Читать книгу Перевод русского. Дневник фройлян Мюллер – фрау Иванов - Карин ван Моурик - Страница 8

Когда я была маленькой, когда я перестала ею быть и когда я достаточно повзрослела, чтобы вникнуть в смысл употребляемых взрослыми фраз, одна из них была для меня все же наполовину неразгаданной: «Wenn die Russen kommen».[1] Вначале я не понимала, зачем им к нам приходить. Но это звучало явным предостережением: будь готов и днем и ночью! Потом я почувствовала, что, кажется, они придут мстить. Интересно, что мне не приходило в голову выяснить, почему они должны прийти и, собственно, когда.

Годы шли, а русские – нет. И чувство опасности притупилось. Фраза «русские придут» стала вольно варьироваться. Вроде того, как Пушкин у русских вдруг возникает в повседневных ситуациях, далеких от поэзии: «А посуду кто мыть будет, Пушкин?»

«Когда ты это, наконец, сделаешь – когда русские придут?!» Но это существенно отличалось от русского «когда рак на горе свистнет», отличалось опять-таки предостережением: смотри, как бы не было слишком поздно!

Эту фразу знали все немцы моего поколения – мы с нею росли: «Wenn die Russen kommen».

Работа переводчика не могла обойти меня стороной, как бы я об этом ни мечтала. В 1989 году работала для фирмы Philips в Гамбурге, где должна была сопровождать делегацию хирургов из России и переводить, переводить, переводить. С утра до вечера перевод носил специфический характер (тема – медицинская техника), а вечером обретал человеческое лицо – я сопровождала хирургов и за ужином в гостинице, и потом до глубокой ночи – в баре.

Утром все мои подопечные бодро принимались за дела, и я снова настраивала мозги на медицинскую технику.

Я чувствовала себя хорошо, тем более что была избалована мужским вниманием – русские мужчины щедры на комплименты, а их в делегации было абсолютное большинство. Но я ужасно, ужасно уставала.

Опрокинув с ночного столика все, что попалось под стремительную руку, я схватила телефонную трубку и стала набирать номер портье.

Последний вечер пребывания хирургов в Гамбурге закончился, естественно, в баре, около четырех утра. Всем было весело и приятно: выпивали – и я выпивала, травили анекдоты – я переводила анекдоты, хохотали – хохотала, расходиться никому не хотелось – и мне… расходиться…

Проснувшись, я сразу все поняла: будильник старался напрасно («слыхали ль вы?» – нет, ничего не слыхала!!!). Через пятнадцать минут – выезд моих хирургов в аэропорт.

Опрокинув с ночного столика все, что попалось под стремительную руку, я схватила телефонную трубку и стала набирать номер портье. Он не сразу подошел, поэтому я вынуждена была придать своему голосу строгость и значительность:

– Слушайте меня внимательно. Сейчас, с минуты на минуту, к вам придет группа русских. Они не понимают по-немецки. И по-английски не понимают! Пожалуйста, сделайте то, что я вас прошу, это очень важно! Напишите на листе крупными цифрами время: семь пятьдесят. Семь пятьдесят! И когда русские придут – покажите им этот листок. Вы меня хорошо поняли?

– Да, – отвечал он так рассеянно, словно ничего не понял, поэтому я не ослабляла своего напора:

– Поймите, это очень важно! Покажите русским этот листок, просто покажите!!! Умоляю!

Я не могла больше говорить, потому что, что бы ни было, что бы я ни надела сейчас на себя за несколько секунд, мне требовалось время, чтобы накрасить ресницы!

Вероятно, портье почувствовал все нарастающее во мне волнение и сказал странным тоном:

– Успокойтесь, прошу вас, – и даже снизил голос: – Я все сделаю, как вы сказали… Но вы уверены, что русские придут именно ко мне??? Я живу в номере сто двадцать один…