Читать книгу Никто не ожидал, что мы изменим мир - Карен Берг - Страница 4

Сказано, что в жизни каждого человека заключен парадокс: наша судьба заранее известна Творцу, но нам дана власть и свобода воли, чтобы ее изменить. Решимся ли мы на изменения в этой жизни или в следующих воплощениях – выбор, который нам предстоит сделать. Мой муж Филипп Берг, Рав, радикально перекроил свою жизнь, прожив ее так, как наверняка сам никогда бы и не вообразил. Младший сын в бедной иммигрантской семье, он стал сначала влиятельным бизнесменом, а потом, пройдя невероятную трансформацию, истинным духовным лидером.

Рав был первым в истории человеком, который открыл каббалу всем без исключения, распространяя эту древнюю мудрость повсеместно, передавая самым разным людям – мужчинам и женщинам, иудеям и не только. Благодаря его упорству, силе воли и просветительской деятельности появились учителя, учебные программы и духовные связи, которые позволили организовать более сорока Каббала Центров по всему миру. И сегодня они вносят свой вклад в жизнь таких городов, как Нью-Йорк, Лондон, Париж, Йоханнесбург, Мехико, Москва, Сан-Паулу, Сидней, Гонконг и Манила.

Благодаря неустанным стараниям и редкому, точнейшему ви́дению Рава мудрость каббалы дошла до миллионов людей. Вы увидите, что этот путь был усеян многочисленными препятствиями, но, как однажды сказал Раву его досточтимый учитель Рав Йегуда Цви Брандвайн: «Твой дар и твой долг – объяснять мудрость каббалы так, чтобы любой человек мог легко ее понять». Эту задачу и выполнял Рав с уверенностью, самоотверженностью и полной самоотдачей.

* * *

Шрага Файвел Грубергер появился на этот свет 20 августа 1927 года в нью-йоркском районе Бруклин. Его родители, Эстер и Макс Грубергер, и старший брат прибыли из польского города Станислав[1] вместе с огромной волной иммигрантов, хлынувшей в США после Первой мировой войны и спавшей к началу Великой депрессии. Предками семьи были в основном религиозные иудеи, жившие в Центральной Европе – Австрии и Венгрии, – и несколько выходцев из России и Украины. Это были так называемые галицийские евреи, члены ашкеназской ветви европейских евреев, происходившие из Галиции. В одно время этот регион входил в состав Австро-Венгерской империи, однако политические границы в той части Европы часто меняли свои очертания.

Быть галицийским евреем значило принадлежать к отдельной культуре. Евреи Галиции жили скромно. Большинство из них занимались ремеслами, работали в маленьких цехах и предприятиях портными, шляпниками, столярами, слесарями, ювелирами, вели оптовую и розничную торговлю. Они крепко верили в силу образования и в то, что оно может обеспечить им общественный рост. Многие из них занимались медициной, например были стоматологами. С ними соперничали выходцы из Литвы, так называемые литваки. Галицийцы в массе своей склонялись к хасидизму, были более сентиментальными и набожными, оттого литваки нередко пренебрежительно называли их неблагоразумными и малообразованными. Польские евреи могли безошибочно различить выходцев из обеих групп по особенностям диалектов идиша и традиционным блюдам. Галицийские евреи были известными сладкоежками и имели привычку класть сахар даже в фаршированную рыбу – одно из любимых блюд моего мужа!

Прибыв в Нью-Йорк, семья Грубергер естественным образом влилась в галицийский анклав в бруклинском районе Вильямсбург, где были синагоги, ешивы, магазины и привычное комфортное окружение. Религиозные иудеи, прибывающие в США в те времена, были ортодоксами, но разделяли умеренные взгляды. К примеру, в отличие от ультраортодоксальных евреев, во время свадьбы женщины не были отделены от мужчин. Кроме того, представители этого поколения не носили длинных халатов и меховых шапок, за исключением нескольких уважаемых хасидских раввинов. Макс Грубергер, отец Рава, по традиции во время молитвы повязывал гартл (пояс), как и Рав до 1980-х, но в целом сообщество можно было назвать относительно современным и открытым.

В 30-х и 40-х годах подвергаемые гонениям любавичские и сатмарские хасиды еще не эмигрировали в Нью-Йорк из Венгрии и Румынии и не принесли с собой ультраортодоксальную волну. Хасиды никогда не сбривали свои бороды и носили пейсы, но на фотографиях с женой мы видим Макса начисто выбритым, в современном наряде – шляпе и костюме. Грубергеры были религиозными, но не ультраортодоксальными иудеями, я бы назвала их «почти-хасидами».

