Читать книгу Буриданы. Европа - Калле Каспер - Страница 7

Дача Вальдека находилась посреди деревни, это было одноэтажное дощатое строение вроде сарая – но какие особые требования можно предъявить к дому, которым пользуются не больше, чем полтора месяца в году? Даже вожди местного ЦК отдыхали в весьма скромных коттеджах, чего же ожидать от временной крыши доцента экономического факультета Тартуского государственного университета, не доломитных же стен и черепичной крыши, как в таллинском старом городе? Подобную помпезность могли позволить себе очень немногие, в основном, директора межколхозных строительных контор и опытно-показательных совхозов – сливки советского общества, да и они оформляли эти современные замки не как свое личное имущество, а как дом отдыха возглавляемого ими предприятия – надо быть осторожными, эстонцы всегда слыли народом доносчиков. Так что вигвам Вальдека был еще хоть куда, стены, правда, пропускали ветер, но это могло доставлять неудобства разве что осенью, когда через остров проходили такие бури, которые мужчин послабее сносили с ног, а сейчас, летом, немного сквозняка было даже кстати, крыша же, пусть и сделанная из щепок, была недавно отремонтирована и держалась хорошо, в этом Пээтер смог убедиться на прошлой неделе, когда два дня подряд лил дождь. Прочие блага цивилизации, кроме разве что электричества, отсутствовали вовсе, в доме не было ни газа, ни горячей, ни даже холодной воды, которую приходилось таскать из колодца, не было и канализации, если не считать за таковую водруженный посреди двора сортир, но Пээтер привык к аскетичным условиям, холодную воду он носил ведрами уже в Паганамаа, а горячей не было и в той мастерской, где они с Маргот ютились в первый год их сосуществования, что же касается удовлетворения обратных потребностей, то ничего страшнее общего туалета в университетском общежитии нельзя было придумать. К тому же, географическое расположение дачи компенсировало все неудобства, поскольку более романтичное местечко, чем остров Рухну, по крайней мере, на территории Эстонской ССР, найти было невозможно, рядом с ним тускнела даже Паганамаа со своими озерками. Подумать только, кругом на несколько десятков километров одно море и ничего кроме моря, только, возможно, какие-нибудь Азоры могли быть еще более одинокими и величавыми, но до них надо еще добраться, для чего необходимо сперва раздобыть выездную визу, а ее Пээтеру никто не дал бы, его не пустят даже в Болгарию, пока не будет снят партийный выговор. Конечно, Советский Союз действительно был широк и просторен, и, если немного знать географию, можно было в разных его концах, в тайге и пустыне, тундре и кавказских горах находить прекрасные безлюдные места, да и островов в нем хватало, правда, на некоторые, как, например, на Новую Землю, въезд был запрещен из-за военных баз, но, например, Камчатка со своими сопками и особенно, Курилы, наверняка могли бы в какой-то другой момент жизни заинтересовать Пээтера, однако поскольку они находились еще дальше от Таллина, чем Азоры, то без командировки Союза писателей, и точно не фиктивной, туда никак не доберешься. Что же касалось других эстонских островов, то их было немало, начиная с Сааремаа, где Пээтер бывал несколько раз, и кончая, к примеру, Найссаар, куда его не пускали почти по тем же причинам, что на Новую Землю, но все они были заселены, цивилизованы и вовлечены в кровообращение союзной республики, Рухну же был диким, в любом смысле, и это относилось не только и даже не столько к природе. Да, тут спокойно бегали косули, устраивали шумные свадьбы лисы и вылезали зимой из проруби на солнышко тюлени, и говорили даже, что еще несколько лет назад местные охотники были по горло заняты истреблением пришедшей по льду на остров стаи волков, но дикие звери жили и в других местах Эстонии, даже медведи, которых на Рухну не водилось. Так что по одной природе Рухну чем-то необычным считать не приходилось, пусть и иногда, собирая чернику, видишь сквозь заросли папоротника, как мелькнет пятнистый зад косули, или узнаешь, что хорек придушил курицу соседки, подумаешь новости, да