Читать книгу Белый олень - Кара Барбьери - Страница 4

Какими бы кровожадными монстрами ни были собравшиеся в зале гоблины, они удивительно спокойно восприняли падение короля на залитый кровью и расколотый пол. Вернее, уже бывшего короля. Я не заметила, кто перерезал ему горло, но глубокая зияющая рана не оставляла сомнений в его смерти. Ссадины на моей коже от этого зрелища заболели лишь сильнее.

Лидиан и Сорен еще минуту мерили друг друга взглядами, постепенно обретая нечеловеческую красоту, пока наконец медленно не разошлись в разные стороны. Дядя щелкнул напоследок зубами, на что племянник издал неприязненный рык, а затем отошел назад, держась за обожженное плечо. Ухмыльнувшись мне, Лидиан исчез.

Место нашей схватки было залито моей кровью. Куски сырого мяса и прочие деликатесы с того стола, на который я запрыгнула, валялись по всему полу, их резкий медный запах заставил меня поморщиться. Прижав одну руку к ране на груди, чтобы унять кровотечение, я потянулась другой за железным гвоздем и снова заткнула его за пряжку сапога.

Сорен задумчиво смотрел на мертвого короля. Я же молча встала рядом, надеясь, что хозяин заметит меня раньше, чем я потеряю сознание. Он иногда забывал, что, несмотря на подаренную мне землями Пермафроста возможность навсегда оставаться семнадцати зим от роду, я все же обычная смертная. Смертная, которая на данный момент истекала кровью.

Сто лет. Прошло уже сто лет, а он по-прежнему так со мной поступает.

Несмотря на попытки держаться спокойно, меня била сильная дрожь. Древняя традиция являться к королю безоружными не сумела спасти ему жизнь. И мне ничем не помогла.

В конце концов Сорен обернулся и окинул меня испытующим взглядом. Глаза хищника внимательно осмотрели мое окровавленное тело. Когда я издала нервный смешок, одна из бровей слегка изогнулась.

– Ты принесла железо в самое сердце Пермафроста. – Тон его голоса и выражение лица дополняли то, что не было произнесено вслух: ты, вероятно, сошла с ума, а если и нет, то близка к этому.

Он был прав, но когда меня вообще считали нормальной?

– Ты не говорил, что это запрещено. – Внезапно мне совсем расхотелось смеяться.

– Я сказал, что можно захватить лишь подарок. – Его взгляд ничуть не смягчился.

– Но ты не уточнил, какой именно. Это твоя промашка, а не моя.

– Правда. – Уголок губ Сорена приподнялся в едва заметной улыбке. – С твоей стороны это был достаточно разумный поступок. – Мне кажется или в его голосе действительно проскользнул намек на удовлетворение?

– Разумный?

В этот раз улыбка проступила заметнее. Надо же, улыбка.

– Разумный. Изобретательный. Немногие люди на твоем месте сообразили бы так поступить, но после твоего разоблачения… – Он провел рукой по волосам.

Я зашаталась. Не знаю, сколько крови я потеряла, но круги перед глазами подсказывали: много. Голос Сорена и зал то приобретали четкость, то снова расплывались. Но когда я постаралась сосредоточить взгляд на хозяине, то сразу поняла, что это плохая идея. От того, как он смотрел на меня, я похолодела: его обычная апатия и скука исчезли, сейчас он казался искренне взволнованным. «О чем ты только думала? На самом деле?» – эхом раздавался в голове его голос.

– Признай, Яннеке, что если бы тебя уличили в проносе железа на территорию королевского дворца, то могли бы казнить. Да и меня тоже. Не слишком обдуманный риск.

– Почти уверена, ты что-нибудь придумаешь. Ваш народ славится извращенной логикой, – хмуро заявила я.

– Поделись своими соображениями, пожалуйста. – Не дав увести разговор в сторону, Сорен подкрепил просьбу широкой улыбкой. Я лишь сглотнула.

– Ну, будучи рабыней, я не должна была общаться с другими гоблинами, приносившими обеты верности, за исключением вынужденной драки. По правде, я вообще не ожидала, что окажусь здесь. А если бы я вступила в схватку на землях Пермафроста, в том числе и во дворце короля, то к ситуации можно было бы применить закон зимы, распространявшийся на смертельные поединки. Победитель бы остался в живых, и долг, таким образом, был бы уплачен. Железо дало бы мне преимущество в сражении с любым противником, а если бы я проиграла, что ж, твоим владениям это не принесло бы вреда, так как согласно зимнему закону моя смерть послужила бы достаточной компенсацией.