В те времена район Вильямсбург принял также множество ирландских и итальянских семей, которые жили рядом с евреями. По сути, весь район населили иммигранты, увеличив число его жителей вдвое с 1900 по 1920 год. К 1917 году это сообщество было наиболее плотным во всем Нью-Йорке – в одном квартале, соседнем с тем, где обитали Грубергеры, между 2-й Саут-стрит и 3-й Саут-стрит жили более 5000 человек – что, по словам моего мужа, тогда еще было неслыханным делом.

Рав родился за два года до биржевого краха 1929 года, оставившего миллионы людей безработными, бездомными и нищими. И хотя мой муж никогда не рассказывал о том, как Великая депрессия сказалась на жизни его семьи, ее влияние можно было увидеть в том, как он стремился всегда иметь небольшие накопления и избегать расточительства. Многие люди посчитали бы, что он бережлив сверх меры. Он всегда напоминал сотрудникам Каббала Центра, чтобы они выключали свет, выходя из комнаты. Когда нам требовалось что-то купить, он просил изучить цены и выбрать наименьшую, даже если в этом не было необходимости.

Когда дело доходило до издания книг, Рав торговался с издателями за каждый пенни и порой заказывал более крупные тиражи, чем были нам нужны, потому что себестоимость книги выходила ниже на несколько центов. Бывало, я настаивала на покупке конкретной недвижимости для Центра, а он спорил со мной из-за ипотеки, которая должна ввергнуть нас в долги. Будучи успешным бизнесменом, когда дело касалось трат, он был крайне консервативен.

В конце концов семья Грубергер обосновалась в небольшом пятиэтажном кирпичном доме без лифта, с декорированными карнизами и традиционным фасадом. Он располагался по адресу 2-я Саут-стрит, 159, неподалеку от бруклинской Бедфорд-авеню, всего в четырех-пяти кварталах от Ист-Ривер и в трех кварталах от Вильямсбургского моста. В здании, построенном в 1907 году, было около двух десятков квартир, а невдалеке располагалась старая пожарная станция. Как было принято в те дни, фасад дома рассекали зигзаги пожарных лестниц – здесь жители спали душными летними ночами и развешивали белье, напоминавшее разноцветную причудливую паутину.

Быт семьи был далек от того, чтобы называться роскошным. Пятеро Грубергеров, включая старших братьев Рава – Оскара и Зигмунда, – теснились на 700 квадратных футах[2] типичной квартирки с двумя спальнями. Их жилье не было похоже на старомодные квартиры анфиладного типа со сквозными комнатами. У него была более современная планировка с центральным коридором. В наши дни такая квартира может стоить более миллиона долларов, но в 1940 году, когда Раву было 13 лет, его родители платили за аренду 29 долларов в месяц. По соседству жили люди того же социально-экономического происхождения – в основном иммигранты из Восточной Европы, многие из которых приехали семьями, потому их дети родились как по ту, так и по эту сторону океана.

Поскольку квартал был в большей степени еврейским, в окрестностях располагались кошерные мясные лавки, где в стеклянных витринах красовались подвешенные за шеи свежеощипанные цыплята, в холодильниках лежали крупные куски грудинки, телячья печень и говяжьи языки, а пол был посыпан опилками. По утрам в пятницу воздух наполнялся ароматами свежей выпечки: халы, камишбройта[3] и шоколадной бабки с корицей. В больших жестяных ведрах у торговцев рыбой плескались живые щуки и карпы, готовые к тому, чтобы их оглушили ударом по голове, завернули в бумагу, отнесли домой, почистили, выпотрошили и подали к праздничному ужину.

Товарам зеленщиков было тесно в стенах магазинов, а домохозяйки сновали между лавками со своими сетчатыми авоськами, набитыми луком, картофелем, морковью и яблоками, закупленными с хорошей скидкой к трапезе Шаббата. После полудня в воздухе витали дразнящие ароматы горячего куриного супа, сладкой фаршированной рыбы и чолнта – густого рагу с говядиной, перловкой и картофелем. Вдыхая их, мужчины в предвкушении спешили домой с работы или из ешивы, чтобы успеть подготовиться к Шаббату. Рав особенно любил картофельный кугель – запеканку из тертого картофеля, яиц, лука и муки, которую его мать часто готовила на ужин Шаббата.

