Читать книгу Операция «Эмин-паша». Том I. Германский конкистадор в Восточной Африке - Карл Петерс - Страница 8

Таким образом, было преодолено препятствие грубой силы, налагаемое английской блокадой; и задача преодоления этого препятствия не была очень сложной. Англичане были слишком уверены в успехе, и поэтому «Ноера», несмотря на охотящиеся за ней четыре английских корабля, вошла в самый северный залив системы гаваней Ламу. Но, с другой стороны, ситуация, в которой мы сейчас находились, едва ли могла сохранить во мне чувство удовлетворения.

Я высадил в Шимбае около шестидесяти носильщиков и двадцать семь солдат. При этом, 17 июня я столкнулся с задачей собрать более двухсот пятидесяти ящиков и тюков с боеприпасами и другими грузами в Виту перед лицом британского флота. В случае дальнейшего применения насилия со стороны англичан я был полностью лишен возможности сопротивляться, я прекрасно это понимал. Более того, пока я оставался на побережье, я не был в безопасности в собственном лагере от посещения английских морских пехотинцев.

Выгрузка в Шимбае

В Шимбае я был вынужден ждать несколько дней, чтобы дать людям немного отдохнуть. Люди были сильно истощены тяготами морского пути. Также было необходимо тщательно почистить оружие, которое сильно пострадало от морской воды, установить пушку и разделить палатки, которые были доставлены в одном большом тюке. Кроме того, я должен был ждать новостей от г-на Борчерта о том, удалось ли ему погрузить на свюю дау оставшиеся вещи с «Ноеры». Что касается этих вещей, я указал, что все, что подпадает под обозначение «товаров», должно, согласно разрешению, данному мне Фримантлом, быть отправлено в Ламу, откуда я мог бы доставить их на континент с помощью девяти верблюдов, которых я раньше купил в Адене, и которые теперь находились в Ламу. В основном, это были товары для обмена с туземцами на продукты питания для экспедиции. А все то, что подпадает под определение «военная контрабанда», должно быть тайно от англичан доставлено ко мне в Шимбай, лежащий за северной границей блокады. 18 июня г-н Фриденталь прибыл в Шимбай с этой «контрабандной» частью вещей. Г-н Борчерт прислал мне известие, что он сочтет за лучшее с его стороны пойти в Ламу с товарами, предназначенными для будущих обменов с туземцами, чтобы лично, контролировать их погрузку на верблюдов. Уже до приезда г-на Фриденталя из Шимбая 18 июня я связался с господином фон Тидеманном в Ламу.

Все мое внимание в течение следующих нескольких дней было направлено на приобретение дополнительных носильщиков. Для этого я с несколькими людьми отправился 19 июня в Вангу. Рядом с берегом я нашел дом, который выглядел довольно европейским. Я вошел и нашел в нем г-на Шонерта, нашего чиновника в Ванге. Он принял меня любезно и сразу же показал мне стоящий в бухте перед его окнами хорошо известный мне корабль – «Боадицея» адмирала Фримантла, который прибыл незадолго до этого. В час дня г-н Шонерт сопровождал меня обратно в Шимбай, и здесь у меня был приятный сюрприз увидеть господ фон Тидеманна и Топпена, которые, получив известие о нашей высадке, сразу же прибыли сюда, чтобы искать нас в окрестностях залива Квайху. До них дошел крайне преувеличенный слух о том, что «тысяча немцев высадилась в заливе Квайху», и среди белого и черного населения возникло большое волнение. К моему сожалению, я вскоре убедился, что моя надежда на приобретение носильщиков не имеет больших шансов.

Я договорился с г-ном Топпеном о том, что он возьмет на себя доставку в Ламу предметов для туземного обмена, которые я привез с собой.

Во второй половине дня я также впервые узнал, что в этих водах находятся четыре английских военных корабля без какой-либо явной причины. Но для меня причина была достаточно очевидной; и я решил уйти с моей экспедицией сразу к юго-западу, подальше от моря. Поэтому в тот же вечер, в половине пятого, я отправил свои боеприпасы по сухопутной дороге в Вангу, а ночью, между одиннадцатью и двенадцатью, я отправил дау, нагруженные провизией под руководством г-на Фриденталя в Мгине.

