои минуты сочтены.

Рука его исчезла в кармане бархатного одеяния и вновь появилась, держа замшевый футляр с раздвижной крышкой. Отодвинув ее, барон достал нечто особенное, что мгновенно приковало к себе взгляд гостя. Для любого другого предмет смутно напомнил бы цветок из золота, но опытный взгляд Морозини сразу увидел, что перед ним оправа особого украшения, которое укрепляли на мужском головном уборе, закрытой короне или парадном шлеме. Украшение это иногда называли «колосом», иногда «гребнем», что, по существу, было неправильно, потому что «гребни» делались на шлемах, и к ним прикреплялись перья.

Барон высказал относительно него свои соображения.

– Это застежка, но название не кажется мне разумным, ведь она ничего не застегивает. Однако это все, что осталось от головного убора, который Смелый считал своим талисманом. И не без оснований! С той минуты, как он потерял его здесь, в Грансоне, военная удача от него отвернулась. После Грансона его ждал Муртен[11], а затем смерть в Нанси[12].

Альдо уже ничего не слышал, ласково касаясь длинными тонкими пальцами чудесного призрака, вынырнувшего из тьмы веков. В его памяти, словно на засветившимся экране, всплыли страницы из книги его венецианской библиотеки, рассказывающие о фантастических сокровищах, которые оставил на берегу этого озера герцог, желавший стать самым могущественным государем Европы. Искусство художника воскресило это украшение таким, каким оно было, когда украшало гордого победителя, въезжавшего в покоренный город. Никогда – за редчайшим исключением – герцог не въезжал в города в шлеме. Он всегда надевал расшитую жемчугом шапочку, символ сопутствующей ему удачи. Появляясь в ней, он словно бы объявлял своим новым подданным, что их господин не нуждается в их жалком добре.

Альдо так бережно держал драгоценную оправу, будто она была хрустальной, и сам не заметил, как задал вслух совершенно детский вопрос:

– Неужели вы пригласили меня к себе, чтобы подарить мне эту драгоценность?

Новый приступ кашля помешал барону ответить сразу.

– Мне бы очень хотелось подарить вам эту штуку со всеми камнями… Но к ней у меня есть еще кое-что…

Он достал из футляра маленький мешочек и выложил его содержимое на ладонь.

– Один из «Трех братьев», он достался мне по наследству. Я знаю, вы антиквар, и мне показалось правильным перед тем, как я предстану перед Господом, отдать в ваши руки это чудо. Жалкое возмещение за те несчастья, которые один из ваших предков претерпел от одного из моих.

Затаив дыхание, Альдо смотрел на великолепный рубин, играющий пурпурными огнями в красноватом свете камина.

– Но это невозможно… – проговорил он наконец и замолчал, не в силах продолжать.

Рука его дрогнула, когда на ее ладонь опустился камень. Другой он судорожно шарил в кармане, разыскивая лупу. Наконец вставил ее в глаз и принялся рассматривать чудо, мерцающее перед ним.

– Сомневаетесь в его подлинности? – печально прошептал Хагенталь.

– Нет, нисколько! – живо отозвался Альдо, продолжая изучать камень.

Ошибиться трудно, все было на месте: огранка того времени, вес, цвет, небольшие царапинки, которые можно рассмотреть только в лупу, – следы веков. Не будь Альдо опытнейшим экспертом по старинным драгоценностям, он счел бы этот камень даром небес, так он был великолепен. Но речь шла о «Трех братьях». Неужели рубин был, в самом деле, одним из них? Но ведь вся троица, и он это знал с полной достоверностью, покоится в одном из ларчиков Морица Кледермана, банкира-миллиардера, его тестя… Между тем подлинность этого рубина была очевидной!

Именно это и произнес Альдо вслух, но не дал своему хозяину вставить ни слова, потому что тут же засыпал его вопросами:

– Как случилось, что камень оказался у вас? Вы сказали, что получили его по наследству? От вашего отца, конечно, не так ли?