Эстер Грубергер была домохозяйкой и заботливой матерью, а кроме того – благочестивой иудейкой. В Шаббат ее можно было застать по хасидскому обычаю читающей Книгу Псалмов. Эстер была невысокой и в последние свои годы весьма полной женщиной. Мне не удалось познакомиться с ней, но знаю, что Рав и его мать были очень близки. Муж рассказывал, как она приносила горячий обед ему в ешиву, даже когда он уже учился в старших классах. И пока отец большую часть времени проводил на работе, Эстер вела хозяйство и заботилась о детях. Рав всегда говорил о ней с особой теплотой. Отца он вспоминал с уважением, но такой нежности к нему не питал.

Во время Первой мировой войны молодой Макс Грубергер был призван в российскую армию в качестве повара. Он был высоким, немногословным мужчиной, работящим и добрым. Насколько я знаю, он не получил никакого формального образования, но, как большинство евреев, владел идишем и ивритом, мог читать Тору. Неизвестно, кем он работал в Польше, но в Нью-Йорке он стал гладильщиком на текстильной фабрике. Мой муж рассказывал, что и под палящим солнцем, и под пронизывающим ветром его отцу приходилось пешком пересекать Ист-Ривер по Вильямсбургскому мосту, чтобы добраться до Нижнего Ист-Сайда. В этом районе было бесчисленное множество потогонных фабрик и цехов, нередко расположенных на верхних этажах зданий.

Старший брат моего мужа, Оскар, родившийся тринадцатью годами раньше его, тоже работал гладильщиком. Это был нелегкий труд – мужчины поднимали 20-фунтовые утюги[4], чтобы привести в товарный вид готовую одежду. Зимой люди задыхались от жары и надрывали спину, работая с раскаленными утюгами в маленьких помещениях с наглухо закрытыми решетчатыми окнами. Летом трудились до волдырей на руках. Кроме того, эта работа не приносила стабильного заработка. Когда заказов было много, персонал просили работать сверхурочно, а когда спрос падал, сотрудники цеха становились безработными.

Грубергеры не желали такой участи своему младшему сыну. Не будучи хасидами в полном понимании этого слова, они, возможно не слишком последовательно, но все же придерживались ортодоксальных традиций. Поэтому отдали трехлетнего Шрагу в религиозную начальную школу в надежде, что когда он вырастет, то станет образованным человеком или даже раввином. Родители делали все, что в их силах, чтобы облегчить мальчику этот путь. Семья жила через дорогу от начальной школы, хедера, и ребенок мог приходить домой на обед в перерыве между уроками. После школы его всегда ждали шоколад и стакан молока. Мой муж с детства сохранил легендарное галицийское пристрастие к сладкому. Дома Рав часто просил десерт – особенно кошерное мороженое – к пятничному столу, прекрасно зная, что это сильно вредит его здоровью. После моих предостережений он все равно шел к холодильнику, доставал мороженое и съедал его.

* * *

В день, на который выпала бар мицва Рава, недельным чтением было Дварим (Второзаконие) 11:26–16:17. Я нахожу это пророческим, поскольку первое слово и заглавие главы Рээ означает «смотреть». Это самая длинная глава книги Дварим, но, что любопытно, одна из немногих, не имеющихся в книге Зоар (каббалистическом труде, который является комментарием Торы). Напротив, ее значение покрыто тайной.

Глава Рээ начинается с того, что Моисей говорит людям: «Смотрите, сегодня я предлагаю вам благословение и проклятие». Благословение снизойдет, когда народ Исраэль исполнит заповеди Творца, но будет проклятие, если он отринет их. Затем Моисей перечисляет повеления Творца, включая строительство Храма в месте, указанном Творцом, отказ от идолопоклонства и человеческих жертвоприношений, искоренение сообществ, поклоняющихся лжепророкам, правила соблюдения кашрута и важность жертвования десятины и благотворительности.

Почему я говорю, что это чтение на бар мицву было пророческим? Как было упомянуто, слово «рээ» означает «видеть». Рав часто говорил, что каббала – это учение о видимых и невидимых измерениях, ключ понимания того, по каким внутренним законам живет Вселенная. Каббалисты верят, что мы видим лишь 1 % реальности – физический мир, остальные 99 % – мир духовный, который незрим для нас. Благодаря Раву и целому поколению учителей у нас есть каббала, помогающая увидеть то, что скрыто от людских глаз: метафизические сферы, лежащие вне пределов наших пяти чувств.

