Читать книгу Только не Айви Покет! - Калеб Крисп - Страница 5

3

Оглавление

Наш корабль отчалил от пристани, и морское путешествие началось. Я сидела в шезлонге на палубе, любовалась на волны и размышляла. Обычно размышления даются мне феноменально хорошо, ведь у меня все задатки прирождённого профессора философии. Или, по меньшей мере, младшего библиотекаря. Но сегодня поразмыслить не получалось.

Я пребывала в ужасном волнении. Руки дрожали. Мысли путались. Меж тем прочие пассажиры толпились у ограждения, провожая глазами берег. Но перед моими глазами стояла только герцогиня Тринити, распростёртая на кровати и с кинжалом в груди. Безусловно, умереть от удара клинком в сердце – потрясающе оригинальный способ отойти в мир иной, однако истинным герцогиням не пристало отбрасывать копыта подобным образом. Моя недавняя знакомая заслуживала более благородной смерти. К примеру, она могла бы подавиться клешнёй омара. Или тяжёлая люстра могла бы рухнуть на неё и раздавить в лепёшку.

Факты таковы: женщина на пороге смерти (герцогиня вряд ли протянула бы дольше недели) была убита в собственной постели. Зачем? И кто это сделал? Я вспомнила картину, открывшуюся мне в камне: незнакомка, подглядывающая в замочную скважину. Может, это она и убила герцогиню? Ужасная кончина герцогини Тринити определённо связана с алмазом Тик-так. Ведь старая перечница предупреждала меня о каких-то бесчестных тупицах, стремящихся завладеть этим единственным в своём роде камнем.

Да, в этом что-то есть…

– Ты слышал про герцогиню? – визгливо спросила особа с жирафьей шеей и начисто скошенным подбородком. Она и её жирный муженёк остановились возле ограждения как раз напротив меня. – Какой ужас, подумать только!

– Слишком богатая была, – ответствовал её муж. – Толстосумы вроде неё всегда плохо кончают.

Женщина ахнула (звук был такой, будто лошадь напоролась копытом на гвоздь):

– Как ты можешь так говорить, Ангус! Это же страшное несчастье! Надеюсь, убийцу уже поймали.

– Пока нет, – последовал ответ.

Женщина снова ахнула:

– Ангус, а вдруг он с нами на этом корабле?

Ангус ответил, что очень может быть. Его жена схватилась за сердце и объявила, что сейчас упадёт в обморок.

– Не говорите чепухи, – вмешалась я, встав из шезлонга. – Убийца, должно быть, уже за много миль от нас. Разумеется, если он не нашёл того, что искал, он может поискать в других местах, но предполагать, что он на этом корабле, – глупость, да и только.

На лице женщины отразилось облегчение. Её муж нахмурился.

– Уж больно хорошо вы разбираетесь в таких вещах, – сказал он, глядя на меня с интересом. – А где же ваши мама и папа, юная леди?

– Мои родители упали в жерло вулкана, – с достоинством ответила я. – Мою мать подхватил порыв ветра и унёс в джунгли Конго, где она теперь и живёт в племени пигмеев-вегетарианцев. Что же до моего отца, то у него хватило здравого смысла сгореть дотла.

У парочки недоумков прямо глаза на лоб полезли. Я решила, что теперь самое время взять саквояж и отправиться на поиски моей каюты.

Я нашла её в два счёта. Каюта оказалась небольшой, но изумительно удобной. Хотя, признаться, от первого класса я ожидала куда большей роскоши. Я поставила саквояж и вытянулась на узкой кровати.

– Ну, Айви, – сказала я себе вслух, – и что же ты теперь будешь делать?

Я могла отказаться от своего задания. В конверте, который дала мне герцогиня, была визитная карточка её лондонского поверенного мистера Горацио Бэнкса. Я могла бы передать ожерелье ему. Отряхнуть с ног прах этой кровавой истории и пойти своей дорогой. Никто не упрекнул бы меня в трусости. Конечно, были и другие варианты. Можно было выбросить алмаз Тик-так за борт и притвориться, что я его в глаза не видела. Но потом я вспомнила о герцогине – и о пяти сотнях фунтов. Я ведь взялась выполнить её поручение, не так ли? Поклялась и всё такое. Возможно, я была последним человеком, кто дал герцогине своё слово. Вне всякого сомнения, это что-нибудь да значит. Для меня. Для неё.