Сорен удивленно вскинул брови.

– Ты дрожишь, – он произнес это так, будто только сейчас заметил проблему. – Продолжим обсуждение позднее.

Наконец-то! Облегчение было так велико, что колени подкосились. Я попыталась сделать шаг вперед, однако силы окончательно меня покинули и я осела на пол.

На полпути меня подхватили холодные сильные руки, которые с легкостью подняли мое окровавленное тело. Следующие слова прозвучали очень тихо, но, так как голова моя покоилась на груди Сорена, я прекрасно их расслышала:

– Это все меняет.

Затем я погрузилась в темноту.

* * *

Когда я пришла в себя, то оказалась уже не в зале для приемов. Помещение было абсолютной его противоположностью, почти полностью лишенное украшений. Стул рядом с моей постелью на данный момент пустовал. Я лежала на возвышении, покрытом меховыми шкурами – волчьими, тигриными, рысьими, медвежьими, – но они были разбросаны вокруг моего обнаженного тела, никак не выполняли своего предназначения и не согревали меня. Воздух был ледяным, но как только я потянулась, чтобы накрыться одной из волчьих шкур, чья-то рука толкнула меня обратно.

Таня, целительница Сорена, смотрела на меня, стоя у возвышавшегося изголовья. Ее земляничного цвета волосы были собраны в хвост за спиной, однако пара прядей выбилась и прилипла к ее лицу, покрытому кровью. Меня всегда удивляло, насколько же они непохожи с племянником! Ярко-красный оттенок ее шевелюры довольно странно сочетался с темной кожей, но, на удивление, очень ей шел. Глядя на голубовато-серую, практически прозрачную кожу, фиалковые глаза и длинные белоснежные волосы ее племянника, было сложно представить, что они могли быть кровными родственниками.

Таня откинулась назад, осматривая меня внимательным взглядом. Кажется, увиденное не слишком вдохновило ее.

Я постаралась усилием воли отогнать охвативший меня жар смущения: ни одному гоблину я не позволяла видеть себя обнаженной, даже целителю.

Однако боль и головокружение от потери крови исчезли, а на месте ран теперь красовались новенькие блестящие шрамы. «Отлично дополнят мою увеличивающуюся коллекцию», – ядовитым дождем окатила меня мысль.

– Неплохо тебя потрепали в драке, – отметила Таня. Ее тон был резковатым и деловым, с обычными для нее прохладными нотками. Секундная гримаса неудовольствия, ранее промелькнувшая на ее лице, теперь сменилась бесстрастным выражением, по которому ничего невозможно было прочитать. Так не похоже на беспокойство Сорена – последнее, что я запомнила перед тем, как потерять сознание. Это воспоминание заставило мой желудок тревожно сжаться. Должно быть, я ошиблась. Гоблины могли испытывать ярость и боль, вину и удовольствие, но без тех глубоких оттенков, которые были доступны людям. По большому счету, эти монстры могли игнорировать эмоции так же легко, как жужжание мухи.

Но то, как он смотрел на меня и говорил… Казалось, он был обеспокоен, словно в наших отношениях что-то изменилось. Я не была идиоткой и понимала, что, как бы ни было приятно пользоваться преимуществами социального положения рабыни, мы с Сореном не являлись друзьями. По крайней мере, с моей точки зрения. Не считая уроков по сарказму.

– Мне кажется, я легко отделалась по сравнению с противником, – отозвалась я.

– Согласна, – с легкой задумчивостью кивнула Таня, сев на пустовавший стул. – Если учесть, что ты накинулась на Лидиана с железным гвоздем посреди королевского дворца, ты точно легко отделалась.

Слова целительницы чуть не заставили меня застонать. И зачем я вообще разбрасываюсь саркастичными замечаниями? Никто из гоблинов не в состоянии их понять.

Когда я попыталась сесть, то получила в ответ очередной тычок и решила испробовать другой подход.

– Где это я?