Работа Рава сегодня продолжает жить в его книгах и духовных уроках, открывая нам скрытые измерения и их бесконечные благословения. Мы склонны полагать, что корни всех наших проблем и удач лежат здесь же, в физической реальности, но наш мир – лишь «игровое поле Сата́на», как любил говорить Рав, когда хотел охарактеризовать враждебные силы оппонента, которые испытывают нас на прочность. Каббалисты видят тьму как отсутствие Света. Это отрицательная энергия, которая активно стремится нести разрушение, сеять раздор и отвлекать нас от истины. Имя этой силы – Сата́н. Его также называют оппонентом или противником.

От наших глаз скрыто больше, чем мы когда-либо сможем увидеть. Мудрость каббалы помогает нам пробудить сознание для того, чтобы исследовать тайные духовные измерения. Каббала основывается на том, что в мире превалируют три изначальные силы, названные Колонны энергии. Справа – позитивная сила дарования, а слева – негативная энергия получения. Между ними находится Центральная колонна энергии. Как нить накаливания в лампочке, она служит для сопротивления и баланса, гармонизирует позитивный и негативный заряды и проявляет Свет Творца. Мы сами создаем Центральную колонну, реализуя свою свободную волю.

Я верю, что суть жизненной истории Рава заключена в этой главе, посвященной ви́дению. Он начал с традиционного религиозного сообщества, в котором родился, со всеми его правилами и толкованиями, и выбрал путь бесконечных поисков понимания за пределами традиции. Рээ была главой Рава, поскольку смысл его жизни заключался в том, чтобы пролить свет на скрытое, помочь нам всем увидеть красоту и дотянуться до мудрости духовной системы, стоящей за пределами нашего ограниченного физического мира. Так человечество сможет исполнить свою миссию и стать, как говорил Рав, «детерминатором». В нашей власти стать причиной изменений, построить вокруг реальность, в которой «возлюби ближнего своего» станет жизненной нормой, а хаос, разрушение и смерть исчезнут с лица земли. Как и учитель Рава, я верю, что его судьбой было посвятить всех людей, а не только немногочисленных избранных, в учение каббалы.

Мой муж обладал неистощимой жаждой познания духовного измерения и его влияния. Чем больше он изучал, тем понятнее все становилось, а вместе с пониманием приходила уверенность в мудрости каббалы и Свете Творца. Он обрел как интуитивное, так и интеллектуальное понимание этих аспектов духа. Он не следовал правилам слепо, но осознанно работал над тем, чтобы сделать тайное явным. Он задался целью помогать человечеству использовать духовные инструменты каббалы, чтобы подняться над ограниченной реальностью и обнаружить беспредельный источник Света. Смысл его жизни заключался в пробуждении осознанности и – ни много ни мало – в стремлении к достижению физического бессмертия.

* * *

Однако ничто не предвещало такого будущего в ранние годы жизни моего мужа. Мудрость каббалы войдет в нее лишь через много лет. Шрага Файвел Грубергер получил традиционное религиозное образование, сослужившее ему прекрасную службу уже годы спустя. Мой муж проходил обстоятельную серьезную подготовку в нескольких учебных заведениях. С младших по старшие классы он посещал бруклинскую школу Тора Водаас, которую называли «матерью американских ешив». В этом уважаемом заведении, основанном в 1917 году, он получил ортодоксальное образование. Религиозные предметы преподавались там на иврите и арамейском, а также на идише.

В 1946 году Рав учился в Бейт Мидраш Говоха в Лейквуде, Нью-Джерси. Эта ешива, незадолго до того основанная выдающимся Рабби Аароном Котлером, посылала запросы в другие школы нью-йоркской агломерации, с тем чтобы они присылали в нее своих лучших учеников. По окончании учебного года Шрага вернулся в ешиву Тора Водаас, чтобы окончить школу. Завершил свое формальное религиозное образование он в Бейт Мидраш Эльон в районе Монси, в пригороде Нью-Йорка, высшем учебном заведении под эгидой ешивы Тора Водаас, в 1950–1960-е годы считавшемся элитным образовательным учреждением. Там он получил диплом и звание раввина в конце 1951 года.