И тогда решение далось мне легко. Я выполню обещание. Пройду огонь, воду и медные трубы, но увижу алмаз Тик-так на шее Матильды Баттерфилд.


Я проснулась несколько часов спустя посвежевшей и отдохнувшей. Кровавая смерть герцогини Тринити всё ещё тревожила меня, но я больше не собиралась падать из-за этого духом.

Прежде чем лечь спать, я приняла необходимые меры предосторожности, чтобы защитить алмаз Тик-так. Придвинула письменный стол к двери, преградив путь любому, кто попытался бы войти в каюту. И легла спать, спрятав драгоценный камень под подушку. От чёрной бархатной шкатулки и старого ключа я избавилась (разумеется, сперва вытащив письмо для леди Элизабет) – они были слишком громоздкие и вдобавок будто кричали «Укради меня!».

Едва проснувшись, я первым делом нащупала камень под подушкой. От облегчения, что он по-прежнему там, меня наполнила приятная истома. Я тут же решила, что буду носить камень в кармане весь день. А карман зашью, чтобы никакой вор не смог запустить туда руку.

Прежде чем положить бриллиант в карман и взяться за иголку с ниткой, я поднесла его к свету. Лучи солнца, висевшего низко над волнами, лились в иллюминатор, окрашивая каюту в тёплые бронзовые тона. В сердцевинке алмаза солнце озаряло крохотную копию нашего корабля, камень сверкал словно искрящийся яичный желток. Он был прекрасен. И всё, что я могу сказать – глядя на него, я потеряла голову. Забыла обо всём – такое он был чудо.

Вот тут-то это и произошло. Неодолимое искушение охватило меня, совсем как в номере герцогини. Безумное желание. Отчаянная нужда. Все мои помыслы сосредоточились на одном: надеть ожерелье. Примерить его. Взглянуть на себя с алмазом Тик-так на шее. Да-да, конечно, я обещала герцогине не делать этого. Но что плохого, если я его примерю? Всего лишь на секундочку. От силы – на минуту-другую. А потом сниму. И никто ни о чём не узнает.

Я подошла к зеркалу, держа алмаз так, что серебряная цепочка лужицей растеклась по моей ладони. Я была такая красавица в своём новом платье! Тёмные волосы, заплетённые в тугую косу, выглядели просто очаровательно. Я взяла ожерелье, поднесла его к себе и расстегнула замочек, глядя в зеркало. Алмаз Тик-так покачивался у моей груди будто маятник. Руки дрожали. Во рту пересохло. В голове клубилось ощущение лёгкости.

Преисполнившись решимости, я застегнула замочек. Ожерелье легло вокруг моей шеи. Я чувствовала его тепло сквозь платье.

Алмаз Тик-так засветился ровным серебряным светом. А потом начал пульсировать. Я чувствовала его биение кожей. Сначала оно было неровным, лишённым ритма. Потом успокоилось. Не уверена, но, кажется, оно подстроилось под биение моего сердца.

Камень затуманился, сияние потускнело.


Ту-дум. Ту-дум. Ту-дум.

В каюте вдруг стало ужасно жарко. И тесно. Я набрала полную грудь воздуха. Вдох дался мне с трудом. Голова определённо кружилась. Или это кружилась каюта? Камень пульсировал, его сердцевина заполнялась туманом.

Туман сгустился и потемнел словно грозовая туча, потом рассеялся.

Вместо него я увидела движущуюся картинку.

Младенец. Младенец смотрел вверх и смеялся.

Мгновение – и ребёнок стал старше. Теперь это девочка. Тёмные волосы заплетены в две косички, яркие голубые глаза. Но бледная. Некрасивая. Она плачет. Сидит у окна и не понимает, почему её бросили в этом ужасном месте. Вот она становится старше. Ей уже одиннадцать или двенадцать лет. Она одета горничной. Подаёт чай в богатом доме.

