Читать книгу Вечно дикая - К.-А. Такер - Страница 4

– Он и правда небольшой, но мне не с чем было работать. Как думаешь, он может не понравиться арендаторам?

– Люди не арендуют жилье, чтобы все время торчать в ванной. – Слова Джоны звучат путанно из-за зубной щетки во рту.

– Ты прав.

Я изучаю черновик своего объявления на сайте Airbnb. Работаю над ним вот уже несколько недель.

– И все же… может, стоит об этом упомянуть?

Но что именно мне написать? «Санузел размером с гроб»? Я вздыхаю.

– Ты действительно думаешь, что им там будет удобно? Они могут остановиться здесь. Я знаю, твоя мама настаивала, но не похоже, что Бьерн…

– Да к черту Бьерна!

Кран с глухим стуком выключается, и через мгновение появляется Джона. Хмурый.

– Дом шикарный, Калла. Там есть туалет, раковина, душ. Что еще, черт возьми, ему нужно? Ничего. Он просто ищет повод поворчать. Что он и делает. Ворчит на все подряд. А я предупреждал, что так и будет, да?

– Да, предупреждал.

Джона перебирается на свою сторону кровати, и матрас под ним прогибается.

– Не позволяй ему залезть к тебе в голову. Ты трудилась изо всех сил, чтобы подготовить дом к их приезду. Взгляни на него. – Он прокручивает фотографии гостевого домика, которые я сделала вчера с помощью верного кэнона Саймона. – Это будет самый лучший дом, предложенный в аренду, в радиусе ста километров от Трапперс Кроссинг.

– Он, и правда, миленький.

Джона опускается на подушку.

– По крайней мере, этот придурок мог бы проявить уважение.

Я закатываю глаза.

– Ладно, но тебе все равно нужно успокоиться, Джона, иначе эти две недели покажутся вдвое длиннее, и никто из нас не получит удовольствия. Особенно твоя мама.

– Да, я знаю. Просто он так легко выводит меня из себя.

– И все же. Тебе нужно придержать язык.

– А когда мне это удавалось?

– Да никогда.

Это мне и нравится в Джоне. В обычных ситуациях.

Он улыбается, но улыбка быстро гаснет.

– Бьерн не дал мне забрать их на самолете, а потом жаловался всю дорогу сюда.

– На что?

– Да на все. На двухчасовую поездку, музыку по радио, то, что джип слишком трясет, что он тесный и не годится для передвижения по снегу. С последним я, кстати, вполне согласен…

Я издаю протяжный стон.

– Не начинай снова, пожалуйста.

– Я беспокоюсь, что ты можешь слететь с дороги.

Качаю головой. Один снегопад в октябре, и Джона уже решил, что ему не нравится, как мой джип «Вранглер» – между прочим, его подарок мне на день рождения – ведет себя на скользкой дороге.

– С моим джипом все прекрасно. Он буквально создан для того, чтобы ездить по плохой местности.

– Ладно. Я беспокоюсь о том, что ты можешь не справиться с плохой дорогой, так лучше?

Я в недоумении. Вот правда и выплыла наружу.

– Я хороший водитель!

– Ты ездишь слишком быстро.

– Неправда!

– Да ну? – Он ухмыляется. – Сколько зим ты уже водишь?

– Не в этом дело.

Как и не в том, что на экзамене по вождению я сбила лося, и, если Джона вспомнит сейчас об этом, я закричу.

– Если бы я водил самолет безрассудно, то ты, наверное, не захотела бы, чтобы я продолжил летать.

– Ты разбил два самолета, – сухо напоминаю я. – Разве я хоть заикнулась о том, чтобы ты прекратил летать?

– Это была не моя…

– Ага! – тычу в него пальцем.

Джона зависает в поисках подходящего ответа, который не может придумать, потому что одна из этих аварий произошла именно по его вине. Он поступил безрассудно.

Я сбавляю тон, иначе мы вот-вот поссоримся.

– Это мой джип. Я люблю его и не собираюсь продавать. Ездить со скоростью пятнадцать километров в час тоже не буду. Если тебе он не нравится, купи себе хороший, надежный, новенький грузовик. Деньги у нас есть.

В ответ получаю категоричный взгляд, но, похоже, Джона не в настроении спорить.

– В общем, я сказал Бьерну, что он может взять машину напрокат и доехать к нам самостоятельно, а не пользоваться услугами персонального водителя.

– И что он на это ответил?

– Что уже потратил достаточно денег на авиабилеты и не собирается платить еще и за машину.

– Перелет из Осло до Аляски – дело не дешевое.

