Читать книгу Свет Боннара. Эскизы на полях - Каринэ Арутюнова - Страница 15

Одно хорошее местечко может быть где угодно. Лавка с крымскими винами, густыми и тяжелыми (чувствуешь вяжущий вкус вишневой косточки? А это деревом отдает, кажется – дубом, а здесь нотка карамели и коричного масла, а это миндаль), третья скамейка от ресторана, овраг, поляна, чистое поле, – ветер треплет волосы, время для самых головокружительных цветов и оттенков, – апрель – это новый шарф, он плещется, отлично вписываясь в орнамент старых дворов и переулков, – со Стрелецкой на Рейтарскую, потом Ярославов Вал, – ну да, апрель – это наше время, и у нас его украли, чуть ли не единственный шанс на беспечность, – в какой из трех переулков нужно свернуть, чтобы открылась нарядная праздность весенней Пейзажки, угадай с трех раз?

Ах, ты вечно сворачиваешь не туда, фотографируя каждый булыжник, вот уже и вино все выпито, и декорации сворачиваются, но в запасе есть еще пара местечек, погоди.

Ладно, я не буду рассказывать о том, как мы тащили чемодан по крутой лиссабонской лесенке. Не буду. Вообще, о многом лучше все-таки не рассказывать. Пусть это останется между нами.

Вот вы говорите – путешествия. С вами постоянно что-нибудь приключается. Такая, черт побери, планида. Иначе какие же это путешествия без приключений.

Конечный пункт, – строго так вопрошает блюститель порядка с кобурой на бедре.

Причины, дарлинг, назови хоть одну из причин. Зачем тебе туда. Что тебе там. Там что тебе, медом намазано, – рослый голландец пакистанского происхождения заводит меня за ширмочку, – строго так, без улыбки, – а по другую сторону всего этого безобразия мечется Таня, – по ее подсчетам ваш покорный слуга давно должен был носиться по дьюти-фри, кушать курицу в чесночном соусе, ждать посадки, – но он даже не удосужится поднять трубку, потому что телефон лежит на столе дотошного пакистанца, – там вообще, господа, засада, – война миров, столкновение цивилизаций, и счастливые обладательницы биометрических паспортов, размазывая слезы по щекам, считают минуты до счастливого вызволения.

Зачем, – нехорошо улыбаясь, пакистанец изучает склеенные странички паспорта, – одна причина, – стонет он, по лицу его стекают крупные капли пота, – международный симпозиум кузнечиков, карнавал, слет любителей макраме, фестиваль юных филателистов, борьба за мир, все что угодно, дорогая, но не эта безумная улыбка, блуждающая по бледному лицу, я вскидываюсь оживленно, вспоминая о другом паспорте, позволяющем без дотошных расспросов преодолевать условности и границы, – но благоразумие останавливает внезапный порыв откровенности, – стоит только вообразить два паспорта в смуглых руках факира, и возрастающее недоумение коллег, столпившихся рядом.

Разрывается телефон, рыдает вайбер, но страж порядка неумолим, – никаких, он повторяет, звонков, мисс, и небрежно касается кобуры, – не угрожающе, нет, просто напоминая о том, кто в доме хозяин.

Понимаете, – я набираю полную грудь воздуха и делаю такое прелестное движение руками, изображающее отсутствие угрозы для цивилизации с моей стороны, – трэвел, гулять, впечатления, – я художник, бродячий артист, моей натуре полезны перепады давлений и смена обстановки, – вот обратный билет, – через Париж, – видите? С датой, – Париж? – пакистанский юноша вновь напрягается, его лицо приобретает напряженный фиолетовый оттенок, – зачем вам Париж, мадам? – одна причина, мисс, всего только одна, но веская причина.

О, – я привстаю с казенного стула и хрипло хохочу, поражаясь наивности провинциала, – что мне Париж, – что мне Париж, мой мальчик, о ла ла, – клянусь, если бы я вышла в Париже, я бы нашла достойное занятие, – Монмартр, Мериме, Золя!

Возьмем Шагала. Возьмем, допустим, Шагала. Я устраиваюсь поудобней и загибаю пальцы. Шагал, Сутин, старина Моди, Пикассо.

Это ваши друзья, мисс? – они смогут за вас поручиться?

Парнишка счастлив был завершению столь непростой беседы. К тому же, уверена, его внутренний мир пополнился новыми оттенками и глубинными смыслами.