– Охота началась, – сказала Таня. – Нам придется остаться во дворце, пока Сорен не прикажет выступать.

– Он разве еще не отправился? – Охота. Я судорожно сглотнула.

– Племянник пока решает, кого и что взять с собой. – Она вытянула ноги и скрестила в лодыжках. – А еще он постарается устранить соперников, которые пока во дворце.

Мне нечего было ответить. Может, я никогда не была раньше свидетелем Охоты, но прекрасно понимала, насколько высоки ставки. Все понимали.

– Как считаете, он может победить? – спросила я и тут же прикусила язык. Как будто она могла ответить мне что-то помимо «да». Таня поднялась на ноги.

– Мне кажется, у него на уме сейчас не только победа. – Не оглядываясь, она пересекла комнату и подошла к двери. – Он желает видеть тебя в своих апартаментах, как только ты сможешь ходить.

Затем целительница удалилась.

Я же осталась лежать с бешено бьющимся сердцем и пыталась вспомнить об Охоте за белым оленем все, что известно. Он являлся символом могущества короля, бесспорно говорившим о том, что тот был самым сильным, самым быстрым, лучшим хищником во всем Пермафросте. Олень убегал только тогда, когда правитель становился слабым.

И погоня за ним была не простой охотой. Победителем мог оказаться только непревзойденный хищник, и лишь он мог нанести решающий удар и убить оленя. Древние силы, текущие в венах каждого гоблина, брали начало от умерщвления, и в ходе Охоты можно было обрести невиданное могущество, прикончив других соперников. Разумеется, за все приходилось платить, но обладатели огромной силы, как у Сорена и Лидиана, возглавляли военизированное общество гоблинов не без причины. Чем дольше длится Охота, тем меньше становилось претендентов на трон, но я не знала, на сколько может затянуться погоня, только то, что сильнейший из хищников убивал оленя и становился следующим королем. Это означало, что в процессе мог погибнуть не только олень, но и те, кто уже не сможет возродиться, как волшебное животное.

Если Сорен умрет… что случится со мной? Эту мысль мне не хотелось додумывать.

Я встала с возвышения и подошла к зеркалу, морщась от укусов ледяного воздуха, впивавшегося в мое тело. Несмотря на медленно угасавшую в груди боль, я выглядела неплохо. Вернее, настолько неплохо, насколько можно было ожидать в сложившейся ситуации. Еще три шрама на месте глубоких ран добавились к необычному узору из белесых полосок, струившихся по груди. На щеке также розовели заживавшие следы от когтей Лидиана, что явно не украшало внешность. Но я была жива. Этого достаточно.

Рядом с постелью я нашла охотничье облачение. Очень хорошее. Туника была из нежной шерсти цвета лесной листвы, через которую просвечивали солнечные лучи, ее так приятно и тепло было носить. Поверх нее лежала куртка из светло-коричневой кожи, достаточно мягкая, чтобы немедленно ее надеть и носить, не испытывая неудобств. В комплекте шли охотничьи штаны, изготовленные из той же мягкой кожи, что и куртка. Натянув их, я обнаружила шерстяную ткань, которой обернула ступни, обмотав до колен, затем обула сапоги. Ансамбль завершил короткий плащ из волчьего меха, который затягивался на талии и доходил почти до колен. Отражение в зеркале показало мне незнакомку: девушку с растрепанными темными волосами и глазами, чей цвет почти совпадал с туникой. Облаченная в изящные одежды, она казалась менее похожей на человека, чем мне бы хотелось. Однако вид у нее был суровый и отважный.

Я не могла понять причину, по которой мне могло потребоваться подобное облачение, изготовленное специально для гоблинов самыми искусными портными-людьми, чтобы выдержать любое сражение и охоту. Я через силу несколько раз глубоко вдохнула и почувствовала резкий приступ дурноты.

– Ты должна пойти прямо сейчас, – приказала я своему отражению. – Сорен не любит, когда его заставляют ждать.

Выпрямив спину и нацепив на лицо бесстрастное выражение, я открыла дверь и вышла в темные коридоры дворца. Сквозь дыры в потолке проникал свет и рассыпался радужными отблесками, попадая на сверкавшие кристаллы. Мерно падавшие капли помогли мне сосредоточиться и замедлить темп колотившегося сердца. По сравнению с великолепием главного зала тишина и полумрак сводчатых переходов действовали успокаивающе. Здесь я чувствовала себя в своей стихии: в темноте легко было прятаться и подслушивать, а еще ты мог заметить врагов, и они могли пройти мимо. В беспощадном свете дня солнечные лучи выявляли такие вещи, которые лучше никогда не видеть.

