Читать книгу Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию - Карен Хорни, Карен Хорни - Страница 4

Увлеченный погоней за славой, невротик переносится в царство фантастического, бесконечного, неограниченного. Внешне он живет как все – обычный член семьи и общества, который ходит на работу и отдыхает по выходным. Но, не осознавая полностью или пусть даже не понимая, до какой степени это доходит, он живет в двух мирах – в мире своей тайной частной жизни и в мире жизни общепринятой. У этих двух жизней нет точек пересечения. Как заметил один пациент, «жизнь ужасна – в ней столько реальности!».

Неважно, насколько сильное отвращение вызывает у невротика сверка с реальностью, – она неизбежно атакует его с двух направлений. Пусть он даже высокоодаренный человек, но в основном он совсем как мы – с общими человеческими ограничениями и значительными индивидуальными затруднениями. Его повседневный образ жизни никак не согласуется с его богоподобным образом себя. Да и реальность вне его не обходится с ним, как с божеством. И в часе для него только шестьдесят минут, ему приходится стоять в очереди, как всем прочим, таксист или начальник на работе смеют обращаются с ним как с простым смертным.

Унижения, которым подвергается невротик (по его ощущениям), как нельзя более наглядно иллюстрирует небольшой случай из детства одной пациентки. Однажды в три года она размечталась, как станет сказочной королевой, и вдруг дядя поднял ее с пола в воздух, спрашивая в шутку «А у кого это так перемазана мордашка?» Она всю жизнь помнит, какой яростный и бессильный гнев ее охватил. Таким образом, личности данного склада неизбежно сталкиваются с несоответствиями, обескураживающими и обидными. Как тут быть? Как объяснить эти несоответствия, как на них реагировать или, может, попросту от них отмахнуться? Пока самовозвеличивание необходимо невротику как воздух и потому неприкосновенно, он не может не прийти к заключению, что с миром вокруг него, похоже, не все в порядке. Мир просто обязан измениться. А значит, вместо того чтобы разбираться со своими иллюзиями, он предъявляет требования к внешнему миру. Остальные люди и сама судьба обязаны обходиться с ним в соответствии с его раздутым представлением о своем величии. Все и каждый обязаны подстраиваться под его иллюзии. Иначе несправедливо. Он заслуживает лучшей доли.

Невротик считает, что имеет право на особое внимание, деликатное отношение, почтение. Требование почета вполне понятно и даже иногда очевидно для окружающих. Но это всего лишь часть, верхушка более всеобъемлющих требований. Все его нужды, вытекающие из его запретов, страхов, конфликтов и решений, обязаны быть удовлетворены или уважены, в его понимании. Но этого недостаточно. Все, что он чувствует, думает или делает, заведомо не имеет вредных последствий. Получается, что законы психологии к нему неприменимы. Следовательно, ему и нет необходимости признавать (или в какой-то мере решать) свои проблемы. Заниматься его проблемами – вовсе не его дело; это дело других – следить за тем, чтобы его не беспокоили его проблемы.

Немецкий психоаналитик Харальд Шульц-Хенке[15] был первым современным психоаналитиком, увидевшим эти скрытые требования невротика. Он назвал их Riesenansprüche (гигантскими требованиями) и приписал им решающую роль при неврозе. Хотя я и соглашусь относительно их важности, моя концепция требований невротика во многом различается. Термин «гигантские требования» кажется мне некорректным. Он задает нам ложное направление, поскольку подразумевает, что эти требования чрезмерны по содержанию. Конечно, во многих случаях они не просто чрезмерны, они фантастичны, но кое-что в них кажется вполне разумным. И когда мы зацикливаемся лишь на непомерности требований, это помешает нам увидеть в себе и других те требования, которые кажутся рациональными.

Возьмем, например, бизнесмена, которого безумно раздражает неудобное время отправления поезда. А его знакомый, знающий, что речь идет о чем-то не первой важности, заметит ему, что он слишком многого хочет. Наш бизнесмен отреагирует новым взрывом ярости: он же занятой человек, и что странного в том, что он хочет, чтобы поезда отправлялись в «разумное» время.

