Читать книгу Один из нас – следующий - Карен М. Макманус - Страница 5

Часть I
Глава 2. Фиби

Оглавление

Вторник, 18 февраля

Конечно, я понимаю, что мама не играет в куклы. Но сейчас утро, я еще толком не проснулась и не успела надеть контактные линзы. Поэтому, вместо того чтобы сощуриться, я наклоняюсь над кухонным столом и спрашиваю:

– Что это у нас за игрушки?

– Фигурки на свадебный торт, – отвечает мама, забирая одну из кукол у моего двенадцатилетнего брата Оуэна.

Я подношу ее поближе к глазам. Ого! Невеста, вся в белом, обхватила ногами талию жениха. А сколько вожделения некий непризнанный художник умудрился запечатлеть на лицах крошечных фигурок!

– Классно! – Как я сразу не догадалась, что все это свадебные аксессуары! На прошлой неделе наша кухня была завалена образцами приглашений, а до того авторскими цветочными композициями, которые обычно ставятся в центре стола.

– В коллекции всего одна в таком духе, – говорит мама, как бы оправдываясь. – Я считаю, нужно ориентироваться на вкусы потребителей, а вкусы бывают разные. Можешь положить фигурку обратно? – Она кивком показывает на картонную коробку, наполненную обрезками застывшей монтажной пены.

Я опускаю сладкую парочку внутрь, затем беру из шкафчика возле раковины стакан, наливаю воды из крана и с жадностью выпиваю.

– А что, люди до сих пор ставят такое на торты?

– Это образцы, из «Голден рингс», – говорит мама. С тех пор как она начала работать в агентстве по организации свадеб, коробки с подобным барахлом появляются в нашей квартире каждые несколько недель. Мама делает фото, отмечает, что ей нравится, а затем снова упаковывает и отправляет своим коллегам. – Некоторые из них просто прелесть! – Она показывает другую фигурку – силуэты жениха и невесты, кружащихся в вальсе. – Как тебе?

Я достаю две последние вафли из открытой пачки «Эгго» и запихиваю в тостер.

– По-моему, такие штуки не в стиле Эштон и Эли. Они смотрят на жизнь проще.

– Порой некоторые не знают, чего хотят, пока сами не увидят, – настаивает мама. – Моя работа отчасти в том и заключается, чтобы открыть людям глаза, убедить попробовать что-то новое.

Бедная Эштон!.. Мы познакомились со старшей сестрой Эдди прошлым летом, когда переехали сюда. Эштон – просто золотая соседка: всегда подскажет, какую готовую еду выбрать, какая стиральная машина не глотает монетки, а еще она приносит нам билеты на концерты – работает художником-оформителем в Калифорнийском центре искусств. Эштон понятия не имеет, на что подписалась, согласившись помочь маме подзаработать на оказании дополнительных услуг. Всего-то добавить «несколько деталей» для ее будущей свадьбы с Эли Кляйнфельтером!

Мама несколько увлеклась и вышла за рамки. Ей хочется произвести хорошее впечатление, тем более что Эли стал популярной в городе фигурой. Он тот самый адвокат, который защищал Нейта Маколи, ложно обвиненного в убийстве Саймона Келлехера, и теперь частенько дает интервью в связи с тем или иным громким делом. Пресса ухватилась за тот факт, что Эли женится на сестре девушки из знаменитой Четверки, и много пишет о его предстоящей свадьбе. Для мамы это означает бесплатную рекламу, включая упоминание в «Сан-Диего трибюн» и расширенную публикацию в декабрьском номере «Бэйвью блейд», которая после разоблачения Саймона превратилась в рассадник сплетен. Разумеется, там подали информацию под максимально драматичным заголовком: «После невосполнимой потери вдова занялась развлекательным бизнесом».

А ведь нам и без их напоминаний приходится несладко!

Тем не менее мама уже вложила в подготовку к свадьбе больше энергии, чем во все остальные проекты, которыми занималась в последние годы, и я должна быть благодарна Эштон и Эли за их безграничное терпение.

– У тебя завтрак горит, – невозмутимо объявляет Оуэн с набитым ртом.

