Читать книгу Советник - Карина Демина - Страница 9

Винченцо

Ждать пришлось долго.

Невыносимо.

Винченцо положил руку на шею, надеясь, что у него хватит сил снова отключить жреца, если вдруг ему вздумается прийти в сознание. Обманываться не стоило. Духи там, колебания тонкого поля или еще что, но сейчас он был слабее котенка.

Это заставляло ощутить себя по-новому.

И ждать.

В какой-то момент, поняв, что еще немного и он сам отключится, Винченцо прикусил губу до крови. И принялся считать. До тысячи.

До…

До сотни для начала. Это ведь немного, до сотни продержаться. До двухсот.

До…

На четыреста пятьдесят трех дверь открылась.

– Надо же, и вправду живой, – его подхватили. – Да отпусти ты его, еще придушишь ненароком. А я как понял, этот поганец нужен.

Винченцо помогли подняться и почти оттащили к кровати. Правда, Дикарь хмыкнул и сказал:

– А лучше пока посиди.

И усадил или, вернее будет сказать, затолкал в кресло. Тело отозвалось ноющей болью, но Винченцо выдержал.

– П-пить.

– Сейчас. Слушай… может, позвать кого? – спросил Дикарь, но чудовищное дитя покачало головой. – Он же ж того, мало лучше покойника выглядит. Еще загнется ненароком.

Загибаться Винченцо не собирался.

И кубок с водой сдавил обеими руками. Пить получилось. И влага принесла силы. Во всяком случае, их хватило, чтобы сидеть, не слишком заваливаясь на бок.

– А это у нас… – Дикарь меж тем подошел к лежащему и перевернул его на спину. – Может, в пыточную? Там, помнится, все было надежно, цепи, стулья…

Произнес он мечтательно.

Девочка подумала и кивнула. Уточнив лишь:

– Сейчас.

И говорила она на всеобщем языке, правда, в её произношении звучало смешно.

– Эй! – возмутился Винченцо. – А я… я тоже в пыточную хочу! То есть, не в том смысле, но… я во всяком случае понимаю, что они говорят.

– Духи, – важно произнесла девочка.

– Ладно… всех в сад… то есть, в пыточную. Её тоже нести? – Миха указал на Миару, которая, кажется, начала что-то бормотать, но просыпаться не спешила.

– Пусть спит. Но… охрану бы.

– Охрану всем бы. Погоди, тогда кликну кого… и этого вот, – вместо веревки Дикарь использовал пояс, причем весьма умело. Пояс выглядел довольно толстым, но Винченцо не обольщался.

В пыточной оно и вправду как-то надежнее.

Что он вообще о мешеках знает?

Девочка опустилась перед лежащим на колени, при том задрав пышные юбки так, что эти колени, почему-то ободранные, выглядывали из бархатного вороха.

– Расскажи, – попросил Винченцо. Говорить на чужом языке было неудобно, а молчать страшно, потому что с молчанием он рисковал снова вернуться в беспамятство. Пусть даже телу и необходим отдых, но не сейчас. – Кто он?

– Жрец, – Ица поглядела исподлобья.

– Он молится?

– И приносит жертвы, – она почесала коленку и одернула ткань. – У твоей сестры другие наряды.

– Она маг.

– А мать моего мужа?

– Она не маг, но просто знатная женщина. Мода может отличаться. Я, честно говоря, не особо в ней разбираюсь. Лучше у Миары спроси.

– Она меня не любит.

– Она никого не любит. Так… безопасней.

Ица склонила голову чуть на бок. И в темных глазах её почудился немой вопрос.

– Когда у тебя есть кто-то, кого ты любишь, его легко отобрать. Или сделать что-то.

– Плохое?

– Да.

– Он отобрал маму, – Ица ткнула под ребра жреца пальцем. – Он думает, я маленькая и глупая. Не понимаю. Он думает, что знает, что мне делать. И что я послушаюсь.

Жреца стало немного жаль.

Вот кем-кем, а маленькой и глупой назвать девочку Винченцо поостерегся бы. И уж точно не стал бы надеяться, что она кого-то там послушает.

– Как получилось, что тебя… что ты оказалась здесь? – пусть язык у них неудобный, аж горло дерет, но он хотя бы может спросить. Вряд ли ему ответят правду.

Всю – точно нет.

Но этот разговор… это хороший повод удержаться на краю.

Дверь открылась, пропустив двоих, которые подхватили жреца и бодро потащили прочь.

– Я распорядился, что его пока закроют внизу. А тебе надо умыться, переодеться и поесть чего-нибудь.

Ица нахмурилась.

– Он никуда от тебя не денется, – успокаивающе произнес Дикарь. – А маг нам будет нужен. Куда бы мы ни собирались сунуться, там всяко легче с магом, чем без него.