Потом сверкающая дымка затянула всё, и девочка исчезла.

Этой девочкой была я.

Из камня ударил яркий луч света, словно от прожектора. Он словно тянулся ко мне.

Пожирал меня.

И мир исчез.

Всё поглотила тьма.


Тук-тук-тук.

Дверь.

Кто-то стучал в дверь. Я открыла глаза и моргнула. Голова болела. Я лежала на полу каюты, яркое солнце за иллюминатором пронизывало тесное помещение. Сощурившись, прикрыв глаза ладонью, я медленно поднялась на ноги.

Тук-тук-тук.

– Минутку! – крикнула я.

Ощущение было такое, будто кто-то вытащил мой мозг из черепа, поиграл им в футбол, а потом затолкал обратно как попало. Должно быть, я переволновалась. С девушками в романах такое случается то и дело.

Тук-тук-тук.

Я быстро одёрнула платье, глубоко вдохнула и уже взялась было за ручку двери, как спохватилась – ожерелье! Оно по-прежнему было на мне! Я расстегнула цепочку и спрятала ожерелье в карман платья.

И открыла дверь.

– Меня зовут Джеральдина Олвейс, – представилась несколько чопорная особа в коричневом платье и перчатках в тон. – Моя каюта как раз по соседству с вашей. Я услышала глухой удар за стенкой и забеспокоилась. С вами всё в порядке?

У неё были заурядные каштановые волосы, зачёсанные назад. Круглые очки. Прекрасные зубы. Она мне сразу понравилась.

– Всё хорошо, – сказала я. – Я просто уронила… сумку. Да, мой саквояж. Должно быть, этот шум вы и слышали.

Джеральдина Олвейс встала на цыпочки (она была невысокого роста, но не коротышка) и заглянула в каюту мне через плечо:

– Вы путешествуете со своей семьей?

– О боже, нет, – отозвалась я. – Мой отец сейчас в Монголии, охотится на трубкозубов. А я возвращаюсь в Англию, чтобы провести лето у бабушки. Она жуть какая противная.

– Вы должно быть, думаете, что я ужасно назойливая, раз постучалась к вам и отвлекаю, – робко пролепетала мисс Олвейс.

– Да, дорогуша, именно так я и думаю.

Мисс Олвейс рассмеялась, немало удивив меня:

– Видите ли, я, как и вы, тоже путешествую одна – и нахожу это невыносимо скучным. Как вас зовут?

– Айви Покет.

– Что ж, Айви Покет, придётся нам сдружиться на время путешествия. У нас просто нет выбора.

Так и вышло.

Бедняжка была писательницей. Её первая книга называлась «Знаменитые привидения Шотландии и Уэльса», но успеха не имела. Продали всего тридцать шесть экземпляров. Целый год мисс Олвейс ездила по разным странам с ужасающе непопулярными лекциями о забытых мифах и легендах – про́клятые верования, сокрытые миры, мстительные боги и всё такое. Теперь мисс Олвейс возвращалась в Англию, чтобы ухаживать за своей больной матушкой. Моя новая подруга оказалась женщиной добросердечной и чудовищно заурядной. Но поскольку у меня широкая душа и все задатки прирождённого миссионера, я делала всё возможное, чтобы развлечь её во время плавания.

В первый вечер нашего знакомства мы с мисс Олвейс вышли прогуляться при луне по верхней палубе. Мы только что невыносимо скудно поужинали (после давешнего колдовского обморока я была голодна как небольшая армия). Я развлекала её беседой о бесчисленных приключениях своих родителей. Они были картографами – отправлялись в самые потаённые уголки мира и наносили на карты неизведанные долины, ущелья и горы. Где они только не побывали! Чего только не делали! Откапывали мумии в Египте… Прорубали новые тропы в непролазных джунглях Амазонки… Мисс Олвейс слушала истории о приключениях моих родителей как зачарованная. Я, впрочем, тоже. Ведь, как-никак, и я слышала их впервые.