Я знаю, потому что видела цену. Хотела предложить оплатить их перелет. Но Джона отговорил, сказав, что Бьерн сочтет это за оскорбление.

Джона отмахивается от моих слов.

– У этого скупого ублюдка полно денег. Бьерн просто хочет высказать свое недовольство, потому что он жалкий урод.

– Он не показался мне таким уж плохим.

Ворчливым, конечно. Немного резким, может быть.

– К тому же ему шестьдесят девять, и он, наверное, не спал целых полтора дня. Я бы на его месте тоже ворчала.

Джона хмурится.

– Когда это ты стала такой толерантной?

Смеюсь.

– Заткнись.

– Я серьезно. Ты слишком много времени проводишь с Мюриэль и Роем. Это они приучили тебя терпеть так много дерьма?

– О! Кстати, о Рое… У меня еще не было возможности рассказать тебе.

Закрываю ноутбук и убираю его на тумбочку, а затем придвигаюсь к Джоне. Он без лишних слов поднимает руку, позволяя мне прислониться к его широкой груди.

Пересказываю все подробности письма Делайлы.

– То есть ты хочешь сказать, что рылась в личной почте этого замкнутого человека?

– Оно лежало на самом видном месте.

– Так бы поступила и Мюриэль.

– Это не одно и то же!

– Ладно, как скажешь, мини-Мюриэль.

Я игриво бью его по животу, и мышцы Джоны напрягаются.

– Она ворвалась бы к нему в сарай и засыпала вопросами. А я этого не сделала.

– Потому что он, скорее всего, достал бы ружье.

– Да какая разница? В любом случае главное не это.

Джона улыбается, словно издеваясь надо мной.

– Ладно. И что же главное?

– То, что он не намерен с ней общаться.

– И это его выбор. Мы не знаем, что происходило между ним и его семьей все эти годы. Может быть, он просто не хочет иметь с ними ничего общего.

Прикусываю язык от желания сказать, что, вообще-то, знаем. Я знаю, потому что Рой рассказал мне в ту страшную ночь в августе, когда самолет Джоны разбился в долине. Я никогда не рассказывала о том, чем поделился со мной Рой. Никому, кроме Саймона, и сделала это лишь потому, что Саймон никого не осуждает.

Джона бы осудил. И очень сурово.

Рой и так уже достаточно наказал себя, уединившись в своем доме в лесу на тридцать три года, предпочитая в качестве собеседников домашнюю живность и диких собак.

– А как насчет «простить былые прегрешения и отпустить ситуацию»? Разве не ты подтолкнул меня к тому, чтобы дать отцу еще один шанс?

И Джона сделал это потому, что не дал своему собственному отцу второго шанса, а потом стало слишком поздно.

– Да, но Рой не умирает. Кроме того, Рен был порядочным парнем. А Рой… это Рой.

– Рой тоже порядочный.

Джона фыркает.

– На прошлой неделе, когда он приезжал подрезать копыта Зику, на нем опять была та чертова шапка из енота. Бандит от него спрятался.

– Он порядочный по-своему, – вношу поправку я. – Знаешь, я тут вот, что подумала: если бы Агнес не позвонила мне, я бы никогда не приехала на Аляску и не познакомилась с отцом. С тобой мы тоже никогда не встретились бы.

– И что? – В голосе Джоны появляется настороженность.

– И… я сделала фото контактов Делайлы.

– Что за безумный план рождается в твоей хорошенькой головке?

– Еще сама не знаю.

Его пальцы откидывают волосы с моего лица, пока он смотрит на меня сверху вниз.

– Он не похож на Рена. Рой больше напоминает дикого зверя – того, чье доверие ты наконец заслужила. Но если ты подорвешь его, все снова вернется на круги своя.

– Знаю. Поэтому и беспокоюсь.

Рой так далеко продвинулся с нашего первого визита к нему в марте – в тот день, когда мы переехали сюда и узнали, что стали гордыми владельцами ненужного нам козла.

– Ну хватит о Рое.

Джона наклоняется ко мне. Его губы касаются моего лица и плавно переходят к самому чувствительному месту – под ухом. Он знает о моей маленькой слабости.

– Это наша предпоследняя ночь наедине, аж до второго января.

– Боже мой, ты прав!

– Слишком долгий срок, чтобы за стеной нашей спальни находились твоя мама и Саймон.

– Они оба пользуются берушами для сна.

Саймон спит очень крепко, а маму раздражает звук его дыхания.

– Тебя никакие затычки для ушей не заглушат.

– Ой, заткнись.

Джона любит подтрунивать надо мной, что я могу быть очень громкой, но на самом деле это – обычно – неправда.