За долгие годы глубокого изучения мой муж изучал Тору (Пятикнижие Моисея и Устную Тору) и Талмуд. Талмуд (что переводится с иврита как «учение») состоит из 63 книг или трактатов и насчитывает в целом более 6000 страниц. Это внушительное собрание учений тысяч раввинов создавалось со времен до нашей эры по V век нашей эры. Помимо прочих тем, он охватывает иудейскую этику, философию, традиции, историю и фольклор и служит основой всего иудейского закона. Эти 63 книги делятся на две части: Мишну, письменный пересказ Устной Торы – все законы, нормы и толкования, не входящие в изначальное Пятикнижие Моисея, и Гмару, написанную около V века н. э., которая объясняет и дополняет Мишну. Мой муж также изучал Мидраш – антологию тысяч трактовок отрывков Торы, раввинских проповедей, наставлений, толкований и комментариев.

Учась в старшей школе, Рав, чтобы помочь семье, нередко брал лошадь с фургоном и ехал к бухте Джамейка. В те времена эта местность представляла собой огромное болото. Он рубил тростник, растущий в трясине, грузил его в фургон и привозил домой, чтобы продать соседям для строительства сукки (специальным образом построенный шалаш) к празднику Суккот. Старый друг мужа рассказал мне, что в 1947 году отец Рава привозил из швейной мастерской свитера и Рав продавал их своим одноклассникам по 2 доллара за штуку.

После получения звания раввина в 1951 году Рав начал преподавать основы Торы в младших классах близлежащей ешивы в Монси, что было распространенной практикой для молодых раввинов. Примерно в то же время он женился на Ривке Брандвайн. Как было принято в их кругу, ее родители выплатили молодой паре 10 000 долларов в качестве небольшого приданого на семейные расходы и выкуп первенца.

Ривку описывали как скромную девушку, вышедшую из преуспевающей семьи израильских поселенцев. Ее предки начиная с XVI века жили в Цфате, считавшемся одним из четырех священных иудейских городов и центром изучения каббалы. Насколько нам известно, линия Ривки восходит напрямую к царю Давиду, а значит, ее семья состоит в родстве с каждым выдающимся раввином в истории, включая легендарного Бааль Шем Това. Отец Ривки – израильтянин в четвертом или пятом поколении, его предки похоронены на древнем Старом кладбище, где веками ранее был погребен великий каббалист Рабби Ицхак Лурия (Ари). Поскольку в семье Рава не было столь выдающихся людей, союз с Ривкой был предметом большой гордости для его родителей.

Рав и его молодая жена начали свою совместную жизнь в бруклинском еврейском квартале возле Истерн-Паркуэй и Проспект-парк, где и по сей день живет много ортодоксальных семей. В этом браке на свет появилось восемь детей – четыре девочки и четыре мальчика. На деньги из приданого Рав купил трехэтажный таунхаус с кессонными потолками. Они с женой занимали верхний этаж, второй этаж сдавали другой семье, а нижний был арендован под склад. Сестра Ривки жила в четырех кварталах от них, на Кэрролл-стрит. И хотя родители Ривки оставались в Израиле, ее брат тоже обосновался неподалеку в Нью-Йорке. Родители Рава к тому времени переехали в пляжную зону Рокавей, а брат Зигмунд проживал в бруклинском районе Флэтбуш.

Несмотря на кажущееся благополучие традиционной жизни раввина, через несколько лет после того, как Рав начал преподавать в ешиве, на душе у него стало неспокойно. Он чувствовал, что это дело не для него. В нем поселилась тревога. Рав неустанно спрашивал себя: «Чего на самом деле я могу достичь?» В то время он начал расставаться с некоторыми иллюзиями относительно религии. Ортодоксальный иудаизм в том виде, в каком его преподавали, не давал практических ответов на реальные жизненные вопросы. Раву необходимо было попробовать себя в чем-то другом.

Очень важно при этом понимать, что, несмотря на разочарования, мой муж никогда не отрекался от ортодоксального иудаизма. И никогда не переставал учить людей. В конце концов, Рав был Львом, а они все прирожденные учителя.

Филипп Грубергер начал вести бизнес со своим свояком, Хершелем Уоллингером, мужем сестры Ривки. Шрага Файвел – так звали моего мужа на иврите, а Филипп – английский эквивалент имени Файвел, который он использовал для светских дел. Позднее, переехав в Израиль, мы сократили фамилию Грубергер до Берг. Филипп Грубергер и Хершель Уоллингер стали страховыми агентами и открыли офис в центре Бруклина по адресу Ремсен-стрит, 127, недалеко от станции «Боро-холл». Здесь они выписывали полисы на правительственные и муниципальные здания Нью-Йорка и страховали генеральных подрядчиков.