– Черт! – Я выхватываю вафли и вскрикиваю от боли, коснувшись пальцами горячего металла. – Мам, может, все-таки купим новый тостер? Этот уже совсем не годен. Раскаляется докрасна за полминуты.

Мама сдвигает брови и принимает озабоченный вид – как всегда, стоит кому-то из нас упомянуть о денежных расходах.

– Знаю. Но может, сначала попробовать почистить старый? Представляете, сколько хлебных крошек скопилось внутри за десять лет?

– Я почищу, – вызывается Оуэн, поправляя очки. – А если не поможет, разберу на части. Клянусь, я сумею!

Я рассеянно улыбаюсь ему.

– Не сомневаюсь, умник. Как я раньше не догадалась тебя попросить?

– Оуэн, я не хочу, чтобы ты играл с электричеством, – протестует мама.

– Я не собираюсь играть! – обижается брат.

Хлопает дверь; моя старшая сестра Эмма выплывает из нашей комнаты и направляется в кухню. Вот к чему я никогда не привыкну в этой квартире: здесь один-единственный этаж, и всегда знаешь, кто где в данный момент находится. Не то что в нашем прежнем доме – у каждого была отдельная спальня, а еще общая гостиная, и кабинет, который в конце концов превратился в игровую комнату для Оуэна, и папина мастерская на цокольном этаже…

Плюс к тому у нас был папа.

Эмма натыкается взглядом на пластиковые фигурки в свадебных нарядах, загромоздивших кухонный стол.

– Люди до сих пор ставят такое на торты?

– Твоя сестра задала тот же вопрос, – говорит мама. Она постоянно выискивает в нас с Эммой похожие черты, будто каждое лишнее напоминание каким-то образом вернет нам былые сестринские чувства.

Эмма бормочет что-то и подходит ближе, но я сижу, по-прежнему уставившись на свой завтрак.

– Ты могла бы пропустить меня? – вежливо спрашивает она. – Мне нужен блендер.

Я сдвигаюсь в сторону. Оуэн выхватывает со стола фигурку невесты с ярко-рыжими волосами.

– Эмма, смотри, вылитая ты!

У всех нас рыжие волосы, но в разных оттенках: у Эммы золотисто-каштановые, у меня бронзовые с медным отливом, а Оуэн – рыжеватый блондин. Но вот уж кто действительно выделялся в толпе своей шевелюрой апельсинового цвета, так это наш отец. В старших классах у него даже было прозвище Чито. Как-то мы вместе пошли в фуд-корт в нашем молле, и отец отлучился в туалет, а когда вернулся, то обнаружил, что пожилая пара с подозрением изучает мою темноволосую смуглую маму и ее троих рыжих и светлокожих детей. Папа положил маме руки на плечи и объявил, широко улыбаясь:

– Видите? Мы одна семья!

А кто мы теперь, спустя три года после его смерти? Каждый сам по себе.


Если меня спросить, в какое время дня моя сестра чаще всего не в духе, я бы затруднилась ответить. С недавних пор Эмма вообще мало чему радуется. Однако по утрам мы подвозим в школу мою подругу Джулс, и эти четверть часа однозначно попадают в первую тройку.

– Я в шоке! – Джулс, запыхавшись, забирается на заднее сиденье нашей старенькой «Короллы» и сбрасывает рюкзак. Я поворачиваюсь к ней, и подруга срывает солнечные очки, устремив на меня полный презрения взгляд. – Фиби, это некрасиво!

– Что? Почему? – недоуменно спрашиваю я и начинаю ерзать на сиденье, поправляя перекосившуюся юбку. Годы проб и ошибок не прошли даром – я наконец подобрала для себя гардероб, наиболее подходящий для фигуры: короткая пышная юбка, желательно с ярким крупным рисунком; топ насыщенного цвета с V-образным вырезом или с глубоким декольте; ботильоны на наборном каблуке.

– Пристегнись, пожалуйста, – напоминает Эмма.

Джулс защелкивает ремень, по-прежнему свирепо глядя на меня.

– Сама знаешь.

