Читать книгу Книга чая. С комментариями и иллюстрациями - Какудзо Окакура - Страница 3

Какудзо Окакура, автор этого исследования идеалов япон-ского искусства, как мы хотели бы надеяться, будущий автор более обширной и иллюстрированной книги на ту же тему, давно известен не только в Японии, но и в других странах как выдающийся из ныне живущих ученых, авторитетный исследователь в области восточной археологии искусства.

Будучи еще совсем молодым, Окакура стал членом Императорской художественной комиссии, созданной в 1886 году японским правительством для изучения истории искусства и художественных течений Европы и Соединенных Штатов. Для господина Окакуры опыт работы в комиссии оказался столь ценным, а впечатления от многочисленных поездок по странам – даже ошеломляющими, что он стал еще больше ценить и глубже понимать искусство Азии. С тех пор он приложил немало усилий в деле так называемой ренационализации японского искусства в противовес псевдоевропеизирующей тенденции, которая сейчас переживает пик популярности повсюду на Востоке.

Когда господин Окакура закончил свою работу и вернулся в Японию, правительство Японии, оценив его заслуги и убеждения, выразило Окакуре признательность, назначив его директором Новой школы искусств в Уэно, Токио. Но политические перемены принесли с собой новую волну так называемого европеизма, оказавшего значительное влияние на школу, и в 1897 году появилась тенденция к более заметному укоренению европейского стиля и метода. Тогда господин Окакура ушел в отставку. Шесть месяцев спустя тридцать девять сильнейших молодых художников Японии объединились вокруг него и открыли «Нихон Бидзюцу-ин» (Nippon Bijitsuin, Японская школа изящных искусств), или Зал изящных искусств, в Янаке, пригороде Токио, о котором упоминается далее в этой книге.

Если сказать, что господин Окакура в некотором смысле является Уильямом Моррисом своей страны, то тогда позволим себе заметить, что «Нихон Бидзюцу-ин» – это своего рода японское аббатство Мертон. Помимо японской живописи и скульптуры, здесь занимаются различными видами декоративного искусства, такими как лаковое искусство и работа по металлу, бронзовое литье и изготовление фарфора. Его члены стремятся проникнуться глубокой симпатией к западному искусству и пониманием всего лучшего, что есть в современных художественных течениях Запада, но в то же время они полны желания сохранить и расширить свое национальное художественное богатство. Они с гордостью утверждают, что их работы не проигрывают ни в чем при сравнении с любыми другими в мире. Среди известных членов сообщества можно назвать Хасимото Гахо, Канзана, Тайкана, Сэссеи, Козана и другие столь же достойные имена.

Уильям Моррис (1834–1896) – английский художник, поэт и писатель, издатель, популяризатор и теоретик искусства. Создатель и идеолог движения «Искусства и ремесла», которое настаивало на том, что занятия ручным трудом и украшение повседневного быта приближает социализм.

Хасимото Гахо (1835–1908) – японский художник, один из последних, кто работал в стиле кано, аристократическом стиле предельной детализации.

Симомура Канзан (1873–1930) – псевдоним японского художника Симомура Сэйдзабуро; возродил интерес к классическим традициям Ямато-э, одухотворения природы.

Ёкома Тайкан (1868–1958) – псевдоним Сакаи Хидэмаро; известен новой для японской живописи техникой письма с нечеткими, будто размытыми границами изображения).

Окакдзаки Сэссэи (1854–1921) – японский скульптор и художник, создатель реалистической скульптуры в Японии.

Макузу Козан (1842–1916) родился в семье керамиста в десятом поколении и сначала работал с отцом, после начал создавать собственные, высокохудожественные работы, в основном вазы невероятных форм и предметы для чайной церемонии.

Однако, кроме напряженной работы в «Нихон Бидзюцу-ин», господин Окакура смог оказать содействие и своему правительству в классификации художественных сокровищ Японии, а также посетил Китай и Индию, дабы изучить их древности. Что касается Индии, то это первый случай в современности, когда туда прибыл исследователь, обладающий всесторонней восточной культурой, а визит господина Окакуры в пещеры Аджанты знаменует собой отдельную эпоху в индийской археологии. Знакомство Окакуры с искусством того же периода в Южном Китае позволило ему сразу заметить, что каменные фигуры, сохранившиеся до наших дней в пещерах, изначально представляли собой скелет или основание для статуй, а само реалистичное изображение уже выполнялось при обработке глубокого слоя гипса, которым они были впоследствии покрыты. Более детальный осмотр вырезанных фигур дает достаточное обоснование для этой точки зрения, хотя невежество и «бессознательный вандализм корыстной Европы» привели к прискорбному количеству «зачисток» и непреднамеренного обезображивания древних артефактов, как это случилось совсем недавно с нашими английскими приходскими церквями.