Для места, где мы смогли бы в безопасности собрать все средства я выбрал Хинди, селение в девяти милях от берега. Место было расположено сразу за Ламу, посреди пустынной территории в зажиточном сельскохозяйственном районе. В течение 23-го, 24-го и 25-го июня мы работали, чтобы получить все грузы, размещенные в Ламу; дело в котором мои верблюды, взятые из Ламу утром 24 июня, оказались очень полезными.

25 июня 1889 года вся экспедиция была собрана в Хинди. У меня были палатки, установленные в середине селения, мои ружья заряжены, а дома вокруг заняты моими людьми. Мы опасались появления военного отряда англичан, но джентльмены не удостоили нас визитом.

20 июня в Ламу с самым безобидным грузом прибыл на «Ноере» господин Борчерт. По пути «Ноера» получила повреждения во время шторма и капитан посоветовал Борчерту подготовиться к худшему. Тем не менее, 20 июня я с особым интересом наблюдал через телескоп за тем, что происходило на борту английского флагмана «Боадицея». «Ноера» все-таки добралась до гавани Ламу. Когда она входила, ее встретила шлюпка с английского сторожевого корабля, и офицер прокричал со шлюпки: «Где доктор Петерс?» Тем более поразительным был ответ г-на Борчерта: «Доктор Петерс ушел в глубь страны к Эмин-паше». На следующее утро появился адмирал Фримантл и вызвал к себе капитана «Ноеры». К нашему общему сожалению, мы потом узнали, что адмирал излил всю свою злость на капитана. Он кричал, что в течение пяти дней болтался в этих водах с четырьмя кораблями, имея единственную цель перехватить нас. Бедный адмирал Фримантл! Мы все искренне пожалели его. Но его гнев мне лично показался несколько необъяснимым, поскольку он сам дал разрешение на то, чтобы «Ноера» зашла в Ламу, если у нее на борту не будет боеприпасов.

Два следующих письма должны быть прочитаны теми, кто хочет узнать о том, что происходило до 20 июня. Они были написаны на английском языке:

Запрос: Багамойо, 9 июня 1889 года.

«Ваше Превосходительство, я имею честь сообщить, что я, скорее всего, отправлю „Ноеру“ в Ламу. Согласно обещанию, любезно данному Вашим Превосходительством мне, Вы не возражаете против моих действий в случае, если на борту не будет ни оружия, ни боевых припасов. Я любезно прошу Ваше Превосходительств дать соответствующее распоряжение коменданту Ламу. Я, вероятно, отправлю в Ламу либо г-на Борчерту, либо г-на Фриденталя, либо сразу обоих, и это будет в период 25—30 июня. С выражением моего искреннего уважения, остаюсь самым преданным слугой Вашего Превосходительства, Карл Петерс».

Ответ: Борт корвета «Боадицея», Занзибар, 11 июня 1889 года. Карлу Петерсу, в Багамойо.

«Сэр, я имею честь подтвердить получение Вашего письма от 9-го июня, сообщившего мне о Вашем намерении отправить „Ноеру“ в Ламу без оружия или боеприпасов на борту. При выполнении этих условий я не буду возражать против того, чтобы „Ноера“ отправилась в Ламу, и я дам инструкции нашему исполняющему блокаду побережья офицеру. Но за соблюдением условий будут наблюдать, и ей прикажут покинуть порт, если возникнет подозрение, что судно или его экипаж наносят ущерб интересам Британии в Восточной Африке. Чтобы устранить всякие подозрения, было бы неплохо, если бы Вы сообщили цель или причину, по которой „Ноере“ требуется зайти в Ламу. Имею честь, Ваш покорный слуга, вице-адмирал Фримантл».

Это письмо адмирала Фримантла я не получил до тех пор, пока находился в Виту, и поэтому не смог отправить более ранний ответ. Для дальнейшего разъяснения позиции я также добавлю следующее письмо:

Ламу. 21 июня 1889 года. Оскару Борчерту, члену экспедиции «Эмин-паша».

