Читать книгу Шотландская любовь - Карен Рэнни - Страница 5

Ратмор был намного меньше Гэрлоха и, конечно, производил не столь величественное впечатление, как замок клана Имри. Квадратный дом строгого вида представлял собой лабиринт из залов и коридоров, которые Гордон изучил, едва научившись ходить. В Ратморе он никогда не мерз так, как в Гэрлохе, но и никогда не бывал так счастлив. Здесь, дома, было тепло, но маленькому Гордону жилось ох как не сладко.

Он еще не бывал дома после смерти генерала и потому помедлил у ворот. Отец всегда очень щепетильно относился к охране своей собственности и даже в этой мирной долине возвел вокруг дома каменный забор с тяжелыми железными воротами: мол, пусть все знают, что это – Ратмор. На одной из колонн красовалось имя замка, на другой – единственное латинское слово: «Prodeo». «Вперед!» – девиз Макдермондов. Взять в качестве девиза не гэльское слово, а латинское – весьма в их духе, южане как будто желали показать этим твердолобым горцам, что в чем-то лучше их. И – да, они шли вперед: на битву, на войну, вступали в любое состязание, какое только мог предложить им цивилизованный мир. И они себя показали, и отец, и сын, а вот теперь он возвращался домой – один.

Он заранее написал экономке и предупредил о своем приезде. Миссис Маккензи наверняка подняла по тревоге всех слуг и подготовила дом к смотрам. И это еще одно неофициальное подтверждение того, что именно он хозяин этого дома, он, а не покойный генерал.

Ранние его воспоминания о Ратморе наполняли его ужасом. Единственный ребенок в семье, он обречен был нести на своих худеньких плечиках непомерную тяжесть надежд и чаяний генерала. Всю жизнь он напряженно трудился и наконец-то стал тем человеком, которого генерал мечтал видеть.

Генерал воевал, и он воевал. Генерал одерживал блистательные победы – и Гордон тоже побеждал. Генерал стал национальным героем – и Гордон тоже. Генерал был очень одинок – но Гордон, черт подери, не собирался и в этом пойти по стопам отца.

Макдермонд-старший, несмотря на свои боевые заслуги, не был удостоен титула, а вот Гордон получил баронета. И то, что сын опередил, превзошел его, вызывало у старика и гордость, и досаду. Гордон прекрасно знал о чувствах отца и испытывал неимоверное удовольствие, когда к нему обращались «полковник сэр Гордон» в присутствии Макдермонда-старшего.

Вперед, Гордон, вперед в логово льва! Старый лев Макдермонд уже мертв.

Его отец велел посыпать гравием дорогу от ворот до крыльца дома, благодаря чему карета шла мягко и почти бесшумно.

У крыльца стояла миссис Маккензи, слуги выстроились полукругом перед домом.

Он вышел из кареты, старательно удерживая на лице улыбку. Устраивая смотр своим подчиненным, он всегда был решителен и собран. Здесь, дома, он мог позволить себе немного расслабить спину, тем более что не было поблизости генерала, который бы раскритиковал его осанку и внешний вид.

Чувствуют ли слуги то же облегчение, что и он сам?

Миссис Маккензи, пухленькая, невысокого роста, умела искренне улыбаться в самые напряженные моменты. Даже с высокой прической – седые волосы пышной короной были уложены на голове – она не доставала ему до плеча. Сколько раз он жалел, что она не служила у них, когда он рос. Она могла бы стать его спасением, тихой гаванью, где он укрывался бы, когда ему было так страшно – и когда он изо всех сил притворялся, что никакого страха не чувствует. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, немало удивив таким необычным жестом, – никогда прежде Гордон себе такого не позволял.

Возможно, это намек на грядущие перемены.

– Полковник сэр Гордон, – тихо сказала она, прижимая ладонь к тому месту на щеке, где он запечатлел поцелуй. – Добро пожаловать домой.