Конечно, его желание понятно. Кто бы не хотел, чтобы поезда отправлялись по расписанию, удобному лично для него? Но они не обязаны отправляться так. Это приводит нас к сути явления: понятные желание или потребность превращаются в требование. После этого его неисполнение воспринимается как несправедливая фрустрация, как оскорбление, на которое можно с полным правом обидеться.

Разница между потребностью и требованием видна невооруженным глазом. И все же, если глубинные течения психики подменяют одну другим, невротик не только не отдает себе отчета, что такая разница существует, но и не желает этого знать. Он говорит о «разумном» или «естественном» желании, тогда как на самом деле речь идет о его требовании; он заявляет свои права на многие вещи, тогда как даже толика здравого смысла подсказала бы ему, что эти вещи совсем не его и не для него. Мне приходит на память, как мои пациенты возмущаются штрафами за парковку. Вполне понятно их желание, чтобы неправильная парковка «сошла им с рук», но с какой стати их должны освобождать от оплаты? Может быть, они не знают законов? Нет, это не так. Но они скажут (если вообще будут анализировать ситуацию), что другим-то сошло с рук, а они попались, и это несправедливо.

По этим причинам считаю, что лучше говорить просто об иррациональных или невротических требованиях. Они представляют собой невротические потребности, невольно превращенные в требования. И они иррациональны, потому что претендуют на право, на привилегию, которых на самом деле не существует. Иначе говоря, они чрезмерны хотя бы уже потому, что их предъявляют как требования, вместо того чтобы признать в них просто невротические потребности. Особое содержание скрытых требований варьирует в зависимости от конкретной невротической структуры. Пациент, в общем, убежден, что имеет право на все самое важное для него: на удовлетворение всех своих невротических потребностей.

Говоря о требовательном человеке, мы обычно имеем в виду его требовательность к другим. И действительно, человеческие отношения составляют важную область, в которой предъявляются невротические требования. Но мы непозволительно недооценим размах этих требований, если ограничим их данной областью. Они в равной степени распространяются на все человеческие структуры и на саму жизнь.

В границах человеческих взаимоотношений такое всеохватывающее требование предельно ясно сформулировал один пациент, по внешнему поведению скорее робкий и замкнутый. Сам того не зная, он страдал глубокой инертностью и собственные ресурсы использовал далеко не в полной мере. «Мир должен быть к моим услугам, чтобы мне не приходилось ни о чем беспокоиться», – сказал он.

Такие же всеобъемлющие требования были у женщины, которая в глубине души боялась усомниться в себе. Она чувствовала, что имеет право на удовлетворение всех своих потребностей. «Я даже мысли не допускаю, – говорила она, – что в меня не влюбится кто угодно, стоит мне только захотеть». Первоначально ее уверенность в своем праве требовать всего на свете проявилась на религиозной почве: «Я получаю все, о чем молюсь». В ее случае требование было вывернуто наизнанку. Поскольку неисполнение ее желаний означало бы немыслимое поражение, она запрещала себе хотеть во избежание «неудачи».

Те, кто намерен быть всегда правым, убеждены, что они всегда должны быть вне критики, сомнений или вопросов. Те, кого охватила жажда власти, требуют слепого повиновения. Другие, для кого жизнь стала игрой, в которой для всех остальных отводится роль объектов искусной манипуляции, считают себя вправе дурачить каждого, но сами не допускают возможности, что их могут одурачить. Те, кто боится повернуться лицом к своим конфликтам, убеждены, что рано или поздно все образуется и они сумеют обойти свои проблемы. Человек, агрессивно эксплуатирующий и запугивающий, чтобы взвалить на других людей новые задачи, будет негодовать, считая, что нечестностью с их стороны будет настаивать на справедливых условиях совместной деятельности. Высокомерный, злопамятный человек, норовящий оскорбить окружающих, но требующий от них признания, считает себя «неприкосновенным». Он может вытворять с другими что угодно, и все должны принимать это как должное. Другой вариант того же требования – это требование «понимания». Не имеет значения, насколько я мрачен или раздражителен. Меня нужно понять. Тот, для кого решением всех проблем является «любовь», переводит свою потребность в требование исключительного и безоговорочного обожания. Нелюдимый, закрытый от людей и потому внешне нетребовательный человек будет крайне настойчив в одном – чтобы его не беспокоили. Он считает, что ему ничего не нужно от других, а потому он вправе требовать, чтобы и его не трогали, – неважно, что при этом поставлено на карту. «Оставьте меня в покое» обычно означает еще и «не ждите от меня ничего» и уход от критики, от усилий, даже если эти усилия ему необходимо сделать для собственного блага.

