Читать книгу Тишина по имени Розмари. Роман - Karina Winter - Страница 2

У меня никогда не было своей собственной семьи; пропитанного теплым светом дома и привычного аромата, что тянется из кухни по утрам, когда мама готовит завтрак. Я не помню наставлений отца, потому, что и отца у меня тоже не было. Выросла я в детском приюте, на окраине небольшого, скучного городка.

Изредка, меня проведывала какая-то дальняя родственница моей матери. Эта женщина появлялась внезапно, как призрак из неведомого мне, моего же, прошлого. Мы ни о чем не говорили. Просто потому, что я видела в глазах гостьи полное безразличие. Женщина приносила мне фрукты, печенье и конфеты. После её ухода я оставляла все это на столе, в нашей комнате, чтобы каждому доставалось понемногу от того гостинца. За оказанное мне внимание, я была ей признательна, но большего сказать не могу. Ведь всякий раз, при встрече с ней, я становилась на долю несчастней. Вот спросить бы её тогда, что она знает о моих родных? Но я так и не спросила. А, что если ответ окажется слишком откровенным, болезненным и не понравится мне? Я решила, что никогда не затрону тему моего одиночества… Тем самым, оставляя вероятность на оправдание для моих родителей.

Моя жизнь в приюте была похожа на лед. Что-то застыло в нем, этом куске, когда-то живой воды. Чувство постоянного холода было привычным делом. Чувство, что меня не хотели, во всех отношениях, тоже весьма мое. Ну, то есть, не хотели видеть на своем семейном празднике; не желали поставить мою фотографию в череду других на полке камина; не жаждали знать о моем здоровье ровным счетом ничего, даже если я болела. И так до бесконечности.

Раньше, будучи маленькой девочкой, я думала на эту тему по-другому. Мне казалось, что мою маму украли, потому, что она добрая и часто обнимает; потому, что она не скупится на ласковые слова и подарки. Я была уверена, что её украл другой злой ребенок. Я точно верила, что мама ищет путь ко мне, чтобы вернуться и наверстать упущенное. Эта глупая вера помогала мне до тех пор, пока её не сменило другое сильное чувство.

Как-то сидя на подоконнике в канун Рождества, я увидела, как спешат по улице, продуваемой холодным ветром, женщина и мальчик лет шести. Они несли в руках красивые подарочные сумки, бумажный конверт, весьма огромный, скорее всего полученный на почте и, что-то ещё. Проходя рядом с приютом, мальчишка дернул маму за руку и указал на меня. Мое окно было на втором этаже. Женщина подняла взгляд. Мне даже показалось в тот момент, что я не просто ребенок из приюта, а словно прокажённая, да ещё и уродина… Реакция женщины была самой наихудшей, какую только можно было вообразить… Они быстро пошли прочь, а мать мальчишки ещё раз все же обернулась, уже стоя на перекресте. Сделала она это тогда, явно не из жалости, а скорее из-за любопытства.

Спустя годы, перед каждым Рождеством я вижу ту картинку. Точнее, она сама возникала в памяти и никуда не исчезала. Я становилась все старше и делала вид, что не обращаю на подобные вещи внимания, но в ту рождественскую ночь я заливалась слезами. Соседка по комнате, моя единственная подруга, долго меня успокаивала, напоминая одну странную примету: «Год пройдет так, как ты его встретишь». И где только она наслушалась этой чепухи?

– Что если намылиться пеной, стоя в душе и петь какую-нибудь дурацкую песню? Что ты хочешь сказать, что я весь год не буду вылизать из ванной?» – Тогда сквозь слезы пробормотала я.

Клара, кстати, так звали мою соседку, не только по комнате, но и по кровати, вдруг захохотала. Мы ещё долго потом смеялись, до коликов в животе, и слезы выступали на глазах снова, но уже по другой причине. Даже сейчас вспоминать смешно, чего мы тогда нафантазировали!

Даже не желая того, я часто вспоминаю тех людей: мальчишку и его мать. Мне интересно, что с ними стало? Потому, что не все равно… Интересно, как сложились их судьбы? Надеюсь, хорошо. Я не испытывала к ним злости и ненависти тогда, не испытываю и теперь. И все же, как много раз, за эти мрачные десять лет, прожитых в приюте, я просила судьбу подарить мне встречу с ними. Зачем? Я хотела бы поменяться с теми людьми местами. Я бы хотела оказаться на улице, залитой рождественскими огнями, и спешить домой с мамой, а может быть, идти в гости к своей родной бабушке. И пусть она подарит мне на Рождество очередной, связанный ею шарфик, свитер с оленями на груди или шапку с рукавицами. Какая разница! Это ведь будет лучший подарок, который можно себе вообразить. Я приняла бы его, подарила в ответ свой, а потом, уселась бы рядом в обнимку с бабушкой. Просидела бы так ещё долго, просто слушая, как она тихо постукивает спицами; что-то напевает себе, словно мурлычет кошка над своими котятами. Наверно, я даже закрыла бы глаза и принялась вслушиваться в еще один тонкий звук, как неугомонный ветер, сорванец и задира, разыскивает щелочку в старой оконной раме и насвистывает свою зимнюю песенку…

Ради таких мгновений я была бы рада отдать все, что угодно. И мне было бы бесконечно важно, узнать мнение того, кто в волшебную рождественскую ночь оказался на моем месте, в приюте. Чтобы он рассказал мне об одиночестве, боли и холоде? Чтобы потом стал ценить в жизни, вернувшись на свое место? А самое главное: в следующий раз, проходя мимо окон приюта, смог бы этот человек, именно так цинично посмотреть на ребенка за окном и, отвернувшись, уйти?

Подобных вопросов тогда я накопила много и даже успела уяснить, что ответа на них никогда не получу.

Если скажу, что именно в один из дней своего рождения, я получила известие от воспитателя о том, что наконец-то, нашлись люди, решившие меня приютить, вы подумаете, что я сейчас начну рассказывать сказку. Возможно, было что-то волшебное в тех мгновениях…

«Не знаешь, зачем они это делают?» – Спросила меня тогда директорша, ещё раз расстегнув мою сумку, в которой, собственно и помещалась вся моя предыдущая жизнь, если исчислять её вещами.

В ответ я сжала губы и, как обычно, промолчала. Что я могу сказать доброй миссис Стюард, которая…. А впрочем…. Я до сих пор так и не поняла, что тогда искала директорша приюта в сумке. Оттуда ведь нельзя было ничего унести. Просто нечего. Даже часть своего сердца, я оставила там. Не отыскала уже его осколков, как не пыталась. Когда они откололись, спросит кто-нибудь? Думаю, в ту ночь, когда я болела и испытывала такой жар, что стены начали двигаться и падать на меня. Я закричала в бреду: «Мама, мамочка, спаси меня!» Но, никто не поспешил меня вытащить из «развалин» воспаленного воображения. Лишь спустя полчаса, в палату заглянула медсестра и сказала: «Ну, хватит без толку кричать. Ты же знаешь, у тебя нет матери». Вот и все. Слезы не полились ручьём в тот момент, они словно исчезли, от чудовищной боли, причиненной мне парой слов. Не осторожных слов, потому, что дети, живущие в детских приютах, слышат все слова иначе. Поверьте…

Ожидая «освобождения» из приюта, пришлось часто бывать в кабинете нашего нотариуса. Бумажная волокита, вопросы…. Это наложило неприятный отпечаток…

И вот настал момент, о котором я сотню раз мечтала. Я бредила им, потому, что все мои мечты сводились к мысли о семье. О людях, которые обязательно появятся в моей жизни, и я стану счастливой. Судьба, словно мой первый и самый злейший враг, увидит, как я прощаюсь с приютом, сажусь в машину к родителям и тогда, она захлебнется в своих же слезах, злости и останется одна…

Насочиняла…

Была раньше убеждена, что смогу на отлично отыграть эту сцену, но, в самый ответственный момент, уверенность покинула меня. Сил хватило только, чтобы провести последние часы, сидя на своей кровати. Рядом, у окна, стояла кровать Клары. Желание ещё раз окинуть взглядом всю комнату, которая столько лет являлась мне домом, взяло верх. Я огляделась…. Позади меня ещё ряд кроватей. Все идеально заправлены. Попробуй, сделай иначе!

По длинному коридору, ведущему к высокой лестнице в эту комнату, «гуляет» тишина, такая холодная, мрачная и густая, что я почти вижу, как она «выглядит». Как-то размышляя об этом, я дала ей имя – Розмари. Не знаю, почему именно это? Ещё не было в моей жизни женщин с таким именем… Тишина – первая.

И вот эту тишину вдруг спугнул звук шагов… Быстрых, торопливых…

– Знакомая походка, – тихо шепнула я самой себе. – Это Клара. Спешит. … Значит, приехали…

Клара распахнула двери.

Ещё раз обернувшись, но теперь уже на свою подругу, я вдруг четко увидела тоску в её глазах. Она блестит, переливами и с каждой слезинкой капает на её темно синее платье.

– Нет никакой трагедии. Мы еще встретимся. Я убеждена. Вот увидишь. Я сделаю все, чтобы тебя найти, – вдруг вырвалось у меня…

Клару эти слова окончательно расстроили. Она бросилась ко мне и обняла, крепко, сильно, откровенно… Её длинные рыжие волосы, такие красивые и мягкие, упали на мои холодные пальцы. Я осторожно сжала в своей ладони одну прядь.

– Ты хоть иногда вспоминай меня. … Обещаешь? – Сквозь слезы сумбурно причитала она.

– Обещаю.

Худенькая, нежная девочка, шестнадцати лет от роду, никогда ещё не знавшая в своей жизни, что такое настоящая родительская любовь, тогда так отчаянно меня обнимала, что я была просто потрясена, а вместе с тем убеждена, когда у Клары будут свои дети, она будет очень любящей матерью. Ей будет достаточно только обнять их, чтобы они почувствовали это. Вот так, как тогда меня…

Клара отпрянула, вдруг широко раскрыв глаза и схватившись за лицо.

– О, нет, я не хотела, – в ужасе сказала она и пальцем указала на мою футболку.

Иногда, втайне от воспитателя, мы с Кларой подкрашивали ресницы тушью…. А если откровенно, не только мы. Как достали её? Ну, это целая история. Уже не интересная. И вот расплакавшись, Клара забыла об этом совсем, прильнув ко мне.

Взглянув на свою светло-серую футболку, я перевела взгляд на заплаканную подругу. Здесь и говорить нечего. Что значила эта оплошность по сравнению с тем, что творилось в душе Клары?!

– Это мелочь. Не переживай… Никто не увидит.

Я застегнула молнию ветровки, с логотипом нашего приюта на груди и нелепость исчезла моментально.

Лицо Клары посветлело.

– Я забыла совсем про тушь, – улыбнулась она. – Там за тобой приехали. Такая смешная машина и люди… Они…

Её слова меня напрягли.

– Что с ними? – Спросила я.

Клара пожала плечами.

– Идем. Посмотришь сама. Идем же…

Мы быстро пошли по длинному коридору. Я набросила лямки своей сумки на плечо, напоследок оглянувшись.