– Нет, от моей покойной супруги, умершей два года тому назад. Она была старшей дочерью голландца барона Кирса.

– Известное имя в мире коллекционеров! И известно давно.

– Да, у него была значительная коллекция, но после его смерти собранные им драгоценности были распроданы его женой, англичанкой.

Обстановка не располагала к шуткам, но Морозини не мог сдержаться.

– Ваша семья имеет немало сходства с Лигой Наций, – с улыбкой прознес он.

– Да, совершенно верно, – очень серьезно отозвался барон. – Вы даже представить себе не можете, до какой степени. Мой тесть прекрасно понимал, что произойдет после его смерти. И чтобы спасти то, что он справедливо считал самым драгоценным своим достоянием, раздал три рубина Карла Смелого своим трем дочерям: моей жене Хильде, ее сестре Элеоноре, вышедшей замуж во Франции и ставшей француженкой, баронессой де Гранльё, и младшей, Луизе, которая спустя недолгое время вышла замуж за шоколадного магната Тиммерманса. Он запретил продавать эти драгоценности. Всю свою жизнь тесть мечтал собрать все камни знаменитого талисмана, и, раздав дочерям эти великолепные рубины, надеялся таким образом сохранить хотя бы их.

Изумленный фамилией, которую стала носить третья дочь барона Кирса, Альдо не сразу заметил, что его хозяин внезапно стал сползать с кресла, хватая ртом воздух. Услышав хрип, он склонился к умирающему и поспешил к двери, чтобы позвать Георга, который тут же явился.

– Марта! Пошли за доктором, – сразу же распорядился старый слуга. – Но сначала нам нужно положить его в постель.

– Я помогу вам, – тут же предложил Альдо.

По правде говоря, Альдо мог бы справиться и один, без всякой помощи: несмотря на высокий рост, барон стал легче легкого. Бледное лицо барона побелело еще больше. Он уже не дышал, а хрипел, и старый слуга поднял на Морозини взгляд, в котором блестели слезы, а тревогу сменила боль.

– Боюсь, Ваше Высочество, что конец близок. Только силой воли он отодвигал свой смертный час, но теперь…

– Смерть вступила в свои права… Если вам нужна моя помощь, я могу задержаться.

– Мы были бы вам благодарны за помощь. Я попросил бы вас известить о происходящем барона Карла-Августа фон Хагенталя, дальнего родственника нашего барона… И его наследника, как я думаю! – неожиданно сердито объявил старый слуга, и Альдо понял, что Георг не жалует этого родственника.

– Он живет где-то неподалеку?

– Нет, в Австрии. В…

– Ты слишком много говоришь, Георг! – одернула его жена, входя в комнату с подносом, на котором стояла чашка с горячим питьем.

– Вам нечего меня опасаться, сударыня, – успокоил ее Альдо. – А для подобного рода извещений вам лучше всего обратиться к мэтру Массариа, нотариусу. Вам не понадобится даже адрес, его знает вся Венеция, а главное, он всегда на месте, чего не скажешь обо мне. И позвольте мне вручить вам вот это, – добавил он, доставая из бумажника купюру в двести франков. – Если деньги не пригодятся вам на другие нужды, украсьте могилу цветами, а я помолюсь за усопшего.

После того, как барона перенесли на постель, у Альдо не было никакой необходимости оставаться возле больного. Но ему не хотелось расставаться так скоро с этим незаурядным человеком, истинным рыцарем, который не считал себя вправе умереть до тех пор, пока не исполнит своего долга: хоть как-то возместить невинно пролитую кровь. И хотя она была пролита не им, эта кровь всю жизнь не давала ему покоя.

Однако Альдо понял, что его присутствие смущает Марту. Взгляд у нее был встревоженный. Еще он понял, что она боится встречи с наследником. Но почему? Нелепый и неуместный вопрос. Что ему за дело? Альдо в последний раз поклонился старику в черном бархатном одеянии, распростертому на кровати, и удалился.