Для простого примера невротических требований, существующих в человеческих взаимоотношениях, этого вполне достаточно. В ситуациях даже менее личных или связанных с общественным институтом преобладают требования с негативной наполненностью. Например, когда законы и правила действуют на руку, это так и должно быть, а когда они становятся невыгодными, это воспринимается как несправедливость.

Я до сих пор благодарна за один случай, произошедший со мной во время последней войны, потому что он открыл мне глаза, в первую очередь, на мои собственные бессознательные требования, а через них – и на бессознательные требования других людей. Я возвращалась из Мехико, в аэропорту выяснилось, что меня вычеркнули из списков пассажиров самолета по случаю праздника Тела Христова, согласно существующей системе приоритетов. Хотя у меня не было сомнений, что это оправданно, я отметила, что меня страшно выводит из себя, если она касается меня лично. От одной только мысли, что придется провести три дня в поезде, которым теперь должна добираться до Нью-Йорка, я почувствовала отчаяние и невероятную усталость. Кульминацией моего расстройства стала утешительная мысль: вдруг с самолетом что-то случится, а обо мне позаботилось провидение.

Тут я словно со стороны увидела, насколько забавна моя реакция. Начав ее анализировать, я поняла свои требования: во-первых, – быть исключением; во-вторых, – предметом особой заботы провидения. С этого момента мое отношение к поездке в поезде изменилось. Конечно, переполненный сидячий вагон не стал комфортнее. Но моя усталость куда-то улетучилась, и поездка даже стала мне нравиться.

Я думаю, каждый может легко повторить и расширить мой опыт, наблюдая за собой или другими людьми. Почему, например, многие водители и пешеходы нарушают правила дорожного движения? Зачастую это результат бессознательного протеста против них: «Меня эти правила не должны касаться». Другие возмущаются «наглостью» банка, который смеет напоминать о превышении кредита. Сюда же можно записать страх перед экзаменами или неспособность к ним подготовиться. Они тоже следуют из требования исключения для себя. Таким же образом возмущение плохим спектаклем может проистекать из уверенности: «Мне обязаны предоставлять развлечения только высшего разряда».

Требование делать исключение выдвигается также законам природы, физическому и психическому миру. Удивительно, насколько глупеют умные пациенты, когда речь заходит о том, чтобы увидеть неизбежность причины и следствия в физическом мире. Я говорю о достаточно очевидных связях: если мы хотим чего-то достичь, нужно потрудиться; если мы хотим независимости, мы должны быть готовы отвечать за себя. Пока мы ведем себя высокомерно, мы уязвимы. Пока мы не любим себя, мы не можем поверить, что нас любит кто-то другой, и неизбежно будем подозрительно относиться к любым проявлениям любви. Когда пациенту раскладываешь по полочкам такие вроде бы ясные связи причины и следствия, он вдруг начинает спорить, чувствует себя озадаченным, пытается увиливать.

За такую избирательную «тупость» отвечает ряд факторов[16]. В первую очередь, понятно, увидев подобную причинно-следственную связь, пациент окажется перед необходимостью внутренних перемен. Безусловно, любой невротический фактор всегда сложно изменить. Но, кроме того, как мы уже убедились, многие пациенты испытывают сильнейшее бессознательное нежелание осознавать то, что их может касаться какая бы то ни было необходимость. Одни только слова «правила», «необходимость», «ограничения» иногда доводят их до паники. Таким образом, если они позволят себе осознать любую необходимость по отношению к ним самим, это сразу низвергнет их с олимпа в действительность, где им придется, как и всем прочим, подчиняться тем же законам природы. Именно эта потребность – исключить из своей жизни необходимость – переходит в требование. При психоанализе оно проявляется как право быть выше необходимости изменений. Следовательно, пациент бессознательно отказывается видеть, что ему нужно изменить собственные установки, если он хочет стать независимым, или менее уязвимым, или хочет поверить в любовь к нему.