и лес, местами довольно густой, нельзя было сравнить с тайгой, такой весьма обычный смешанный лес, куда лесоводы приезжали высаживать привезенные из дальних стран неведомые ранее в этих краях виды, предпочитавшие более мягкий климат, чтобы те привыкли к местным условиям, после чего, возможно, удастся пересадить их уже на просторы, или, вернее, на узость материковой Эстонии. Большая часть острова была и вовсе голой, в море плавали отнюдь не киты и кальмары, а самые обычные угорь, лосось, сиг и судак – намного интереснее было то, что каждый островитянин мог, не боясь инспекторов, выйти на лодке в море и забросить сеть, чтобы выловить сколько угодно этих самых лосося, сига и судака, или поставить на все лето в низкой воде в других местах совершенно запретное средство, мережу для угря, или прорубить зимой две проруби, провести подо льдом сеть из одной в другую и ждать, пока придурок-лосось не попадется – этот вид браконьерства Пээтер видел собственными глазами прошлой зимой, когда ездил на Рухну писать последние рассказы для своего сборника, и в этом было что-то уже действительно дикое, ибо в любом другом месте за подобные деяния наложили бы хороший штраф, а то вовсе посадили бы размышлять над тем, что разбойничья романтика и социализм – два несовместимых явления. Да, на Рухну не было советской власти. То есть, в каком-то смысле она, конечно, была, тут тоже всем ведал сельсовет, и во главе этого сельсовета стоял председатель, он же по совместительству уполномоченный КГБ (секрет Полишинеля, и, кстати, иных секретов кроме полишинелевских на Рухну вообще не знали), был и милиционер, которого изображал брат того же председателя, существовала и пожарная охрана, и у нее даже имелась пожарная машина, которой начальник аэродрома, он же глава пожарной службы, пользовался, чтобы ездить на работу (первую), когда его мотоцикл был не в порядке, или когда ему хотелось повыпендриваться перед гостями с материка – но это все, как говорят философы, было только видимостью, как и школа, дом культуры и еще некоторые якобы доказывавшие присутствие цивилизации декорации, как, например, почтамт и магазин – в школе работал один учитель, ходило туда три ученика, в доме культуры дважды в году устраивались танцы, а на почтамте с понедельника до пятницы принимали почту – но только принимали, а не выдавали, поскольку для того, чтобы что-то выдавать, надо это сначала получить, а на Рухну в плохую погоду не летал самолет и не ходил пароход. Если летом сообщение с материком было еще более-менее сносным, трижды в неделю прилетал из Пярну кукурузник с дюжиной пассажиров, почтой и кое-какими товарами, а пару раз в месяц у пристани швартовалась моторная лодка с мешками муки и сахара, то с осени, когда начинали дуть ветры, авиарейсы становились совсем уже нерегулярными, да и пароходам не нравилось штормовое море, а еще меньше им нравился лед, так что через некоторое время этот вид транспорта вообще отпадал, и часто случалось, что Рухну оказывался отрезанным от прочего мира на две, а то и на три недели. И как ты тогда гарантируешь полное удовлетворение потребностей советских граждан, если не можешь к этим гражданам приблизиться? Вот почему рухнусцам был, так сказать, дан карт бланш – мы вам не мешаем, ловите свою драгоценную рыбу, что-то вы ведь должны есть, но тогда не жалуйтесь, если в магазине иногда нет таких товаров первой необходимости, как колбаса и творог. Рухнусцы и не жаловались, они привыкли даже к тому, что на острове не продавался хлеб, главное, что продавали ржаную муку, из нее каждая хозяйка пекла уже сама. Что такого особенного в продаже ржаной муки, что надо это отмечать отдельно, может спросить неискушенный читатель. А то, что во всех прочих местах Советского Союза, эту муку частным лицам не продавали по той простой, или, вернее, сложной, если думать в категориях экономической науки, причине, что мука эта была дешевая, намного дешевле себестоимости, и безответственные граждане могли кормить ею домашнюю скотину – мера, кстати, все же недостаточная, поскольку теперь умные деревенские женщины откармливали свиней хлебом.