Пещеры Аджанты – буддийский храмово-монастырский археологический комплекс в Индии; пещерные памятники, вырубленные в скале, датируются примерно II в. до н. э. – 480 г. н. э.

Только народы, пребывающие в состоянии свободы, способны развивать искусство. Оно есть одновременно и великий стимул, и плод той радости свободы, которую мы называем чувством национальности. Поэтому не кажется удивительным тот факт, что Индия, вырванная из независимости тысячелетним угнетением, должна была потерять свое место в мире счастья и красоты труда. Но некоторое утешение содержится в словах одного компетентного автора, утверждавшего, что страна в этом отношении, как и религия в эпоху Ашоки, явно стояла во главе всего Востока, расширяя и углубляя свои учения благодаря бесчисленным китайским паломникам, которые посещали ее университеты и пещерные храмы, и с их помощью влияла на развитие скульптуры, живописи и архитектуры в самом Китае, а через Китай и в Японии.

Ашока – третий император империи Маурьев, правивший с 273 г. по 232 г. до н. э.

Однако только те, кто уже глубоко вник в проблемы, характерные для индийской археологии, способны осознать поразительную ценность предположений господина Окакуры относительно возможного влияния греков на индийскую скульптуру. Представляя в свойственной ему манере великую альтернативную художественную родословную мира – а именно китайскую, – господин Окакура доказывает абсурдность эллинской теории. Он отмечает, что фактически развитие индийской мысли ближе всего к китайскому, и что причину этого, вероятно, следует искать в существовании общего раннего азиатского искусства, которое оставило свой след даже на берегах Эллады, на крайнем западе Ирландии, Этрурии, Финикии, в Египте, Индии и Китае. Эта теория призвана положить конец всем унизительным спорам о приоритете, а Греция занимает в ней свое надлежащее место, как всего лишь провинция той древней Азии, на которую ученые давно смотрят как на Асгард, являющийся истоком великих норвежских саг. Сейчас открывается новый мир для будущей науки, в которой более комплексные методы и взгляды смогут исправить многие ошибки прошлого.

Асгард – в скандинавской мифологии – небесный город, где обитают боги-асы.

Если говорить о Китае, то и в этом отношении господин Окакура высказал немало интересных предположений. Его анализ северных и южных учений уже привлек внимание ученых этой страны, и выявленные им различия между доктринами Лао-цзы и даосизмом повсеместно известны и приняты. Однако его работы наиболее ценны именно в широком аспекте. Поскольку он полагает, что великое историческое действо, которое, безусловно, известно миру, а именно буддизм, проникающий в Китай через перевалы Гималаев и морским путем через проливы, – то движение, которое, вероятно, началось при Ашоке и стало явно заметно в самом Китае во времена Нагарджуны во II веке нашей эры, – не являлось изолированным событием. Оно, скорее, было характерно для тех условий, в которых только может жить и процветать Азия. То, что мы называем буддизмом, нельзя рассматривать как определенное и сформулированное учение со строгими границами и четко размежеванными ересями[4], способное породить собственную Священную канцелярию. Слово «буддизм» лучше считать термином, который дан обширному синтезу, известному как индуизм, но принятый иностранным сознанием. Ибо господин Окакура, обращаясь к теме японского искусства IX века, совершенно недвусмысленно дает понять, что вся мифология Востока, а не только личное учение Будды, являлась предметом взаимного обмена. Происходила не «буддизация», а «индуизация» монгольского сознания, что можно назвать подтвержденным процессом; иначе это можно сравнить с тем, как если бы христианство получило в какой-то чужой стране название францисканство – от своих первых миссионеров.

Нагарджуна, букв. «серебряный змей» (ок. 150 – ок. 250) – выдающийся индийский мыслитель, основатель буддийской школы мадхъямака. Согласно Нагарджуне, все дхармы пусты, так как не имеют основания для существования в себе самих, и потому о чем-либо говорить можно только апофатически, через отрицание.

Хорошо известно, что для Японии жизненно важный элемент ее национальной деятельности всегда заключается в ее искусстве. Здесь в каждом периоде мы находим указания, записи и памятники относительно тех составляющих ее сознания, которые по-настоящему существенны. Японское искусство отличается от древнегреческого, в создании которого участвовал весь народ, и даже от индийского, где вся нация, объединившись, разрабатывала философское учение. Таким образом, вопрос приобретает весьма интересную глубину: что это такое вообще, что выражается через японское искусство в целом?