Он отступил на шаг и окинул взглядом каменное сооружение. Как и каждый раз после продолжительного отсутствия, его снова поразило сходство Ратмора с типичной английской крепостью. Приземистое квадратное здание расположилось в долине Инвергэр и ревниво охраняло свою территорию, будто остерегаясь наступления Имри.

– Ваши слуги, сэр. – Миссис Маккензи обвела рукой два десятка человек, терпеливо ожидавших в сторонке.

Он вытянулся по стойке «смирно», потом осознал, что делает, и заставил себя расслабиться.

– Вы выставили на башне дозорного, – улыбнулся он.

Она кивнула и едва заметно порозовела.

– Как и должно было, сэр, учитывая, что мы вас ждали.

Конической формы башня являлась единственной «неанглийской» частью Ратмора. Она возвышалась над зданием, как шутовской колпак – или же как завистливый кузен шпилей и башен Гэрлоха.

Когда-то он частенько забирался туда: сначала чтобы подать знак Фергусу, потом – Шоне. В какой же момент раздражение из-за ее постоянного присутствия сменилось интересом? Когда он впервые излил ей душу, когда она в первый раз обняла его? Когда он в самый первый раз прижался щекой к ее волосам и ощутил нечто доселе неведомое?

Впервые он познал вожделение, думая о Шоне. Неужели желание и ее образ так и останутся в его сознании связанными навсегда?

– Все выглядят хорошо, – сказал он, отгоняя мысли о графине Мортон, и положился на свою природную способность запоминать имена и события.

Кухарка, женщина среднего возраста, служила у них лет десять или около того и любила французскую кухню, отчего к ней и благоволил его отец. Сам Гордон имел вкусы, так сказать, более шотландские. Конечно, он не просидел бы долго на телячьем рубце с потрохами, но кедгери, национальное блюдо из рыбы, крупы и яиц, равно как и лососина в любом виде вполне бы его устроили.

Двух молоденьких служанок он помнил: они уже были здесь, когда он приезжал на побывку перед отправлением в Россию. А вот трех других девушек видел в первый раз.

– Здравствуй, Мейси. – Он остановился перед одной из горничных. – Вы с Робби все еще встречаетесь?

Она присела в неуклюжем реверансе и вся зарделась.

– Нет, мы поженились.

Он улыбнулся и двинулся дальше. Гордон поприветствовал конюха и троих его помощников. С ума сойти, сколько нужно людей, чтобы обсуживать одного-единственного человека!

Поздоровавшись со всеми, он вернулся к миссис Маккензи.

– Миссис Маккензи, достаточно ли у нас припасов?

Кажется, вопрос ее удивил, но ответила она быстро:

– Да, сэр, у нас несколько говяжьих туш, оленина и баранина, если вам будет угодно.

– Пошлите половину в Гэрлох.

– В Гэрлох, сэр? – Вежливое выражение ее лица в мгновение ока сменилось неприятно удивленным.

– У вас есть какие-то возражения, миссис Маккензи?

– Этот Нед – никчемный человек, сэр. Палец о палец не ударит. Все время что-то бормочет про призраков – и это вместо того, чтобы честно работать. К тому же он пьяница, а вы знаете, как я к ним отношусь.

Гордон знал: виски в Ратморе водится только потому, что дом не принадлежит миссис Маккензи целиком и полностью.

– Лэрд с сестрой вернулись, – ответил Гордон в надежде, что миссис Маккензи не станет расспрашивать дальше.

Но она сделала кое-что похуже. Глаза ее расширились, лицо побледнело – и она расплакалась. Слезы беззвучно покатились по щекам.

– О, сэр, неужели это правда?

Он погладил ее по плечу.

– Почему бы вам не отпустить слуг, – спросил он, помня о заинтересованной аудитории.

– Да, конечно, сэр. И я отправлю Имри еду. Подумать только, после стольких лет они вернулись! Подумать только!

– Я и не знал, что вы так любите Имри, миссис Маккензи.

Она обернулась и хлопнула в ладоши. Очевидно, это был сигнал расходиться для слуг, потому что они все незамедлительно испарились. Она снова повернулась к нему:

– Инвергэр-Глен не тот без клана Имри.