Он уехал из замка по дороге, которая прямиком вела на холм Герцога Бургундского, как без затей окрестили его местные жители. Альдо остановил автомобиль и пешком направился к купе деревьев на вершине. Его охватило невольное волнение: он шел по той самой дороге, сейчас едва заметной, по которой когда-то следовал Карл. Альдо вообразил себе яркие шатры – плотный шелк поверх полотна, который делал их непроницаемыми для дождя – и развевающиеся флажки над ними. Сказочный город, внезапно возникший в этих местах, таил в себе множество сокровищ, и среди них самую удивительную драгоценность того времени… А сколько еще великолепных вещей, принадлежавших самому Карлу Бургундскому, – его трон, парадный меч, походная часовня с золотой, украшенной драгоценными камнями, священной утварью, реликвариями, шитыми золотом и серебром пеленами, несметное количество одежды, белья, дорожных сундуков, ларцов, полных драгоценностей… Любая обыденная вещь была украшена драгоценностями и могла считаться предметом искусства. Морозини не без улыбки представил себе одетых в кожу горцев с голыми руками, их молчаливое изумление, когда они проникли в этот сказочный город… А когда разграбили его, то и понятия не имели о ценности захваченных сокровищ. В этих краях не забыли истории, что передается из поколения в поколение, о горце, который нашел великолепный бриллиант с жемчужной подвеской, положил его обратно в ларчик и пошел за тачкой, собираясь увезти вместе с остальным добром. А потом раздумал и продал безделушку за флорин пастору, а тот за три франка своим сеньорам…

Вся Швейцария обогатилась, получив эту манну небесную, но в первую очередь те, кто знал ей цену – банкиры, менялы, золотых дел мастера и ювелиры. Крестьяне продавали за гроши серебряную посуду, кромсали на куски великолепную парчу, продавая ее локтями суконщикам. Самые прекрасные драгоценности сосредоточились в конце концов в руках Фуггеров, богатейших купцов и банкиров Аугсбурга. С течением лет эти драгоценности перешли к Максимилиану, сыну императора Фридриха III, который женился на Марии Бургундской, единственной дочери Карла Смелого, что и поспособствовало необыкновенному могуществу рода Габсбургов. Затем сокровища перешли к Генриху VIII Английскому и исчезли, когда Кромвель поднял восстание против Карла I и отрубил ему голову…

Альдо бродил по холму довольно долго, погрузившись в размышления о прошлом, но грубая проза все-таки отвлекла его от грез: он проголодался. Морозини вернулся к машине и проехал еще несколько километров, но не в сторону Лозанны, а в противоположную, в глубь Швейцарии, и остановился возле живописной харчевни, где миловидная служанка подала ему не только сытный обед, но и бутылку «Кло-де-Мюрай», вина, которое Альдо не ожидал увидеть в этой глухомани. Две чашки кофе, две сигареты на десерт, и Альдо решил ехать не в Лозанну, а в Цюрих. После событий сегодняшнего дня он посчитал, что ему просто необходимо повидаться с тестем.

«Три брата» обнаружили тенденцию к размножению. В голове у Альдо вспыхнуло множество вопросов. И ему показалось, что никто лучше тестя не ответит на них.

Из Цюриха он, как и обещал – правда в шутку, вовсе не собираясь из Грансона отправляться в роскошную резиденцию Кледермана, – позвонит Лизе. Да, тогда он не собирался навещать тестя, но теперь не мог вернуться домой с одним из «Трех братьев» в кармане, прекрасно зная, что вся троица мирно покоится в сейфе дворца Морица Кледермана.

Несмотря на скверную погоду – снег пошел, как только Альдо выехал из Грансона, – он еще три часа ехал мимо полей, лесов, озер и холмов, увенчанных феодальными замками. Сильно подморозило, но гололеда, по счастью, не было, и Альдо с улыбкой повторял про себя, что очутился в стране Пер Ноэля.

