Читать книгу Хроники Бейна. Книга первая (сборник) - Кассандра Клэр - Страница 2

Магнус Бейн ужасно расстроился, когда Верховный совет колдунов запретил ему въезд в Перу. Не только потому, что плакаты с его фотографией, ходившие из рук в руки в перуанском Нижнем мире, совсем ему не льстили, но и потому, что он очень любил эту страну. С ней было связано множество приятных воспоминаний, ведь именно там ему довелось пережить самые невероятные приключения.

Началось все в 1791 году, когда он предложил Рагнору Феллу прогуляться по Лиме и осмотреть достопримечательности.

1791 год

Магнус проснулся в придорожной гостинице в окрестностях Лимы, надел расшитый камзол, бриджи, начищенные до блеска сапоги с пряжками и спустился вниз, надеясь позавтракать. Но хозяйка гостиницы, полная длинноволосая женщина в черной мантилье, и не думала накрывать на стол. Вместо этого она взволнованно говорила с одной из служанок. Они обсуждали нового постояльца.

– По-моему, это морское чудище. Или водяной. Они ведь могут жить на суше? – шептала хозяйка.

– Доброе утро, дамы, – окликнул их Магнус. – Вижу, мой гость прибыл.

Женщины дважды моргнули. В первый раз – из-за его яркого наряда, во второй – из-за того, что он сказал, решил Магнус. Он весело помахал им рукой, вышел в широкие деревянные двери и проследовал через двор в общую комнату, где в дальнем углу притаился с кружкой чичи де молле[1] его друг, колдун Рагнор Фелл.

– Я закажу то же самое, – сказал Магнус служанке. – Только подождите. Мне три таких кружки.

– Скажи ей, чтобы и мне принесла. Эту я получил только потому, что мне было не лень долго объясняться на пальцах.

Магнус выполнил просьбу и снова посмотрел на Рагнора. Старый друг совсем не изменился. Он, как всегда, был угрюм и отвратительно одет, а кожа его была все того же насыщенно-зеленого цвета. Магнус часто радовался тому, что его собственное колдовское клеймо не так заметно. Иногда золотисто-зеленые кошачьи глаза с узкими зрачками доставляли ему неудобство, но при помощи легких чар он мог скрыть эту свою особенность. Даже если ему это не всегда удавалось, на свете все равно еще оставались женщины – как, впрочем, и мужчины, – не считавшие ее недостатком.

– Ты без чар? – поинтересовался Магнус.

– Сам же сказал, что хочешь попутешествовать и устроить безудержный кутеж.

Магнус загорелся.

– Да, я так и сказал! – Тут он замолчал. – Прости. Не уловил связи.

– Я заметил, что в своем естественном обличье пользуюсь большим успехом у женщин. Им нравится все необычное. При дворе Людовика XIV была одна дама, которая утверждала, что никто на свете не сравнится с ее «дорогим кочанчиком». Говорят, во Франции это выражение теперь популярно. И это целиком моя заслуга.

Рагнор говорил так же мрачно, как обычно. Когда принесли шесть кружек чичи, Магнус все их забрал себе:

– А моему другу принесите еще, пожалуйста.

– Другая дама называла меня «милейшим стручочком».

Магнус посмотрел на солнце, сияющее на улице, на кружки, стоящие перед ним, и почувствовал, что настроение улучшается.

– Что ж, поздравляю! Добро пожаловать в Лиму, милейший стручочек.

* * *

После завтрака, за которым Рагнор опустошил пять кружек чичи, а Магнус – семнадцать, Магнус показал другу Лиму, проведя его от позолоченного дворца архиепископа с витым и резным фасадом до площади, окруженной яркими зданиями с балконами. Когда-то давно испанцы казнили на этой площади преступников.

– Я решил, что наше путешествие неплохо начать со столицы. И потом, я здесь уже бывал, – сказал Магнус. – Лет пятьдесят назад. Было здорово, если не считать землетрясения, которое едва не разрушило город.

– Твоих рук дело?

– Рагнор, – упрекнул друга Магнус, – неужели ты считаешь, что во всех на свете катастрофах виноват я?

– Ты не ответил на вопрос, – вздохнул Рагнор. – Надеюсь, на этот раз все будет не как обычно и на тебя можно положиться. Я ведь не знаю здешнего языка, – предупредил он.

– Так ты не говоришь по-испански? Не понимаешь кечуа? Не знаешь аймары?

Магнус прекрасно понимал, что он повсюду будет чужаком, и постарался овладеть всеми языками на свете, чтобы беспрепятственно путешествовать по миру. Испанский он выучил первым после родного языка, на котором говорил очень редко. Он напоминал ему о матери и отчиме, о любви и отчаянии его детства. И тяготил, словно, разговаривая на нем, приходилось брать на себя особую ответственность за все сказанное и быть предельно серьезным. Другие языки – пургатский, геенский, тартарский – он выучил для того, чтобы понимать демонов, и говорил на них довольно часто. Они напоминали ему об отце, и это было еще хуже.

Магнусу не нужна была ответственность и серьезность, и неприятных воспоминаний он тоже не любил. Ему больше нравилось веселиться и веселить.

– На этих языках я не говорю, но раз понимаю тебя, стало быть, понимаю дурацкий, – сказал Рагнор.

– Напрасно ты меня обижаешь. Разумеется, ты можешь полностью на меня положиться, – ответил ему Магнус.

– Смотри не бросай меня одного. Поклянись, Бейн.

Магнус поднял брови:

– Даю честное слово.