Да, я знаю, лгать нехорошо. Но что ещё мне оставалось? О своих родителях я не знала ровным счётом ничего. Всё, что мне было известно – это что какая-то суровая на вид леди однажды привела меня в «Харрингтонский приют для нежеланных детей» в Лондоне и оставила там. Мне было пять лет. Мои воспоминания о том, что было со мной до того, как я очутилась в приюте, покрыты мглой. Но я убеждена, моя жизнь была полна чудесных приключений.

– Родителями надо дорожить, Айви, – серьёзно сказала мисс Олвейс. – Вот почему я так спешу вернуться домой. Из-за моей матушки. Она очень больна. – Она остановилась, положив руки на ограждение. Позади нас на тёмной глади моря играла серебром лунная дорожка. – Могу я доверить тебе один секрет, Айви?

– Вы просто обязаны, – сказала я.

– Я купила в Париже особенный подарок для мамы, – прошептала она. – Кольцо с бриллиантом. Папа не мог себе позволить такое, когда они только поженились. Но маме всегда хотелось.

– Наверное, оно до неприличия дорогое? – предположила я.

– Просто ужасно дорогое, – призналась мисс Олвейс. Она наклонилась ближе ко мне. – Возможно, ты сумеешь мне помочь, Айви. Я никак не могу придумать, куда бы спрятать кольцо, пока мы в море. Нужно какое-то такое место, где никто не догадается искать. А я ничего не могу придумать. Мне никогда не давались такие задачки.

Я огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает.

– Хоть мне и не следует вам это говорить, мисс Олвейс, – произнесла я, – но я и сама везу бриллиант. Очень редкий. Единственный в своём роде.

– Правда? – Писательница посмотрела на меня с великим изумлением.

– Никто не знает об этом, – сказала я. – Даже капитан.

Возможно, моё решение рассказать о камне выглядит не слишком умным. Но я превосходно разбираюсь в людях и сразу поняла, что могу доверять мисс Олвейс. Ну что плохого можно от неё ожидать? Она же пишет книги.

– Откуда у тебя эта драгоценность? – с искренним интересом спросила моя задушевная подруга.

– От одной старой жирной герцогини, – жизнерадостно ответила я. – Она всецело на меня положилась. Её последним желанием перед смертью было, чтобы я лично вручила бриллиант Матильде Баттерфилд в Баттерфилд-парке. Никому, кроме меня, герцогиня не могла доверить такое важное поручение.

– Тогда ты понимаешь, как я волнуюсь. Ведь бриллианты так дорого стоят. – Мисс Олвейс облизнулась (вероятно, её губы пересохли из-за солёного ветра). – Но как же ты догадалась, где можно спрятать ожерелье герцогини?

– Элементарно, дорогуша, – ответила я. – Я всегда ношу его при себе.

Невинные глаза мисс Олвейс вспыхнули:

– Ты хочешь сказать, что алмаз Тик… – Тут она внезапно закашлялась. Наверное, оса или какой-то гадкий морской жук попал ей в глотку. – Бриллиант сейчас с тобой?

– Да.

Она посмотрела на меня с живейшим любопытством:

– Можно спросить, где ты его носишь?

Что за незамутнённое простодушие!

Я тихонько засмеялась.

– Он у меня в кармане, а карман накрепко зашит, – пояснила я. – Так что никто не сможет незаметно для меня добраться до камня!

– А ночью? – спросила мисс Олвейс. – Куда ты его прячешь, когда ложишься спать?

– Под подушку, дорогуша, – ответила я. – Я сплю очень чутко. Если кто-нибудь попытается добраться до камня, я тут же проснусь и отделаю их так, что родная мать не узнает. И ещё я подпираю дверь.

Мне показалось, что вид у мисс Олвейс сделался несколько разочарованный. Но это наверняка была лишь игра моего воображения. Подруга тут же решила посвятить меня в свой секрет ещё глубже (ну что за милая доверчивая глупышка!).

– Кольцо для моей матушки… – прошептала она. – Хочешь взглянуть на него?

Должна признаться, за исключением алмаза Тик-так бриллианты меня мало волновали. Но ради нашей дружбы я постаралась изобразить заинтересованность.

– С превеликим удовольствием, – сказала я.