Бурное движение на улицах Цюриха в час пик, когда все спешат с работы домой, вернуло его из сказки на грешную землю. Альдо знал, что тесть подолгу засиживается у себя в банке, и, поднимаясь по широкой мраморной лестнице, снова улыбался, представляя себе, как будет удивлен Мориц Кледерман его визитом. Лестница из мрамора и бронзы привела его к личному кабинету банкира, в приемной которого сидел секретарь, человек средних лет, скорее молодой, чем старый, казавшийся неотъемлемой частью роскошной обстановки.

– Добрый день, господин Бирхауэр, – весело поздоровался гость. – Если мой дорогой тесть сейчас не занят с каким-нибудь посетителем, я хотел бы увидеть его немедленно.

Присущая Бирхауэру невозмутимость не позволила ему удивиться вторжению экспансивного гостя.

– Нет, он сейчас один. Добрый вечер, ваше сия…

– Чудесно! Это все, что я хотел знать!

Альдо уже толкнул дверь, ведущую в кабинет, и громко провозгласил:

– Добрый вечер, Мориц! Простите за неожиданное появление, но мне необходимо поговорить с вами! Случилась невероятная вещь…

Кледерман, словно во время правительственного приема, только едва приподнял брови, выразив удивление.

– Альдо? Что-то случилось? Лиза?

– Нет, она не больна! Ни Лиза, ни ваши внуки! Иначе я просто позвонил бы вам, а не мчался по всей Швейцарии.

– Вы мчались по всей Швейцарии? И откуда же вы приехали?

– Из Грансона. Я навещал там умирающего барона.

– Вот как.

Кледерман протянул руку и снял трубку с внутреннего телефона.

– Меня нет ни для кого, Бирхауэр, – спокойно произнес он и положил трубку на рычаг.

Затем перевел глаза на зятя и секунду смотрел на него. Альдо весело улыбался.

– И что же, Альдо? Мне кажется, вы весьма возбуждены. Неужели вы так спешили поделиться со мной вашей новостью?

– Вернее будет сказать, находкой или открытием.

– Даже так?

И снова оба замолчали, потом Альдо, улыбаясь, задал новый вопрос:

– Ваш кабинет снабжен звукоизоляцией?

Снова повисло молчание, глаза банкира сузились.

– Может быть, нам лучше отправиться домой и поговорить там? Вы похожи на кота, который облизывается при виде мыши, собираясь съесть ее на обед. Я терпеть не могу играть роль мыши.

– Нет, я вовсе не злой кот, но, конечно, не отказался бы от стряпни вашего суперповара.

Кледерман больше не раздумывал. Он, обычно ходивший размеренно и неспешно, быстро направился к двери и на ходу распорядился:

– Бирхауэр, вызовите мою машину.

– Не стоит, – остановил его Альдо. – Я нанял машину в Лозанне.

– И сдадите ее здесь. Агентства этой фирмы повсюду одинаковы. Мою машину, Бирхауэр, закрывайте бюро и можете отправляться домой.

– Так рано?! Но сейчас еще нет и…

– Вот именно! Отдохните немного. Я еду домой и не хочу слышать о банковских делах до завтрашнего утра!

– Как скажете, господин Кледерман. Признаюсь, что позабыть о цифрах, слушая музыку Моцарта…

Блаженная улыбка на лице секретаря вызвала ответную улыбку банкира.

– Согласен, время от времени можно себя побаловать. Я тоже люблю Моцарта.

Десять минут спустя роскошный серебристо-серый автомобиль уже скользил вдоль озера. В нем царило молчание. Морозини, улыбаясь про себя, краешком глаза наблюдал несомненные признаки нетерпения у человека, чье бесстрастие вошло чуть ли не в поговорку. Один-единственный раз банкир вышел из себя, и при этом воспоминании у Альдо до сих пор пробегал мороз по коже…

Внезапно он услышал вкрадчивый вежливый голосок, который совсем не был похож на обычный полнозвучный баритон Кледермана:

– Вы в самом деле не хотите мне ничего сказать раньше, чем мы окажемся дома? Даже в моей машине, где не слышно урчания мотора?

Немного поколебавшись, Альдо полез во внутренний карман и достал футляр с оправой. Чудо-рубин давно уже спрятался в его правом носке согласно давней привычке к предосторожности.