«Сэр, я имею честь информировать Вас, что получил приказ от командира сторожевого корабля «Маринер» проверить груз парохода «Ноера» на наличие запрещенных грузов. Настоящим я заявляю, что проверил каждое грузовое место и не обнаружил ни оружия, ни боеприпасов. Д.Е.Эдбертс, офицер корабля Ее Величества «Маринер»

Когда 23 июня я прибыл в Хинди, г-н Оскар Борчерт лично приехал из Ламу, чтобы сообщить мне о содержании этого письма. Этот вопрос уже не касался меня формально, так как еще в заливе Квайху я передал г-ну Борчерту право руководить движениями «Ноеры» и оставил на борту парохода предметы, которые, как уже говорилось, не являлись «военной контрабандой». Однако, представьте мое удивление, когда 24 июня г-н Борчерт прислал мне копию следующего письма:

Канонерская лодка «Маринер», Ламу, 22 июня 1889 года, Оскару Борчерту, члену экспедиции «Эмин-Паша»

«Сэр, действуя по приказу главнокомандующего ВМС в этих водах и принимая во внимание существующую блокаду этой части побережья Африки, я должен сообщить, что находящиеся на борту вашего судна грузы для доктора Карла Петерса не могут быть выгружены в этом месте или в любой другой части внутри или рядом с той частью побережья, которая в настоящее время находится под блокадой. Те грузы, которые теперь находятся на складах рядом с вашим судном, должны быть снова приняты на борт, и вы должны выйти из порта, как только это будет сделано. Я отправлю своего офицера, чтобы помочь Вам при выполнении этого приказа. Этот офицер будет сопровождать вас до Занзибара, чтобы убедиться, что грузы не будут выгружены каком-либо другом порту на этой части побережья. Его переход до Занзибара будет оплачен. Чарльз Э. Арбутнот, командир «Маринера»

Этим гнев адмирала не ограничился. Достаточно сказать, что двадцать пять английских морских пехотинцев были отправлены на борт «Ноеры», двигатель парохода был выведен из строя, а само судно отбуксировано в Занзибар. Как впоследствии стало ясно, маршрут экспедиции был значительно изменен в результате этой меры. Через несколько недель было обнаружено, что товары, предназначенные для обмена с туземцами в стране масаев, так и не были пропущены в Ламу, и в течение следующих месяцев стало очевидным, что я никогда не получу новых товаров, из Занзибара, которые должен был доставить капитан-лейтенант Руст. Англичанам удалось довести до сведения общественности, что немецкая экспедиция «Эмин-паша» приобрела военный характер, который во всех отношениях отличался от характера обычных африканских путешествий. Но они не смогли помешать этому начинанию или даже существенно ослабить наши действия.

В дальнейшем я практически полностью устранился от борьбы с адмиралом Фримантлом. Для этой цели я командировал г-на Оскара Борчерта, который был должен действовать от моего имени. Он был вынужден отправиться в Занзибар, потому что я был настроен решительно защищаться от этого неуклюжего нарушения своих прав со стороны англичан. Там Борчерт в судебном порядке предъявил так называемый «иск Ноеры», который, насколько я выяснил, пробудил общий интерес во всей Восточной Африке. Только после завершения иска герр Борчерт смог возглавить вторую колонну экспедиции по реке Тана.

К этому первому удару, настигшему меня в Хинди, вскоре добавилось болезненное сознание, что мне не удастся увеличить число носильщиков на территории Виту. Я опасался, что мне не удастся перенести грузы к Тане в одной колонне с теми носильщиками, которые у меня имелись. У людей суахили в Виту и Ламу нет предприимчивого духа, которым наделены вангана на немецком побережье Восточной Африки. Поэтому, почти не было желающих заработать, нанявшись носильщиками в караване, а немногие кандидаты, приходящие один за другим, были не лучшими представителями своих племен. Появились сомнительные типы, желающие получить плату за один-два месяца вперед, а затем убежать. Более того, я почти не встречал судебных разбирательств против таких мошенников в этих районах, поэтому они чувствуют себя безнаказанными. Наибольшее количество носильщиков, которых я когда-либо имел под моим контролем, составляло около девяноста человек; но обычно мы никогда не имели более семидесяти носильщиков. Поэтому я был более заинтересован в увеличении моей верблюжьей колонны дополненной покупкой ослов. Мне удалось довести мою колонну верблюдов до семнадцати голов и купить девять ослов. Таким образом, было ясно, что я не смогу перенести все мои нагрузки одной колонной к реке Тана. Я был вынужден разделить экспедицию на две колонны, вторую из которых я поставил под командование капитана-лейтенанта Д. Руста. Он должен был организовать лодочную экспедицию по реке Тана, и снова присоединиться к мне в Ода-Бору-Руве с оставленными грузами, и особенно ожидаемыми из Занзибара товарами для обмена с туземцами. Поскольку невозможно было пополнить караван новыми носильщиками среди суахили, теперь я надеялся на вапакомо или галла на Верхней Тане, где эта попытка может быть успешной, и где, во всяком случае, я должен быть в положении, когда до меня, наконец, дойдут товары из Занзибара, чтобы организовать караван из ослов до Экваториальной провинции. Это надежды поддерживали меня в Хинди и Виту.