По обычаю, ортодоксальные мужчины и замужние женщины не должны ходить с непокрытой головой. Мужчины носят шляпы или кипы, а женщины – шляпы или парики. Рав никогда не приходил на встречи с непокрытой головой, но когда в некоторых ситуациях он чувствовал, что кипа или шляпа будет неуместна, то надевал небольшой парик.

Их дело быстро начало процветать. Учитывая, что многие из клиентов входили в государственные структуры, в конце 50-х – начале 60-х годов у Рава появились связи в политической среде. Это позволило ему служить своеобразным проводником между религиозным и светским миром – и эту роль он сохранит на всю жизнь. До того, как за дело взялся Рав, ортодоксальные евреи Нью-Йорка оставались довольно изолированным сообществом и не имели политического влияния. Но он начал менять это положение дел. Рав стал первым, кто начал приглашать таких людей, как, например, мэр Нью-Йорка Роберт Вагнер, на встречи с лидерами различных ортодоксальных и ультраортодоксальных общин.

Ему было лишь немного за тридцать, когда он познакомил влиятельных государственных лиц с хасидской общиной, своими друзьями и соседями в надежде, что эти люди начнут лучше понимать друг друга. Рав начал консультировать муниципального советника Пола Р. Скривейна, председателя Городского совета Нью-Йорка, за символическую плату – один доллар в год. Некогда бывший водителем мусоровоза, Скривейн стал влиятельной политической фигурой в среде нью-йоркских демократов. Скривейн вел и мэрскую избирательную кампанию Роберта Вагнера, и кампанию по избранию в Сенат Роберта Ф. Кеннеди. Он определил роль города в борьбе президента Линдона Б. Джонсона с бедностью и помогал Роберту Мозесу в организации Всемирной выставки 1964 года. Связи со Скривейном сделали Рава заметным политическим игроком. Как выразился Исраэль Лифшульц, репортер из Jewish Look New York, в своей статье в 1975 году, этот молодой «предприимчивый раввин перепрыгнул политический забор с проворством и изяществом олимпийского атлета».

* * *

В 1958 году мне было 16 лет и я жила у своей бабушки Роуз. В детстве я нередко была сама по себе. В те времена мне приходилось зарабатывать, чтобы окончить школу. Полгода я проработала секретарем в страховом агентстве «Редженси» в Бруклине. Я приходила в офис после уроков: отвечала на звонки, встречала клиентов, сортировала почту и назначала встречи. Мои работодатели, рабби Филипп Грубергер и Хершель Уоллингер, брали свои скромные офисы в субаренду у более крупного страхового агента. Я находила это весьма хитрым решением: ведь, явившись на встречу, наши клиенты проходили через целое море столов по пути к «Редженси» – создавалось впечатление, будто все это были сплошь сотрудники Грубергера и Уоллингера и что бизнес шел более успешно, чем это было на самом деле на заре их карьеры.

Рав в основном трудился «в поле» – встречался с клиентами, подыскивал новые возможности для бизнеса и оценивал подрядчиков для составления полисов. Хершель обосновался в офисе, и большую часть времени я работала с ним. Оглядываясь назад, я понимаю, что в те времена рабби Филипп Грубергер даже не замечал меня. Так что никакой искры, проскочившей между нами, не было.

Он был намного старше и совсем не в моем вкусе. Мистер Грубергер был влиятельным бизнесменом с фундаментальным религиозным воспитанием, а я – дерзкой, нерелигиозной, строптивой девчонкой-подростком. У нас не было ничего общего. В те времена мы с Равом были как свинина и сыр – полные противоположности, которые по иудейским законам никогда не лежали на столе вместе.

Вспоминаю один из немногих моментов, когда мой босс удостоил меня своим вниманием. Однажды вечером, когда я уже собиралась уйти из офиса, зазвонил один из наших телефонов. Это была внутренняя линия, номер которой был известен немногим. Человек на том конце провода поинтересовался: «Могу я поговорить с рабби Грубергером?»

– Кто говорит? – спросила я.

– Это мэр Вагнер, – ответил он.

– Ага. А я папа римский, – парировала я, решив, что это розыгрыш, и бросила трубку.