Я подошла к двери в комнаты Сорена, один раз стукнула и застыла в ожидании.

Деревянная створка распахнулась. Обитатель апартаментов был облачен в охотничьи одежды, почти не отличавшиеся от моих, не считая мужского покроя и вышивки, которая демонстрировала его более высокий социальный статус. Сложный узор из золотых нитей, украшавший тунику, могла выполнить только рука искусного мастерового-человека. Какая-то рабыня, вероятно, часами совершенствовала декоративные элементы, прекрасно понимая, что работает над одеждой врага.

Волосы Сорена, обычно свободно рассыпанные по плечам, сейчас были заплетены во множество затейливых косичек. Зато его глаза оказались холодными, как аметисты, чего я и ожидала. Он внимательно осмотрел меня и лишь затем встретился со мной взглядом.

– Да, – пробормотал мой хозяин тихо, будто сам себе. – Тебе очень идет.

– Благодарю. – Я склонила голову.

– Проходи. Нам многое нужно обсудить.

Я проследовала за ним, тщательно подмечая каждую деталь. Стены помещения были возведены из серого кварца, в стороне виднелся письменный стол из красного дерева, окруженный стульями, меха на спальном возвышении казались непотревоженными, а неподалеку я заметила его любимое оружие. В остальном наши комнаты были почти одинаковыми: полупустыми, с самыми необходимыми предметами мебели и лишь намеком на украшения. Я хмыкнула, отмечая ироничность.

– Увидела что-то забавное? – спросил Сорен.

– Для того, кто жаловался на скудность обстановки дворца, ты и сам не слишком много внимания уделяешь достойному декорированию помещений.

Его глаза быстро метнулись к голым стенам.

– Если бы я в каждое путешествие брал с собой все предметы обстановки, это всем бы доставляло неудобства. Особенно теперь, когда началась Охота.

И откуда же ты знал, что это произойдет? Я так и не озвучила этот вопрос.

Сорен присел на стул с одной стороны стола и махнул рукой, чтобы я последовала его примеру.

– Ты очень напряжена, – подметил он.

– А что, разве этому нет причин? – язвительно отозвалась я.

– Неужели ты не чувствуешь себя в безопасности в моем присутствии? – уточнил гоблин, задумчиво смыкая пальцы рук домиком.

– Я никогда не чувствую себя в безопасности, – с этими словами я неловко присела на другой стул.

В глазах Сорена так быстро промелькнула какая-то эмоция, что я бы не успела ее заметить, если бы специально не высматривала. Печаль? Сложно было сказать наверняка.

– Мне жаль, что ты испытываешь подобные чувства.

Действительно? Усилием воли я заставила мышцы плеч расслабиться и удивилась, насколько они затекли.

– Так зачем ты меня вызвал?

– Ты знаешь, что происходит, я полагаю? – Гоблин обнажил острые зубы в хищной улыбке.

– Насколько человек вообще может разбираться в ситуации, – отозвалась я. – Ты собираешься на охоту на белого оленя.

– И на остальных претендентов. – Улыбка исчезла. – И на всех, кто встанет на пути.

– И ты получаешь от этого удовольствие?

– Не прикидывайся, Яннеке, ты прекрасно знаешь, как это работает, даже если делаешь вид, что не в курсе.

– Я осведомлена о том, кем ты являешься и чем занимаешься. – Я вскинула подбородок. – И, понимаю, что Охота повлечет за собой множество смертей, пока олень не возродится. И почти наверняка для гоблинов удовольствие от этой мысли затмевает страх собственной смерти.

– А ты бы боялась погибнуть? – удивленно вскинул брови Сорен.

– Мне кажется, опасаться за свою жизнь в моем положении – просто потеря времени.

– Это правда, – сухо усмехнулся он, – но и про меня можно сказать то же самое.