Из Ламу от господина Топпена нам было отправлено всего около тридцати тюков пороха, продуктов и тканей, все это были очень полезные вещи, только ни одна из них не имела значения для маршрута, который я выбрал через земли масаев, поскольку здесь ценятся только а железо, медная проволока и бусы. В целом я подсчитал, что грузы, которые моя колонна должна перенести составляли около ста пятидесяти мест, и такое же количество оставалось с капитаном-лейтенантом Рустом, которые должны быть доставлены позже. Г-н фон Тидеманн должен был идти в моей колонне.

Помимо этих забот в Хинди, я с усердием о занялся дисциплиной и организацией моей очень беспорядочной колонны. Поскольку я был вынужден начать марш вглубь страны без каких-либо реальных товаров для обмена с туземцами на продукты питания, я не мог получать то, что другие путешественники получали, отдавая дань уважения товарами местным вождям; поэтому дисциплина моих людей и контроль за ними, стали самым важным залогом успеха этого начинания. Если я не смогу совершить поход обычным мирным способом, как я и надеялся, я должен буду реорганизовать нашу колонну в качестве военного отряда. Увеличение численности моего войска было невозможно, поэтому единственное средство повысить его боеспособность было исключительно в непоколебимой дисциплине. Чтобы достичь этого, я должен был обратить внимание главным образом на солдат-сомалийцев, с помощью которых, если я обучу их хорошо, смогу осуществить полную физическую власть над носильщиками, которые состояли, главным образом, из представителей племен Центральной Африки. Такие люди могут удерживаться под контролем только решительной и бескомпромиссной властью. Так называемые «бвана васари» (добрые начальники) не будут в критических обстоятельствах обладать влиянием на своих туземцев, необходимым для безопасного пути через враждебные территории. Начальник каравана должен быть «кали сана лакини ходари сана» (очень строгий, но очень справедливый). Сомалийцы обладают большой чувствительностью, и если ими правильно управляют, и их предрассудки и суеверия не пресекаются, они являют собой довольно послушную массу. Разумеется, с ними даже нельзя думать о том, чтобы управлять ими по принципу «присяги и чести». В ходе экспедиции я для своих сомалийцев даже ввел телесные наказания за тяжелые проступки.

Затянувшийся дождливый сезон каждый день проливал на нас целые потоки воды; и солнце редко выходило из-за туч. В эти дни я заказал в Ламу для себя верховую лошадь, которая и была куплена. Теперь я часто выезжал на экскурсии в окрестностях Хинди. Единственно, я не мог сам появляться в Ламу, так как поездка на подконтрольную англичанам территорию могла закончиться для меня арестом.

Наконец, в среду 3 июля, я отправился из Хинди, получив за день до этого товары для туземного обмена из Ламу. Я хотел сначала возглавить свою колонну до Виту, а там ждать вторую колонну под начальством Руста, и первый переход не должен был превышать семи миль до места под названием Кибокони. Главное, у меня были верблюды и ослы. Как неуклюже работала вся наша команда, свидетельствует тот факт, что было уже десять часов утра, когда мы смогли тронуться в путь. В более поздний период экспедиции погрузка верблюдов и ослов всегда заканчивалась к шести часам утра. Все должно быть отработано заранее, особенно все должен предусмотреть сам лидер африканской экспедиции. То, что я все еще чему-то учился в этом отношении, было явным моим недочетом. Я допустил ошибку, отправившись во главе каравана вместо того, чтобы ждать и выйти из лагеря последним, особенно в тот день, когда я оставил капитана-лейтенанта Руста, лейтенанта фон Тидеманна и Фриденталя следить за завершением погрузки и для надзора за носильщиками. Но, уже на следующий день я изменил этот порядок.

Поскольку моя лошадь несколько натерла спину седлом, я шагал пешком, и могу заявить, что я шел в прекрасном настроении. Передо мной был радующий глаз пейзаж полей пшеницы и кукурузы. Солнце светило, и все было замечательно.