– Вы говорите так, словно вы из деревни.

Она кивнула:

– Так и есть, сэр. В деревне у меня семья, но я сама вернулась домой, в эти края, только после смерти Альфреда. Он служил в армии, сэр. Был одним из ваших людей.

Ошеломленный, Гордон принялся перебирать в уме списки своих солдат.

– Ну, то есть не совсем ваших. Он числился в Девяносто третьем полку хайлендеров. – Она посмотрела на него и продолжила: – В Крым он не попал, но в Галифаксе понюхал пороху.

Она неторопливо двинулась к дому, и Гордон последовал за ней. Забавно, но входить в Ратмор как-то не хотелось.

– Я не знал, миссис Маккензи.

Понятное дело, его отец охотно нанял вдову солдата.

– А откуда вам было знать, полковник сэр Гордон? – Она истинно материнским жестом потрепала его по плечу. – На моей памяти вы почти не появлялись в Ратморе. Вы воевали, вы и ваш полк. Я горжусь тем, что служу у вас, сэр, и я точно знаю, что если бы мой Альфред был жив, он чувствовал бы то же самое.

– Я больше не на службе, миссис Маккензи. И теперь никак не связан с Девяносто третьим полком хайлендеров.

Она остановилась и озадаченно взглянула на него:

– Вы вышли в отставку, сэр?

Гордон кивнул. Военное министерство больше не заставит его слать на убой людей, которые готовы жертвовать жизнью во славу империи. Война – удел молодых оптимистов. Да, он еще молод, но оптимизма у него гораздо меньше, чем того хотелось бы военному министерству. Из оптимиста он превратился в реалиста.

«Ты просто паршивый трус!» – сказал ему как-то отец. Может, старик умер только для того, чтобы досадить ему? Или от злости…

На похороны мало кто пришел. Лишь став взрослым, Гордон полностью осознал то, о чем догадывался еще в детстве: генерала Макдермонда никто не любит. Его могли уважать за почти безрассудную смелость и умение выработать сложную стратегию в битве – однако по окончании боя люди его избегали.

К сожалению, у Гордона такой возможности не было.

Они с миссис Маккензи помедлили у дверей. Как будто тут чего-то не хватает, какой-нибудь надписи… «Остерегись, входящий, здесь ты теплого приема не найдешь».

Да простит его Господь, но как же он рад, что старик наконец-то отправился на тот свет!

– Ты на меня злишься.

Шона не ответила.

Хелен тяжело вздохнула. Шона покосилась на нее.

– Не надо было ничего ему говорить, – проговорила она.

– Почему? Надо было голодать? – спросила Хелен.

Шона остановилась посреди коридора, тяжело вздохнула и заставила себя посмотреть на Хелен.

– Ты меня удивила. Впервые тебя увидев, я решила, что ты очень робкая и страшно боишься обидеть других. Однако я подозреваю, что на самом деле ты вовсе не такая.

Хелен несколько раз моргнула, но не стала защищаться.

– Когда тебе нужно, ты можешь быть очень жесткой и непреклонной.

– Мне не нравится сидеть голодной, – ответила Хелен. – И демонстрировать гордость в ущерб себе, – добавила она шепотом, но Шона все равно услышала.

– Возможно, ты права, – отозвалась она, помолчав. – Спасибо тебе. У нас ведь не было иного выхода, правда?

– Ну, если тебя не прельщает мысль напиться до отупения, как делает это Старый Нед. Я так полагаю, в виски недостатка нет?

– Мы же в Шотландии, – улыбнулась Шона. – Тут нигде нет недостатка в виски.

– К тому же разве соседям не полагается выручать друг друга? – добавила Хелен. – В конце концов, мы в шотландском нагорье совсем одни, если не считать Ратмора.

– Нет, что ты, деревня стоит прямо за холмом. Фергус говорит, она в последние годы стала очень зажиточной.