Рабби Грубергер подошел и спросил: «Что это сейчас было?»

– А, – небрежно ответила я, – какой-то человек заявил, что он мэр Вагнер.

Рабби Грубергер побелел от гнева.

– Это и был мэр! – закричал он на меня. – Немедленно соедините меня с ним!

Мне пришлось быстро исправить свою оплошность.

Влияние Рава, выступавшего от лица своей общины, в то время быстро росло. К примеру, в Нью-Йорке существуют строгие административные нормы насчет очередности парковки. В период действия правил (в основном по будням) нельзя парковать машины на той или иной стороне улицы. За нарушение предусмотрен штраф. Это позволяет уборочным и поливальным машинам делать свою работу, но парковочных мест становится почти вдвое меньше.

Городские власти ограничивают действие этих правил на День благодарения, Рождество и Новый год, а при необходимости также во время снегопадов и прочих непредвиденных обстоятельств. Однако для религиозных иудеев эти нормы представляли собой большое неудобство, особенно когда главные праздники, такие как Рош Ашана и Йом Кипур, выпадали на будние дни. Поскольку ортодоксальным евреям запрещается садиться за руль в священные дни, они не могут переставить автомобили. Пользуясь своим авторитетом, Рав убедил администрацию мэра сделать исключение и для иудейских праздников.

Кроме того, он помог изменить так называемые «синие законы» в Нью-Йорке. Эти правила, установленные пуританами Коннектикута еще до Американской революции, запрещали магазинам и другим предприятиям работать в воскресенье, что было несправедливо в отношении магазинов религиозных евреев, которые закрывались в Шаббат (по субботам). Не работая оба выходных дня, магазины терпели большие убытки.

На сегодняшний день пуританские законы в Нью-Йорке давно уже упразднены, а тогда Рав помог сделать их более гибкими. Владельцы могли открывать свои заведения либо по субботам, либо по воскресеньям. Еврейские бизнесмены теперь имели равные условия для конкуренции. Вскоре работающее население всего города стало по воскресеньям стекаться за покупками в магазины еврейского квартала, пока остальные заведения в городе были закрыты. Так усилия Рава способствовали процветанию общины.

Несколько лет спустя Филипп Грубергер сделал состояние, расширив клиентуру своего страхового агентства до подрядчиков, работающих на крупных проектах в небоскребах Кони-Айленда и района Бенсонхерст в Бруклине. Вникнув во все тонкости местного рынка недвижимости, Рав начал вкладывать доходы от страховой компании в строительство многоквартирных домов в Бруклине и Куинсе. Он все организовал в одиночку, без партнера.

Для большинства людей это показалось бы невозможным, учитывая, сколько рабочих часов Рав ежедневно посвящал своему второму бизнесу – страховому делу. Но мой муж не был похож на большинство людей. Он обладал огромной работоспособностью: ему все было по плечу, ничто не ограничивало его взор, устремленный в будущее. Он никогда не останавливался на достигнутом. Чего бы он ни добивался – это позже стало относиться и к его работе по распространению каббалы, – он всегда знал, что можно сделать больше.

Да, Филипп Грубергер стал миллионером, несмотря на то что богатство никогда не было его основной целью. Всю свою жизнь он чувствовал сильнейшую потребность делиться своими ресурсами. Он жертвовал средства политическим деятелям, религиозным течениям и школам, понимая, что это поможет изменить мир к лучшему. Когда его альма-матер, Бейт Мидраш Говоха в Нью-Джерси, потребовалось новое здание, он организовал масштабный благотворительный вечер, собрал деньги и сам сделал крупное пожертвование. В знак признательности школа выгравировала его имя на табличке благотворителей на стене здания.

О его растущем благосостоянии и политическом влиянии в начале 1960-х говорило и то, что он бывал в семейной резиденции своего друга Тедди Кеннеди в Хайаннис-порт. Рав также посещал нью-йоркскую вечеринку по случаю дня рождения Джона Ф. Кеннеди и был вхож в Белый дом, где имел возможность обменяться любезностями с президентом лично. К слову, он удостоился чести быть первым гостем, которому в Белом доме подавали кошерный обед.

Уважаемый, успешный и пользующийся доверием представитель своей общины, Филипп Грубергер шел к вершине, что было вполне ожидаемо от человека с такой мощной энергией, связями и деловой хваткой. Но в 1962 году умерла Эстер Грубергер, нежно любимая мать Рава.

И тогда все изменилось.