– Прощай, Розмари….

Клара хмыкнула.

– Опять ты за свое? Нет там никого.

Мы принялись пересчитывать ступеньки, с каждым шагом приближаясь к первому этажу, к холлу, где собственно меня и ждали люди, о которых не договорила подруга.

Внизу не было никакой особой комиссии. Уже не было. Хотя, до того дня я столько важных людей повидала, а в то утро их не было, к счастью. В холле стояли только четверо: директор приюта, воспитатель, и две женщины. Одна среднего роста, с пышными седыми волосами, закрученными в переливающиеся пряди; на голове маленькая фетровая шляпка, с красивым цветком, в однотонном пальто и в сапожках на каблуках. Все скромно, аккуратно, не помпезно. Второй женщиной была София Корнер. Мы общались на протяжении почти года. Привыкали друг к другу, знакомились, говорили при встречах. Именно София и приняла решение: выбрала меня. А я? Я не знала, что и думать: «Верить или нет? Радоваться или быть настороже: и ждать подвоха от людей и жизни?»

София была значительно моложе первой женщины. Мне безумно понравился ее образ в то холодное и серое зимнее утро. Она оглянулась на меня и расплылась в улыбке. Затем вытянула руку в мою сторону и, вдруг зазвучал её красивый голос:

– Здравствуй, Мэгги! – Произнесла она, посмотрев на воспитательницу. – Мы уже можем идти?

Эндрю Стюард сверлила меня взглядом.

Клара с силой сжимала мои пальцы, и я понимала – она боится концовки истории так же, как боялась её я.

София пошла к нам с Кларой навстречу. По каменному полу разносился звонкий стук её каблучков, а вокруг – полная тишина. Мне показалось, что это не шаги, а стрелка больших напольных часов в кабинете Эндрю Стюард отбивает свой ход. Как часто я слышала этот звук, когда нужно было слушать другое, но так как, я знала это «другое» наизусть, можно было не вдаваться в слова и крики, витающие вокруг меня.

На мгновение я взглянула на подругу. Она, от важности событий, стояла, почти не дыша.

«Почему я?» – Успело мелькнуть в моей голове.

И вот молодая и красивая женщина остановилась в шаге от нас.

«Она очень, очень красивая. Как же я сразу не разглядела? И всё же, почему они выбрали меня? Неужели, добрая душа Эндрю Стюард не сказала им, что я странная? Быть такого не может! Ведь лично мне она повторила это сотню раз. Если не больше…»

– Мэгги, ты жива?! Моргни хотя бы! – Донесся громкий голос директорши и вернул меня в реальность. – Что ты стоишь, как изваяние?

Клара сделала шаг назад и оказалась на ступень выше меня.

– Мы приехали за тобой. … Идем скорее. Пора домой.

София взяла меня за руку и повела за собой.

Я, прежде чем отправиться в новый путь, посмотрела на подругу. В голове зазвучал ее голос, Клара прекрасно пела и делала для меня это всегда, когда я просила или мне было плохо…. А еще она мечтала стать балериной или просто танцевать для людей, просто так. Она мечтала о красивых платьях, закулисной жизни и всякий раз говорила, что мечтать можно всегда, а поверить в мечту, да так сильно, что, не взирая ни на какие препятствия, идти вперед, возможно лишь однажды. Я мечтала вместе с ней и твердила Кларе, что она обязательно добьется желаемого. А на тот момент она много лет подряд танцевала только для меня и делала это просто восхитительно….

Я набрала в легкие воздуха и хотела, хоть что-то сказать, но не находила слов. Клара меня опять спасла.

– Ничего не говори, Мэгги. Не надо…

Мы обнялись еще раз. Я пыталась запомнить образ подруги, а поэтому, пока шла к двери, ведущей из приюта, несколько раз обернулась.

«Ну, вот и всё! Прощайте холодные стены, галлоны слез, впитавшихся в подушку и мое дикое и злое одиночество. Прощай, Розмари. Тишина, которая имеет имя. Прощай моя нежная Клара, с волосами цвета утреннего солнца…»

Когда мы вышли из здания приюта, я почувствовала, как из окон на меня смотрят сотни глаз, тех, кто здесь остаётся. Я знаю их в лицо, помню, а ещё хочу поскорее забыть, потому, что при мысли о них, я становлюсь слабее и ощущаю дикую усталость.

И вот, за последние несколько дней, впервые появился повод для улыбки. Это случилось, когда я увидела автомобиль, Фольксваген «Жук», такой же, как у нашего сторожа. Никогда не разбиралась в марках машин, а тут пришлось. Я любила поболтать с угрюмым мистером Дью. Он по выходным приезжал сторожить наш приют…. Но его «Жук» не был таким забавным, он тёмный и обычный, а этот ярко желтый…

– О-о! Ты, наверное, удивлена? – Вдруг за моей спиной послышался еще один, новый голос. – Это наш трудяга и полноправный член семьи.

Та, вторая женщина, которая старше Софии, наконец-то, заговорила со мной. Она тепло улыбнулась и, прикоснувшись ко мне своей мягкой рукой, подмигнула.

– Ещё увидишь, на что он способен. Зверь, – она немного подумала. – Зверёк.

София сдержанно усмехнулась и открыла дверцу.

– Тетушка, не пугай девочку раньше времени. Садись, Мэгги. Дорога не близкая, чтобы успеть до ночи, нужно поторопиться. Мы хотим, чтобы ты быстрее оказалась в стенах настоящего дома…. Нашего дома. То есть и твоего теперь тоже. Надеюсь, тебе там понравится…

Мы все погрузились в авто, и «Жук» резво сорвался с места.

Я все смотрела через заднее стекло на удаляющееся здание приюта и искала глазами Клару. Но никто не вышел меня провести, и силуэт подруги на ступеньках был вымыслом, который вдруг развеял утренний ветер.

Мы уже выехали за пределы двора приюта, а я все продолжала думать о Кларе. Мы толком и не попрощались, хотя с тех пор, как я узнала, что покину приют, мы много говорили на эту тему. Успели дать друг другу обещание, даже смогли помечтать, а ещё мы отчетливо понимали, что, скорее всего, жизнь уже не даст нам возможность увидеться. Разойдутся в разные стороны ленты-дороги, и мы со временем будем подвержены «песчаной буре» в нашей памяти. Она аккуратно и тщательно покроет собой прошлое…

За всю свою сознательную жизнь я не видела столько, сколько увидела, пока мы ехали в мой новый дом. Не скрою, у меня всегда была мечта, отправиться в путешествие на автомобиле.

«Жук» мчался навстречу ветру, оставляя позади себя заснеженные просторы, мосты и мостики; через тихие скрытые льдом речки и широкие заливы. В некоторых местах дорога шла параллельно железнодорожному пути. Скоростные поезда мчались, как быстрые, вольные птицы.

«Сколько же в них едет людей! Все спешат, у каждого своя жизнь, свои дела…. И никто не знает, как важен и волнителен для меня сегодняшний день…», – думала я тогда, прильнув к окошку машины и иногда обращая внимание на свое собственное отражение в стекле.

Порой «Жук» почти «нырял» в своды, обнаженных ветвей над проселочными дорогами, а потом вырывался на свободу. И вот спустя много часов, я увидела высокие здания, как гиганты, они возвышались на горизонте. Мы приближались к Бостону.

Как тогда объяснили мне София и Сара, их дом находится далеко от центра громадного мегаполиса, и это хорошо.

Тетушка Сара, так я и буду называть эту прекрасную женщину, которая появилась в моей жизни в тот день и останется в ней навсегда, безжалостно вдавила педаль газа впол и даже зарычала. Словно веря, что её эмоции помогут «Жуку» быть мощнее. Чудо! Он смог вытащить нас на возвышенность.

– А вот здесь нужно остановиться, – сказала она самой себе и так же резко затормозила, увидев автозаправочную станцию.

София, от столь резкого торможения, подпрыгнула на месте и обернулась ко мне.

– Ты в порядке? Привыкай. Сара всегда так водит.

Я опять улыбнулась.

«Два сапога пара», – мелькнуло в голове. И «Жук», и эта женщина впрямь были похожи. Они производили впечатление совершенно других личностей, нежели есть на деле.

Ветер, вне салона, показался мне живым, весьма настырным и своим донельзя. Он растрепал наши волосы, выглядывающие из-под шапок, прошуршал лепестками цветка на шляпке нашего шофера в тот день, когда мы вылезли из машины, чтобы немного отдохнуть от дороги.

Вечер искрился на коже, полироли «Жука» и, в воздухе словно летали его серебрящиеся частички. Этот вечер стал первым, переполненным чувствами, размышлениями и совершенно новыми мыслями. Он дал понять, что день, каким бы он ни был, изжил себя, а потому пора поспешить и вновь спрятаться в салоне авто.

– Может быть, я поведу? – Тихо поинтересовалась София, когда мы все оказались внутри.

– Нет, не стоит. Я нисколечко не устала. Все хорошо. Правда.

В этот момент я увидела, как София подняла руку вверх, и поняла, надо хвататься руками за спинку. И верно. Тетушка ударила педаль газа, «Жук» зарычал, подпрыгнул и, дернувшись с места, помчался вперед. Да так яростно, что наши головы, словно на пружинках раскачивались ещё долго.

Всё, на чем мог остановиться мой пытливый взгляд, отпечатывалось в памяти и оставалось там навсегда. Я все никак не могла избавиться от мысли, что это скоро закончится, и нужно бы получше запомнить все хорошее.

– О, боже мой, надо же! – Тётя остановила машину. – Мэгги, милая, в той корзинке для пикника лежит термос и еще кое-что перекусить. Открой её. Там все для тебя. И как же я только могла забыть!

Жестикуляция Сары была неподражаемой.

Она даже умудрилась потрепать Софию за плечи, пытаясь добиться правды…

– Забыла! Совсем забыла! В термосе чай, а ещё там вкуснейшее печенье. Я лично пекла. Дорога ведь долгая. Прости, родная. Этот чертов кариес!

– Склероз, – поправила её София, совершенно спокойно, поглядев на меня.

«Надо же! Я ещё спала, а эта женщина уже суетилась, думала обо мне и что-то делала для меня. Непривычно».

У меня даже дух перехватило в тот момент. София, похоже, это заметила. Она всю дорогу поглядывала на меня через зеркало заднего вида.

– Мэгги, что случилось? – спросила она.

– Нет, ничего. Я в порядке. Правда.

– Ты совершенно измотана дорогой. Так далеко и долго вы явно еще никогда не ездили?

– Нет, еще никогда…

– И голодна. Это всё я виновата, – вмешался голос тётушки. – И моя забывчивость.

Я поддалась вперед, положив руки на спинку водительского сидения.

– Мы ведь заезжали в кафе, я не голодна. Правда…. Кстати, я как-то слышала, что ранний склероз следствие низкого сахара в крови. И он лечится. В смысле склероз.… Болтали воспитатели между собой.