Каюта мисс Олвейс оказалась точь-в-точь как моя. Только там было темнее – комнату освещала лишь свеча на прикроватном столике. Старательно заперев дверь, моя подруга пригладила свои тусклые волосы, поправила очки на носу и глубоко вдохнула. Потом открыла саквояж и достала оттуда толстенную книгу о Древней Греции. Я испугалась, что она собралась почитать мне что-то историческое, но, к счастью, оказалось, что содержание книги куда интереснее. Внутри в толще страниц был прорезан тайник, и в нем лежала маленькая красная коробочка. Мисс Олвейс достала коробочку и, затаив дыхание, открыла крышку.

– Вот оно, – проговорила она дрожащим от волнения голосом.

– Ой, какая прелесть! – воскликнула я.

Хотя ничего прелестного в этом кольце не было – маленькое, скучное. Тонкий золотой ободок. Крохотный бриллиантик. Видала я и пылинки, которые сверкали ярче. Но как задушевная подруга я вынуждена была притворяться восторженной. Я ахала и охала. Говорила приличествующие случаю комплименты. Заявила, что её матушка просто умрёт от счастья, когда увидит подарок. Что оказалось бы совсем не кстати – она ведь и так нездорова. Но мисс Олвейс, похоже, было приятно услышать всё это.

Но потом улыбка сползла с её лица.

– Должно быть, моё кольцо выглядит совершенно заурядным по сравнению с твоим бриллиантом, Айви. Можно… – Она покачала головой. – Нет, было бы ужасно невежливо с моей стороны просить тебя…

– О чём? – спросила я.

– Я хотела попросить тебя дать мне взглянуть на него, – застенчиво сказала мисс Олвейс. – Прости меня, пожалуйста. Я не должна просить о таком.

Разумеется, я поклялась не показывать камень никому. До самого бала в честь дня рождения Матильды. Но мисс Олвейс была всего лишь добродушная дурочка. Что плохого в том, что она посмотрит?

– Подойдите ближе, и я покажу вам, – тихо сказала я.

Мисс Олвейс придвинулась ко мне, спрятав руки за спиной.

– Только если ты точно этого хочешь, – сказала она с умилительной настойчивостью.

Она стояла близко-близко. Когда я обернулась, чтобы поискать на прикроватном столике ножницы, то почувствовала её дыхание на своей шее.

– Ты не представляешь, как много это для меня значит, Айви, – призналась мисс Олвейс. – Тебе этого никогда не понять.

– Не переживайте так, дорогуша, – посоветовала я, распутывая руками маленькие стежки. – Это всего лишь дурацкий бриллиант. Хотя, должна признать, на мне он смотрелся великолепно.

Когда я обернулась, рука мисс Олвейс летела ко мне. В ней было зажато что-то блестящее, оно отразило свет свечи и на миг ослепило. Оно мчалось прямо на меня, со свистом рассекая воздух. Я и дернуться не успела. И так же внезапно рука мисс Олвейс застыла. В ней были ножницы. И они были направлены прямо мне в сердце. Что выглядело несколько пугающе.

– Мисс Олвейс?

Бедняжка казалась совершенно сбитой с толку. Тихий возглас изумления сорвался с её губ. Ножницы едва не выпали из руки.

– Что… что ты сказала?

– Осторожнее с ножницами, дорогуша, – посоветовала я, насупив брови.

Мисс Олвейс залилась краской. Опустила глаза на злополучные ножницы:

– О боже… Да, конечно. Я нашла их на письменном столе. И так торопилась передать тебе, что чуть было… Ох, Айви, умоляю, прости меня. Это всё, должно быть, от волнения.

Я взяла у неё ножницы:

– Да, дорогуша, вы ужасно впечатлительны.

– Айви, ты сказала, что примеряла ожерелье?

Я кивнула, начиная резать стежки:

– Всего на секундочку. Не вижу в этом ничего страшного. Правда, потом я потеряла сознание и очнулась только от вашего стука в дверь.

– Не… не могу поверить, – пробормотала она.

– Ой, да всё уже хорошо, – браво сказала я. – Камень, как я уже говорила, целёхонек, а обморок продолжался всего лишь минуту или две.

Мисс Олвейс натянуто улыбнулась:

– Ты не перестаёшь меня удивлять, Айви!