– Почему же? Позабавьтесь этой игрушкой, только при одном условии, не зажигайте плафон.

– Можно подумать, что вы меня не знаете. Могли бы не предупреждать. Но…

Что это такое?

Привыкшие к хрупким и тонким вещам пальцы банкира вертели и ощупывали странную вещицу, которая пока еще оставалась загадкой, сообщив о себе только одно: она была изготовлена из золота. Не ожидая разгадки от своего спутника, Кледерман внезапно наклонился к окошку в кабину шофера.

– Вы ползете, Жозеф! Быстрее, черт побери!

Автомобиль рванул артиллерийским снарядом, обдав ветром влюбленную парочку, что миловалась, переходя улицу. Молодые люди замерли в испуге, но их тут же взбодрила очередь бранных слов, собранных по всем портам мира, которую не без восхищения выслушал отчасти шокированный Альдо.

– Мои поздравления, дорогой тесть, – наконец выговорил он, доставая платок и вытирая им лоб. – Я знал, что вы полиглот… Но впечатлен виртуозностью!

– Не отвлекайте меня, Альдо. Мы приехали.

Серебристый «Роллс-Ройс» остановился внизу у лестницы, и Кледерман уже мчался наверх со скоростью ветра, нисколько не заботясь о зяте, который, умирая со смеху, не отставал ни на шаг. Один за другим мужчины влетели в вестибюль, благо мажордом вовремя отворил массивную дверь, и с той же скоростью поспешили к главной лестнице.

– Все в порядке, Грубер? – успел бросить на ходу смеющийся Альдо.

– Я… О, господин князь! Надеюсь, ваше сиятельство здоровы. И ваша супруга…

– Все здоровы, все в порядке! Скоро увидимся!

Минуту спустя за ними закрылась дверь кабинета, и Альдо заметил, что Кледерман дважды повернул в двери ключ, что открывало доступ в комнату-сейф, где он совсем недавно пережил худшие минуты в своей жизни. В этой комнате находилось с десяток ячеек, но Альдо не последовал туда за тестем, ограничившись наблюдением за ним из удобного кресла, куда немедленно плюхнулся. Он примерно знал, что содержится в каждом из металлических ящиков, и немало удивился, что тесть занялся вторым сейфом. Альдо даже немного расстроился: неужели старый волк в одно мгновенье разгадал загадку, которую он ему загадал?

Да, так оно и было, он не ошибся. Мориц вернулся в кабинет с ларцом, украшенным бронзовыми накладками с гербом Бургундии, поставил его на письменный стол и открыл. На черном бархате засияли три великолепных густо-фиолетовых рубина. Кледерман положил оправу рядом.

– Она? – уточнил он с торжеством в голосе. – Оправа «Трех братьев»? И еще жемчужин и «Великого бриллианта Бургундии»?

Альдо сложил оружие. Ничего, у него в запасе еще один сюрприз.

– Да, она, – признал он, – и я вас от души поздравляю, что вы так быстро разгадали мою головоломку. Подсказок тут не было. А теперь, что вы скажете об этом?

Взгляд тестя выразил некоторое удивление, когда Альдо засучил правую брючину, запустил пальцы в носок и извлек оттуда маленький замшевый мешочек. Он держал его в руке до тех пор, пока не привел себя в порядок, и только потом вытряхнул его содержимое по другую сторону от оправы, не отрывая глаз от лица Кледермана. Альдо хотел насладиться изумлением тестя.

Он увидел даже нечто большее. С изумленным «ох!» Мориц с видом хищной птицы буквально вцепился в камень. Он взвесил его на ладони, рассмотрел каждую грань, положил рядом с другими, снова взял и почти уткнулся в него носом.

– Невероятно, – промурлыкал он наконец. – Совершенно невероятно! Никогда в жизни я не видел столь совершенной копии!

– Это не копия, – ответил Альдо и протянул ему свою ювелирную лупу. – Этот рубин был огранен в то же самое время и той же самой рукой, что и остальные. Он точно такой же подлинный.