Если бы у них были хоть какие-то деньги, Шона бы закупилась там. Но к несчастью, все, что у них осталось, – это несколько монет в ее ридикюле. Смешно, учитывая, что она живет в самом большом замке в этой части Шотландии.

Если им поспособствует удача – ох, как же мало удачи выпадало им в последнее время! – то Гэрлох их спасет.

– Надеюсь, полковник сэр Гордон поспешит.

– У нас есть варенье и черный хлеб в корзине.

– А чая нет, – печально протянула Хелен.

– В погребе наверняка найдется пара бутылочек вина. Мы могли бы изобрести новый вид трапезы – бутерброды с вином.

– А вдруг мы захмелеем?

О, как бы ей хотелось захмелеть! Несколько глотков вина – и отступили бы боль и абсолютное отчаяние, которые она чувствовала. Но нет, тогда она стала бы ничем не лучше Старого Неда, который выбрал пьянство как спасение от призраков Гэрлоха. У нее же – свои призраки, и один из них жив и находится неподалеку.

Прошлое давило на нее с немыслимой силой, все причиняло боль. Она уже не маленькая, ей не удастся сбежать в свою комнату и выплакаться в подушку. Однако горечь, которую она ощутила, оказалась такой неожиданной, что это выбило ее из колеи. Шона растерялась и чувствовала себя странно одинокой, несмотря на то что Хелен была рядом.

Они вошли в комнату Фергуса. Пахнуло плесенью. Неужели весь Гэрлох пребывает в таком запустении?

Шона решительно подошла к окну, отдернула тяжелые занавеси и подняла раму. Вокруг Гэрлоха всегда бесновался ветер, как будто природа, подобно воину, жаждала сразиться с древним замком.

– Чтобы проветрить все комнаты, потребуется день или два, – объявила она. – Но начать необходимо с этой. Ах, зря он приехал.

– Фергус такой же упрямый, как ты, – сказала Хелен. – Да-да, так и есть, и не надо на меня смотреть так, словно я внезапно пожелтела, Шона Донегол. Это правда, ты и сама прекрасно знаешь.

– Знаю, – согласилась Шона. – Просто я не думала, что ты тоже это знаешь.

– Вы очень красивые люди, – добавила Хелен. – Обворожительная улыбка может скрыть множество изъянов, но она не скрывает того, что вы оба одержимы идеей устроить все по-своему.

Шона стояла у окна и смотрела на озеро.

– Когда я была моложе, я верила, что если чего-то очень сильно и долго хотеть, то непременно это получишь. Оказалось, в жизни все не так.

– Но ты стала женой графа, – заметила Хелен.

Шона кивнула:

– Да.

– И мой троюродный брат был весьма богат. При жизни.

– Тоже верно.

– Разве не этого ты хотела?

Не время сейчас для этого разговора. Слезы вот-вот хлынут из глаз.

– Ты всегда можешь снова выйти замуж.

Эта мысль уже приходила ей в голову. Брак – извечное спасение для женщин. Замужество ее отнюдь не было ужасным. Да, она не любила мужа, но чувствовала некое участие к нему и определенную привязанность. Он был добр к Фергусу и очень щедр.

Возможно, еще один муж, в возрасте, предпочтительно богатый – это и есть ответ на ее молитвы.

Если, конечно, она сумеет это вынести.

В конце концов, можно обойтись и без любви.

Но даже брак не дает никаких финансовых гарантий. Сейчас она так же бедна, как и после смерти родителей. Если уж она повторно выйдет замуж, то заранее позаботится о том, чтобы не остаться без гроша в кармане после смерти мужа.

Как же она устала от нищеты!

– Прямо сейчас я хочу привести в порядок комнату Фергуса! – провозгласила Шона, уверенно улыбнувшись Хелен.

Она взялась за покрывало, и Хелен поспешила на помощь. Вместе они разобрали постель и взбили перину. Потом Хелен пошла раздобыть простыни, которые отсырели чуть меньше остальных, а Шона отправилась в чулан за метлой и ветошью. Немного работы – это то, что нужно. Физический труд избавит от мрачных мыслей и тягостных чувств.