Девочка посмотрела на Винченцо. И он перевел.

– Да, – после нескольких мгновений раздумий сказала она. – Хорошо. Он надо.

И снова говорила так, чтобы её понял не только Винченцо.

Мыли его здесь же. И рабы торопились, вода была едва теплой, а мыло – едким, но само ощущение чистоты придавало сил. А бульон, густой, тягучий, Винченцо глотал сам. Пусть из кубка. Пусть почти обливаясь.

Но сам.

Ица устроилась на втором кресле. Там и сидела, не обращая внимания ни на испуганные взгляды рабов, ни на укоризненный – Джера. Мальчишка, само собой, не пропустил удивительной новости о чудесном выздоровлении.

Или не чудесном.

И почти выздоровлении.

Главное, пришел вместе с рабами, которые и притащили, что таз, что ведра с водой. А потом и остался. Пока Винченцо отмывали, юный барон просто сидел. Неспокойно. Он ерзал. И хмурился. И открывал рот, но столкнувшись взглядом с Дикарем, его же закрывал, но хмурился еще больше.

– Что? – не выдержал Дикарь.

– Девушке… благородного рода нельзя смотреть на голых мужчин!

И покраснел.

– Она спиной сидит.

– Это неприлично!

– Почему? – вполне искренне удивилась Ица и даже обернулась, явно опасаясь пропустить что-то по-настоящему интересное.

– Потому что неприлично! Непристойно! И… – и аргументы у Джера закончились. – Это может её… её ранить. Стыдливость.

Последнее слово он пробормотал.

А Винченцо с трудом подавил смех. Во-первых, во время купания стыдливость юной Императрицы, если таковая у нее имелась, оградили шелковой ширмой. Во-вторых, его в конце концов одели.

– Мужчина, – Ица указала на мага. Потом на Джера. На Дикаря. – Мужчины. Женщина. Мужчины одно. Женщины другое.

Она перевела взгляд на Винченцо.

– Скажи им, что дети Неба не видят стыдного в человеческом теле. И каждый знает, как оно устроено.

Винченцо перевел.

И про себя сделал заметку. Надо будет написать. Как-нибудь… пока его не убили вместе с особо ценными знаниями по воспитанию мешеков. Но сам кивнул и добавил от себя:

– Маги тоже довольно рано начинают изучать анатомию. Это необходимо. И в теле, в созерцании тела действительно нет ничего стыдного. До нас дошли статуи, которые изображали людей. Это не совсем статуи Древних, хотя… скульптуры как правило обнаженные.

Краснота добралась до ушей барона. И тот поерзал.

– Это маги, – буркнул Джер. – У вас все, как не у людей.

– Может, просто люди забыли, как оно… у людей? – добавил Винченцо.

Силы возвращались. Потихоньку, но не было боли, точнее та, что осталась, была далекой, и потому он мог позволить себе не обращать на нее внимания. Хотя, конечно, странно, что ноги зажили. Ни одно заклятье не способно вот так взять и…

Снова духи?

Тот странный дар, которым девочка, вне всяких сомнений, обладала? Вмешательство богов?

Главное, что он чувствовал эти ноги, и спину, и даже огонек собственной силы не погас, но сделался будто ярче. Уже за одно это стоило бы поблагодарить. Понять бы кого еще.

– Готов? – Дикарь забрал опустевший кубок и поставил на стол. – Если нет, то мы сами как-нибудь.

– Вот еще, – Винченцо потер щеку, на которой проступила щетина, пусть редкая, но раздражающая. – Я тоже хочу.

– В пыточную…

Осталось развести руками.

Его несли на руках, та самая пара наемников, что уже отволокла в подвалы жреца. За ними следовал Дикарь, затем— Ица, взявшая за руку жениха. И тот что-то бормотал, что ли пытаясь рассказать о здешних правилах, то ли просто высказывая свое несогласие.

В пыточной разожгли жаровню. И Винченцо порадовался, когда его усадили, пусть даже вид кресло имело… специфический. Зато стояло близко к огню.

Хорошо.

А вот для жреца нашлось и другое, с прочными кожаными петлями. Они обнимали и щиколотки, и запястья. Еще одна проходила по груди, под руками. Последняя захлестывала шею, заставляя пленника сидеть прямо.

Глазами он все же вращал и весьма грозно.

Палач, показавший себя человеком знающим и ответственным, спокойно раскладывал инструмент на железный лист, под которым переливались рубиновым цветом угли. Ведро с водой он тоже приволок, как и пустое, если вдруг пленнику подурнеет.