Коллекционер получил удар в свое самое больное место. Он сердито нахмурился.

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что мои «Три брата» подделка?

– Я бы не решился утверждать это… Я хорошо их знаю… И вместе с тем…

– Что значит «вместе с тем»?

Морозини взял лупу и рассмотрел по очереди всех трех обожаемых «детишек» его тестя.

– Полагаю, вы подтвердили их подлинность, когда они к вам вернулись после путешествия по Франции? – осведомился он.

– Разумеется, да! Хотя нет! – совершенно неожиданно заявил банкир. – Я был так счастлив, что они вернулись…

– Дайте их мне! Мы должны убедиться.

На протяжении нескольких нескончаемых минут Альдо, преобразившись в придирчивого эксперта, осматривал один за другим рубины и наконец со вздохом положил их на стол.

– Сомнений быть не может. Это ваши камни.

Про себя Альдо молил Бога, чтобы голос его не выдал. В первый раз в жизни он выносил суждение, нет, конечно, не ложное, но приправленное сомнением, и это сомнение вызывали у него теперь рубины Кледермана. Он сам себе не верил. Сколько раз он имел счастливую возможность любоваться коллекцией тестя и всегда приходил в восхищение. Даже в кабинете Ланглуа на набережной Орфевр в Париже, когда раскрыли сумки, найденные на вилле Сен-Мор. И неудивительно! Коллекция была потрясающей! Так, может быть, тогда глаза Альдо, завороженные игрой и блеском драгоценных камней, утратили присущую им остроту? Сомнения теперь близились к уверенности, но он предпочел таить ее про себя: рубины Кледермана вполне могли быть не настоящими «братьями», несмотря на разительное сходство с ними. Вполне!

Альдо забрал «свой» рубин, опустил в мешочек и вновь отправил в носок. Тесть следил за путешествием рубина с горестным удивлением.

– Неужели вы его заберете? – спросил банкир разочарованно.

– Конечно, заберу. В ячейке вашего сейфа он не принесет нам никакой пользы. Не забывайте, что кроме этого должны быть еще два точно таких же, не говоря о жемчужинах и знаменитом бриллианте. Но зато я вам подарю золотую оправу. Она слишком хрупка и вряд ли без потерь вынесет тяготы путешествия. Я, конечно, могу завернуть ее, но вряд ли мне удастся запихнуть ее во второй носок.

Кледерман признал его правоту и принял подарок с детской радостью, которая роднила его со всеми коллекционерами на земле.

– Сейчас мы это отпразднуем! – радостно объявил он. – Какое шампанское вам по душе?

– Любое! У вас в доме не бывает ничего посредственного! Но если вы позволите, я сначала позвоню Лизе.

– Вы хотите узнать ее мнение о шампанском?

– Нет. Когда я уезжал, она хотела узнать, куда я отправляюсь, а я объяснил, что не имею права говорить. Тогда она сказала: «Если ты случайно заедешь в Цюрих, позвони, и я тоже приеду».

Альдо взял трубку и попросил соединить его с Венецией. Ему пообещали сделать это через четверть часа. Альдо изумился: так быстро?! Да еще зимой!

Швейцарская телефонная компания работала на диво точно: через одиннадцать минут Морозини соединили с Венецией. Но не с Лизой. Однако он слушал собеседника с таким вниманием, что банкир уже приготовился всерьез расспросить его, но тут его зять воскликнул:

– Немедленно еду!

И положил трубку с таким озабоченным видом, что тесть по-настоящему обеспокоился.

– Что случилось, Альдо? Что-нибудь с Лизой?

– Слава Богу, с Лизой все в порядке, но ее нет дома, потому что она только что уехала в Париж.

– В Париж? Но тогда что-то случилось с госпожой де Соммьер. Только в этом случае она могла уехать, не дожидаясь вас.

– Да, что-то в этом роде. Тетя Амели старше нас лет на сорок, и Лиза полетела ей на помощь, похоже, сильно разгневанная на меня за то, что меня никогда нет на месте, когда я нужен.

