Читать книгу Изольда Великолепная - Карина Демина - Страница 10

Кайя Дохерти с детства усвоил, что женщины – существа хрупкие, беспомощные и требующие крайне бережного с собой обращения, особенно если они – леди. По этой причине Кайя, не будучи уверен, что сумеет быть достаточно бережным, дабы не травмировать столь воздушных созданий, предпочитал держаться от леди подальше.

Случайные встречи, избежать коих было вовсе не возможно, приводили к конфузам. Некоторые дамы, стоило обратиться к ним с самым мирным вопросом, лишались чувств, другие же бледнели до того, что Кайя начинал испытывать опасение за их здоровье, а третьи и вовсе, не отвечая, лишь смотрели. И были в их взгляде такие тоска да безысходность, что у Кайя возникало лишь одно желание – удалиться, чтобы жизнь несчастных обрела хоть какие-то краски.

Дамы вели куртуазные беседы на языке вееров, которого Кайя не понимал, и повсюду таскали крохотных собачек. Те истошно лаяли, норовили укусить либо же молча писались, что тоже не способствовало возникновению взаимопонимания. А однажды и вовсе случилась неприятная история, когда нечто мелкое, серое и очень злое метнулось под ноги, но было встречено пинком. Собачка выжила, а вот леди слегла с нервической лихорадкой. Кайя искренне пытался объяснить, что пинок вышел непроизвольным – в лагере всегда множество крыс, едва ли не больше, чем самого войска, а крысы эти весьма наглы и порой бросаются на людей, но его извинения услышаны не были.

Зато собачек в замке поубавилось. А веера заработали вдвое быстрей.

Необходимость жениться, с каждым годом все более острая, ввергала Кайя в состояние, весьма близкое к панике.

И вот у него появилась жена. Вот только не та жена, на которую он рассчитывал: письмо лорда-канцлера было сухо, подробно и правдиво.

Его жена, новая леди Дохерти – девица неподобающего вида неизвестного происхождения, однако явно не имеющая ни капли благородной крови? Вздорная? С грубыми манерами?

Подобную особу можно представить в роли хозяйки таверны, но никак не протектората.

Над ней смеются. Кайя сочувствуют, уповая на скорейшее решение проблемы.

От Урфина только и ждать что новых проблем.

За что, Ушедший бог?

Кайя трижды перечитал письмо, а заучив почти наизусть, швырнул в костер.

Злость – хороший кнут. И Чаячье крыло, державшееся бодро за стеною скал, раскрыло-таки ворота. Замолчали пушки, обессилев без пороха, и псы войны получили законные три дня свободы. Им было что взять в подвалах мятежного замка.

Кайя же не мог думать о деле. Он уговаривал себя, что найдет способ отправить девицу домой, где бы этот дом ни находился, в крайнем же случае купит новый, где-нибудь на побережье. А сам сделает то, что следовало сделать давно, – женится на леди Лоу.

Она хотя бы без собачки, веера и разговаривать способна.

На переправе Кайя все-таки не выдержал. Уж больно медленно двигалась махина армии, обремененная орудиями, ранеными и обозами. Некогда стройное войско растянулось змеей от самого Чаячьего крыла до полноводной Виташи. И Кайя сделал то, чего никогда не делал, – передал командование. Тан Кавдорский был надежным человеком, но… беспокойство не отпускало. А по мере приближения к замку прибавлялось и злости. И, увидев Урфина с двумя девицами, одна из которых – Кайя понял это сразу и вдруг – и являлась новой леди Дохерти, Кайя не сдержался.

Раньше он не позволял себе кричать на людей. А тут не сдержался, в глубине души надеясь, что девица упадет в обморок. Она же носик сморщила так презрительно и явно собиралась ответить.

Никто никогда не смел возражать Кайя Дохерти, когда тот гневался.

Его жена такая, как описал лорд-канцлер. И совсем другая.

Маленькая. Взъерошенная. И отчаянно храбрая.