– Понятия не имею.

Эмма отъезжает от бордюра. Джулс живет в довольно скромном разноуровневом доме, всего в одном квартале от нашего старого жилища. Наши прежние соседи, по большому счету, не из самых состоятельных жителей Бэйвью, однако молодожены, которым мама продала дом, были в восторге от того, что именно здесь начнут совместную жизнь.

Джулс трагически широко распахивает зеленые глаза, особенно выразительные на фоне ее смуглой кожи и темных волос.

– Нейт Маколи был вчера в «Контиго», а ты мне даже сообщения не послала!

– Ах, вот ты о чем… – Я включаю радио погромче, и мою невнятную реплику заглушает последний хит Тейлор Свифт.

Джулс всегда питала слабость к Нейту – она вообще имеет привычку западать на красивых хулиганистых парней, – однако никогда не рассматривала его как потенциального бойфренда, пока с ним не начала встречаться Бронвин Рохас. Теперь она, как стервятник, нарезает круги над Нейтом, а у меня возник «конфликт лояльности», потому что с самого начала работы в кафе я подружилась с Эдди, которая, само собой, состоит в команде Бронвин.

– Он никогда нигде не тусуется, – стонет Джулс. – Черт, я такую возможность упустила!.. И ты еще называешься подругой, Фиби-Джиби! Это нечестно! – Она достает блеск для губ с винным оттенком и подается вперед, чтобы лучше рассмотреть себя в зеркале заднего вида. – Ты его видела. Как считаешь, у них с Бронвин все?

– Похоже на то. А вообще трудно сказать. Он ни с кем толком не общался, кроме Мейв и Эдди. В основном с Эдди.

Джулс поджимает губы с выражением легкой паники.

– Ужас! Ты думаешь, они теперь пара?

– Нет. Быть того не может. Они просто друзья. Джулс, не каждая девчонка считает Нейта неотразимым.

Подруга опускает блеск для губ в сумку и со вздохом поворачивается к окну.

– Ты-то откуда знаешь? Он такой горячий, я просто умираю.

Эмма останавливается на светофоре, трет глаза и протягивает руку к радиоприемнику.

– Я убавлю громкость. Голова раскалывается.

– Плохо себя чувствуешь? – спрашиваю я.

– Просто устала. Вчера допоздна занималась репетиторством с Шоном Мердоком.

– Неудивительно, – говорю я себе под нос. Если задаться целью найти представителей разумной жизни в предпоследнем классе «Бэйвью-Хай», Шона Мердока среди них не окажется. Зато у его родителей есть деньги, и они охотно платят Эмме за услуги репетитора – а вдруг ее трудолюбие или отличные оценки каким-то образом передадутся Шону?

– Эмма, а может, и мне нанять тебя? – размышляет Джулс. – С химией в этом семестре полный завал. Что делать, ума не приложу. Разве что украсть результаты тестов, как Бронвин Рохас.

– Бронвин пришлось все пересдавать, – напоминаю я.

– Не защищай ее! – Джулс, надув губы, пинает ногой мое сиденье. – Она разрушила мою любовь.

– Если ты серьезно насчет репетиторства, у меня в расписании есть окно в эти выходные, – предлагает Эмма.

– Химия в выходные? – с возмущением восклицает Джулс. – Нет уж, спасибо.

– Как скажешь, – выдыхает сестра с некоторым облегчением, будто ничего другого от Джулс и не ожидала. – Мое дело предложить.

Эмма всего на год старше меня и Джулс, но часто кажется ближе по возрасту к Эштон Прентис, чем к нам. Сестре никто не даст ее семнадцати лет; Эмма ведет себя так, будто ей двадцать пять и она учится не в выпускном классе, а готовится получать диплом магистра. Даже сейчас, когда заявления о приеме в колледж отправлены и остается лишь ждать ответа, не может расслабиться.

Остаток пути мы молчим. Едва Эмма сворачивает на парковку, на мой телефон приходит сообщение: Встретимся под трибунами?