– Ну, ты бы находился в куда большей безопасности, чем я, – протянула я, стараясь не обижаться на его ухмылку. – Ты можешь взять с собой на Охоту собак, пехотинцев, целителей и вообще кого угодно. Кроме того, немногие решились бы выступить против тебя один на один. С другой стороны, моя жизнь ценится куда меньше твоей, как и все средства, которыми я могу себя защитить.

– Это не ответ на мой вопрос.

– Нет? Это почему?

– Ты опасаешься за свою жизнь в окружении других гоблинов? В моем присутствии? – Сорен поставил на стол один локоть и оперся на него.

– Это не тот вопрос, который ты изначально задал, – указала я, подозрительно прищурив глаза. – Я умею играть словами ничуть не хуже тебя.

– Чуть хуже меня, но почти так же хорошо. – Еще один сухой смешок. – Но будь добра, подыграй мне. Так ты боишься?

Перед тем как ответить, я помолчала, обдумывая варианты. Конечно, гоблины запросто могли разорвать меня на кусочки и пытать до тех пор, пока не сойду с ума. Они постоянно похищали людей, чтобы те работали в землях Пермафроста, занимаясь тем, что было не дано местным жителям: шили одежду, строили здания, возделывали почву. Люди создавали вещи, а гоблины разрушали. Это было общеизвестно.

– Мне кажется, я в разной мере испытываю страх, ненависть и злость по отношению к твоему народу. Какая-то из эмоций может проявляться сильнее в зависимости от моего настроения и того обстоятельства, собирается ли кто-то из гоблинов вырвать мое сердце.

– Ты находишься под моей защитой! – практически прорычал Сорен.

– Как и все остальные твои рабы, – парировала я.

– Ты не просто рабыня. – Его слова заставили меня нервно сглотнуть. Я с болезненной остротой осознала, что, несмотря на уважительное, честное и разумное обращение хозяина со всеми людьми во владениях, мое положение значительно превосходило чье-либо из них.

– Разве?

– Неужели нужно это повторять каждый раз? – простонал Сорен.

– Да.

– Яннеке, – произнес он таким мягким тоном и с затаившейся в уголках губ улыбкой, что застал меня врасплох. – Ты же знаешь, что я отношусь к тебе как к близкому другу, правда?

– Не думаю, что ты понимаешь значение слова «дружба», – отозвалась я. – Я составляю тебе компанию, когда тебе этого хочется.

– Многие называют таких людей «компаньонами». И если я правильно помню, то это и является одним из определений слова «друг».

– В таком случае, это просто более вежливый способ сказать «наложница».

– Чтобы быть наложницей, обычно подразумеваются сексуальные отношения. – На губах Сорена заиграла легкая усмешка. – Тебе не кажется, что, проведя столько лет бок о бок, сложно отрицать некую связь между нами?

Я не ответила. Не смогла, потому что он был прав. Я могла отнекиваться сколько душе угодно и упрямиться, как ребенок, но между нами с Сореном действительно существовало некое взаимопонимание. Было очевидно, что я сопровождала его большую часть времени, в том числе на званые мероприятия, а еще мы могли свободно обсуждать любые события и частенько перебрасывались добродушными поддразниваниями. Может, «друзья» и не было точным определением наших отношений, но и врагами мы точно не являлись, и даже в самых темных уголках души я не могла наскрести достаточного количества ненависти к своему хозяину.

– Ну хорошо. – Он вздохнул. – Я защищаю тебя, потому что ты моя собственность. А принадлежишь ты мне потому, что твоя компания мне нравится. А твоя компания мне нравится, так как ты меня забавляешь. Это ты хотела услышать?

Дверь приоткрылась, и в комнату вошел молодой человек с серебряным подносом, освобождая меня от необходимости отвечать. Слуга был болезненно худым, с запавшими щеками и глазами-щелочками, в которых сверкал острый ум. Я не встречала его среди рабов во владениях Сорена, и, судя по бронзовому ошейнику, он принадлежал королю. Когда юноша приблизился, на лице гоблина промелькнула гримаса отвращения. В его поместье люди-рабы выполняли только ту работу, которую не могли сам хозяин и его приближенные. Приготовление и сервировка еды не входили в этот список. Каким бы ни был высокомерным Сорен, он терпеть не мог, когда его обслуживали за столом.