В следующие полчаса они навели порядок в комнате Фергуса, заправили маслом лампы, поставили на туалетный столик кувшин свежей воды, в изголовье кровати – букетик поздно цветущего вереска. Пурпурные цветы знаменовали собой приход сентября – и их возвращение домой.

Шона радовалась, что дни до сих пор стояли теплые. Однако вечером и утром уже прохладно. А пройдет еще несколько недель, и холод станет пронизывающим. Но к этому времени здесь уже обоснуются американцы.

Хотя вряд ли американцы проведут зиму в Нагорье. Впрочем, им хватит денег на то, чтобы закупить угля и топить в каждой комнате, которой они захотят пользоваться. Что же до пиршественного зала и малой гостиной, то они такие огромные, что даже по два гигантских камина в них от холода не спасут. Стоит отойти на десять футов от ревущего пламени – и нос мерзнет так, будто вот-вот отвалится.

– Я не собираюсь скучать по местным зимам, – сказала она и захлопнула окно.

Хелен вслух ничего не сказала, но на лице ее отразилось сомнение.

– А я думаю, тут очень красиво, повсюду снег и лед. А озеро замерзает?

Шона покачала головой:

– По-моему, оно для этого слишком глубокое.

– Я всегда любила зиму, пока не осталась одна, – проговорила Хелен. – Для одинокого человека это ужасное время, как ты думаешь?

Шона не знала, что ответить на такое замечание. По счастью, Хелен, очевидно, и не ждала ответа.

– Жаль, что я не вышла замуж в молодости. Теперь уже поздно.

И снова у Шоны не нашлось ответа. А что тут скажешь? Что брак – это счастье, благословение? Что он даровал ей утешение?

Но это не так. Он просто был – эдакое их с Брюсом сотрудничество. Она старалась быть ему хорошей женой, такой, какую он хотел видеть, а он был очень добр к ней и щедр.

А вообще… Решилась бы она на такое снова?

Вряд ли. Лучше уж умирать с тоски одной, чем вместе с кем-то.

Они снова направились в покои лэрда. Старый Нед куда-то делся, но его место на постели занял Фергус.

У Шоны сердце екнуло, когда она увидела, как он бледен. Страх мгновенно сменился гневом. Ну почему Гордон не сдержал слова? Почему не остался в Инвернессе? Зачем притащил сюда Фергуса?

Шона подошла и положила руку на влажный лоб брата.

– Шона, не виси над душой, – сказал он, не открывая глаз.

– Я не вишу.

Он приоткрыл глаза.

– Я просто отдыхаю.

– Ты себя измучил.

– Я себя измучил, – признал он и криво улыбнулся. – Я хотел всем доказать, что не инвалид, но эти лестницы – сущее проклятие.

Шона перевела встревоженный взгляд на его ногу.

– Тебе хуже?

– Нет. – Он сел. – Просто рана болит, словно на ней вверх-вниз скачет дьявол.

Шона оглянулась на Хелен, которая выглядела такой же обеспокоенной, как она.

– Хелен говорит, что мы с тобой упрямые. Ты только что доказал ее правоту, Фергус. – Но как бы она ни досадовала, она не могла оставаться равнодушной, когда Фергус улыбался вот так, уголком рта, без тени раскаяния в глазах. – Зачем ты приехал? – спросила она, помогая ему сесть на краю постели.

– Тем более когда ты строго-настрого запретила мне это делать?

– Я не запрещала. – Нет, по правде сказать, запрещала. – Ладно. Я просто хотела сама договориться с американцами.

– А я вообще не хочу с ними ни о чем договариваться.

Шона посмотрела на Хелен – ее компаньонка оказалась полностью права. Они оба большие упрямцы, может быть, самые большие во всей Шотландии.

Что-то ей подсказывало, что понадобится все ее самообладание, чтобы завершить продажу Гэрлоха – прежде, чем она окончательно оставит прошлое позади.