Добрая Сара восприняла тогда мои слова всерьёз.

– Даже так? Ну, в том, что он лечится, я не сомневаюсь, а вот на счет сахара… «Ранняя стадия». Мэгги, милая, да я старше склероза раз в сто…. Это что же получается, нужно чаще заглядывать в лавку к Дарси, если дело в сахаре?

София округлила глаза.

– Будешь заглядывать чаще, однажды не сможешь войти в эту самую лавку или выйти из неё.

Обе женщины захохотали. Похоже, тема была избитой и весьма для них щекотливой.

– А знаешь, милая, я уже как-то ходила к доктору Перкинсону. Так вот, когда я пришла к нему, он спросил, на что я жалуюсь? И представь себе, я так и не смогла вспомнить для чего пришла. В общем, мы поговорили о погоде, о мире во всём мире и ещё пару сплетен обсудили. Ну, и вот. Потом я отправилась к себе в салон. – Тут тётя подняла вверх руку, правда прежде, я заглянула в лавку сладостей Дарси. Она напротив. Тебе там понравится.

Я усмехнулась, и желание коснуться плеча тетушки, взяло вверх.

– Значит, интуиция не подвела, – совершенно спокойно и уверенно подытожила я.

– О, да. Интуиция. Отличная штука, эта интуиция, – тетушка отвернулась, и снова вдавила педаль газа. Мы двинулись с места.

– Вперёд! – Скомандовала София, высунув руку с шёлковым шарфом в приоткрытое окошко.

Он тут же затрясся, принялся извиваться, и я подумала, что он похож на знамя, поднятое в честь моего освобождения! Пусть даже и не так все было. Разве теперь это важно?

Ниточка, словно связывающая меня с приютом, с тем странным местом, где ломаются все надежды и лишь у некоторых сбываются мечты, все еще держала меня и не отпускала. Она была невидимой, тонкой, но, как оказалось, прочной и не рвущейся… Ниточка заставляла меня всем, чем, хотя бы мысленно, наполнялась моя жизнь, делиться с Кларой.

«Как там она? Что делает? Наверное, плачет. Наверное, покраснел ее нос, ведь так всегда с Кларой, когда она расстраивалась. Продолжай танцевать, моя дорогая… Не сдавайся», – думала я.

Тогда я и не подозревала, что Клара в первую ночь нашей разлуки легла спать на мою кровать и, скрутившись в клубок, плакала, решив, что моя подушка и одеяло, будут теплее, словно мы по-прежнему рядом…

***

«Каким будет привыкание, к жизни в доме Софии и Сары?» – Когда я задавала себе этот вопрос в начале нашего знакомства, мне становилось не по себе…. Но время и жизнь всё расставили по своим местам.

Конечно, сложно было напрямую спросить у этих двух женщин, что для них любовь, что для них чувства и есть ли этому место в их сердцах? Да, я и не хотела разбираться. Просто, дала себе слово, что свыкнусь абсолютно со всем, чтобы не происходило в моей жизни теперь, лишь бы исчезнуть из приюта и больше туда не возвращаться.

А ещё, с тех пор меня окружали мудрые женщины. Почему я так решила? Да просто потому, что ни одна из них, не усадила меня на стул перед собой и не принялась перечислять все устоявшиеся в их доме правила и нормы. Они не говорили мне, что можно, а чего нельзя. Этого не было, хотя, я ждала. Мы просто начали жить вместе.

София. Женщина, которая являлась моим опекуном, работала нейрохирургом в большом госпитале Бостона. Первое, что мне бросилось в глаза, это одна особенность, которой она обладала. София умела находить плюсы во всём. Мне нравилась эта женщина за свою искренность, нежность и за то, что до неё, я таких людей ещё не встречала. Что там греха таить, я уверена была, что их попросту нет.

Времени, для того, чтобы оказаться в госпитале, у Софии уходило весьма много. Порой она возвращалась домой очень поздно, и я частенько встречала её, выходя к перекрестку двух улиц. Потом мы шли, не спеша к дому, и говорили о том, что произошло за день: мой, её и наш с Сарой. Когда у неё выпадали ночные смены, в доме становилось немного мрачнее. Хотя, несомненно, отсутствие Софии компенсировала болтовня тётушки, но это была другая болтовня, и все остальное, тоже было другим.

Прожив пять месяцев вместе, я узнала о Софии многое. Она обожала включать громко музыку по утрам, в свой выходной. В примерочной бутика она любила облачаться в разные вещи, демонстрируя это нам с Сарой. При этом актёрского таланта ей было не занимать.

Тетя игриво отмахивалась, не забывая покритиковать все, выбранные Софией, наряды. Правда, делала это без агрессии и зла. Тётушка от души смеялась, копошась в череде платьев, висящих на стоящей рядом вешалке, и предлагая их мне. Я платья никогда не любила и была уверена, что носить их не умею.

После мы со спокойным и удовлетворённым видом шли дальше. Эти прогулки были разными. Мы могли просто сидеть в парке на траве и долго, молча, смотреть на окружающий нас пейзаж. Могли все в том же парке объедаться купленными пирожными или мороженным и начинало казаться, что, чтобы переварить поглощённые калории, не хватит и года.… Конечно, меня не покидало чувство, что я, как картина, которую купили и, повесив дома на стену, всякий раз изучают. Мне казалось, что моя личность не представляет особой ценности и изучать там нечего. Что можно поведать о себе, прожив с рождения в приюте, на окраине маленького городка? Да, верно, почти ничего.

В выходные, между сменами Софии, мы отправлялись в большой город. Так любила говорить Сара, строя планы. Большим городом она называла авеню, шумные улицы с высокими и зеркальными стенами небоскребов, жёлтого цвета потоки такси, вечно сигналящие и спешащие, они придавали Бостону особый вид. Мы баловали себя новыми вещицами, купленными в походах по магазинам. Это было здорово!

Сара. Тётушка тысячу лет была парикмахером. Она добиралась до работы каждое утро пешком, за какие-то двадцать минут. Готовила ужин, завтрак и прочее мгновенно и без заминок. Умела принимать решения налету, но главное – она была отличным парикмахером. Сару приглашали на все праздники и свадьбы в нашем квартале. Она с радостью соглашалась, понимая, что побывав на одном из таких мероприятий, пусть даже в процессе подготовки, наслушается и насмотрится всякой всячины, о которой потом долго будет рассказывать нам с Софией. В общем, тосковать не приходилось.

В школе у меня так и не появились друзья и подруги. Я к этому не стремилась. Не было тех, кого я любила, не было тех, кого ненавидела. Так как компании в классе сгруппировались задолго до моего появления, впускать меня в них особо никто не собирался, да я и не просилась. Наверное, виной всему была моя привычка. Она сформировалась давно. Я прекрасно понимала и даже успела уяснить, что никто не обязан меня любить, а навязываться, даже если внутри у меня, что-то возникло, увы, плохая затея. Она не приведет ни к чему хорошему. Она пагубна, ведь я сама по себе уже появилась на свет, благодаря отсутствию любви. Иначе, жила бы все эти годы в семье, а не в приюте.

На нашей улице были лишь частные дома, огромное количество деревьев, красивых газонов и соседи, конечно. Здесь можно было бы говорить долго. Я не стану перечислять всех. С некоторыми я лишь иногда виделась, еще реже здоровалась. По улице вниз через пару домов жил мой одноклассник Гарри Тео. Он частенько собирал у себя друзей, если родители уезжали к родным в Нью Бедфорд. Ни чем особо запретным они не занимались на своих вечеринках. Просто полночи Гарри драл горло под гитару, потом провожал своих вечных подружек по домам и рано утром шёл в школу, а там спал, уткнувшись в тетрадь лбом. Однажды так отчаянно это делал, что когда его разбудил учитель химии, у Гарри на лбу отпечатались формулы. Урок был сорван, потому, что все просто дико ржали. Не знаю почему, но один химический элемент из той формулы так въелся в его лоб, что стереть не получалось неделю. Парень принялся таскать на голове бейсболку. Учителя требовали её снять, но как только он это делал, класс наполнялся заразительным смехом. Мистер Ньюман, учитель физики, стучал рукой по доске и просил Гарри, снова надеть головной убор. На следующих предметах все повторялось. С тех пор и пошла привычка называть Гарри двойным именем, а именно Гарри-Ferum.

Неподалеку жил ещё один мой одноклассник, но он был так сильно увлечён баскетболом, что звук от удара мячом стал почти родным, а самого Эшли Томпсона я чаще встречала на улице, на баскетбольной площадке, нежели в классе. Несколько девчонок и даже учитель физкультуры, соседствовали с нашим домом. В общем, всё, как у всех.

Звуки улицы были разными: и детский смех и детский плач, порой кто-то громче обычного ссорился, звучала музыка из машин, пели птицы, шелестела листьями первая весна, которая случилась со мной в Бостоне.

В доме слева от нас на первые дни мая была намечена свадьба. Да, да, на этой свадьбе парикмахером была тоже Сара. Она прихватила меня с собой, в помощницы. Делать нечего, я согласилась. Это событие оказалось особенным для четы Портманов. Они выдавали третью дочь замуж и, чтобы хоть немного сэкономить, решили обойтись собственными силами. А именно, пригласили не только парикмахера из соседнего дома, но и фотографа, из дома, которым заканчивалась наша улица. Им оказался двадцати трёхлетний Картер Райан. Парень, с которым до того дня я не особо была знакома. Сам же Картер в свое время был всего лишь любителем, но ещё учась в школе, он как-то победил пару раз на фотоконкурсах и получил возможность поступить на факультет фотографии, с подачи благосклонных преподавателей. Дела у него шли не плохо, Картера звали на различные события, местного значения, и он отлично справлялся с этим, снабжая фотоснимками даже какую-то газету, но фото для Картера всегда оставалось лишь увлечением. Сам же он прошел обучение и служил в пожарной службе Бостона. Все это я узнала от Сары, пока та накручивала бигуди на голове невесты. Тётя настаивала, что Картеру всё же больше идёт, быть пожарным, нежели фотографом. Но одно другому не мешает, а значит, пусть…

По мнению Картера, важные моменты свадьбы кроются в её приготовлении, а потому, он делал снимки с утра пораньше, когда по дому бегали родственники семьи Портманов, и суетились многочисленные подружки невесты.

Лестница, ведущая со второго этажа на первый, была украшена белыми цветами и атласными лентами фисташкового цвета. Воздух в доме наполнялся всевозможными ароматами, настолько сильными, что я на мгновение сбежала на улицу.

Там то и произошла наша первая встреча.

– Привет! – Щурясь от яркого июньского солнца, Картер быстро шел к дому, взглянув на свои наручные часы.

В руке он держал большой профессиональный фотоаппарат и на мгновение остановился, поравнявшись со мной. Образ Картера четко отпечатался в моем воображении. Прежде, я не запоминала людей так сильно, как его.

Картер знал себе цену, потому держался, как мне показалось, высокомерно и с некой насмешкой. Его глаза улыбались. И в тот момент я поняла, что уж его точно не спутаю ни с кем другим и уже не смогу не узнать, встретив где-то.