Покончив с самодельным швом, я сунула руку в карман, чтобы достать ожерелье. И вдруг рука мисс Олвейс, будто атакующая змея, метнулась ко мне и схватила за запястье.

– Не надо! – сказала она.

– В чём дело, дорогуша?

– В коридоре какие-то голоса! – Мисс Олвейс в тревоге покосилась на дверь.

– Наверняка пассажиры просто идут по своим делам. – Мне уже не терпелось показать алмаз мисс Олвейс – во мне теплилась надежда, что она буквально лопнет от восторга (что было бы, конечно, прискорбно, но зато какое приключение!). – Не волнуйтесь, дорогуша. Нам совершенно ничего не грозит.

Но мисс Олвейс не пожелала мне верить. Только что она аж истекала слюной, мечтая увидеть камень, а теперь отказывалась даже одним глазком взглянуть на него. Сказала, посмотрит как-нибудь в другой раз. И поспешно выпроводила меня из своей каюты, пожелав спокойной ночи.

– И вот ещё что, Айви, – напутствовала она меня, выталкивая в коридор. – Не забудь хорошенько запереть дверь. С таким бриллиантом надо соблюдать крайнюю осторожность. Воры повсюду. Ты ведь будешь осторожна, Айви?

Прежде чем я успела ответить, мисс Олвейс захлопнула дверь.


На следующий вечер, не дожидаясь ужина, я отправилась на поиски еды. Я была голодна, как никогда в жизни. И хотелось мне довольно-таки странного. Например, во мне проснулась любовь к картошке. Сырой. И капусте. Увы, всё, что мне удалось найти в опустевшей комнате для чаепития, это половина клубничного торта со взбитыми сливками и два чёрствых скона[1]. Впрочем, и они оказались по-своему восхитительны.

Когда я возвращалась к себе в каюту, чтобы немного освежиться, то стала невольной свидетельницей удивительного происшествия. Повернув за угол и оказавшись в узком коридоре, ведущем к моей каюте, я увидела в его дальнем конце мисс Олвейс. Она стояла спиной ко мне, наклонив голову. А перед ней я разглядела низенькую фигурку в коричневой хламиде с капюшоном, напоминающей рясу. Мисс Олвейс отчасти загораживала от меня фигурку, но, насколько я могла видеть, они были погружены в беседу. Мисс Олвейс и монах… Чрезвычайно низкорослый монах…

– Мисс Олвейс! – окликнула я.

Она подняла голову и обернулась, одновременно хлёстким движением взмахнув рукой. И в то же мгновение фигурка монаха исчезла. Словно растворилась в воздухе. Выглядело это в высшей степени странно.

Мисс Олвейс поспешила ко мне навстречу.

– Ты такая бледная, Айви, – сказала она. – Что случилось?

– С кем это вы беседовали, дорогуша?

– Беседовала? А-а, это… – Мисс Олвейс улыбнулась и всплеснула руками. – Просто какой-то пассажир заплутал в коридорах. Я помогла ему найти дорогу к его каюте.

– Он был так странно одет, – заметила я.

– Правда? – Мисс Олвейс взяла меня под руку и повела по коридору. – Признаться, для меня, Айви, все пассажиры почти на одно лицо.

– Но его ряса прямо как будто из Средних веков, – сказала я. – И он был ужасно маленький.

Мисс Олвейс остановилась. Пощупала мой лоб. Нахмурилась с превеликой озабоченностью:

– Ты плохо выглядишь и говоришь невпопад. Джентльмен, с которым я разговаривала, был в смокинге. – Она с мрачным видом кивнула. – Боюсь, у тебя тяжёлый случай морской болезни, Айви. Она обычно даёт о себе знать галлюцинациями – а они у тебя уже начались – и резкими перепадами аппетита. Ты не заметила за собой никаких необычных желаний по части еды?

Разумеется, я заметила. Зверский голод и всё такое.

– Вроде бы нет, дорогуша.

– Ты вся красная, и лоб у тебя ужасно горячий, – сказала мисс Олвейс.