Но есть некоторые скрытые требования к жизни вообще, которые приводят в изумление. В этой области любое сомнение в иррациональном характере требований отпадает. Ощущение своей богоподобности пошатнется у человека, если он поймет, что и для него жизнь ограничена и ненадежна и он не застрахован от несчастного случая, неудачи, болезни и смерти. А как же – тогда рухнет ощущение всемогущества. С этим мы ничего не можем поделать. До какой-то степени мы можем обезопасить себя от преждевременной смерти. В наши дни существуют способы оградить себя от финансовых потерь, связанных со смертью, но избежать смерти невозможно. Будучи неспособным принять хрупкость своей жизни, невротический индивид культивирует требование своей неприкосновенности, неуязвимости, требование быть помазанником Божиим. Ему всегда должна сопутствовать удача, а жизнь должна только радовать, и никаких страданий.

В противовес требованиям, действующим в человеческих отношениях, на требованиях к жизни вообще нет шансов хоть сколько-нибудь успешно настоять. Невротику с подобными требованиями остаются всего два выхода. В глубине души он может отрицать, что с ним может что-то случиться. В этом случае он склонен к безрассудным провокациям: гуляет простуженным в холодную погоду, пренебрегает профилактикой возможной инфекции или не предохраняется во время полового акта. Он живет так, словно ему не грозят старость и смерть. И поэтому, если неприятность с ним все же случается, она становится для него бедствием, повергает его в панику. Происшествие может быть тривиальным, но этого достаточно, чтобы поколебать надменную убежденность невротика в собственной неприкосновенности. Второй выход для него в том, чтобы принять другую крайность и стать сверхосторожным. Если уж нельзя быть уверенным в том, что его требование неприкосновенности будет учтено, то может случиться что угодно и нельзя быть уверенным ни в чем. Это не означает, что он отказывается от своего требования. Это, скорее, признак того, что он не хочет лишний раз осознавать его тщетность.

Есть и другие установки по отношению к жизни и судьбе, на первый взгляд, более разумные, пока мы не разглядим стоящие за ними требования. Одни пациенты прямо, другие косвенно выражают свое ощущение несправедливости при решении их личных трудностей. Если спросить об их друзьях, они скажут, что все их друзья тоже невротики, но тем не менее у одного лучше карьерный рост, другой пользуется большим успехом у женщин, а третий напористее или лучше устроился в жизни. Такое увиливание, хотя и наивное, представляется понятным. В конце концов, каждый страдает от своих личных трудностей и, следовательно, думает, что в первую очередь хорошо бы избавиться от тех, которые мучают его самого. Но реакция пациента на совместное пребывание с одним из тех людей, «которым можно позавидовать», указывает на более серьезный процесс. Пациент внезапно теряет интерес или впадает в уныние. Исследуя эти эмоциональные реакции, мы поймем, что их источником является жесткое требование не иметь проблем вовсе. Ему позволено иметь всего больше. И он имеет право не только на жизнь, свободную от личных проблем, но и на роскошный набор из достоинств, которые есть у всех его знакомых или у героев кинофильмов. Он желает воплотить в себе скромность и ум Чарли Чаплина, человечность и храбрость Спенсера Трейси и харизматичное мужество Кларка Гейбла. Требование «Я не должен быть собой» откровенно иррационально, чтобы быть выдвинутым как таковое. Поэтому оно облекается в форму зависти с оттенком обиды ко всякому более одаренному или более удачливому в жизни и нуждается в подражании таким людям или в восхищении ими. Также выдвигаются требования и к психоаналитику, с претензией получить все желаемые и часто несовместимые друг с другом совершенства.