В ответ я кивнула, приложив руку ко лбу, чтобы хоть как-то спастись от лучей светила.

Спокойно подышать свежим и теплым воздухом мне не удалось. Отец невесты, попросил меня ему помочь, украсить все теми же лентами белоснежный забор, вдоль зеленой дорожки, ведущей в сад, где и должна была состояться сама церемония. Он то и дело поглядывал на часы, а потом на дорогу, в ожидании чего-то важного. И вот когда это «что-то важное» появилось в начале улицы, он похлопал меня по плечу, торжественно вручил тяжелый мебельный степлер и охапку лент, тут же исчез, кинув напоследок фразу: «Я в тебя верю». Откровенно говоря, опыта в украшении заборов у меня не было, но положение безвыходное, ведь сделать это больше некому. Я решила попробовать себя ещё и в этом деле.

«Тем более за мной никто не следит!» – Стоило мне это подумать, как за спиной послышался чей-то голос, и я сразу поняла, чей он.

– Нужна помощь?

Это был Картер Райан. Не дождавшись ответа, он весьма ловко принялся мне помогать, словно делал это тысячу раз, то и дело, прикасаясь своими пальцами к моим. От этого я забыла ему ответить, и дрожь по телу разбежалась в разные стороны. Спустя время, я все же опомнилась:

– Извини. Я второй раз проигнорировала твое обращение, – наконец, произнесла я. – Голова болит. Столько звуков, ароматов и движения вокруг…. Никак не привыкну.

Мы перестали заниматься работой, и я смогла лучше разглядеть своего собеседника. Картер был выше меня, вполне нормального телосложения. В тот день он был одет просто: джинсы, облегающая светлая футболка. Его русые волосы выгорели на солнце. У него были красивые широкие брови, тоже весьма светлые и пронзительно серые глаза, на которые я обратила тогда внимание больше всего. Они мне понравились сразу.

– А ты одна из подружек невесты? Сколько их на этот раз?

Я улыбалась, потому, что быть подружкой невесты мне не доводилось. Фантазия сыграла со мной в тот миг злую шутку, и мне привиделось, как в толпе гостей, именно я ловлю букет, брошенный невестой.

– Подружка невесты? Нет. Я в их число точно не попадаю. Я здесь с другой целью. Сара делает прическу невесте и, похоже, что всем остальным тоже. А я с ней.

В этот момент Картер изменился в лице. Он стал мгновенно серьезным и очень внимательно принялся меня рассматривать. От этого стало странно жарко, и я продолжила работу. Картер опять стал мне помогать, и какое-то время мы работали слаженно, но молча. Он думал обо мне, это было видно. А вот что именно?

– Я понял. Ты Мэгги.

– Да. Все верно. Уже почти полгода, как я живу вместе с Софией и Сарой. И полгода, как я живу по-новому. Здесь, что вся улица знает?

Картер кивнул.

– Я изменю твой вопрос, и получится ответ. Хорошо? Здесь никто не пытается ничего скрыть. Всё становится известно само собой.

От этих слов повеяло чем-то серьёзным и в тоже время тоскливым. Я не совсем была рада, что мы затронули подобную тему, но Картер исправил всё сам.

– Ну, а если честно, ты появилась внезапно. Ты не сестра Софии, у нее нет сестры; не приехала погостить, потому, что учишься в местной школе и гостят обычно не так долго, и уж точно не её дочь. Не прятала же она тебя под диваном, эти шестнадцать лет.

Я прижала степлер в том месте, где указал мой собеседник, и нажала на спусковой рычажок.

– Ну, да, верно. Иначе, я бы немного пропылилась.

Картер смутился, а потом все же улыбнулся. Мы оба засмеялись, и сразу стало проще.

– Прости…. Не удачное сравнение…. Ты права. За то весьма правдоподобное. Ещё никогда не общался с человеком, который жил в приюте. Мне кажется, это нужно делать очень осторожно. Я бы сравнил общение с тобой с держанием в руках хрупкой вещи. Эта вещь не предназначена для повседневной жизни, того и гляди может рассыпаться на мелкие осколки.

Подобных слов в свой адрес я до того дня ещё не слышала. Потому-то и реакция оказалась своеобразной. В голове зашумело, возникли образы из прошлого и, придерживаясь рукой о забор, я опустилась на колени, совершенно забыв о том, что в моей руке степлер, и он рабочий.

– Мэгги?! Эй, ты меня слышишь? Что с тобой?

Картер заглядывал мне в глаза, но в тот момент мне было все равно. Казалось, что на меня вылили огромное количество чувств, состоящих из боли и разочарования в жизни, из обид и слёз, которыми я так часто пользовалась, из надежд и веры в лучшее, которые разбились в пыль, там, в приюте.

В реальность вернул голос Картера. Он все ещё был рядом, пытаясь со мной поговорить и понять, что же происходит.

– Ты меня слышишь? Может, пойдешь в дом? Я тебе помогу дойти. Позвать Сару?

– Что? Нет, только не в дом. Там так сильно пахнет цветами. Я, кажется, в порядке. Сейчас пройдет.

Я начала вставать на ноги, сделав упор на степлер, и от напряжения случайно нажала на рычажок. Рука Картера, которой он держал меня за плечо, дернулась, и он странно на меня покосился. А потом зажмурился, и, сжав губы, застонал. Оказалось, что степлер уперся в его кроссовок и выстрелил. На ярко-белой поверхности начало расползаться алое пятно.

Мой новый знакомый хотел что-то сказать, но лишь сильнее напрягся, чтобы не выпустить ругательские слова наружу, так я подумала.

– Черт возьми, я сейчас. Сейчас.…

Он направился в дом, правда, не через центральный ход, и быстро прошмыгнул в ванную комнату на втором этаже.

Мое странное состояние вмиг улетучилось, и возникло другое, не менее странное. Картера мне было, безусловно, жаль, и я всячески хотела ему помочь, но кроме, как жалеть его в своем воображении, ничего другого не шло в голову. Я вообще боялась к нему прикоснуться.

Семья Портманов бегала туда – сюда, всякий раз посматривая на меня, стоящую перед дверью в ванную, в обнимку со степлером. В какой-то момент сквозняк приоткрыл дверь, и Картер меня разглядел.

– Ты там, так и будешь стоять?! Уже можно войти. Я снял только кроссовок.

Я прошла внутрь и остановилась рядом. Картер сидел на тумбочке, обрабатывая ногу какой-то мазью, что подала ему хозяйка дома.

От вида крови мне всегда становилось не очень хорошо, но я никому не говорила об этом.

– Послушай, прости, что так вышло. Я не хотела тебя припечатать…. Какой кошмар!… Тебе больно?

Мой знакомый хмыкнул, поставив ногу на пол. Он перевел свое внимание на меня, и я поняла, что эмоций в тот день с меня хватит!

Лицо Картера находилось на уровне моего, ведь он сидел, и я не удержалась от соблазна, встретиться с ним взглядом. От него приятно пахло мужским парфюмом, чем-то свежим и с примесью цитруса. Почему-то именно в этой комнате и именно с тем освещением его кожа показалась мне слишком загорелой. Красивые жилистые руки блестели, и светлая ткань футболки четко обрисовала его накаченное тело. Это все сложно было не заметить, вот я и заметила.

– Спасибо, что хоть не к забору меня «припечатала», а собственному кроссовку. Все хорошо. Хотя, должен заметить, так со мной ещё не было.

– Со мной тоже.

Картер заметил тогда мое волнение и улыбнулся.

– Не размахивай степлером больше так неосторожно.

– Знаешь, я пойду, пожалуй. А, мы закончили работу? – Уточнила я, поправляя свои волосы дрожащей рукой.

Мой новый знакомый качнул головой, вставая.

– Да, – он отобрал у меня орудие преступления. – Там остались пустяки. Я все сделаю. Можешь идти домой.

– Спасибо за…. Просто спасибо, Картер. Было приятно познакомиться.

Не помню, что было дальше. В голове все помутнело, да ещё и этот цветочный микс сводил с ума. Я поинтересовалась у Сары, нужна ли ей помощь и со спокойной душой отправилась домой.

София в тот день была на дежурстве и должна была вернуться к вечеру. Так, что в планах у меня было её встречать. Мне нравилась эта маленькая традиция, возникшая в жизни. Она стала для меня чем-то большим, нежели просто прогулка по улице в ожидании кого-то. Проведенные в ней время становилось чертой, барьером, делящим пройденный день и все его события на ощущения завтра и вчера. Словно идя по улице, я получала возможность обдумать все произошедшее, сделать выводы, взглянуть на себя со стороны. Вот и в тот вечер я делала все именно так.

Я отправилась навстречу, вниз по нашей, уже темнеющей улице, накинув на плечи джинсовую куртку. Было немного прохладно, хотя днем солнце палило невыносимо. Сквозь распускающуюся листву деревьев, проглядывали ярко-желтые окна домов, слышались голоса, иногда слуха касались, издаваемые автомобилями, сигналы. Я пришла на свое обычное место. Там было хорошо видно всю нашу улицу, она оставалась за спиной и ту, другую, которая её пересекала. В нескольких шагах от меня автобусная остановка.

Пока ждала автобус, успела подумать о том, что каждый новый человек, входящий в мою, жизнь для чего – то, несомненно, нужен.

***

Обычно школьный двор я покидала в одиночестве. Нет, я, конечно, не была законченной единоличницей, но все же, когда уроки были окончены, все расходились компаниями, парами, и лишь я оставалась, сама себе предоставленная. Заглянув в библиотеку, в тот день я прихватила на дом несколько книг и шла, не спеша, пытаясь расстегнуть на ходу рюкзак, но внезапно наткнулась на Картера. Он ждал на улице, у входа. Картер успел поймать падающие книги, из моих рук.

– Привет!… А ты не торопишься домой? На часы хоть иногда смотришь?

– У меня их нет.

Картер поднял солнцезащитные очки на лоб, странно поглядывая.

– Ты не против, что я здесь? – Тихо поинтересовался он.

– Нет. Немного неожиданно, но приятно… Спасибо.

Мне тогда образ Картера очень понравился. Он был в темных джинсах, тонкой кожаной черной куртке и белой футболке, которая как нельзя лучше показывала его прекрасную фигуру. У Картера была особая стать, он совершенно ни на кого не был похож, и хотя каждый день мимо меня проходило огромное количество парней в здании школы, но я не находила повторений. А, возможно, это был лишь мой собственный взгляд на приятеля, завышенный до небес. Всё вышеперечисленное ещё сильнее ввело меня в заблуждение. Я не могла понять, зачем он пришел, зачем вообще тратит время на девочку не из своего окружения, и, что ему от меня нужно?

Интересным фактом в том дне оказалась наша с Картером схожесть в одежде. Я хоть и не отличалась ростом и не блистала пропорциями фотомодели, однако никаких особых изъянов не замечала за собой, а потому тоже частенько любила надеть в обтяжку джинсы, любимую футболку и ту кожаную куртку, что, на прошлый день рождения, София подарила мне. Я ее как-то увидела в магазине и все не могла забыть…

Картер тоже обратил тогда внимание на нашу похожесть и понимающе кивнул. Мимо, как нарочно, прошла толпа моих одноклассников, все оценивающе кинули взгляд на Картера.