Господин Окакура отвечает без колебаний: это культура континентальной Азии, которая в соприкосновении с Японией находит свободное яркое выражение в искусстве этой страны. И эта азиатская культура в широком смысле слова делится, по его мнению, на китайскую ученость (научную мысль) и индийскую религию. Искусство Японии имеет не просто собственные орнаментальные и индустриальные черты, его формирует великая жизнь идеала, которая вряд ли пока еще известна в Европе. Истинное японское искусство – это не несколько рисунков цветущей сливы, а могущественная концепция Дракона; не птицы и цветы, а поклонение Смерти; не мелочный реализм, каким бы прекрасным он ни казался, а грандиозная интерпретация величайшей темы, доступной человеческому уму, – страстное желание буддизма спасти других, а не себя. Средствами и методами этого выражения Япония всегда была обязана Китаю; однако господин Окакура утверждает, что в отношении самих идеалов она зависела от Индии. Он уверен, что ее великие эпохи выражения всякий раз следовали за волнами индийской духовности. Так, лишенная стимулирующего влияния великого южного полуострова потрясающая художественная интуиция Китая и Японии наверняка потеряла бы свою силу и размах так же, как, несомненно, это случилось бы с искусством Северной и Западной Европы, если бы оно было оторвано от Италии и доктрин церкви. Наш автор полагает, что азиатское искусство никогда не могло бы стать «буржуазным», так как оно находится в резком контрасте с художественным творчеством Германии, Голландии и Норвегии и других стран. Но он допускает предположение о том, что оно могло бы оставаться на уровне великой и прекрасной схемы крестьянских ремесел.

В этой книге автор преследовал цель показать нам именно то, как волны индийской духовности «работали» и несли вдохновение нациям. Сначала осмыслив условия, в которых шла эта работа, расу ямато в Японии, замечательный этический гений Северного Китая и богатое воображение юга, мы затем наблюдаем, как начинает распространяться буддизм, как он переливается через край и объединяется в нечто целое. Мы сможем проследить здесь, как первое прикосновение мечты о всеобщей вере порождает космические концепции в науке и Будду Рушану из Нары в искусстве. Мы снова и снова видим, как буддизм поднимается до впечатляющего пантеизма периода Хэйан, эмоционализма Фудзивары, героического величия Камакуры.

Камакура – одна из древних столиц Японии, служила резиденцией сёгуната Камакура.

Величие периода Мэйдзи, по-видимому, было достигнуто именно благодаря возрождению синтоизма, примитивной религии ямато, в значительной степени лишенной буддийских элементов. Но такое величие имеет мало общего с вдохновением. Все любители Востока сейчас встревожены постепенной утратой вкуса и идеалов, причина которой – соревнование с Западом.

Вот почему следует приложить некоторые усилия, дабы призвать азиатские народы стремиться к тем верным целям, которые составляли их величие в прошлом и способны возродить его в наше время. Поэтому крайне важно показать Азию так, как это делает господин Окакура: не как скопление неких географических фрагментов, а как единый живой организм, как единое целое, которое дышит общей сложной жизнью.

В течение последних десяти лет, благодаря гению странствующего монаха Свами Вивекананды, который нашел путь в Америку и заставил услышать свой голос в Чикагском отделении Всемирного парламента религий в 1893 году, ортодоксальный индуизм снова приобрел наступательный характер, как в период Ашоки. В продолжение последних шести или семи лет он отправлял своих миссионеров в Европу и Америку, обеспечивая в перспективе будущее религиозное обобщение, в котором интеллектуальная свобода протестантизма, достигающая своего пика в естественных науках, может объединиться с духовным и религиозным богатством католицизма. Казалось бы, судьба имперских народов состоит в том, чтобы быть побежденными религиозными идеями своих подданных. «Поскольку вера угнетенного еврея удерживала половину земли в течение восемнадцати столетий, – говорил только что упомянутый великий индийский мыслитель, – вполне вероятно, что вера презираемого индуса может еще занять доминирующее положение в мире». Надежды Северной Азии связаны с каким-то таким событием[5]. Процесс, который растянулся на тысячу лет в начале нашей эры, способен теперь, с помощью новейших открытий – паровой тяги и электричества – повториться через несколько десятилетий, и мир, возможно, снова станет свидетелем индианизации Востока.

Если так случится, то впоследствии мы увидим в японском искусстве возрождение идеалов, подобное средневековому возрождению прошлого века в Англии. Какими будут пути развития в Китае? А в Индии? Ибо то, что влияет на Восточную островную империю, должно влиять и на другие страны. Напрасны будут старания автора настоящей книги, если он не сумел доказать свое утверждение, заключенное в первых строках своего исследования, а именно: Азия, Великая Мать, навеки Едина.

Ниведита,

Миссия Рамакришны Университета Вивекананды.

17 Боре Пара Лейн,

Баг Базар, Калькутта