Из этого требования – быть одаренным величайшими достоинствами – вытекают весьма неприятные для индивида последствия. Оно не только раздувает тлеющие угольки хронического недовольства и зависти, но и служит реальной преградой для психоаналитической работы. Если и так несправедливо наличие у пациента хоть каких-то невротических нарушений, то вдвойне несправедливо требовать от него работы над своими проблемами. Напротив, он претендует на освобождение от них, минуя болезненно трудный процесс изменения.

Наш анализ природы невротических требований неполон. Каждая невротическая потребность способна превратиться в требование, и нам следовало бы обсуждать каждую, чтобы получить самую полную картину требований. Но даже краткий обзор дает нам понятие об особенностях их природы. Теперь мы попробуем собрать выделенные общие черты требований в единый профиль.

Во-первых, они нереалистичны в двух отношениях. Человек печется о правах, которые существуют только у него в голове, и не особо заботится (если вообще это делает) о выполнении этих требований. Быть неподвластным болезням, старости, смерти можно только в откровенно фантастичных требованиях. Но прочие требования могут также потерять опору на реальность. Женщина, которая считает, что никто не имеет права отказываться от ее приглашения, считает оскорблением, если кто-то все же его не принимает, и уважительной причины отказа для нее не существует. Ученый, убежденный, что все должно даваться легко, считает досадной помехой работу, без которой не состоится статья или эксперимент, хотя и понимает, насколько эта работа необходима и в данном случае не обойтись без кропотливого труда. Алкоголик, уверенный, что каждый просто обязан ссуживать его деньгами, считает возмутительным, когда ему в этом отказывают.

Эти иллюстрации уже дополняют вторую характеристику невротических требований – их эгоцентричность. Часто поражает, с какой неприкрытостью и одновременно наивностью она проявляется и напоминает о сходных установках испорченных детей. Такие впечатления, казалось бы, только подтверждают теоретический вывод, что все эти требования просто характерные «инфантильные» черты людей, которые (по крайней мере, в этом отношении) так и не повзрослели. На самом деле такое утверждение ошибочно. Не спорю, маленький ребенок тоже эгоцентричен, но только потому, что у него еще не развито чувство принадлежности к людям. Он просто не знает, что у других тоже есть свои потребности, а также и границы возможностей – скажем, потребность матери во сне или невозможность купить игрушку. Эгоцентричность невротика имеет другую основу, более сложную. Он поглощен собой, потому что следует своим внутрипсихическим потребностям, его раздирают внутренние конфликты, и он волей-неволей должен цепляться за свои специфичные решения. Перед нами два явления, схожие внешне, но имеющие глубинные различия. Отсюда следует, что говорить пациенту об инфантильности его требований с точки зрения терапии не имеет смысла. В лучшем случае он лишь осознает, что его требования иррациональны (а этот факт психоаналитик может преподнести ему более доходчиво), и, возможно, найдет над чем подумать. Даже если пациент и будет знать о своей инфантильности, без дальнейшей работы ничего не изменится.

Уточним это различие. Эгоцентричность невротических требований можно кратко сформулировать в рамках моего собственного опыта: правильно устанавливать приоритеты в военное время, но мои потребности важнее. Если невротик не дай бог занемог или ему что-то понадобилось, все должны всё бросить и бежать к нему. Психоаналитик, который максимально вежливо объясняет, что у него нет сейчас свободного времени для консультации, рискует получить в ответ злобное или ядовитое замечание либо его доводы проигнорируют. Чем меньше связан невротик с миром вокруг него, тем меньше он думает о других людях и их чувствах. Как заявил однажды пациент, высокомерно презиравший реальность, «я – свободная комета, летящая сквозь миры. Реально то, чего хочу я, а другие с их желаниями – нереальны».