Неужели? Похоже, все признаки болезни налицо. Мне страшно хотелось есть, и мне только что померещился карлик в капюшоне.

– Возможно, вы правы, дорогуша, – признала я, когда мы поднимались по лестнице в столовую.

За ужином мисс Олвейс впилась в меня как клещ, желая узнать всё о моих ближайших планах. Не только о том, как я собираюсь доставить алмаз Тик-так Матильде Баттерфилд, но и о том, где живёт моя бабушка (я сказала ей, что остановлюсь в Лондоне у бабушки Покет, прежде чем отправиться в Баттерфилд-парк). Я испытывала некоторые затруднения с ответом, поскольку у меня не то чтобы не было бабушки…

Естественно, я нашла, что сказать.

– У моей бабушки несколько домов в городе, – с готовностью поведала я. – И никто никогда не знает, в котором из них она будет ночевать. Она у нас слегка того, но мы всё равно её нежно любим.

Лицо мисс Олвейс приняло озабоченное выражение. Лишь на миг.

– Я спрашиваю потому, что сама буду вынуждена задержаться в Лондоне на несколько часов, чтобы встретиться с моим издателем. И была бы рада навестить тебя.

– Звучит заманчиво, дорогая, – сказала я. – Но ничего не выйдет. Бабушка терпеть не может гостей.

Мисс Олвейс дала мне адрес своего издателя. Едва ли не умоляла меня написать ей сразу же, как только станет ясно, где я буду жить. Я обещала, что напишу.


На следующее утро, едва рассвело, наш огромный корабль нырнул под покров тумана, окружавшего место нашего назначения. «Британия» вскоре должна была бросить якорь в доке Короля Альберта. Мисс Олвейс, похоже, страшила перспектива скорой разлуки со мной. В выходном алом платье она выглядела недурно, но на её бесцветном лице застыло выражение тоски и подавленности. К моему удивлению, она заявила, что это я выгляжу усталой, и принялась убеждать меня отдохнуть в Лондоне несколько дней, прежде чем отправляться в дальнейший путь. И ещё раз попросила написать ей и сообщить мой лондонский адрес.

Мы стояли на палубе и смотрели, как на горизонте показался город. Вот он всё ближе и ближе…

– Может быть, выпьем чаю в салоне, прежде чем сойти на берег? – предложила я в уверенности, что мисс Олвейс ухватится за эту возможность.

Но, как ни странно, она отказалась:

– У меня срочная встреча с издателем, он ждёт у причала. Ему не терпится услышать о забытых мифах и легендах.

Мы попрощались. Мисс Олвейс плакала. Я притворилась, что тоже плачу. Это было так трогательно!

Час спустя я была готова ступить на берег: саквояж в руке, алмаз Тик-так в кармане – и весь Лондон в моём распоряжении. Прежде чем сойти, я обернулась бросить последний взгляд на корабль. Он был великолепен. К сходням выстроилась длинная очередь, и я присоединилась к ней. Дело шло медленно. Я посмотрела вниз и увидела, как сквозь толпу пробирается чёрный экипаж, запряжённый четвёркой лошадей. У здания морского вокзала возница резко натянул поводья. Тёмные занавески на окнах были задёрнуты. Возница низко надвинул шляпу на глаза. Всё это выглядело в высшей степени интригующе. Я стала ждать, кто же появится из загадочного экипажа. Но никто так и не вышел.

Очередь двинулась вперёд, и я в толпе возбуждённых пассажиров сошла с корабля. Я бы и забыла про большой чёрный экипаж, если бы моё внимание не привлекло что-то ярко-красное. Платье. Алое платье. Его обладательница спешила к чёрной карете. И не одна. Я остановилась и уставилась на них, не в силах отвести глаз. Когда они подошли, дверца экипажа отворилась. Знакомая мне по встрече в коридоре крохотная фигурка в коричневой рясе вскарабкалась по ступенькам первой.

За ней быстро последовала мисс Олвейс.


1

Сконы – традиционная британская выпечка, маленькие хлебцы быстрого приготовления. Обычно их подают к чаю и едят с маслом или вареньем. (Здесь и далее примеч. перев.)

Только не Айви Покет!

Подняться наверх