Когда слуга заметил меня, то застыл, однако быстро опомнился. Хоть я и распознала проскользнувшую в его взгляде ненависть, но не смогла ее осудить. Почему я сижу за столом как равная, пока он вынужден прислуживать? С какой стати именно ему достался жестокий хозяин, пока я наслаждаюсь плодами уважительного отношения? Я прекрасно знала, что гоблины обращались с рабами по-разному. С самого начала времен на людские поселения вдоль границ Пермафроста совершались набеги с целью грабежа и добычи пленников. Те, кто оказывался на этих землях, получали статус рабов и были обязаны трудиться на благо похитившего их лорда, который, в свою очередь, должен был защищать их по законам зимы. Причинить вред чужому рабу считалось серьезным оскорблением, а вот отношение самого захватчика к пленнику практически никак не регулировалось. Эта система не была чем-то новым, сами люди поступали подобным образом со своим же видом в течение многих поколений, и я бы соврала, если бы заявила, что в то время, когда я жила в деревне среди родных, там не было рабов, которые различались по социальному положению и отношению к ним. До того, как попасть в земли Пермафроста, я просто воспринимала это как естественный порядок вещей.

Однако здесь решающим фактором было то, что наши захватчики не являлись людьми.

Старшие из гоблинов особенно славились своей безжалостностью и упивались властью, которую имели над рабами, в то время как молодые, подобно Сорену, были склонны считать пленников частью своих владений. Но в любом случае нас удерживали против воли. Таким образом, хоть сама ситуация и была похожа на человеческие обычаи, взаимоотношения между хозяевами и слугами отличались.

Если бы я принадлежала кому-то другому, то ни за что бы не осмелилась сидеть за столом с показным безразличием и перебрасываться язвительными замечаниями с тем, кто охотился и убивал других гоблинов ради удовольствия. И все же я находилась рядом с Сореном уже так давно – пусть решения принимались и не по моей воле, – что знала его чуть ли не лучше себя самой.

Молодой слуга поставил на стол поднос с едой: сырыми почками и сердцем, еще каким-то мясом, ядовитыми клубнями и яйцами различной степени готовности. Лично я никогда даже не пыталась попробовать местные деликатесы.

Человеческие фрукты и овощи не росли на землях Пермафроста. Во всяком случае, не так, как мы привыкли. Побеги кукурузы норовили задушить сборщика, хлопок мог взорваться, если неосторожно к нему прикоснуться, фрукты то и дело нападали, обрушиваясь с веток. В общем, сбор урожая всегда был опасным занятием.

Прежде чем поклониться Сорену, раб бросил на меня еще один взгляд. Заметив это, гоблин жестом подозвал юношу, и тот приблизился на трясущихся ногах. Выслушав приказ, высказанный шепотом на ухо, слуга заметно успокоился и вышел из комнаты.

Я не могла сдержать жалости к несчастному. Пусть он и считает меня ручной собачонкой, но я слишком хорошо понимала, каково быть рабом жестокого хозяина. Если уж я считала некоторые… несовершенства Сорена любопытными и иногда не могла его понять, то остальным он наверняка казался полной загадкой. Приятное впечатление особенно разрушало то обстоятельство, что лорд сейчас разрывал острыми клыками сырое мясо, периодически помогая длинными пальцами с когтями.

– Тебе тоже следует поесть, – заметил он, пока я наблюдала за стекавшей по его рукам кровью. – Ты всегда так мало ешь.

– Я в порядке.

– Действительно? Последний раз ты питалась чем-то настоящим по меньшей мере пару недель назад. А еще выглядишь такой истощенной и уставшей, что даже у кругов под твоими глазами есть круги под глазами. Снова мучили кошмары?

– Я могу сама с этим разобраться, – тихо ответила я, отводя взгляд в сторону, чтобы не смотреть Сорену в глаза.

– Но тебе не обязательно разбираться с этим в одиночку.

– И чем ты поможешь? Споешь колыбельную? – резко отозвалась я.

– Должен уведомить, что голос у меня чрезвычайно приятный, – усмехнулся собеседник, и я совершенно некультурно фыркнула в ответ.