– У тебя какие-то планы или можем пройтись? – Поинтересовался мой то ли сосед, то ли приятель. – Я заглянул к Саре в салон, она сказала, что, кажется, тебя не ждет…

– «Кажется»? Ну, раз так, тогда можно и пройтись. Правда, я взяла книги: хотела еще немного подготовиться к грядущим зачётам. Сегодня мне показалось, что весь год я не очень внимательно слушала учителей…

– Зачёты? Да, помню, было дело…. Идём. Покажу тебе одно место, где никто не будет мешать готовиться…. И даже я…

Мы двинулись вперед, по залитой солнцем улице.

– И даже ты? Это как? Расскажи. Неужели будешь готовиться вместе со мной?

Картер засмеялся.

– Нет. С меня хватит…. С тех пор, как я сдал свой последний зачёт, прошло приличное количество времени. Но знаешь, что странно? Зачёты никуда не делись. В смысле, другие, более серьёзные, где ставят уже не баллы и не оценки. Так, что читать твои книги я не буду, а вот донести их до цели, точно помогу. Не таскай такие тяжести, Мэгги…. Или хотя бы, бери домой частями…

– Частями не получится. Думаешь, я одна резко решила наверстать упущенное за год учёбы? Не возьми я книги сейчас, через пару часов их там могло уже и не быть…

Мой попутчик не соглашался.

– Что-то я сильно сомневаюсь, что, к примеру, вон тот парень с мячом, что прошёл мимо нас или эти две девчонки сейчас были в библиотеке. Мэгги, ты одна, наверное, из всего класса, так отчаянно борешься с незнанием предмета.

– Нескольких предметов, Картер.

Мой друг сощурился.

– А я был о тебе лучшего мнения.

Я тогда разозлилась и попыталась стукнуть Картера, но тот увернулся, и мне пришлось за ним гоняться, чтобы все-таки наказать…

Мы все дальше и дальше уходили от здания школы и вот он, конечный пункт нашего путешествия, то самое место, о котором говорил Картер. Это был один из красивейших парков Бостона, где в любое время можно было получить удовольствие от неспешной прогулки, насладиться явлениями природы, такими, как листопад, а летом на прудах распускались лилии, пели сотни птиц, а вот весной я в парке еще не бывала. Не довелось. И потому та прогулка отличалась от остальных. Мы были не единственными, кто в тот день, так красиво проводил время.

Расположившись на пригорке, Картер сбросил с плеча мой рюкзак, потому, что и его тоже отобрал по пути, а на мой протест, что ходить с пустыми руками я не привыкла, вручил мне всё те же свои солнцезащитные очки.

Наконец-то я огляделась по сторонам и сделала глубокий вдох. Пахло цветами на ветках деревьев, весенним настроением, тихим ощущением радости.

– Завтра все мои одноклассники, особенно некоторые, будут спрашивать, кто это ждал меня у школы? И кое-кто, сделав вид, что ничего не понял, предположит, что ты мой брат… Возможно, даже близнец. Будут нести всякую чушь, лишь бы вывести на откровение…

Картер был удивлен.

– Даже так? Близнец, это интересно. И разница в возрасте, у нас почти не заметна. Я родился первым, а ты, чуть-чуть погодя…

Я в уме сложила и отняла.

– Знаешь, роды продолжительностью в шесть лет, это не просто. Нашу мать наградили бы за мужество…

Потом, я и правда листала книги, читала их и даже умудрялась, что-то запоминать. Правда, каждое движение Картера отвлекало меня, и я перелистывала дальше. Хотя, пожалуй, я больше перелистывала. Мой приятель в тот день тоже решил отдохнуть. Возможно, от работы, а возможно, от каких-то сложностей, которые то и дело возникали в его жизни. Вдвоем у нас получалось это делать не плохо. И вот, когда я поняла, что моя голова просит перерыва, и вообще, слишком хорош день и компания, чтобы тратить ее на чтение, я все же закрыла книгу, убрав её в рюкзак.

– Все, хватит. Дома, все равно придётся перечитывать.

– Тебе нравиться здесь? – Поинтересовался Картер.

Я поджала колени, обхватив их руками, и засмотрелась на уток, плавающих неподалеку. Мы какое-то время наблюдали за мужчиной, который выгуливал своего пса: они так искренне и по -доброму играли неподалеку на лужайке. Пёс подпрыгивал за очередным, выброшенным в воздух, диском, ловил его, потом бежал к хозяину, но когда тот протягивал руку, чтобы забрать диск, пёс думал, что хозяин его будет догонять, уворачился и убегал. Ощущение положительных эмоций так и повисло в воздухе в тот день.

– Мне очень нравится здесь… Спасибо. Смотри, какие забавные завихрения на воде остаются, после того, как проплыла утка. Я раньше такого не видела. Здесь нет некрасивого. И вон тот мостик, и вон та беседка, и все зеленые газоны, цветущие клумбы и главное, тишина, которая вокруг. Она тоже красивая. Хотя бывает, просто убийственная…

Картер слушал и соглашался.

– Да. Не спорю, и мне здесь нравится. Правда, я в последний раз сюда приходил очень давно, а одному как-то не приходилось.

– А когда приходил, с кем был?

– С сестрой… Она бегала вон по той дорожке, – мой собеседник вытянул руку и указал вперед, где за гладью пруда начинался большой зеленый холм. – Трейси выбегала на самый верх пригорка, останавливалась и долгу смотрела на воду, – продолжал рассказ, Картер. – Это нельзя было не заметить. Я, как-то спросил у нее, почему она смотрит на воду? Сестра сказала, что ей нравится, смотреть на отражение… Трейси говорила, что деревья и облака в отражении другие. Она искала разницу и убеждала меня, что находит её. Однажды, попросила меня перейти на противоположную сторону и сказала, что я тоже другой в отражении. Она вообще часто говорила, что даже зеркало не показывает истины, что в жизни мы все равно выглядим иначе…

– Наверное, родители считают ее чудачкой?

Картер отрицательно качнул головой.

– Она говорила это только мне. А я так не считал.

– А где сейчас Трейси?

– Она уже год живёт в другом городе. Сейчас закончит старший класс и хочет продолжить учёбу… Отец отправил её к родственникам, чтобы не привыкала к скандалам…

– Картер, ты тоскуешь за ней? За своей сестрой скучаешь?

– Да…

Мой собеседник внимательно посмотрел на верхушки деревьев.

– Хочешь, покажу, чему она меня еще научила?

Я приподняла брови, как бы в знак вопроса.

– Конечно…

Я сделала всё так, как сказал Картер. Мы лежали рядом, просто на траве спиной и смотрели в небо.

– Смотри внимательно. Сейчас будет. В самый раз….

Наша прогулка случилась в конце мая. Деревья отцветали, набирались сил, чтобы раскрыть ярко-зеленые листья. Я все смотрела и ждала. Что же будет? Чему такому особенному могла научить Картера его сестра и понравиться ли это мне? Картер тогда тихо добавил, что самая большая красота в парке, в верхушках деревьев, в том, как они сочетаются на фоне синего неба и плывущих облаков. Он признался, что сам об этом не задумывался, но часы, проведённые с Трейси открыли ему тайны, на, казалось, совсем очевидное.

И вдруг налетел сильный порыв ветра. Он сопровождался своеобразным гулом в ветвях, те немного зашевелились, и на нас сверху полетели тысячи белых и розовых цветов. Они падали медленно, грациозно, и я призналась Картеру, что прежде никогда не задумывалась о том, как может быть красив этот процесс. Я тогда подняла руки вверх, и ощутила, что несколько цветков упали мне на ладони. Они как маленькие мотыльки, нечто самое нежное и прекрасное, что только может ощутить человек…

***

Дочитав конспект, я оставила тетрадь в своей комнате и вышла на улицу, сказав Софии, что хочу немного пройтись. Правда, на прогулку я так и не решилась. Немного озябнув, я еще сильнее запахнула полы ветровки, пожимая плечами, и принялась смотреть по сторонам.

Что я рассматривала? Не помню. Может быть, просто я рассматривала жизнь, такой, какая она бывает на тихой красивой улице? Когда мы выбирались в центр Бостона, я тоже заглядывалась на дома, но там они совсем другие. Я представляла, как живут люди в иной, отличной от этой, обстановке… Прогулка по широкой улице, множество огней напротив стоящего высотного дома, светящиеся антенны на крышах небоскребов, яркие мерцающие вывески и экраны с видео роликами…

«Интересно, необычно!»

Думая об особенностях большого города тогда, я даже услышала возникший звук. Что-то походящее на шум машин или гул приближающейся электрички. От того стало еще холоднее, но я все же согласилась с собственным доводом, что жизнь, какой бы она ни была, и где бы она не проходила, прекрасна, будь то шумный мегаполис или же его пригород: тихий, добрый, тонущий в цветах и деревьях…

В доме, что чуть ниже по улице, хлопнула дверь. Из приоткрытого окна послышались громкие голоса.

«Сегодня они ссорятся весь вечер. И вчера было то же самое», – подумала я.

Потом, кто-то подошел к окну и закрыл его, но конфликт продолжился. Вскорости, на ступеньках того дома показался Картер. Он не вышел на прогулку, от которой обычно получают удовольствие, а скорее, сбежал от недопонимания.

Картер о чём-то думал, потом посмотрел по сторонам и заметил меня. Его жест рукой означал: «Привет». Я в ответ кивнула, слабо улыбнувшись. Хотя, в тот момент мне хотелось выплеснуть чуть больше эмоций, чем я могла себе позволить. Не буду скрывать, появление Картера, в любой момент вызывало во мне радость. Как у щенка, который видит своего нового и единственного хозяина… Правда, Картер, и не был хозяином, а я щенком. Скорее, я озвучила желаемое.

«Ну, а что в действительности?»

Разница в возрасте у нас с Картером была большая. Она, как огромный восклицательный знак, выкрашенный красным цветом, вечно возникала в моем воображении и ставила меня на место. Я частенько видела, как к его дому подъезжали машины с компаниями, из окошек авто выглядывали его сверстники, звучала музыка, а еще мелькали смазливые лица многочисленных подруг. Пару раз Картер даже уезжал с ними, но в основном они лишь пожимали друг другу руки, общались, а потом под резкий визг тормозов крутые тачки срывались с места и исчезали в миг за поворотом.

«Это его личная жизнь. Картер сам себе хозяин», – крутилось в голове. Я и не заметила, как объект моих рассуждений медленно подошел ближе.

– Ну что, получается, … готовиться к зачетам?

Я усмехнулась, посмотрев себе под ноги.

– Да. Правда, в парке это делать немного приятнее. Хотя, есть и минусы. Я не умею сосредоточиться в общественном месте. Все же парк – общественное место, согласись… Дома, в спальне, куда спокойнее.