Приключения, говорите вы. То ли еще было. Могла ли я вообразить, что обычный трактирный сортир станет для меня местом часового заточения, а также объектом пристального изучения на предмет особой задвижки с кодом.

Я, видимо, ее слишком нервно защелкнула. Слишком нервно. Опасаясь непрошеных визитеров, которые то и дело тянули ручку с той стороны.

Я набирала заветные цифирьки, давила на кнопочки, ковыряла пилочкой для ногтей, пыталась задобрить монеткой в один евро, но замок оскорбленно молчал, даже не думая подавать признаков жизни.

Хорошо, – утирая пот со лба, – с некоторой долей надежды я попробовала прибегнуть к помощи всесильного вайфая, – по ту сторону расстилался волшебный мир, там сидела Таня, она, склонив голову над экраном, рассылала смайлики благодарному человечеству, даже на минуту не задаваясь тревожной мыслью обо мне, колотящейся лбом о задвижку, набирающей пароль, вновь и вновь скребущейся в металлическую дверь холодного сортира третьеразрядного кафе на краю Европы.

Не в силах сдержать охватившей меня паники, я вынуждена была прибегнуть к помощи ненавистного капслока, – открой меня, Таня, спаси, – все эти сообщения, конечно же, дойдут, но не раньше глубокого вечера, когда над океаном закричат хищные чайки, с небес вновь польются стремительные потоки, – и вот тогда на экране айфона проступят мои отчаянные призывы о помощи.

Но будет несколько поздно, – в настоящем приключении всегда все случается на полтакта позднее, чем должно.

– Я этого есть не буду, – отковырнув от огромной рыбины, Таня решительно отложила вилку и нож.

Рыбина и впрямь впечатлила. Огромная такая треска, довольно уныло пахнущая. Я бы сказала, безысходно пахнущая.

Ее внесли на вытянутых руках, разве что в барабаны не били.

Это и есть знаменитая океанская бакалау, – заметила я миролюбиво, – блюдо не из изысканных, еда простолюдинов, бедняков. Рыбку как принесли, так и унесли, на тех же вытянутых руках, – не знаю, что с ней сталось потом, – возможно, разодранный бок подлечили и так же торжественно преподнесли краснощеким немецким туристам за соседним столиком. Туристы, разогретые портвейном, лучезарно улыбались и рассылали смайлики всему человечеству.

Блюдо с сардинами выглядело гораздо живописней. Сардинами хотелось по меньшей мере любоваться. Слагать о них оды и легенды. Но почему-то есть их совершенно не хотелось.

Пахло пережаренным маслом и целебным рыбьим жиром.

– Во-первых, это полезно, – ты знаешь, именно в сардинах есть такое специальное полезное вещество, которое больше нигде и ни в чем? – Таня уверенно подцепила третью (из восьми) и умело одним движением освободила ее от хребта со всеми косточками.

Я попробовала повторить номер, но моя сардинка распалась в воздухе, и уже в самой тарелке являла собой жалкое зрелище – с перебитыми костями, развороченным брюшком и трагически откинутой головой с перламутровым глазом. На голову я старалась не смотреть.

После нескольких попыток я со вздохом отодвинула тарелку. В горле саднило, от едкого запаха масла кружилась голова.

– Во-первых, это красиво. Это не стоит воспринимать как какое-то тривиальное блюдо. Это искусство. Искусство не едят. Им насыщаются. На расстоянии.

Вообще же, меня не покидало ощущение блестяще поставленного спектакля. Поднимается занавес, актеры кланяются. По сцене плывет перламутровый глаз трески. Зрители в экстазе.

Это так по-настоящему, это так живо, мощно, взгляни, прорисован каждый хрящик, каждая чешуйка. Торжество деталей. Ими нужно наслаждаться, не думая об утолении каких-то там животных инстинктов.

Из театра трески мы вышли голодными. От воздуха и обилия впечатлений кружилась голова.

– Кажется, у нас еще осталась овсянка, – мечтательно обронила я, – целых полпакета прекрасной отборной овсянки. Ее можно залить кипятком и продержаться до отъезда. Господи, без всех этих полезных и даже целебных рыбьих жиров, без перламутровых глазок, без хребтов и костей, без оркестра и дирижера, без мизансцен и декораций.

Овсянка у нас действительно была. От нее ничем не пахло. Ей не нужно было слагать оды и признаваться в любви. Ее можно было есть, не вылезая из постели. Прямо в пижаме. Наслаждаясь обыденностью момента, безыскусностью ритуала и отсутствием драматических эффектов.