Читать книгу Узник неба - Карлос Руис Сафон - Страница 10

Научно доказано, что любой младенец нескольких месяцев от роду способен безошибочно почувствовать тот самый критический момент среди ночи, когда родителям удалось наконец задремать. Тогда он поднимает рев, чтобы взрослые ни в коем случае не продрыхли дольше тридцати минут кряду.

В ту ночь, впрочем, почти как всегда, малыш Хулиан пробудился около трех, о чем не замедлил оповестить во всю силу легких. Я открыл глаза и повернулся. Рядом со мной лежала Беа, и ее кожа светилась в полумраке. Медленно просыпаясь, жена потянулась плавным движением, позволявшим угадать контуры стройного тела под простыней, и что-то неразборчиво пробормотала. Я подавил естественное желание поцеловать любимую в шею и стянуть с нее бронированную ночную рубашку до пят, которую тесть подарил ей на день рождения, без сомнения, не без умысла. Никакими ухищрениями я не сумел добиться, чтобы этот аксессуар затерялся в грязном белье.

– Я уже встаю, – прошептал я, целуя жену в лоб.

В ответ Беа повернулась ко мне спиной и накрыла голову подушкой. Я замер, с наслаждением созерцая изящные изгибы спины и сладкий спуск к ягодицам, которые не могли спрятать никакие рубашки в мире. Почти два года я прожил в браке с этим загадочным созданием и все еще испытывал изумление, ощущая его тепло подле себя в момент пробуждения. Я осторожно отвернул простыню и погладил бархатистое бедро сзади. Мне в руку тотчас вонзились острые ноготки Беа.

– Не сейчас, Даниель. Ребенок плачет.

– Так и знал, что ты не спишь.

– Невозможно заснуть, когда живешь в одном доме с мужчинами, которые то плачут, то подкрадываются с тыла к несчастной женщине. Бедняжке не удается за ночь и двух часов поспать.

– Ты еще пожалеешь.

Я вскочил и бегом направился по коридору в комнату Хулиана, располагавшуюся в глубине квартиры. Вскоре после свадьбы мы обосновались в мансарде дома, где находилась наша букинистическая лавка. Преподаватель колледжа, дон Анаклето, занимавший это жилье в течение двадцати пяти лет, решил уйти на пенсию. Профессор вернулся в родную Сеговию, чтобы писать пряные стихи в тени арок акведука и осваивать науку приготовления жареного молочного поросенка.

Младенец Хулиан встретил меня пронзительным плачем на высокой частоте, угрожавшей прободением барабанных перепонок. Я взял малыша на руки и, понюхав пеленку, убедился, что на сей раз не случилось никаких неожиданностей. Далее я проделал все, что полагается делать неопытным молодым папашам в здравом уме, то есть начал бормотать чушь и приплясывать по комнате, выкидывая нелепые коленца. Погрузившись в транс, я не сразу заметил Беа, которая стояла на пороге и наблюдала за мной с неодобрением.

– Дай мне, так ты разбудишь его окончательно.

– А вот он не жалуется, – возразил я, передавая жене младенца.

Беа прижала сына к груди и, тихонько напевая, принялась нежно его укачивать. Ровно через пять секунд Хулиан перестал плакать и расплылся в восторженной улыбке, всегда появлявшейся на его мордашке при виде матери.

– Иди, – шепнула мне Беа. – Я скоро.

Итак, мне наглядно продемонстрировали, что я не способен справиться даже с грудным младенцем. Изгнанный из детской, я вернулся в спальню и вытянулся на кровати, не сомневаясь, что теперь не сомкну глаз до утра. Вскоре в дверях появилась Беа. Глубоко вздохнув, она устроилась рядом.

– Я падаю с ног.

Я обнял ее, и мы немного полежали молча.

– Я вот тут подумала… – начала Беа.

«Трепещи, Даниель», – мелькнула у меня мысль. Беа приподнялась и уселась на постели на корточках.

– Когда Хулиан немного подрастет, мама сможет сидеть с ним днем. И я решила, что тогда начну работать.

Я одобрительно кивнул.

– Где?

– В книжном магазине.

Я предусмотрительно промолчал.

– Считаю, что вам моя помощь не повредит, – добавила она. – Твоему отцу уже не по силам заниматься делами весь день. И не обижайся, но мне кажется, что я лучше общаюсь с покупателями, чем вы с Фермином. По-моему, он в последнее время просто отпугивает людей.

– Мне бы не хотелось это обсуждать.

– А что, собственно, случилось с беднягой? На днях я встретила на улице Бернарду, и она разрыдалась у меня на груди. Я отвела ее в одну из кондитерских на улице Петричол, где, налегая на сдобные булочки, она пожаловалась, что Фермин ведет себя очень и очень странно. Похоже, несколько дней назад он отказался заполнить в приходе документы для венчания. Сдается мне, что так не женятся. Он тебе ничего не говорил?

– Ничего особенного я не заметил, – солгал я. – Возможно, Бернарда слишком давит на него…

Беа молча смотрела на меня.

– Что случилось? – спросил я наконец.

– Бернарда просила никому не говорить.

– Что именно не говорить?

Беа не сводила с меня глаз.

– То, что в этом месяце у нее задержка.

– Задержка? Она что, составила график подготовки к свадьбе?

Беа посмотрела на меня как на идиота, и меня вдруг осенило.

– Бернарда беременна?

– Говори тише, ты разбудишь Хулиана.

– Так она беременна? – повторил я едва слышно.

– Возможно.

– А Фермин знает?

– Она не хочет ему пока говорить. Боится, что он пустится наутек.

– Фермин никогда бы так не поступил.

– Все мужчины так поступили бы, будь у них возможность.

Меня изумил ее железный тон. Правда, она тотчас подсластила его кроткой улыбкой, от которой растаял бы кто угодно.

– Как плохо ты нас знаешь.

Беа выпрямилась в полумраке и, без лишних слов стянув через голову рубашку, отбросила ее на край кровати. Позволив полюбоваться собой несколько мгновений, она медленно склонилась надо мной и неспешно провела языком по моим губам.

– Как же плохо я вас знаю, – прошептала она.