– У тебя в спальне может быть и спокойно, а у нас в доме сегодня не отыскать такого места.

Картер хотел сказать что-то ещё, но нас обоих то и дело отвлекал звук в кустах. Это был хорош, вперемешку с чем-то еще. Забор престарелой Вивиан Стэнфорд был невысоким, белым и воздушным, сразу за ним начинались заросли какого-то растения, с огромными листьями и высокими стеблями, на верхушках которых находились белые цветы. Вот в тех-то зарослях и скрывалось нечто неизвестное нам.

– Что это может быть? Может кошка чья то сбежала? – Предположила я.

Картер внимательно присмотрелся к зарослям.

– Не похоже на кошку…. Это что-то другое.

Вдруг подобный шорох послышался в другом месте. Он множился, словно кролики.

Я внезапно прозрела:

– Кролики…. Это кролики миссис Стэнфорд. Почему она их выпустила?

– Сбежали!

Картер перешагнул через заборчик на территорию моей соседки и медленно опустился перед зарослями на колени. Он принялся раздвигать огромные листья руками, как вдруг прямо на него выскочил персикового цвета кролик и, что есть силы, помчался по лужайке.

– Картер, лови его! – Я принялась прыгать на месте, почему-то решив, что мой визг поможет, но кроликов и правда оказалось слишком много. – Сейчас! Я помогу тебе.

Мы принялись гоняться за очень быстрыми зверьками, всякий раз падая на траву и упуская их.

Я скинула ветровку, бросила ее на ступени дома Вивиан, в котором, зажегся свет, и хозяйка выбежала на порог.

– Не может быть! Я забыла закрыть клетку! – Завопила женщина, теребя свои бигуди.

Смешным был в тот вечер ее образ: ярко розовый халат с огромными желтыми свинками, голубые бигуди и тапочки с мордочками каких-то зверей. Каждый раз, когда она кричала нам и прыгала на ступеньках, уши на тапочках тоже колыхались.

– Мэгги, Картер, поймайте их, умоляю. Так холодно, сыро, они ведь могут заболеть. Нет, не может быть! Не может быть! Смотрите, тот, что с пятнами побежал к дороге! Ловите его!

Не помню уже, сколько прошло времени, но кролики были отловлены. Почти все. Оставался один, с маленьким колокольчиком на шее. Миссис Стэнфорд любила его больше остальных, а потому и кричала, громче прежнего, когда кролик принялся удирать от Картера, а тот все еще пытался его догнать. И вот ушастый был, настигнут, и мой приятель накрыл его своим телом, упав на траву.

– Какое облегчение! – Издала истошный звук Вивиан, как будто бы ее любимая бейсбольная команда, наконец-то выиграла.

В тот момент, вдруг, включилась система полива, и безжалостный фонтан оказался там же где и кролик, под Картером. На лужайке миссис Стэнфорд было великое множество устройств для полива. Кролик выскочил, испуганный и мокрый. Картер обернулся к женщине и указал на нее пальцем, но поймав слезливый взгляд, только отмахнулся и пустился вдогонку.

– Картер, он вон там, – я говорила шепотом, тыча пальцем на клумбу.

Бедные фиалки, бедный кролик. Им всем тогда не очень повезло. Картер накинулся на них и счастливый конец настал.

Вивиан прижала мокрую крошку к себе, поцеловав Картера в лоб. Правда, для этого ей пришлось встать на пальчики и отставить одну ногу.

– Что бы я без вас делала, ребятишки. Может быть кофе или чай?

Мы отказались и ушли прочь.

Картер снял намокшую рубашку.

– Прогулялся, – тихо сказал он, кинув взгляд в мою сторону. – Ты тоже промокла. Смотри, не заболей…

– Нет, со мной все хорошо…. Не беспокойся. Я редко болею.

Было принято обоюдное решение остановиться у каменной небольшой изгороди. Картер и я, мы сидели рядом

– Как тебе живётся в новой семье? – Вопрос моего приятеля показался тогда неожиданным, но разговорить меня, было не сложно.

– Я присматриваюсь…. Привыкаю. И, наверное, не столько к людям в доме, сколько к себе в новом обличии…. Получиться ли у меня? Наша директорша всегда нам говорила, что не стоит тешить себя иллюзией, попасть в чужой дом и надеяться, будто бы все будет отлично. Ведь чужой дом всегда будет чужим…

– Хорошая женщина, – вставил мнение Картер.

Я пожала плечами.

– Когда я узнала, что попала под какую-то программу, и буду знакомиться со своей потенциальной опекуншей, я испугалась. Вместо того, что бы слушать Софию, я все время смотрела ей в глаза и пыталась понять, неужели такие красивые глаза могут лгать? Мне не верилось, ведь в голове постоянно звучали слова директорши. Я привыкла, думать, что обман повсюду…. У нас был в приюте случай, когда удочерили девчонку, а потом, ее вернули, и она была вся в синяках… Полиция, какие-то люди, фотовспышки и шумиха… Мы знакомились с Софией в странной напряженной обстановке.

– Мэгги, не жалей о том, что согласилась…. Поверь, София не умеет лгать. Она такая, какая есть. Ты не ошиблась. Не ищи подтекста. И дело ведь не только в них, в людях, кто становиться опекунами. Важно, кого они берут в свой дом. Ты другая. За что тебя ненавидеть, наказывать?

От слов Картера я поежилась.

– Спасибо…. Выбирали мы обе, я долго думала, соглашаться или нет. Хорошо, что ты всё это сказал, сейчас. Ты меня успокоил, Картер. Спасибо ещё раз.

– Тебе, определенно повезло. И перестань, меня за все благодарить… Я ещё ничего не сделал для тебя.

– За то я уже успела. Всё никак не могу себе простить…

Мы оба засмеялись.

– Ты давно знаешь Софию и Сару?

Картер на мой вопрос ответил сразу:

– Да. Я ведь здесь живу с рождения… Они всегда одинаковые, мне нравится в них самостоятельность, сила воли. Они не плачутся и никогда не хнычут. Даже, когда и бывало сложно, эти женщины умели всё решить собственными силами. Если я и помогал, то это лишь по – собственной инициативе…

Улица погрузилась в тишину. Она множила редкие шаги не менее редких прохожих. И вдруг эту тишину разорвал донесшийся, заглушенный расстоянием, крик. Голос был женским. Картер сжал губы, сильнее стиснув пальцы рук. Я заметила тогда, он нервничает. Он был расстроен.

– Это у вас дома?

Мой собеседник кивнул и огляделся по сторонам. Мне показалось тогда, он больше не может оставаться на одном месте.

– Я пройдусь немного. А ты иди домой. Холодно.

– Да. Пойду. Утром рано вставать…

Картер уже сделал пару шагов в сторону, но вдруг остановился:

– Куда ты так рано собралась?

Я прижимала к груди ветровку.

– Сара тащит меня на прогулку к набережной. Говорит, нужно раньше выехать… Она любит рано вставать.

Мне хотелось потянуть время и не отпускать Картера.

– Как твоя нога? – Вдруг спросила я. – Мне очень неловко за свою неосторожность. Прости.

Мой поздний собеседник был удивлен.

– Прошла уже неделя, но все равно спасибо. Приятно, что хоть ты беспокоишься…

Я пошла в дом, еще раз остановившись на ступеньках перед дверью. Мне понравилась картинка, та, что я увидела, в поздний вечер. Будь я художником, непременно взялась бы за кисть или карандаш, но я художник лишь образно. А потому, зарисовка уходящего по темной улице Картера, его медленные шаги, свет фонарей сквозь листву, красивые дома по обе стороны и темно-синий бархат неба, не оставили мне шанс, всё быстро забыть. Это было и правда, красиво…. Вот только Картер уходил прочь, а мне бы хотелось, чтобы он всё же шел навстречу. Ну, или, хотя бы шёл к своему дому…. А он, вопреки моим желаниям, удалялся…

– Мэгги, хорошо, что ты вернулась, а то я уже хотела идти за тобой. Что с тобой? Почему твои волосы мокрые? – Обернулась ко мне София.

Сара выглянула из кухни.

– Это дождь? Ты, наверное, замерзла? Я принесу полотенце? – Быстро сказала она.

– Нет, не нужно, Сара. Сейчас высохнут, Картер промок гораздо сильнее.

Сара и София тогда переглянулись.

– Почему? – Спросили они в унисон, словно репетировали пару месяцев.

– Мы ловили кроликов Вивиан Стэнфорд, а потом вдруг включился полив газонов. Вот и всё…

София сидела в гостиной, на диване, держа в руках красивый цветок.

Ах, да, я совсем забыла рассказать об увлечении Софии. Она любила провести часок другой, создавая по японской технике канзаши, роскошные цветы. София умела приурочить их, например, к заколке, ленте, чтобы можно было повязать на голову или прикрепить к волосам…. А еще, она просто обожала украшать этими цветами свою коллекцию сумок.

– Какая красота! – Я подошла и присела рядом, на пол у дивана. – Предыдущий показался мне совершенством, но этот еще лучше…

София улыбнулась.

– Я сделала его для тебя…

Через мгновение я смотрелась в зеркало и то, что я видела, мне нравилось…

– А что, по-моему, очаровательно! – Сказала Сара и поставила на журнальный столик еще теплый пирог.

В моих темно каштановых волосах цветок, нежно-кремового цвета, с перламутровыми бусинами и нижними лепестками цвета темного кофе, потрясающе смотрелся. Внезапный элемент, под названием женственность, возник в каждой моей клеточке. Я становилась старше. Я взрослела. Как и любая девчонка – подросток, я мечтала нравиться парням, быть красивой и получать удовольствие от отражения в зеркале…. У меня, похоже, начинало получаться.

– Как ты думаешь, София, на кого я похожа больше? На свою мать или отца? От кого мне по наследству этот цвет глаз, волос и манеры?

София задумалась. И, я тогда успела понять, что не над смыслом вопроса, а скорее, она просто не знала, как реагировать на мой вопрос и каким должен быть ответ, чтобы он не вызвал боли.

– Мне кажется, Мэгги, ты создала очень многое сама… Безусловно, родители были, и я не посмею отрицать их существование, но когда я смотрю на тебя, я не могу даже представить, какими были они. Не знаю, почему так? Обычно, пусть даже слабо, но мне удавалось построить в воображении образ. А в случае с тобой всё сложнее.

София положила руки к себе на колени.

– Тебе очень тяжело об этом говорить? – Добавила она.

Я задумалась. Прежде мне не приходилось рассуждать на подобную тему, сидя на полу, на мягком бежевом ковре, в красивом и уютном доме…. В доме, который пропитался женственностью. Всё в нем, абсолютно всё, искренне желало мне добра. Я осознала это, когда впервые переступила порог. И даже в тот вечер, когда Сара суетилась на кухне, заваривая чай, а мы с Софией болтали…. А четверть часа назад я говорила с еще одним человеком, к которому никак не могла оставаться равнодушной. Я четко увидела образ Картера, ощутила на коже что особенное, то, что чувствую, когда он рядом, даже «услышала» его голос. Сердце затрепетало внутри, как нечто живое, радостное и полное сил, зовущее идти вперед, а не плестись в хвосте у всего общества.