Нет. Я опаздываю! И хотя мозг напоминает, что в этом месяце я получила два последних предупреждения, пальцы все равно печатают: ОК. Я засовываю телефон в карман и толкаю пассажирскую дверь еще до остановки машины. Сестра удивленно приподнимает брови.

– Мне нужно заскочить на футбольное поле.

Я закидываю рюкзак на плечо, не отпуская ручку двери.

– Зачем? Тебе нельзя больше опаздывать, – говорит Эмма, прищурив светло-карие глаза. Такие же, как у папы. Наряду с рыжими волосами это единственное, что у нас с ней общее. Сестра высокая и худая, а я маленькая и с пышными формами. У нее прямые волосы до плеч, у меня длинные и вьющиеся. На солнце она покрывается веснушками, а я – ровным загаром. Однако сейчас, в феврале, у обеих бледная кожа; я чувствую, как невольно краснею, и опускаю голову.

– Э-э… насчет домашнего задания…

Джулс выходит из машины и хихикает.

– Теперь это так называется?

Я разворачиваюсь на каблуках и поспешно ретируюсь, спиной чувствуя осуждающий взгляд сестры – словно тяжелая накидка повисла на плечах. Эмма всегда считалась серьезнее меня. Мы были с ней так близки, что даже приучились вести разговоры без слов. Мама в шутку называла нас телепатками. Мы знали друг друга настолько хорошо, что могли читать мысли по выражению лица.

Несмотря на разницу в возрасте, с Оуэном мы тоже были близки. Папа часто называл нас троих «Амиго». На всех детских фото Амиго позировали одинаково: Оуэн в центре, а мы с Эммой по бокам от него, сцепив руки и широко улыбаясь. Как неразлучная троица! Тогда я верила, что мы и правда неразлучны. В голову не приходило, что только папа был связующим звеном.

Мы начали отдаляться друг от друга постепенно, и поначалу я ничего не заметила. Первой откололась Эмма, зарывшись с головой в учебу. «У нее свой способ переживать», – говорила мама, и я не трогала сестру, хотя мне-то хотелось переживать вместе! Пришлось искать замену – удариться в общественные дела и проводить больше времени вне дома, особенно когда мной начали интересоваться молодые люди, в то время как Оуэн нашел утешение в видеоиграх и ушел в мир фантазий. На фото с прошлого Рождества мы стоим втроем под елкой с натянутыми улыбками, выстроившись по росту и вытянув руки по швам. Представляю, как огорчился бы папа.

А еще больше он огорчился бы, узнав, что случилось после, на вечеринке у Джулс. Вести себя со старшей сестрой как чужой человек – одно дело, а натворить то, что натворила я… совсем другое. И если раньше я чувствовала тягостное одиночество, когда думала об Эмме, то теперь лишь вину. А еще облегчение – от того, что она больше не способна читать мои мысли по лицу.

– Привет! – Погрузившись в размышления, я не замечаю, что иду прямо навстречу столбу – еще немного, и могла бы лоб расшибить, но меня вовремя останавливают. А затем хватают и резко тянут вперед, так что телефон вываливается из кармана и с глухим стуком падает в траву.

– Черт… – начинаю я.

Брэндон Уэбер впивается губами в мои и не дает произнести больше ни слова. Я двигаю плечами из стороны в сторону, пока рюкзак не оказывается на земле рядом с телефоном. Брэндон выдергивает мою блузку из-под пояса юбки, и поскольку на сто процентов ясно, зачем мы встретились, я в процессе помогаю ему.

Брэндон скользит ладонями вверх по моей обнаженной коже и забирается под бюстгальтер.

– Ты такая сексуальная…

Он тоже. Брэндон – куортербек футбольной команды; газетенка «Бэйвью блейд» любит называть его «новый Купер Клей». Играет достаточно сильно, и колледжи уже положили на него глаз. Однако, по-моему, сравнение неуместное. Во-первых, Купер – игрок более высокого уровня, а во-вторых, парень что надо. А Брэндон, по правде говоря, тот еще типчик.