Третья характеристика требований невротика лежит в его ожидании, что к нему все должно прийти без всяких усилий с его стороны. Сидя в одиночестве, он и не подумает кому-нибудь позвонить; нет, это ему все обязаны звонить. Логичное правило, что если хочешь похудеть, надо меньше есть, часто встречает столь сильное внутреннее сопротивление, что он продолжает чревоугодничать, по-прежнему обижаясь на весь мир, что не выглядит так же стройно, как некоторые другие. Другой требует себе прекрасную должность, привилегий, денежного аванса – еще ничего особого и не сделав, чтобы все это заслужить, и даже (чего уж больше) не высказывая своего требования. Ему не нужно ясности – чего же он, собственно, и хочет. Ему важна сама позиция отказа от всего или получения всего.

Часто он очень правдоподобно и трогательно рассказывает о том, как велико его желание быть счастливым. Но его семья или друзья рано или поздно осознают, что осчастливить его чрезвычайно трудно. Они могут ему сказать, что, возможно, в нем сидит какое-то внутреннее недовольство, которое и мешает ему быть счастливым. Не исключено, что это сподвигнет его отправиться к психоаналитику.

Желание быть счастливым – хороший мотив. Но психоаналитик задастся вопросом: почему пациент, при всем его стремлении к счастью, остается несчастным. У него ведь есть много всего, о чем мечтает множество людей: уютный дом, милая жена, достаток. Но это почти не идет ему на пользу, и многое другое ему тоже неинтересно. Складывается впечатление, что в нем переизбыток лени и потакания своим слабостям. Невозможно не поразиться тому, что на самой первой встрече пациент говорит не о своих трудностях, а с каким-то вызовом предъявляет список своих желаний. Следующая встреча усиливает впечатление от знакомства. Инертность пациента в психоаналитической работе начинает создавать препятствия. Картина проясняется: перед нами человек, связанный по рукам и ногам, неспособный применить собственные силы, с бесгранично упорными требованиями, что вселенское счастье в жизни, включая ликование души, должно свалиться к нему с неба.

Еще одна иллюстрация к требованию получать помощь как должное прояснит нам природу этого требования. Один пациент был вынужден прервать психоанализ на неделю, однако его беспокоила проблема, которая всплыла на предыдущей сессии. Он выразил желание разобраться с ней до отъезда – вполне законное желание. Я постаралась докопаться до сути данной проблемы. Но вскоре я заметила, что он со своей стороны почти не прилагает усилий. Я, словно буксир, должна была тащить его за собой. Сеанс подходил к концу, и я уловила нарастающее раздражение с его стороны. На мой прямой вопрос он ответил утвердительно: конечно, он раздражен – ведь его бросают одного с его проблемой на целую неделю, не сказав ничего в утешение. Я заметила, что его желание вполне понятно, но, похоже, оно превращается в довольно бессмысленное требование. Насколько он мог приблизиться к решению данной проблемы, зависело от того, насколько доступна она была в этот момент и насколько продуктивными могли быть он и я. А что касается его, должно быть, некие препятствия не позволяют ему делать усилия в желательном для него направлении. После долгих блужданий вокруг да около, которые я здесь опускаю, он не мог не увидеть истинности сказанного. Исчезло его раздражение, исчезли иррациональное требование и страх, что проблему нужно решать сей же час. И чтобы совсем уж всех разоблачить, он добавил одно обстоятельство: по его мнению, проблема порождена мною, так что я и должна ее уладить. Каким же образом он возлагал ответственность на меня? Он не имел в виду, что я совершила ошибку; просто на предыдущем сеансе он понял, что еще не победил свою мстительность, которую едва-едва начал осознавать. На самом деле в это время он даже еще и не хотел избавиться от нее, а только от досадных огорчений, ей сопутствующих. Поскольку я не выполнила его требования освободить его от них немедленно, он почувствовал себя вправе мстительно потребовать возмещения ущерба. Это объяснение дало понять, где лежат корни его требований: внутренний отказ брать на себя ответственность и недостаточный конструктивный интерес к себе. Это его просто вымораживало, мешая что-либо делать для себя, и усиливало потребность в том, чтобы кто-то другой (в данном случае психоаналитик) брал на себя ответственность за него и сглаживал все углы. И эта потребность также превратилась в требование.