– Я уже не так болезненно ощущаю свою непохожесть на других. Я справлюсь. Мы можем говорить на любые темы. Правда. Не стоит переживать.

Мой ответ утешил в тот вечер Софию. В это время тётушка всё никак не могла сладить с банкой конфитюра. Чем она только не пыталась ее открыть. В какой-то момент стало даже забавно: эту банку мучила София, и даже я попыталась. Но, увы…

– Я сейчас, – Сара приоткрыла окно и выглянула в него. – Как же всё кстати!

Прошмыгнув в дверь, она поймала на улице Картера. Тот справился с поставленной перед ним задачей куда быстрее нас, и в скорее мы уже пили чай. Правда, наш спаситель отказался, хотя Сара и была убедительной…

Потом я еще долго стояла у окна, прячась за штору в своей спальне, и смотрела на улицу. Точнее, я следила за своим соседом. Он всё не возвращался домой, а продолжал бродить по улице. Картер просто ходил туда – сюда, иногда поглядывая на окна своего дома, в которых горел свет.

«Наверное, он просто не желал слушать спор отца и матери, и потому выбрал лучший вариант, оставаться вне дома».

Когда свет погас в их гостиной и даже на втором этаже, Картер продолжал сидеть на том самом месте, где мы с ним разговаривали. Думаю ночь, прохлада и сон взяли всё же верх, и он тихо закрыл за собой дверь в доме. Я тоже отправилась спать, но получилось это не сразу…

***

На следующий день, возвращаясь из магазина с покупками, я медленно плелась по улице, держа перед собой бумажный пакет, наконец, свернула к дому. С самого утра настроение было странным. Мучили приступы тоски, хотелось вдруг заплакать, и я, вновь и вновь, объяснялась с собой. Ветер то усиливался, то стихал на время. Погода мне нравилась, и прятаться в доме не хотелось. Я поставила пакет на ступени.

Мысли о Кларе не покидали мою голову. Я подсчитывала дни нашей разлуки и ужаснулась тому, как стремительно много их становится. С недавних пор в моей голове возникла мысль, что я поступила, как законченный предатель. Я оставила её там, в приюте, и не подумала о том, а сможет ли она остаться? Найдет ли рыжеволосая ранимая девчонка, с такой тонкой кожей, что виднелись под ней вены, справиться с лютым одиночеством, которое и так властвовало повсюду, а благодаря мне, оно стало ещё сильнее. Мое сердце рвалось на куски несколько недель, а боль в груди уже не уходила.

Делая глубокий выдох, я заметила, как он превратился в поток пара и исчез в воздухе. Близилась осень с темным небом, тяжелыми тучами, полными дождя и привычкой, сыпать на землю желтые листья.

Дверь за моей спиной щелкнула. На улицу вышла София и остановилась возле меня. Она куталась в большую шаль, которую, кстати сказать, связала тётушка.

– Ты уже вернулась? А я хотела тебя встретить…. Не успела…. Ты не замерзла, Мэгги? – Спросила тихо она, наверно, желая не помешать.

– Нет. Я здесь всего пару минут, – говорить не очень хотелось, но когда рядом София, откровения начинали брать верх. – Я, наверное, должна рассказать?

Моя собеседница пожала плечами в ответ.

– Я так не думаю. Ты имеешь право на свои секреты. Если, конечно, они не подразумевают под собой нечто. В общем, ты понимаешь. Мне хочется знать о тебе, как можно больше, Мэгги. И дело тут не только в любопытстве или же в стремлении тобой манипулировать. Я к этому не стремлюсь. Хотя, теперь, ответственность за тебя вынуждает, быть мелочной, даже в таких вещах, как твое плохое настроение и внезапные слёзы.

Какое-то время мы молчали. Тишина помогала быть собой: не нужно притворяться, не нужно быть другой или лгать. Просто молчишь и всё.

– Я думаю о своей подруге. Хотя, если честно, мы ни разу с Кларой не говорили о нашей дружбе. Мы не разбирали её на части, пытаясь понять, насколько она крепкая и настоящая. Понимаешь, когда я собиралась, зная, что Вы с Сарой вот – вот приедете, мне было и хорошо, и плохо одновременно. Просто я не знала, чего ждать и никак не могла понять, что взять с собой. Я имею в виду, воспоминания, память. Что нужно, а что нет? Что будет греть, а что причинять боль и лишь множить то плохое, которого и так было сполна. В голове был такой хаос, что я совершенно забыла о чувствах.

В тот момент у меня потекли слёзы. Я закрыла глаза рукой, стараясь успокоиться и продолжить разговор.

– Я всё, казалось, предусмотрела, но упустила такое важное! Клара иначе ощущала мой отъезд. Она тогда сказала: «Ты, что не понимаешь, ведь это навсегда? Навсегда – утро и вечер в разных домах, в разных городах, навсегда – врозь горе и счастье, и больше никогда ни одного дня вместе». Началом моей новой истории был конец нашей дружбы.… Что теперь с Кларой?

София нервничала. Она переживала, потому, что теребила край шали, сама того не замечая.

– Я знала о вашей дружбе, Мэгги. Знала, что вы с первых дней жизни в приюте всегда были вместе…. В какой-то момент я даже хотела отказаться от идеи опекунства…. Пойми, мне было важно помочь, пусть хотя бы одному человеку, и этим человеком оказалась ты. Знаешь, я в разговоре с Эндрю Стюард, как-то спросила её, а можете ли вы с Кларой переписываться? В приюте это не приветствуется. Психолог тоже была не на моей стороне. Она объяснила, почему нельзя, и я даже согласилась с её доводами…. Ты злишься на меня за это?

– Нет. Нет, я не думала о злости ни разу. София, мне иногда совсем не понятно другое…. Зачем нужно было связывать молодой успешной женщине себя по рукам и ногам, таким вот поступком? Ты красивая и очень, очень милая. Это стало понятно с первой секунды, как я увидела тебя. Но зачем такие жертвы? Я спрашиваю потому, что это мешает мне расслабиться…

София сжала сильнее губы и перевела внимание на противоположную сторону улицы. Там, под порывом сильного ветра, гнули свои ветки большие деревья. Они роняли яркие листья на землю, ветер поднимал их снова вверх, но вернуть на свои места листья было уже невозможно.

– Тебе никогда не казалось, что листья с деревьев похожи на записки? – Вдруг начала София. – Записки, которые мы делаем в своей памяти. Они откладываются, накапливаются в нашей голове и вот иногда, выбросить бы весь этот хлам, но никак. У деревьев есть такая возможность, а у нас…. Хотя, если поискать решение, то безусловно можно его найти…. Со временем мы становимся заложниками этих воспоминаний. Начинаем от них зависеть, потому, что они дороги, потому, что они связывают нас с надеждой, верой в несбыточное…. За «милая» и «очень красивая», я тебе искренне признательна… Спасибо, Мэгги. На работе у меня тоже, всё относительно удачно складывается…. А дальше, я одинокая женщина, без личного счастья…

– Это предисловие? – Тихо предположила я.

София кивнула и слабо усмехнулась.

– Да. Верно… Предисловие к моей не очень интересной, не очень романтичной истории жизни…. А у тебя хорошо получается, предсказывать мои поступки…. Знаешь, я начала издалека, потому, что если попытаться объяснить тебе мой поступок, то двумя словами тоже не обойтись. И событиями последних двух лет, увы, не ограничиться. Рассказывать придется много и долго, … я скажу, лишь главное, – мне нужна была ты, нужна сейчас и будешь нужна всегда. Именно ты, Мэгги. Потому, что я всегда представляла свою дочь именно такой. Я очень хотела дочь. Когда увидела твое фото, мурашки побежали по телу. В моем воображении давно сформирован образ девочки. Он создан из моих мыслей, из обычной человеческой фантазии. Я не могу иметь детей. Вот и всё. И здесь не помогут ни операции, ни какие-то иные методы.

София замолчала и посмотрела печальным взглядом на небо.

– Когда-то давно я совершила ошибку…

Мне тоже хотелось знать о жизни Софии больше, и я не удержалась от расспросов:

– Можно я спрошу у тебя кое-что?

София была открыта для разговора и откровений.

– А как же совсем личное? Неужели никогда никого не было? Я не верю. Так не может быть. Все мужчины вокруг ослепли?

Моя собеседница опять усмехнулась.

– Нет. Есть человек, которого я люблю…. Но он как-то однажды уехал из города, и больше я его не видела. Я знаю, что он жив и с ним все в порядке. Он всегда был карьеристом.

– Кто он?

– Марк, он режиссер-постановщик. Он так много умел и, думаю, теперь умеет еще больше… Сложно дать определение его таланту одним словом. Теперь я думаю, что сама всё испортила. – София отвела взгляд в сторону с интонацией мечтательницы, сделав неожиданный вывод. – Хотя по молодости мне казалось, что в моей голове достаточно мозгов, и я умна. Видимо, только казалось.

После она опять посмотрела на меня.

– Прости меня, Мэгги. Терпеть не могу посвящать кого-то в свои проблемы. Зачем тебе это?

«София – особенная женщина», – я тогда, так решила.

Она как будто бы такая же, как и все, делает всё так же, говорит на том же языке…. И всё-таки, она особенная. Я чувствовала это в каждом её поступке, в каждом жесте… Она такая во всех отношениях и, узнав то, что она поведала, мне стало её лишь сильнее жаль. А ещё, захотелось к ней прикоснуться. Я за собой прежде такого не замечала. Я осторожно накрыла своей ладонью её руку, почувствовав, как через холодную кожу наружу рвется нечто горячее, сильное, полное жизни и чувств.

– Спасибо, Мэгги, – тихо шепнула она.

– И тебе, София, спасибо.

Из-за непроглядной пелены тяжёлых тёмных туч, что были словно разорваны в клочья, вдруг выглянул луч солнца, и показался кусочек синего неба. На траве заблестели капли, недавно окончившегося, дождя. Ветер подхватил огромную охапку разноцветной листвы и потащил её по нашей улице вниз…

– На счёт записок. Да, похоже, что так и есть, София.

Мы стояли молча рядом.

– Мэгги, мы отклонились от темы. Я тоже хотела бы, чтобы и ты, и твоя подруга обязательно когда-нибудь встретились. Счастливыми должны быть все. И ты, и она. Наберись терпения, и я уверена, раз вы были так близки и важны друг для друга, у вас появится возможность, встретиться… Жизнь подбросит такой шанс. Вот увидишь…. Дай только срок.

Ветер затрепал сильнее наши волосы, и стало ещё тоскливее.

София всё думала над чем-то, а потом вдруг сказала.

– Да, легче не становится, что не выдумывай…. Не помню, кто сказал, но мне очень понравилось одна фраза: «Не говори ничего, если твои слова не делают тишину лучше…»

Она договорила и улыбнулась.

– Плохой с меня философ. Лучше уж буду молчать.