– Госпожа! – завидев Ицу жрец встрепенулся и подался было вперед, насколько это получилось. Но ремни впились в кожу. – Госпожа, что происходит…

Ица обошла его кругом, придерживая при том слегка запылившиеся юбки. И остановилась перед ним, так, чтобы жрец мог видеть её.

– Ты, – сказала она и, вытянув руку, коснулась лба. – Ты знаешь, кто убил мою маму.

Винченцо перевел для остальных. Говорить пришлось тихо, едва ли не шепотом, но его поняли.

Джер махнул палачу, и тотчас возле кресла появилась два низеньких табурета.

– Тебе тут не жестко? – заботливо осведомился Дикарь.

– Нормально, – Винченцо поерзал.

– А дырки зачем?

– Это механическое кресло, – Джер сунул в указанную дырку палец. – Его давно изготовили. Не работает уже. А раньше надо было крутить колесо, и через дырки шипы выползали. Их еще можно было смазать чем.

– Это маги, госпожа! – возопил жрец. – Они наслали проклятье! То сделало кровь вашей матушки черной и разъело нутро.

– Как?

– Это у магов спросите!

– Проклятья есть разные, – тихо произнес Винченцо. – К сожалению, я точно не скажу, какое использовали. Я и близко не проклятийник. А они свои тайны хранят. Хотя… Ица, извини, что прерываю, но погибла лишь твоя матушка?

Легкий наклон головы.

– Ни служанки, ни рабы, ни даже животные? Больше никто не заболел?

– Нет.

Теперь она повернулась к Винченцо. Взгляд у нее тяжелый, совершенно недетский. Но страха нет. Он или устал бояться, или слишком слаб, чтобы тратить силы на страх.

– Тогда это направленное проклятье. Наведенное. Обычные проклятья имеют определенный… радиус, – Винченцо очертил круг. – Действия. Центром их становится некий предмет или существо. Однако все-то, кому случается быть рядом, страдают. В разной степени. Ненаправленные проклятья опасны тем, что могут вызвать болезнь. И потому… с ними стараются не иметь дела.

Он делает паузу.

Тяжело говорить вот так, долго. И понимающий палач – все-таки хороший он человек, душевный, – подает кубок. Вода? Травяной отвар. Горьковатый. Но сухость во рту уходит.

– Однако сделать их проще.

– А другие?

– Направленные хороши тем, что действуют на определенного человека. Однако и создать такое сложнее, если говорить о чем-то и вправду действенном. Кроме того, для создания нужна кровь, волосы или телесные жидкости проклинаемого.

Он все-таки сбивается, потому что тот, другой язык, неудобен. Но Ица понимает.

Правда, только она, и приходится все повторять снова. Для остальных.

– Кто-то должен был собрать их, – она поворачивается к жрецу. – Слышал? Ты все слышал. И все понял.

Губы жреца сжимаются.

– Ты приходил к нам. Всегда. Тебе были рады. Мама. Она говорила с тобой. Долго. Долго-долго. Каждый раз. Ни с кем так долго. И служанок отсылала, оставляя только одну, старую, ту, которую ты когда-то привел.

А вот переводить легко.

И Джер хмурится. А Дикарь добавляет очевидное:

– А и вправду, надо в ближнем круге искать. Того, кто сумеет добыть. Кровь там или другое. Еще найти магов. Договориться с ними…

– Договориться как раз несложно, – Винченцо на мгновенье отвлекается от чужой беседы. – В городе многие работают с теми, кто если не враг, то и не друг. Существуют посредники. Если есть, чем платить, то… мешеки богаты. У них много золота. И не только золота.

– Стало быть, хорошие клиенты?

– Именно. И… проклятийники никогда не распространяются о своих заказах. Часто они и вовсе не знают, для кого готовят. Получают компоненты. Отдают проклятье. И все.

Просто.

Наверное, им и не слишком-то хочется знать, кто станет жертвой. Винченцо точно не хотел бы. Он бы и сейчас о многом предпочел бы забыть.

Кто ж позволит.

– Слышал? – Ица ткнула жреца под ребра. – Служанки собирали волосы моей матушки. И простыни, на которых она спала, предавались огню. Вода, которой омывали её тело, спускалась в воды священного озера. Никто не мог… никто, кроме тебя! Она тебе верила! Она…

– Она была моей сестрой! – взвизгнул жрец. – И я привел её к твоему отцу! Я!

Ица кивнула.

И села, прямо на пол. Черные глаза его прищурились, сделавшись совсем уж узкими. И под взглядом её жрец заерзал.

– Мы… мы хранили кровь… было предсказано, что… мир снова встанет на краю гибели. Что пройдут годы. И многие годы. Многие-многие…

– Я поняла.