Это радостное чувство, однако, значительно уменьшилось, когда я подумал о результатах этого первого дня. Некоторые из ослов потеряли плохо упакованные грузы; но наибольшая проблема была в полном отсутствии дисциплины среди носильщиков. Я прибыл в Кибокони в половине двенадцатого с верблюдами и небольшим количеством носильщиков, и немедленно приказал установить палатку, развести костер для приготовления пищи, а затем ждал господина фон Тидеманна и остальную часть каравана. Никто не пришел. Поскольку кукурузы для моих людей и вьючных животных в Кибокони не было, я сразу же отправил людей в селение Хидио, на расстоянии около двух миль, чтобы купить зерно. К двум часам в лагерь пришел герр Фридрих, владелец плантации, с предложением поставки кукурузы. Я сразу послал двух верблюдов, чтобы забрать зерно. В шесть часов, наконец, прибыл г-н фон Тидеманн и сообщил, что часть носильщиков сбежала. Таким образом, в Хинди остались двадцать тюков; а другая часть была в пути под контролем Фриденталя. Я сразу же приказал вернуть двух верблюдов в Хинди за оставленными грузами и решил на следующий день тщательно расследовать дезертирство носильщиков. На следующее утро г-ну фон Тидеманну пришлось вернуться в Хинди, и в полдень привезти оставшиеся грузы.

Загрузка верблюдов

Теперь я посчитал наши грузовые места, а затем со списком в руке сделал перекличку носильщиков и выяснил, что все носильщики были на месте. После этого, разделив грузы между верблюдами, ослами и носильщиками, в два часа я подал сигнал к тому, чтобы идти вперед в Мансамарабу. Опыт предыдущего дня заставил меня присутствовать на моем месте в тылу колонны, и я, соответственно, направил Фриденталя вперед с первыми грузами и несколькими солдатами. После выхода каравана из лагеря на земле осталось несколько тюков. Это означало, что либо несколько носильщиков сбежали, либо ушли в Кибокони без груза. Я вернул несколько ослов и нагрузил их дополнительным грузом, оставленным на земле.

Путь от Кибокони до Мансамарабу ведет через ручей, который не может быть форсирован вьючными животными. Путь в обход ручья занимает два часа, а по прямой дороге требуется только час или полтора. Послав носильщиков через ручей, я намеревался идти вместе с животными вокруг ручья. Не успели мы пройти и двух миль, как несколько поклаж на ослах рассыпались, и я должен был вернуться в Кибокони. Все это было очень обескураживающе. В пять часов я вернулся в брошенный нами лагерь и немедленно отправил письма Русту в Хинди и в Фриденталю в Мансамарабуу с приказами проверить количество носильщиков и отправить всех, которые были, ко мне. Затем я снова собрал палатку и несколько часов ждал новостей от г-на фон Тидеманна. В одиннадцать часов из Мансамарабу прибыли восемнадцать носильщиков, которых я отправил обратно в ту же ночь с частью груза.

Пятница, 5 июля началась сильным дождем. Рано утром пришли от тридцати до сорока носильщиков, которые быстро унесли оставшиеся грузы. Таким образом, этим утром я смог отправить ослов только с четвертью обычной нагрузки, а в половине восьмого я сел на свою лошадь и быстро поехал по длинной дороге вокруг ручья в Мансамарабу. Туда я прибыл в десять часов, полностью промокшим, и сразу же произвел общий сбор.

Результат показал, что все носильщики присутствовали. Так как в предыдущий день в лагере с самого начала похода на земле было оставлено несколько тюков, это означало, что не все носильщики двинулись в поход с грузом. Несколько туземцев просто незамеченными прошли параллельно маршруту и прибыли в следующий пункт налегке. Я заставил носильщиков выслушать речь, в которой сообщил, что я хороший начальник для хороших носильщиков, но суровый для плохих. Затем я выдал двойной рацион людям, которые носили груз прошлой ночью, и сумел вычислить носильщика, который 3 июля сбросил груз в поле кукурузы и вернулся в Хинди налегке. Я приказал заковать его в цепи и выпороть на виду у всех. Точно так же были наказаны несколько других носильщиков, в отношении которых были получены доказательства, что они пришли в последний лагерь без груза, оставив свои тюки в предыдущем лагере. Затем я объявил носильщикам о наказаниях, которые ожидают тех, кто попытается дезертировать или бросить по пути свой груз. Это сообщение, которое было подкреплено на месте несколькими порками, произвело определенное впечатление. Я завершил этот незабываемый урок распределением мяса убитого вола среди всех туземцев каравана.