Кледерман рассмеялся.

– Вы не первый год женаты, Альдо, и должны были бы хорошо изучить характер своей жены!

Но у Альдо не было никакого желания смеяться.

– Так оно и есть, но дело совсем не в Лизе. Вчера утром исчезла Мари-Анжелин дю План-Крепен, она исчезла после утренней шестичасовой службы из церкви Святого Августина, где стала свидетельницей убийства, совершенного в исповедальне!.. Как вы думаете, если я выеду тотчас же на машине, это будет быстрее, чем на поезде?

– Я думаю, если сводка погоды приличная, вы сможете быть в Париже еще до полуночи, – ответил Кледерман, берясь за телефонную трубку.

– Не понимаю, каким образом.

– После наших последних приключений я обзавелся личным самолетом. Он доставит вас в Бурже, где вас будет ждать машина. У меня великолепные пилоты. Но я бы дал вам один совет: переночуйте у меня.

– Но…

– Послушайте меня, черт возьми! Сейчас уже ночь, у вас был трудный день. Вы будете в Париже совсем поздно и окажетесь без сил. Я уж не говорю о том, что перебудите весь дом. А я думаю, что госпожа де Соммьер больше всего нуждается в отдыхе, поскольку засыпает с большим трудом. Сейчас я отдам необходимые распоряжения, и вы будете в Париже к полудню завтрашнего дня. Как раз, когда туда приедет на поезде ваша жена.

– Думаю, что вы правы, – не мог не согласиться Альдо. – Но почему тогда Лиза не прибегла к вашей помощи, а решила трястись в нашем старом добром Симплоне?

– Только потому, что самолет – мое недавнее приобретение, и она о нем ничего не знает. Теперь я гораздо чаще буду видеться с внуками!

«Господи Боже мой! – невольно подумал Альдо, тут же представив себе своих предприимчивых близнецов. Стоит им узнать о самолете, удержу им не будет. Летающий дед! Только этого нам не хватало!»

Он предвидел также, что не один день – и не одну ночь тоже! – в его дворце все будут обсуждать невероятную новость, что слух о ней облетит всю Венецию по обе стороны лагуны, утвердив невероятные преимущества семейства Морозини по отношению ко всем прочим смертным, не так уж щедро в прямом и переносном смысле облагодетельствованным судьбой.

Кледерман потянулся к телефону.

– Одна минута, и все в порядке!

Альдо положил руку на рукав Морица, удерживая его.

– Спасибо. Не стоит беспокоиться.

– Почему? Вы боитесь самолета?

– Нет, но мне не хочется лишить Лизу возможности сделать сюрприз из своего приезда, ведь она так любит тетушку Амели! Все знают, что Лиза – мама-наседка и обожает свой дом. И вот она бросает его и мчится, не теряя ни секунды, ей на помощь. Тетя Амели будет очень растрогана, и я не хочу лишить мою жену прекрасного порыва, сыграв с ней злую шутку и приехав раньше нее. Если вы согласны потерпеть меня еще несколько часов, я охотно высплюсь, а завтра сяду на парижский поезд. К тому же у меня появится время зайти к «Шпрюнгли» и купить для моей бедной тетушки Амели ее любимые шоколадные конфеты. Вы скажете, мелочь? Но только из тысячи мелочей складываются великие дела. Однако, черт побери, в какую ловушку сунула нос наша неугомонная План-Крепен? Тетя Амели, я думаю, от расстройства заболела! Нет, только представьте себе, погнаться за убийцей, имея в качестве оружия зонтик и молитвенник!

Громко произнеся последнюю фразу, Альдо отправился спать.

Но прежде чем лечь, еще раз полюбовался рубином. Великолепным, вне всякого сомнения! Принадлежал он не знающему удержу герцогу Бургундскому или нет, неизвестно, но его красота наверняка влекла к себе многих, и он явно принадлежал к тем роковым камням, за которыми тянется кровавый след…