Она прокралась в комнату, подслушивала и призналась в этом, ничуть не смутившись. Она сидела в его кресле, кутаясь в меховое одеяло, и не жаловалась, что оно пахнет пылью. Ела рыбу руками, жмурилась от удовольствия и облизывала пальцы, не забывая делиться с котом. И разговаривала она, глядя в глаза. Это тоже было странно. Как само предложение расторгнуть договор лишь потому, что она ему неприятна. Когда и кто об этом думал? Или о том, что ему может быть больно?

Нелепая мысль, если разобраться.

– И что нам с нею делать? – спросил Кайя кота, вернувшись к себе.

Кот зевнул и повернулся к двери, предупреждая, что поздние гости не иссякли. И в дверь постучали, а потом, не дожидаясь ответа, распахнули.

– Мир? – предложил Урфин, протягивая увесистый кувшин с запечатанным горлом.

– Мир.

Сейчас Кайя Дохерти, лорд-протектор, был настроен более чем миролюбиво.

– В таком случае, – Урфин поднял второй кувшин, – предлагаю напиться.

План был исполнен в точности.

Спала я крепко, сны видела яркие, интересные и, проснувшись, некоторое время считала звездочки на пологе кровати, пытаясь составить из них знакомую Большую Медведицу.

Или медведя.

Вокруг было тихо. И как-то прохладно, если не сказать больше. Огонь в камине догорел, но новый развести не удосужились. Ни Гленны, ни дежурной фрейлины, ни даже служанки.

Ау, люди, вы где?

Определенно, где-то помимо покоев нашей светлости, в которых царил просто неприличный покой. Открыв окно, я выглянула и убедилась, что нахожусь в том же мире и на том же месте, в котором отправлялась ко сну. Знакомо синело море, и небо отливало свинцом, предупреждая о скорой грозе. Порывистый ветер поднимал волны, и корабли торопились к берегу, спеша укрыться в бухте.

Похоже, обо мне просто забыли.

Немного обидно, но справимся. В конце концов, наша светлость на диво самостоятельна, она со времен детского сада умываться и шнурки завязывать умеет.

– Надо, надо умываться по утрам и вечерам, – пропела я, открывая воду. – А нечистым трубочистам…

Вода пошла едва теплая, и настроение, до того замечательное, начало портиться.

– …стыд и срам. – Я все-таки рискнула искупаться и даже плеснула в воду лавандового масла, не столько ради аромата, сколько из желания хоть как-то скрасить этот почти экстремальный заплыв.

А между прочим, наша светлость – создание хрупкое, к простудам склонное.

Волосы укладывать тоже пришлось самой, хотя данному обстоятельству я скорее была рада. Да и волосы тоже. Распушились, завились этакими кучеряшечками.

Ангелочек просто!

Ну, если не слишком приглядываться.

– Эй! – Когда дело дошло до одевания, я все-таки выглянула из комнаты, уже понимая, что никого не найду. Но попытаться стоило.

Тишина. И тот же погасший камин.

Корзина с фруктами – судя по потемневшему боку яблока, вчерашними. И пыль на туалетном столике. Ну хотя бы платья не сбежали: безголовое войско ряженых манекенов ожидало моего выбора. Черт, а ведь есть предел человеческим возможностям. Я в жизни не зашнурую на себе корсет!

И кринолин вряд ли сумею присобачить.

Ну и леший с ними.

Я прошлась, разглядывая платья и без сожаления отказываясь от очередного. Синее… желтое… зеленое… серебристое… одинаковые до тошноты. А вот это что-то новенькое. Интересненькое. Платье пряталось в самом дальнем, самом темном углу гардеробной и даже успело слегка запылиться. Пыль я стряхнула и с добычей вернулась в гостиную, не к людям, так хотя бы к яблокам. Желудок настойчиво подсказывал, что время завтрака пришло, прошло и забыто, но близится время обеда, за которым нашей светлости не мешало бы пополнить запасы энергии в хрупком ее организме.

Честно говоря, я начала сомневаться, что обед получится добыть. А яблоки – неплохая альтернатива. Будем считать, что у меня разгрузочный день.

– «В бою не сдается наш гордый «Варяг»! – сказала я себе и еще платью, которое лежало на кресле.