Лагерь в Мансамарабу

В пять часов вечера я снова собрал людей. Ни одного человека не было потеряно. Я произнес еще одну короткую речь, в которой довел до туземцев следующее правило: «Каждое утро в половине пятого при звуке трубы каждый человек должен выйти в к горнисту, и каждому будет выделен его груз. В 5.45 караван должен быть уже в пути в определенном порядке. По прибытии в лагерь каждый груз должен быть сдан, после чего будет произведена перекличка по списку. Каждый груз нумеруется, и каждый носильщик несет груз, отмеченный в списке против его имени».

Я подробно описал эти меры потому, что после их принятия с 5-го июля в караване установился необходимый порядок. Успех экспедиции в значительной мере зависел от поддержания этого порядка. Понадобилось некоторое время, прежде чем моя экспедиция привыкла к этому порядку.

Наш лагерь в Мансамарабу имел чрезвычайно живописный вид. Наши три палатки были установлены в великолепном парке под деревьями манго и баобабами. Перед моей палаткой, которая стояла в центре, развевался германский флаг, а немного левее был поднят красно-белый флаг султана Тумо Бакари (правителя султаната Виту). Под германским флагом была поставлена пушка, день и ночь охраняемая часовым. За палатками на зеленом поле паслись верблюды, ослы и моя арабская лошадь. Рядом были сложены грузы, охраняемые постом сомалийских солдат. Чуть дальше находились хижины, в которых обитали носильщики, во многих случаях с сопровождающими их молодыми женами, сильными, с развитыми фигурами, выгодно контрастирующими с женщинами-суахили, жительницами Виту.

В этот день герр Фридрих из Хинди снова был с нами и очень любезно поделился своим опытом нахождения в этой стране и описанием особенностей туземного населения. На следующее утро я был вынужден оставить в лагере господина фон Тидеманна, так как оказалось, что мы взяли восемь лишних ящиков с оружием и боеприпасами из лагеря Руста в Хинди, для которых у нас не было носильщиков, чтобы нести их дальше. Но я с большим удовлетворением наблюдал, как последний носильщик в шесть часов утра покинул лагерь со своим грузом, через час за ним последовала наша пушка за тащившими ее двумя верблюдами. А еще через два часа лагерь покинул караван наших вьючных верблюдов и ослов. Я замыкал шествие верхом на лошади с двумя собаками. Наш путь проходил через плоскую равнину. Скоро я обогнал вереницу наших вьючных животных, которые были под надзором надежных сомалийцев, и это были единственные животные в пустынной саванне. Мои собаки скоро устали от постоянного рыскания в напрасных поисках дичи в открытом поле и бежали рысцой рядом с лошадью. Примерно в два часа я проехал мимо селения Пемба, где земля приняла вид возделанного поля, появились участки, засеянные кукурузой и пшеницей. Здесь я ненадолго спешился, чтобы дать моей лошади и собакам попить воды из ручья и спросить у жителей о наличии провизии в селении Фунга Сомбо (цели нашего сегодняшнего перехода). Получив необходимую информацию, я поехал дальше по следам колес нашей пушки. В 14.15 я миновал Массиватато («три озера»), а еще через пятнадцать минут меня радостными криками приветствовали мои носильщики, которые уже нашли себе жилища для постоя и встретили меня фруктами. Поскольку они сегодня выполнили свою работу, я заставил забить другого вола, и распределить мясо между ними.