– Что кровь благословенная ослабнет, а знание будет утрачено. Что к власти придут те, кому нужна будет лишь власть. А люди, поставленные стеречь врата неба, забудут, для чего они это делают. И лишь избранные сохранят разум. И кровь.

– Ты?

– Мы. Нас немного. Мы следили. Стояли в тени трона. В тени Храма. Издревле. Собирали кровь по крупицам. Искали потерянных детей Императора, дабы воссоединить их меж собой.

– Опять двадцать пять, – проворчал Дикарь.

– И праотцы наши оказались правы. Годы шли. И Императоры становились раз от раза слабее. Они утратили способность слышать небеса. А после и взывать к ним. Они стали обыкновенными людьми по сути своей. Тогда как мы… мы возродили утраченное! И в час, когда на небесах вспыхнула первая звезда, знаменуя начало последнего пути, на свет появилась дитя, чья кожа была бела, как вершины гор, а волос подобен чистейшему серебру. Она сама казалась ледяной, пусть даже кровь её была горяча.

Жрец облизал губы.

– И тогда мы поняли, что сотворили сосуд. Благословенный сосуд, в котором взрастет избранная.

Избранная нахмурилась.

– Мой отец, который умел читать пути звезд, составил карту жизненного пути. И во многом огорчился он, указав, что сестра моя, невзирая на веру, окажется слаба… что привяжется она к супругу своему.

Ица поджала губы.

– И дитя, ею рожденное, решит она спасти от начертанной участи, невзирая на то, что мир падет в бездну…

– Хрень какая, – сказал Дикарь, но тихо.

Винченцо дернул головой. Переводить и так непросто. А тут…

– Падет! И прольются небеса огнем! И мертвые восстанут из бездны, дабы покарать живых! И земли обернутся прахом, а прах поднимется в воздух. Черные тучи его будут носиться по-над миром, и не останется в нем ни человека, ни зверя, ни рыбы.

Он выдохнул.

И продолжил тихим зловещим голосом.

– Если не будет принесена великая жертва! Дитя благословенной крови взойдет на вершину пирамиды, дабы сердцем своим накормить богов!

– Вот точно хрень, – повторил Дикарь громче.

И Винченцо с ним согласился.

А вот жрец, услышавши этакое, рванулся было. И захрипел, когда палач дернул за петлю на шее, сказавши:

– Не балуй.

– Вы… – во взгляде мешека было столько ненависти, что стало не по себе. – Вы проклятые… маги… мните себя великими, но берете силу мира! Вы пьете его кровь, плодите ужасы и болезни. Вы суть зло, которое необходимо уничтожить!

– Тихо, – Ица поднялась и прижала палец к губам.

Жрец замолчал.

А она провела ладошкой по щеке, наклонилась близко-близко, даже показалось сейчас, что она поцелует этого человека, но нет. Взгляд его вдруг остекленел. А рот приоткрылся, и меж зубов показался толстый темный язык.

Выглядело это уродливо.

– Не получилось, – вздохнула Ица, поглядев на жреца, а потом хлопнула его по щеке. И тот очнулся, замотал головой, замычал, а после вовсе впился в язык зубами. И по подбородку потекла кровь.

– Челюсти свело, – Дикарь не пошевелился. – Этак вовсе язык откусит. И кровью захлебнется.

Подобный вариант Ицу, кажется не устраивал.

И девочка снова щелкнула жреца по носу, а тот замер.

– Так, – Дикарь поднялся с места. – Долго ты сможешь его держать вот так?

– Нет.

– Ладно, тогда надо зафиксировать получше, чтобы он и пошевелиться не смог. И меж зубов надо сунуть что-то. Палку какую, но мягкую, чтобы зубы не покрошил. Он вообще тебе еще нужен?

Ица кивнула.

Задумчиво так кивнула.

– И пытать смысла нет.

– Позволь не согласиться, – Винченцо попытался было подняться. – Грамотное воздействие…

– Заставит его или выть и материться, – возразил Дикарь. – А если продолжим, он будет говорить то, что мы хотим слышать. Но скорее всего просто выть и материться. Видно же, что он… одержим своей идеей. И уверен, что прав. Да… так вот, с такими надо договариваться. И сперва пусть посидит здесь пару часов. Или не часов. Подумает. Только развязывать его нельзя. А то еще станется самоубиться во спасение мира. И нам подумать не помешает.

– Над чем?

– Над всем, – Дикарь подхватил девчонку на руки. – А ты… ты тоже подумай, оно тебе надо все знать? Во взрослой жизни столько дерьма.

С этим Винченцо согласился.

А вот с тем, что знать не надо – нет. Надо. И всем. Потому что нынешнее дерьмо грозило стать самым дерьмовым из всех.