Оно отличалось от прочих нарядов, тяжелых и вычурных, прекрасных, как старинные статуи в заброшенном парке. О, это было совершенно чудесное платье. Легчайшая ткань темно-багряного оттенка. Завышенная талия и свободная юбка, которая ниспадала мягкими складками. Узкие рукава и квадратный, довольно-таки смелый вырез.

У меня даже грудь появилась.

Как-то слишком уж появилась.

Но к платью прилагалась шаль, расшитая бабочками. И атласные туфельки. Еще бы носки шерстяные, совсем чудесно было бы. Но, глянув в зеркало, я убедилась, что прелесть как хороша. И вряд ли бы испортила свой неземной образ шерстяными носками.

В любом случае настало время выяснить, какая же такая чума отпугнула всех моих добрых – и не слишком добрых – подданных. Ну должно же быть сему объяснение!

Но яблочко я благоразумно прихватила. Мало ли…

Утро… утро было раньше.

Оно пришло, громыхая сапогами лорда-канцлера, и что-то долго, занудно вещало. Голос был скрипуч и болью отдавался в висках.

Но Кайя делал вид, что слушает.

Он был хорошо воспитан и надеялся, что воспитания хватит. Было бы неудобно блевать в присутствии столь уважаемого человека. А хотелось. Крылья парика раскачивались. Вправо. Влево. Вправо. Влево. Влево… как волны за бортом.

Морская болезнь, которой Кайя прежде не страдал, проявила себя во всей красе, и Кайя подумал, что вчера действительно не следовало пить… столько пить.

Сколько?

Память отказалась выдавать конкретную цифру, может, оно и к лучшему.

Лорд-канцлер шевелил пальцами, и суставы его похрустывали премерзейше. И сюртук был яркий, желтого цвета. Нарядный. Только глаза жег.

– Позже, – сказал Кайя, когда все-таки решился разлепить губы.

– Что «позже»? – вполне внятно поинтересовался мормэр Кормак, похрустывая пальцами. Каждый звук вызывал приступ острейшей головной боли.

– Все позже.

К счастью, Кайя оставили в покое. И кровать приняла его как родного. Спрятав гудящую голову под подушку, лорд-протектор крепко зажмурился. Его утешало лишь то, что Урфину сейчас не легче.

За пределами моих покоев бурлила жизнь. Слуги носились всполошенными тараканами, но меня упорно не замечали, и когда я встала на пути девицы с подносом, та лишь обогнула меня, как огибают некое незначительное препятствие.

Да что происходит?

– Эй! Вы…

Я попыталась остановить лакея, который торжественно вышагивал по красной дорожке. В руках его был кувшин с узким журавлиным горлышком. Лакей, прежде готовый служить нашей светлости, не удостоил меня взглядом, лишь бровью брезгливо повел.

Ну ладно, не больно-то хотелось. Здраво рассудила, что если еду куда-то тащат, то определенно туда, где намечается обед. Правда, нашу светлость не приглашали, но мы не гордые, мы и без приглашения хозяев обрадуем.

Зал… поворот… и еще поворот. И дверь, захлопнувшаяся перед самым моим носом. Я осталась посреди коридора, который крайне несвоевременно распадался на три потока. Прямо сказка: направо пойдешь, налево… куда-нибудь идти надо. А указатели в этом обжитом музее не помешали бы. И я решительно свернула направо.

Дверь.

Приоткрыта. И за ней – длинная унылая комната, стены которой плотно завешаны портретами. Слева – суровые рыцари, все как один – на конях или хотя бы с конями. Справа – белоликие дамы, взирающие на рыцарей с чисто женской снисходительностью.

Рыцари были брутальны. Кони прекрасны. Дамы – как повезет. Что меня, пожалуй, удивило, так это наряды. Складывалось ощущение, что рисовали их под копирку, а после разукрашивали в разные цвета. Но быть того не может, чтобы мода оставалась неизменной на протяжении столь долгого времени!

Два десятка колонн поддерживали потолок комнаты, изрядно, к слову, закопченный. Меж колоннами стояли доспехи, один другого мрачнее.