Вечер прошел в подготовке к тяжелому походу следующего дня продолжительностью в семь или восемь часов, что стало первым реальным испытанием для тяжело нагруженного каравана. Мне удалось навербовать в селении несколько дополнительных носильщиков, и в воскресенье 7 июля в пять утра прозвучал горн. Сразу же после сигнала носильщики собрались вместе со своими грузами, которые они теперь отличали от грузов, для них не предназначенных. В 05.45 последний носильщик вышел с господином Фриденталем по дороге в селение Виту. В половине шестого верблюды и ослы ушли с последними пакетами. Я уже собирался сесть на свою лошадь, когда мне было объявлено, что пришли люди из деревни Конумби, которые хотели продать мне верблюда. Потребовалось полчаса, чтобы совершить сделку. Я написал длинное письмо г-ну фон Тидеманну, которому я отправил купленного верблюда, так что была уже половина седьмого, прежде чем я сам последовал за своим караваном. Через час я догнал ослов, и вскоре после этого верблюдов, которых опередил, зная, что они находились под надежной охраной. Я поехал еще вперед, и мрачная неприветливая местность окружила меня. На этот раз это была дикая природа. Султан Виту хорошо понимал, как полностью защитить свою страну от нападения. В Фунга Сомбо в 1855 году находились арабские передовые военные посты. Из этого места в Виту труднопроходимый путь в течение нескольких часов ведет через болота и лес. Уединение места подчеркивалось тем, что я не видел и не слышал ни одного, даже мелкого, дикого животного. Позже, в Фунга Сомбо мне рассказали, что в этом регионе изобиловали львы и леопарды, и всего за несколько дней до нашего прихода один человек средь бела дня был съеден львом. Но сейчас ни одно животное так и не появилось. Не было время для раздумий, и скоро я догнал моих носильщиков, а также мне было необходимо дать несколько новых указаний г-ну Фриденталю. Затем я поехал назад, чтобы лично провести верблюдов и ослов через болото, которое я до этого миновал. Мне пришлось вести через лес караван верблюдов и ослов в течение двух часов. Один верблюд упал в болото, и его нужно было разгрузить, вытащить, а затем снова нагрузить. Таким образом, было уже три часа дня, когда мы достигли равнины, на которой находилось селение Виту (столица одноименного султаната). Наш подход к этому месту был ознаменован появлением тридцати солдат султана, которые пришли приветствовать нас от имени их господина.

Примерно за милю от Виту меня встретил Шерифф Абдалла, довольно цивилизованный суахили, в сопровождении герра Доерфера, германского представителя в султанате Виту, который также приветствовал меня. Я отправил караван вперед под начальством господина Фриденталя, а сам решил дождаться верблюдов, которые снова отстали. Но как только наши вьючные животные появились на горизонте, я направился в гостеприимную долину Виту в компании с г-ном Доерфером. Здесь я нашел обширные запасы кукурузы, а все окрестности была покрыты кукурузными и пшеничными полями.

Сам Виту лежит на хребте небольших холмов и полностью окружен плотным лесом. Вход в селение обеспечивался двумя воротами, сильно укрепленными и с часовыми, охраняющими их круглосуточно. В Виту, возможно, три тысячи жителей; а число довольно цивилизованных суахили наталкивает на мысль, что путешественник попал в один из центров восточноафриканской жизни. Дворец султана значительно уступает по роскоши подобному в Занзибаре, но производит вполне удовлетворительное впечатление. Население представлено разнообразными африканскими типами: здесь среди многочисленных суахили живут галла и сомалийцы, а в толпе заметны странные головные уборы вабони и мускулистые тела вапокомо.

Примечание переводчика: Вапокомо – народ семейства банту в Кении, проживающий на узкой территории вдоль берегов реки Тана от устья до среднего течения. Вабони – малочисленный народ группы кушитов, проживает в Кении и Сомали

Я въехал в Виту среди огромной толпы и заметил, что наш флаг уже был поднят перед одним из домов и узнал, что султан предоставил нашим людям четыре дома и быка для обеспечения мясом. Я попросил г-на Доерфера сделать мне одолжение и сразу отправиться к султану Фумо Букари, чтобы сообщить о моем прибытии, поблагодарить его и объявить о своем намерении нанести ему визит завтра. Фумо Букари передал мне, что он рад моему приезду и выразил пожелание, чтобы я всегда обращался к нему по любому поводу и был готов предоставить мне помощь, какая мне понадобится, так как я был его гостем, и он будет рад принять меня завтра утром в девять часов. Когда я убедился, что мои люди разместились в домах, я прошел с г-ном Доерфером в его загородный дом, который находился примерно в пятнадцати минутах ходьбы отсюда, чтобы найти место, где можно было бы разместить верблюдов и лошадь. Между тем, для меня и Фриденталя были установлены палатки на самой большой открытой площади. После того, как мы приняли ванну в доме г-на Доерфера, я вернулся в свои палатку, где мы собрались вместе в чрезвычайно хорошем настроении.