– Тогда, наверное, тебе лучше приняться за работу.

Он бросает на меня вопросительный взгляд.

– Какую работу?

– Ты мне должен. – Поднимаю брови. – За вчерашнее, в офисе.

Уголок его рта приподнимается, и его пальцы начинают ловко расстегивать пуговицы на моей пижаме, пока он не распахивает ее, подставляя мою грудь прохладному воздуху.

– Я когда-нибудь говорил тебе, как мне нравятся все твои сексуальные фланелевые пижамы огромных размеров, которые ты постоянно покупаешь? Особенно та, с леденцовыми тросточками?

Смеюсь, а Джона опускается все ниже, оставляя языком влажную дорожку на моей коже – от ключиц до пупка, задерживаясь на несколько секунд вокруг моих торчащих сосков.

– Хорошо, потому что я купила еще две.

Я делаю паузу и затем игриво-соблазнительным голосом добавляю:

– Vennen.

Он замирает.

– Можешь не называть меня так? Особенно когда я делаю это.

– Хорошо, Vennen, – повторяю я, сдерживая хихиканье.

– Я серьезно.

– Что это значит?

– Это ласковое обращение. К маленькому мальчику.

Он одним движением стягивает с меня пижамные штаны вместе с трусиками и отбрасывает их в сторону. Переместившись так, чтобы его плечи оказались между моими ногами, он замирает и пристально заглядывает мне в глаза.

– По-твоему, я похож на маленького мальчика, Калла? – Его голос становится хриплым.

Я сразу же проглатываю свое веселье.

– Нет.

Он похож на самого мужественного и красивого мужчину, которого я когда-либо видела.

При первом же движении его языка резко вдыхаю.

* * *

– О чем, черт возьми, ты говоришь, мама? О чем он говорит?

Я потираю еще слипшиеся от сна глаза и смотрю на часы, чтобы убедиться, что сейчас только восемь утра. На улице еще темно, но, учитывая разницу во времени, Бьерн и Астрид, должно быть, не спят уже давно.

Со стоном сползаю с кровати, ежась от утренней прохлады. Поспешно привожу себя в порядок в ванной, а затем торопливо спускаюсь вниз.

– Почему я узнаю об этом только сейчас? И узнаю от него? – Джона смотрит из-за кухонного стола на Бьерна, но разговаривает явно со своей матерью, сидящей на табурете.

– Я не хотела волновать тебя по такому незначительному поводу, – спокойно отзывается Астрид, листая свадебный журнал, на который меня подписала Диана, как только мы с Джоной обручились.

Она нанесла свежий слой туши и немного помады, короткие платиновые волосы уложила в аккуратную прическу, но ее лицо выражает сильную усталость. То ли из-за долгого путешествия, то ли из-за непрекращающейся ссоры между сыном и мужем – назвать причину может только она сама.

Тем временем Джона качает головой.

– Незначительному? Ты называешь это незначительным поводом?

Взгляд Астрид останавливается на свадебном платье, и она что-то говорит Бьерну на норвежском. И снова музыкальное звучание их диалекта маскирует не самые приятные, как я подозреваю, слова.

– Потому что я больше не стану хранить твои секреты! – огрызается он по-английски, по всей видимости, специально для Джоны.

– Следи за своим тоном, когда говоришь с ней!

От их раздраженных голосов все мое тело напрягается. Если так пойдет и дальше, то к Рождеству в доме будет атмосфера ядерной войны.

Преодолеваю две последние ступеньки и восклицаю:

– Доброе утро! – Надеюсь, мое присутствие сможет хоть как-нибудь разрядить надвигающийся взрыв. – Как вам спалось?

Астрид отвечает мне теплой, хотя и смущенной улыбкой.

– Неплохо. Мы все еще живем по времени Осло. Наверное, понадобится целая неделя, прежде чем адаптируемся. – Через несколько секунд она добавляет: – Но домик очень уютный. Правда, Бьерн?

Она поднимает брови и смотрит на мужа.

– Да, вполне комфортный.

И, независимо от того, обучили ли его правильному ответу или нет, я это ценю.

– Доброе утро.

Я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы дотянуться до губ Джоны для утреннего поцелуя, а затем бросаю на него трехсекундный предупреждающий взгляд. Когда вижу в нем огонек признания, что ему действительно стоит успокоиться, иду к кофе-машине, чтобы получить столь необходимую мне порцию кофеина.

– Сегодня утром мне нужно облететь окрестности Талкитны, а после помогу вам перенести вещи в дом, – предлагает Джона, и его тон в самом деле меняется. – Вы можете занять комнату, которую мы приготовили для Агнес и Мейбл.