В тот день мы стали свидетелями того, как осень властвовала в нашем городе. Она начала свой путь с окраин мегаполиса, прокрадываясь словно лисица, среди высоких стволов деревьев, играла на листве кустарников, тянула время, но неизменно стремилась к сердцу Бостона. Я вспомнила нашу недавнюю прогулку в Центральный Парк неделю назад. Тогда город ещё и не думал о листопаде, о золоте на своих ветвях и о грустных дождях…

«Мне бы побежать, быстрее осени, туда, к центру города, что приютил меня, и предупредить его о холодах. Сказать, что зима и осень – верные подруги, и они, увы, неизбежны…»

Потом я одумалась. «А что толку? Зиме все равно быть…»

Два клена, у самой дороги на мгновение замерли, как нарисованные… Просто стих ветер,…. но лишь на время. Он играл с клёнами, словно кошка с мышкой: то таился где-то, прятался, то выпрыгивал вдруг из-за угла, но результат был известен каждому.

София оживилась.

– Смотри, Сара идет.

Тетушка шла быстро, размахивая своей сумкой, как делала это и всегда. Её не смущал прохладный ветер и сырость. Она остановилась перед нами, подозрительно рассматривая сквозь очки.

– Так, так…. Вижу. Можете ничего не говорить. Ну, что, так даже лучше, когда никто не притворяется. Вы обе в депрессии? ….Да? Кстати, сегодня со мной случилось такое!

Она полезла в свою сумочку, словно там лежит подробное описание того, что случилось. Потом выпрямилась и задумалась.

– Что ещё у тебя приключилось? – София сощурилась, шмыгнув покрасневшим носом.

– Сегодня приходила Ренди Робинсон. Помнишь? Ладно, это не важно…. Мэгги, женщина, о которой я говорю, типичная домохозяйка, но у нее есть отличительная черта: она прекрасная художница. Так вот, мы решили сделать химическую завивку. Ну, то есть Ренди решила, а я ей в этом помогла. И вдруг, нанеся на ее волосы последнюю порцию смеси, я не обнаруживаю кисточку. Вещь исчезла!

До этого момента София внимательно её слушала, но потом, сплеснула руками и пошла к дому.

– Господи! Я-то думала! Найдётся твоя кисточка…. Я уверена. Просто сунула её куда-нибудь. Ну, что она у тебя последняя?

София поднялась на верхнюю ступеньку.

– Ты не поминаешь! Это моя счастливая кисточка, – бросила ей вдогонку Сара.

– Как счастливая? Та, что ты выиграли на конкурсе в Нью-Йорке?

– Ну да. Я всегда постоянных клиентов крашу ею. Это мой конёк.

– Бог мой, Сара, я тысячу раз тебе говорила, что эта кисточку должна проживать свой век, будучи неиспользованной. Ты что, забыла?

Мы все трое стояли на террасе перед дверью в дом. Тётя расстегнула свое пальто, поправив шляпку. Она была то ли расстроена, то ли это что-то ещё. Хотя, настрой, в котором она всегда пребывала, оставался прежним. Я поняла это по её глазам.

Когда мы с Софией вошли в дом, Сара, закрывая дверь, сказала:

– Сегодня на ужин запечённая рыба, салат из шпината, рис двух сортов и Диего.

Диего, так звали давнего приятеля Сары, о котором я успела узнать, как-то на прогулке с тётушкой. Мы искали кое-что в магазине, не могли найти. И так, как времени было предостаточно, тётушка поведал мне историю своей молодости. Диего Гарсиа на тот момент отметил свой семьдесят первый день рождения. Он все еще был занят своим любимым делом, а именно, являлся преподавателем латиноамериканских танцев, в местном клубе танца. Там-то они и познакомились.

– Как, он снова в Бостоне?

София была удивлена.

– Да. Встретила его сегодня…. Нет, обманываю вас. Он приходил ко мне в парикмахерскую. Сам…

Я усмехнулась и в обнимку с пакетом, в котором было все вышеперечисленное, кроме Диего, к счастью, отправилась на кухню. Моего слуха касались голоса:

– И все-таки я склоняюсь к мысли о полтергейсте…. Ну, не может кисточка пропасть так бесследно…. Нет. Исключено. Мистика и не меньше!

– А может ты ее случайно выбросила? А? – Предположила София.

– Нет.

Ответ тёти был резок.

– А может, сунула в столик?

– За кого ты меня держишь? Нет. Иначе, я бы помнила!

– Значит, Ренди стащила…

Они о чем-то болтали с Софией еще, смеялись, потом вдруг всё стихло, и внезапно гостиную наполнил заразительный смех.

– Мэгги, ты только посмотри на это! – Завопила София, вбежав на кухню с заветной кисточкой для покраски волос в руках. – Как тебе это?! А кто-то так переживал, что потерялась кисточка!

Она с издёвкой помахала вещицей в воздухе.

– Откуда она здесь? – Спросила я.

София встала возле меня и, обняв одной рукой, сквозь смех принялась рассказывать.

– Наша добрая душа, Сара, сняла свое пальто, и, что я вижу?! Вот она – пропажа! Торчит себе из кармана на её платье. Я уже все возможные и невозможные варианты перебрала…

Тетя вошла на кухню следом, с легким румянцем на щеках.

– А я всё не могла понять, что это мне там мешает всю дорогу? …. Какое счастье, что она нашлась!

София церемонно вручила кисточку тёте, направившись к холодильнику за рыбой.

– Хорошо, что у тебя счастливая кисточка, а не, к примеру, парикмахерское кресло…

– Да, брось…. Ну, София, держись. Найду обязательно, как тебе отомстить, – буркнула тётя.

Мы все посмеялись в тот вечер, потому, что Сара рассказывала за готовкой ужина кучу разных историй из её практики парикмахера. Грусть куда-то испарилась. Возможно, это была лишь иллюзия, видимость, а возможно, так и было на самом деле. Каждая из нас, в ожидании прихода Диего, принялась заниматься своим делом: София готовила к затеканию рыбу, Сара возилась с салатом, а я, начала промывать рис.

– Рис – превосходный продукт, который отлично сочетается с рыбой, – произнесла, более чем убедительно, Сара. – Мэгги, утешь мой слух, скажи, о каких сортах риса я тебе поведала намедни?

Она замолчала и, ожидая продолжение, кинула вопрошающий взгляд на меня…

– Басмати, Жасмин, Ризотто и черный дикий. Правда, это не всё. Есть еще Коричневый, Арборио, Валенсия, Красный «camargue» и «Rose Matta». И еще целая куча.

София удивленно раскрыла глаза, разведя руками.

– Чем ты забиваешь голову девочке, Сара?

– Превосходно, дорогая! – Сара была счастлива, и, не скрывая своего восторга, послала мне воздушный поцелуй. – Эта информация если не пригодится, то уж точно не повредит, София.

***

Спустя пару дней, я узнала, что Картер уехал. Он заключил контракт, отправившись на службу в армию, и исчез из моей жизни на целых четыре года. За прожитые одна тысяча четыреста шестьдесят дней без моего соседа и просто друга, я основательно изменилась и повзрослела. Я успела, окончить школу, получила водительские права и освоила все секреты, которые прежде знала лишь Сара, работая у себя в салоне. По привычке я частенько ждала, сидя на ступеньках дома, когда же появиться знакомый силуэт во дворе дома, что чуть ниже по улице, но это всё никак не происходило. Мне не хотелось привыкать к мысли, что Картер пропал навсегда.

«Возможно, – думала я, – он решит продолжить службу в рядах армии США и мы, вряд ли еще увидимся. А если и встретимся однажды, он не обратит на меня никакого внимания. Да и с какой стати? Мы ведь просто соседи, и я одна из многих…»

Служба в армии была для Картера еще одним испытанием, необходимостью и проверкой на прочность, прежде чем жизнь преподнесла ему несколько сюрпризов.

Ещё одной, пусть и временной потерей, в моей жизни тогда стало больше. Я потеряла из виду Клару, а тут еще и Картер, но жить нужно было дальше, и я ждала, когда закончатся четыре года.

– Вчера я сидела у зубного врача и думала о тебе, Мэгги.

Сара заявила это, складывая в свою сумочку личные вещи. Парикмахерская закрывалась. Вечер разливался по улице темной краской, моментально облачая все на своем пути в тона, себе подобные.

В тот вечер я решила дождаться Сару с работы у неё же на работе, и мы, не спеша, направились домой.

– Это звук стоматологической машинки наводит тебя на мысли обо мне или просто не о чем было подумать? … Сара, не пугай меня так.

Тетушка засмеялась.

– Нужно же было скоротать время…. Вот я решила, что если немного о тебе поразмышляю, не будет ничего плохого.

– Я не против, Сара, правда. И, что же пришло тебе в голову?

Звук наших шагов разносился по улице, немного опустевшей, и все же красивой.

– У тебя изящные руки, ты обладаешь вкусом, и ты – прирожденный парикмахер…. Вот.

Вывеска круглосуточного супермаркета оказалась у нас над головами, когда остановившись от сказанного и услышанного, мы уставились друг на друга.

– Даже так? – Неуверенно, я пыталась найти слова, чтобы продолжить беседу.

Саре в этом вопросе было значительно легче.

– Да. А, что мешает тебе примерить роль парикмахера? Я научу тебя всему. Ты и так столько времени провела в моем салоне, что теория тебе, похоже, не нужна. А практика? Так здесь всё проще. Желаешь поэкспериментировать дома? Кстати, что ты скажешь о моей последней клиентке сегодня? Ну же, озвучь свое мнение…

Сара потащила меня за руку в супермаркет и стеклянные двери, как по волшебству, расступились пред нами. Длинные залы супермаркетов всегда благосклонны к беседующим людям. Пока идешь вдоль стеллажа с овощами, мысли рождаются в голове; когда начинается путь вдоль стеллажа с фруктами, высказаться проще. Особенно, если взять в руку, к примеру, авокадо и покрутить его для вдохновения.

Хотя, лично у меня последняя клиентка Сары, ассоциировалась больше с перезрелым персиком. Она была вся в красном, и даже губная помада. О ее щеках я лучше промолчу…. А вот волосы! Здесь стоит сделать паузу…

Женщина была разговорчивой, весьма общительной, но с очень завышенной планкой самооценки. Пока Сара сооружала на ее голове прическу, клиентка то и дело протирала лицо платочком, сетуя на духоту в салоне. Как мы только не пытались спасти ситуацию: Сара включила кондиционер, я открыла дверь и долго её держала в таком положении, запуская внутрь свежий воздух. Это ровным счетом ничего не изменило. Клиентка издавала звуки, походящие на те, что обычно вырываются из-под крышки кипящей кастрюли. Нужно отдать должное Саре. Она оставалась уравновешенной и спокойной. Лишь единожды, бросила в мою сторону многозначительный взгляд, щёлкнув ножницами в воздухе. Женщина успела поведать Саре, что в салоне так жарко из-за неудачно выбранного места. Ведь сторона солнечная, и, как не крути, помещение нагрелось за день…