Султанат Виту, который я должен пересечь, главным образом, в направлении с севера на юг, является равнинной страной с довольно развитым сельским хозяйством. В северной части территория явно менее плодородна, чем в южной части, и не имеет такой пышной растительности, которая встречается в южных районах, как, например, в Усамбаре. Население, тем не менее, бедное. Только в нескольких местах я нашел обладателей крупных стад, которые могли быть оценены в сто тысяч рупий. Местные жители обычно худы и тщедушны, что может быть, главным образом, приписано к недостаточному питанию. Особенно заметным для людей из Занзибара является недоверие местных жителей к покупателям в процессе торговли. Когда я хочу купить какао-орехи или любую другую пустячную вещь, я должен сначала положить деньги на стол, и только затем моя покупка будет передана мне. Если я закажу любую работу ремесленнику, он потребует оплаты вперед. С другой стороны, туземец сам берет у европейцев все товары в кредит. Все это производит очень плохое впечатление. В целом я убежден, что производительный потенциал страны может быть значительно увеличен, если условия труда будут более благоприятными. Естественный равнинный характер страны, наличие морского побережья с заливами также создают благоприятные условия для развития транспорта. Если бы здесь были задействованы большие возможности капитала, можно было бы ожидать очень быстрого развития цивилизации. Однако Виту – не что иное, как всего лишь оазис в великой степи Восточной Африки, требующей еще гораздо больших усилий для улучшения условий жизни народов, ее населяющих.

В понедельник, 8 июля, я впервые встретился с правителем этой территории. Султан Фумо Букари назначил мне прием на девять утра. Я решил по этому поводу оказать ему честь, как принцу, признанному Германией. Поэтому я приказал своим солдатам выступить строем с германским знаменем и флагом султана. Высшие должностные лица двора, Шерифф Абдалла и главный офицер султанских войск Омар Хамади пришли со мной; последний носил униформу прусского артиллерийского офицера. Я одел двух моих слуг в богатые красные ливреи, вышитые серебром; они должны были следовать за мной, неся подарки для Фумо Букари: украшенный золотом арабский меч и две новых магазинных винтовки новейшей конструкции с тремя сотнями патронов. Меня сопровождали господа Доерфер и Фриденталь. Султан, со своей стороны, собрал около сорока солдат, чтобы принять нас, и приветствовал нас в окружении всего его двора. Его каменный дом, действительно, выглядел очень скромно; но аудиенция внешне существенно не отличалась от таковых у султана Занзибара.

Фумо Букари подошел к двери, чтобы встретить меня, и провел в кресло слева от его возвышенного трона. Стул, похожий на мой, справа от него, был занят наследником трона, братом султана. Сам Фумо Букари – человек лет сорока с добрым лицом. Он говорил на языке кисуахали, разговор велся, естественно, о целях экспедиции, которую султан обещал поддерживать, насколько мог. По моей просьбе он сразу же дал мне письменный приказ своим старейшинам способствовать переходу колонны Руста прямо в Виту. Он также заявил, что готов предоставить мне лодки для плавания по реке Тана.

Аудиенция длилась час, и в течение всего дня знатные жители этого места спешили друг за другом нанести нам визит. Некоторые из них были вполне цивилизованными и достойными людьми. В тот же вечер я приказал отправить верблюдов назад в Хинди, чтобы привезти колонну Руста в Виту.

На следующий день я с удовлетворением встретил г-на Тидеманна, который прибыл в Виту с багажом, который был ранее оставлен; так что мои колонны теперь воссоединились. Теперь я приложил все усилия, чтобы навербовать как можно больше носильщиков; но вскоре стало очевидно, что нужное количество носильщиков в Виту получить не удастся, да и в смысле провизионной поддержки экспедиции страна была в любом направлении довольно скудной. Я заметил, насколько мало была изучена территория окрестностей Таны и всех окраинных районов Виту в целом. Страна напоминает остров, у которого нет связи с внешним миром. Сведения об окружающих территориях, которые я получил от нескольких галла и вапокомо в Виту, впоследствии оказались совершенно неточными и даже лживыми. В Виту стало совершенно ясно, что я должен искать другие пункты провизионной поддержки для выполния экспедиции, возможно, на Верхней Тане или далее во внутренних районах, если я намерен достичь своей цели – Экваториальной провинции. Все это не обнадеживало.