Оружие здесь тоже имелось. Ножи маленькие, ножи большие и очень большие, уже не ножи – мечи. С клинками прямыми, изогнутыми, даже извивающимися. Массивные дубины, перетянутые полосами железа, и перекрещенные, слившиеся в поцелуе топоры на длинных древках.

Как-то среди всего этого добра мне стало неуютно.

Ладно, есть еще как минимум два варианта. Я вернулась к развилке. Хорошее настроение выветривалось, как поддельные духи. Прямо… прямо у нас дверь. А за дверью комната или, скорее, зал необъятных размеров. Потолки высокие. Колонны, на сей раз белые. Пол тоже белый, с нежно-розовым отливом и характерными мраморными прожилками. Окна во всю стену.

Свет наполнял эту комнату, давая жизнь обильной зелени. Растения в каменных кадках тянули друг к другу ветви, и разноцветный плющ висел, что новогодняя гирлянда. Покачивались тяжелые цветы на стрелах цветоносов, мешались друг с другом ароматы. В изящных серебряных клетках, которые свисали на длинных цепях, словно причудливые украшения, порхали канарейки.

Где-то за зеленым пологом весело журчал фонтан.

И голоса.

– Тисса, милая, подай красную ленту. Нет же, дурочка, не алую, а именно красную. Ты не различаешь алый и красный? – Медовый голос леди Лоу гармонично дополнял пение ошалевшего кенара. – Я понимаю, что прежде служба казалась тебе легкой, но со мной все будет иначе.

Вот теперь я действительно не желала подслушивать и ушла бы, когда б сумела сдвинуться с места. Но ноги мои приросли к полу, а рука застыла в миллиметре от пурпурного бутона розы.

– …спасибо, Тисса.

– Не кажется ли вам, ваша светлость, что вы несколько торопите события?

Голос Ингрид был равнодушен.

«Ваша светлость»?

Она дочь мормэра, а к мормэрам обращаются именно так – «ваша светлость»… не здесь.

Здесь так обращаются только к членам семейства Дохерти.

– Тороплю? О нет, милая Ингрид. Я слишком долго медлила. Но сегодня утром отец имел беседу с лордом-протектором, и тот пообещал, что…

Все-таки я сумела сделать шаг, который дался мне нечеловеческим усилием. Я тоже имела беседу с их растреклятым лордом-протектором. Но выходит, что та беседа ничего не значила?

Не спеши, Изольда. Убить всегда успеешь.

Леди Лоу сидела у фонтана на высоком стуле с резной спинкой. Платье ее было роскошно настолько, насколько вообще может быть роскошным наряд. Ткань отливала золотом, а россыпи драгоценных камней ослепляли, и сама леди казалась одним большим драгоценным камнем. Кружевной воротник веером раскрывался над узкими ее плечами, а голову украшал самый удивительный из виденных мною париков. Лиловый… синий… розовый… цвета переплетались друг с другом. Причудливый змеиный клубок. Из клубка вырастали тончайшие спицы, на которых раскрывались золотые цветы. При малейшем движении цветы покачивались и выглядели вполне живыми.

– …уже к вечеру это недостойное создание уберут из замка.

У ног леди Лоу сидела бледная золотоволосая девушка в серебряном платье. И серебряный ошейник хорошо с ним сочетался. Лицо девушки было неподвижно, а взгляд устремлен на хозяйку.

Словно собака, которая ждет приказа.

Детские черты и выражение абсолютного счастья. Это пугало.

– Осталось решить кое-какие формальности. Но они не отнимут много времени.

Алая лента обвивала тонкие пальцы леди. Как будто кровью измазали.

Формальности? Пообещал? Недостойное создание?

О нет, Изольда, не везет тебе с кавалерами… любовь с первого взгляда, значит? Освещение подвело, когда глядела.

Но плакать я не стану, и прическу этой Мальвине недоделанной портить тоже не стану. Уйду тихонько, как будто меня и не было.

Уберут? Черта с два! Я не сковородка, чтобы меня в ящик убирать. Я сама уйду.

Наша бывшая светлость гордая. Только невезучая какая-то.