– Если так за меня беспокоишься, я могу снова сделать глоток нектара. – Этот напиток был священной питательной субстанцией местных, и название придумали разумные человеческие существа Пермафроста. А еще он привязывал вкусивших его к землям этой страны и мог поддерживать их здоровье, пока те не покидали границ королевства. Я попробовала нектар давно и пила его уже много раз с тех пор. Несмотря на сладость, напиток всегда горчил у меня на губах от воспоминаний, как после рабства у Лидиана меня пришлось исцелять.

– Как пожелаешь. – Сорен отставил в сторону тарелку. – Ты хотела знать, зачем я тебя позвал, так?

По спине пробежал холодок. Мы приближались к сути беседы. Я стерла эмоции с лица и скользнула за толстую стену, которую выстроила в сознании, чтобы уберечь свой разум. Но пока я собиралась с духом, дверь снова отворилась. Молодой раб вернулся, в этот раз с золотым кубком в руках, который быстро поставил передо мной и моментально ретировался, даже не взглянув на меня.

Я пристально посмотрела на чашу с мерцающей красноватой жидкостью, прежде чем отпить глоток сладкого нектара.

– Отличная догадка.

– Слишком хорошо тебя знаю, – пожал плечами Сорен. – Именно поэтому нам нужно кое-что обсудить.

– Значит, давай обсудим. – Я сделала еще один глоток и ощутила прилив энергии.

– Большинство людей умирают гораздо раньше, – начал он, положив подбородок на руку. – Просто растворяются, прожив несколько лет в Пермафросте. Ты же являешься аномалией и потому так интересна мне.

Я внутренне напряглась, услышав тепло в голосе собеседника. Если от остальных гоблинов я опасалась холодности, то самым опасным в Сорене была именно теплота, которая означала, что он пытается наладить взаимоотношения, что он ценил меня в достаточной мере, чтобы разговаривать подобным образом. Теплые отношения были гранью между врагом и другом и не вписывались в мою картину мира. Он это знал.

– Я рада, что могу услужить тебе.

– И это, кстати, правда. А еще я замечал, как ты растешь в течение последних месяцев, и это навело меня на мысль, что ты готова.

– Готова к чему?

– К переменам. – Его сиреневые глаза выжидательно уставились на меня. – Вернее, к Перемене.

Озарение окатило меня, словно опрокинутое ведро ледяной воды. Для людей, живших в землях Пермафроста, было доступно несколько путей. Одни умирали, оставаясь собой до последнего вдоха. Некоторых рабов освобождали в случае смерти их господина. Другие служили новому хозяину, которому приходилось рассчитывать на силу заклятий, привязывавших к земле, и волю умершего гоблина. И совсем уж редко бывало, что у кого-то обнаруживался необходимый набор качеств, позволявших биологически адаптироваться к местной природе. Помимо этих черт необходимо было обладать приятельскими отношениями с господином, чтобы тот мог посчитать раба достойным пополнением рода гоблинов. Такие люди могли пройти ритуал Перемены. В сочетании с временем, проведенным на землях Пермафроста, полным погружением в культуру населявшего страну народа и постепенной трансформацией, которую претерпевало тело, этот человек становился гоблином. Приемным ребенком земель.

Нет. Я так быстро подскочила на ноги, что опрокинула стул. Нет. Нет. Нет. Нет. Сердце бешено колотилось, и я больше не контролировала эмоции, которые так старательно сдерживала. Нет. Нет. Он обманывает меня. Вспомнился брошенный на меня взгляд худого раба. Сначала в его глазах плескались обвинения в предательстве и чистая ненависть. Но когда он вошел во второй раз, то заметил во мне нечто иное. О чем я не подозревала до этого момента. Я менялась.

– Нет, – прошептала я, отшатываясь назад. – Ты ошибаешься. Нет. – Меня постепенно охватывала паника, и я огляделась по сторонам в поисках путей отступления. Однако единственная дверь располагалась за спиной Сорена. – Я не… Мое тело не…

Нет. Нет. Я прекратила притворяться и пытаться скрыть свои эмоции. Любой, у кого имелись уши, мог различить ужас в моем голосе. Конечно, я могла рассуждать как гоблин. Конечно, я знала их логику и понимала, когда следует быть твердой, а когда лучше обойтись уговорами. Я также была неплохо подкована в законах и обычаях этих земель, насколько человеку вообще было доступно в них разбираться. Но только потому, что сотни лет я наблюдала за ними. Но я ничуть на них не походила! «Ты сможешь употреблять их пищу, владеть их оружием, обладать их способностями», – шептал голос в голове, который никак не желал затихать.