Хмуро смотрю на него. Что происходит? Разве Астрид только что не сказала, что им удобно в гостевом домике?

– В этом нет необходимости…

– Я вернусь в районе обеда. – Джона обходит стол и наклоняется, чтобы поцеловать мать в лоб. – Собери вещи, если получится, ладно?

Она вздыхает, но затем протягивает руку, чтобы погладить сына по щеке.

– Хорошо, vennen.

И несмотря на это любопытное изменение планов, я еле сдерживаю желание громко засмеяться. Джона выходит через боковую дверь, даже не взглянув на Бьерна, задержавшись лишь для того, чтобы снять с крючка зимнюю шапку и перчатки. Через несколько секунд в неловкой тишине, воцарившейся на кухне, раздается урчание двигателя снегохода.

Что за тайну разболтал Бьерн? Что скрывала Астрид от своего сына?

– Интересное устройство, – бормочет Астрид, отпивая глоток кофе и не сводя глаз с прибора. – Думаю, мне придется прочитать инструкцию, чтобы разобраться в нем.

– Хотите, я что-нибудь вам приготовлю? Латте, капучино, эспрессо…

Она отмахивается от моего предложения.

– Нас вполне устраивает черный кофе.

– Может, вы хотите перекусить? Есть банановый кекс домашнего приготовления.

Достаю хлеб из холодильника и ставлю его на стол вместе с тарелками. Всю прошлую неделю я запасалась едой, чтобы суметь накормить двадцать человек с совершенно разными пищевыми привычками.

– Или я могу приготовить яичницу с беконом. А еще у нас есть фруктовый салат и йогурт, если вам больше нравится…

– Все в порядке.

Астрид берет нож, чтобы отрезать Бьерну кусочек хлеба, а потом молча протягивает ему тарелку, и он, даже не поблагодарив, опускается на табурет.

– Джона сказал, что у тебя сегодня рождественская вечеринка?

– Да. Я помогаю в организации ежегодного благотворительного ужина в общественном центре. Простите, не смогла отказаться…

– А зачем тебе отказываться? – перебивает меня Астрид, нахмурившись. – Похоже, это важный вечер.

– Ну, это действительно так, но вы же только что приехали, и мне неловко оставлять вас одних.

– Если ты продолжишь так суетиться вокруг нас, то выдохнешься и начнешь считать дни до нашего отъезда. – Она смягчает свое замечание улыбкой. – Так что ты будешь делать на этом мероприятии?

– Даже не знаю. Наверное, массу черновой работы. Мюриэль сказала мне приехать к десяти.

– О, это та властная соседка?

– Да, она. Мюриэль руководит организацией вечера и обратилась ко мне за помощью. Хотя нет, она просто сообщила мне постфактум, что я буду помогать, признав, что мои маркетинговые предложения сыграли не последнюю роль в оглушительном успехе Зимнего карнавала, собравшем рекордную посещаемость и самый высокий доход за последние пятьдесят лет. – А Тедди оденется Сантой.

Астрид тихо поучает Бьерна, подбирая крошки бананового хлеба со стола вокруг его тарелки.

– Тот ворчливый сосед?

– Нет. Этого зовут Рой.

Я смеюсь при мысли о том, что Рой может надеть красный костюм и белую бороду. Он стал бы лучшей версией Санты в исполнении Билли Боба Торнтона и худшим рождественским кошмаром ребенка.

– Тедди – муж Мюриэль, и это, наверное, самый счастливый человек, которого я когда-либо встречала. О черт! Он забыл свой термос.

Я смотрю на высокий темно-синий цилиндр, стоящий у кофейника. Джона взял за правило брать его с собой по утрам, уходя на работу. Но, видимо, то, из-за чего они ссорились до моего прихода, отвлекло его.

– Иди, иди… – торопит меня Астрид. – Отнеси ему, пока он не улетел. Мы можем поговорить, когда ты вернешься. Например, о дате свадьбы, а? – Она показывает мне раскрытый журнал. – Возможно, у той, кто провела двадцать часов в пути, чтобы увидеть свадьбу своего единственного сына, было достаточно времени для кое-каких идей.

Слова Астрид звучат как предложение, но, судя по ее категоричному взгляду, садиться в самолет без окончательной договоренности она не собирается.

Бьерн бормочет что-то на норвежском, и его хриплый голос звучит не так музыкально, как голос Астрид.

Она забирает его тарелку и ставит в раковину.

А я наполняю термос Джоны черным кофе, радуясь предлогу выяснить, что тут произошло.