Хотя целоваться умеет. Стоит ему прижать меня к столбу, как все напряжение исчезает и по телу от предвкушения удовольствия пробегают искры. Я обнимаю его за шею одной рукой, пытаясь заставить наклониться ближе ко мне, а другой тереблю ремень джинсов. Но тут нога на что-то наталкивается, и рингтон текстового сообщения возвращает меня к реальности.

– Мой телефон… – Я отстраняюсь от Брэндона. – Мы его сейчас раздавим.

– Я тебе новый куплю. – Он касается языком моего уха, что мне категорически не нравится. И почему парни вбили себе в голову, что это возбуждает? Я начинаю вырываться; Брэндон нехотя отпускает меня. Тут и из его кармана раздается позвякивание, и я замечаю, что джинсы моего бойфренда выпячиваются спереди. Я поднимаю телефон, с усмешкой спрашивая:

– Это сообщение или ты так рад меня видеть? – Затем снимаю блокировку экрана… и воздух выходит у меня из легких. – Это что, шутка? Опять?

– Ты о чем? – Брэндон лезет в карман.

– Сообщение с неизвестного номера. И знаешь, что пишут? – Я читаю с выражением: – «Вы тоже соскучились по блогу Саймона «Про Это»? Как я вас понимаю! Начнем новую игру?» Не могу поверить, чтобы кто-то запустил эту хрень после предупреждения директора Гупты!

Брэндон пробегает глазами по экрану своего телефона.

– У меня то же самое. Видишь ссылку?

– Ага. Не открывай! Вдруг там вирус или…

– Поздно, – смеется Брэндон. Он читает, прищурившись, а я рассматриваю его, глядя снизу вверх: рост больше шести футов, русые волосы, глаза голубые с зеленоватым отливом, а губы… м-м… настолько полные, что за них любая девушка убить может. Он фантастически красив, кажется – возьмет и исчезнет в любой момент, улетит с дуновением ветра… И он знает об этом, как никто другой. – Ни фига себе, тут целый трактат.

– Дай взгляну. – Я выхватываю у него телефон. На своем я эту ссылку открывать не намерена. Поворачиваю экран от солнца, чтобы лучше разглядеть. Вебсайт – убогая копия «Про Это», с похожим логотипом. Ниже большой текст:

Внимание, «Бэйвью-Хай»! Сначала я объясню вам правила. Наша игра называется «Правда или Вызов». Я отправляю приглашение одному из вас – и если это ты, НИКОМУ не рассказывай! В игре должен быть элемент неожиданности. Не надо спойлерить – это меня огорчает. А когда я огорчаюсь, добра не ждите. Итак, у тебя есть 24 часа, чтобы сделать выбор. Если ты выбираешь Правду, я раскрываю один из твоих секретов. Если принимаешь Вызов, я даю тебе задание. В любом случае мы немного развлечемся и внесем разнообразие в наше унылое существование.

Брэндон приглаживает свои шикарные густые волосы.

– Твое, может, и унылое. А за нас не решай, лузер.

Я хмурюсь.

– Как думаешь, он разослал это каждому? Все будут молчать, если не хотят лишиться телефонов. – Прошлой осенью директор Гупта прикрыла последний сайт-двойник и объявила, что отныне вводится политика нулевой толерантности: если она увидит хоть один намек на очередной блог «Про Это», навсегда запретит пользование телефонами в школе. И любой, кто попадется, будет исключен.

С того момента мы стали образцовыми гражданами – по крайней мере, больше не распространяем сплетни в онлайне. Ведь никто и помыслить не может, как обойтись в школе без телефона хотя бы один день – не говоря уж про годы!

– Да наплевать. Этим секретам сто лет в обед, – небрежно бросает Брэндон и кладет трубку в карман. Затем обнимает меня за талию и привлекает к себе. – Так на чем мы остановились?

Ответить я не успеваю. Мой телефон, прижатый к груди Брэндона, издает рингтон. Я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на экран. Снова сообщение от неизвестного абонента. Хотя из кармана Брэндона не доносится ни звука.

Фиби Лоутон, ты первая! Выбор за тобой: или я раскрываю Правду, или ты принимаешь Вызов.

Один из нас – следующий

Подняться наверх