Сорен никогда не выглядел раньше опечаленным, и это выражение на его лице пугало меня.

Друзья. Для подобных ему дружба затрагивала скорее не эмоциональный аспект, а выгоду, которую можно было получить. По крайней мере, это все, что я готова была принять с его стороны. Друзьями считались те, кого ты с большей вероятностью захотел бы защищать, нежели убить, те, чью компанию ты бы предпочел, даже если бы у тебя был выбор. Друг мог даже гипотетически оскорбить тебя саркастическим замечанием и не вызвать немедленного желания убить его.

Другу можно было бы подарить изысканное охотничье облачение. Теперь все стало куда более понятным и многозначительным, чем еще час назад. Пожалуй, со стороны было бы сложно поверить, что мы с Сореном не являемся друзьями.

– Ты же знаешь, что я отношусь к тебе как к близкому другу, правда?

Сорен встал со стула и медленно приблизился ко мне, словно я была попавшим в ловушку животным. В каком-то смысле это правда. Я стояла без движения, позволив ему провести ладонью по моей щеке. Его пальцы коснулись свежих шрамов.

– Ты боишься меня сейчас? – спросил неестественно прекрасный гоблин. Я отвернулась, не в состоянии произнести ни слова. Но не из-за страха перед ним. А из-за ужаса перед самой собой и той, кем я могу стать. – В тебе еще слишком много человеческого, и оттого ты считаешь, что это моя извращенная попытка причинить вред, – мягко произнес Сорен. – Но это не так. Я предлагаю это именно потому, что ты мне небезразлична. Потому что я вижу твой потенциал, какой сильной ты можешь стать. То состояние, в котором ты сейчас находишься, – человеческое, мы всегда знали, что оно гораздо слабее нашего. В Писании сказано: ваш род был создан из пепла и древесины, тогда как наш – из крови и огня. Не твоя вина, что боги наделили тебя недостатками. Даже самые сильные из гоблинов иногда чувствуют соблазн поддаться эмоциям. Просто мы можем противостоять этому соблазну.

– Я не… Я не хочу… – Дыхание хрипло вырывалось из груди. Однако отказываться было бесполезно. Если он примет решение, я не смогу помешать. Я не могла помешать даже собственному телу эволюционировать, не убив себя, если это действительно происходило. И даже этот вариант был отнят у меня много лет назад. Если на то будет его воля, он своего добьется.

Но я продолжала умолять, как жалкий ребенок. Хотя прекрасно знала: это не поможет.

Когда Сорен заправил прядь волос мне за ухо, я вздрогнула.

– Обещаю, ты скоро все поймешь. Клянусь. Мы друзья, Яннеке, и я делаю это ради тебя самой.

Я лишь стояла, не шевелясь. Каждая клеточка моего тела хотела кричать, плакать, просить, сражаться, спорить и убегать до тех пор, пока он не передумает. По крайней мере, это бы показало ему мою человеческую трусость. Доказало бы, что я ни капли не похожа на них. Однако я лишь молчала, и непроизнесенные слова растворялись в тишине.

– Ты присоединишься ко мне во время Охоты, – добавил Сорен. – В качестве начальника кавалерии или целительницы. Ты умная и способная. И не придется волноваться, что меня предадут и убьют, чтобы заполучить силы. Как я и говорил, так переход состоится гораздо быстрее.

Я отшатнулась, притрагиваясь к коже в тех местах, где он меня недавно касался, будто чувствуя ожог.

Глаза щипало от непролитых слез, и меня саму удивило спокойствие в голосе, когда я наконец ответила:

– Я могу быть свободна?

– Выезжаем завтра. – Сорен кивнул. – На рассвете. Будь готова. И поспи немного.

Я кивнула и направилась к выходу из комнаты, чувствуя себя как обледенелая с ног до головы статуя. «Ты не можешь этому сопротивляться, – шептал мне тихий голос в голове, – это уже давно назревало».

– Яннеке? – окликнул он. Какое право он имел выглядеть таким обеспокоенным? Он же всего-навсего бездушный монстр.

– Да?

– У тебя нет причин бояться.