– Если что, я везде тебя найду. И тебя, и твои нелепые наряды. Приведу в твою спальню ламу и заставлю обоссать все твои пожитки.

– Не злись. И не волнуйся. Всем нужным словам я научу тебя прямо сейчас. Вот, например, fiesta…

– И что же это значит? – нахмурился Рагнор.

Магнус снова поднял брови:

– «Вечеринка». И еще одно важное слово – juerga.

– А это что такое?

Магнус молчал.

– Магнус, – сурово спросил Рагнор, – это слово тоже означает «вечеринка»?

Магнус не смог удержаться и ухмыльнулся.

– Я бы извинился, – сказал он, – вот только совершенно не чувствую себя виноватым.

– Постарайся вести себя разумно, – вздохнул Рагнор.

– Мы же в отпуске! – сказал Магнус.

– Ты всегда в отпуске. Вот уж тридцать лет, – заметил Рагнор.

Он был прав. Магнус так нигде и не осел с тех пор, как умерла его любимая, – не первая его женщина, но первая спутница жизни, которая жила рядом с ним и умерла у него на руках.

Магнус часто думал о ней, и боль уже притупилась. Ее лицо казалось ему теперь подобным далеким, но таким прекрасным звездам, до которых нельзя дотянуться. Они лишь светились перед его взором в ночи.

– Просто я люблю приключения. А приключения любят меня, – беззаботно произнес он, не понимая, почему Рагнор опять вздыхает.

Подозрительность Рагнора огорчала Магнуса. На озере Яринакоча Рагнор прищурился и сердито спросил:

– И что, по-твоему эти дельфины розовые?

– Раньше были розовыми! – фыркнул Магнус и задумался. – Я почти уверен.

Они прошли от косты[2] до сьерры, осмотрев все достопримечательности Перу. Любимым местом Магнуса был город Арекипа, сооруженный из каменных блоков, привезенных как будто с Луны. Белея в лучах палящего солнца, они сверкали так же ослепительно и ярко, как лунный свет, падающий на водную гладь. Там они встретили прелестную девушку, и она предпочла Рагнора. За свою долгую жизнь Магнус ни разу так и не оказался стороной любовного треугольника между колдунами, Рагнор понимал это и, казалось, впервые не жалел о том, что принял предложение Магнуса приехать в Лиму.

* * *

Магнусу удалось убедить Рагнора покинуть Арекипу только после того, как познакомил его с другой прелестной девушкой по имени Джулиана, которая сказала, что проведет их через тропический лес и покажет айяхуаску[3], растение, обладающее сильными магическими свойствами. Позже, продираясь через густой лес Ману, Магнус пожалел, что поддался этому искушению. Повсюду, куда ни глянь, было зелено, зелено, зелено… Пожалел он и тогда, когда взглянул на своего попутчика.

– Не нравится мне этот тропический лес, – печально сказал Рагнор.

– Ты просто закрыт для новых впечатлений, не то что я!

– Да нет. Сыро тут, как в детских пеленках, и воняет раза в два сильнее.

Магнус отвел от лица ветку, с которой падали капли:

– Вынужден признать, меткое сравнение.

В лесу действительно было не очень уютно, но все-таки удивительно красиво. Густая растительность на земле сильно отличалась от листвы деревьев; растения, похожие на яркое птичье оперение, мягко колыхались, овевая другие, чьи стебли напоминали веревки. На фоне зелени то и дело вспыхивали яркие пятна цветов и сновали животные. Особенно нравились Магнусу грациозные паукообразные обезьяны, висевшие между деревьями, как звезды, и юркие робкие саймири, беличьи обезьяны.

– Вот если бы у меня была домашняя обезьянка! Я бы научил ее всяким трюкам, одел бы в нарядный камзол! Она была бы точь-в-точь как я, только пообезьянистей! – сказал он.

– Похоже, твой друг неважно себя чувствует, – заметила Джулиана, обращаясь к Рагнору. – Не удивительно, мы ведь сейчас на много футов выше уровня моря.

Магнус не знал, зачем взял с собой Джулиану, но Рагнора ее присутствие успокаивало. Кто-нибудь другой, оказавшись на незнакомой территории, шел бы по пятам за проводником, но Магнус был колдуном и всегда был готов вступить в схватку с демоном-ягуаром. Из этого могла бы выйти занятная история, которая позволила бы ему привлечь внимание тех дам – и джентльменов, – которых еще не очаровал Рагнор.

Увлекшись сбором фруктов и размышлениями о демонах-ягуарах, Магнус огляделся и обнаружил, что отстал от попутчиков и заблудился. Он остановился, любуясь бромелиями – огромными переливающимися цветами с яркими, блестящими от влаги лепестками. В этих сверкающих, как драгоценные камни, чашах сидели лягушки.

Магнус поднял голову и увидел прямо перед собой круглые коричневые глаза обезьяны.

– Привет, дружище! – сказал он.

Обезьяна издала ужасный звук, наполовину рык, наполовину шипение.

– Кажется, дружба у нас не ладится, – сказал Магнус.

Джулиана предупредила, что, если обезьяна подошла близко, нужно оставаться на месте и сохранять спокойствие. Эта обезьяна казалась гораздо больше других, плечи у нее были шире, а мех – почти черный. Это была обезьяна-ревун.

Магнус бросил ей фрукт, и животное его подобрало.

– Ну вот, – сказал Магнус. – Будем считать, что конфликт улажен.

Обезьяна снова двинулась в наступление.

– Я, признаться, сам не понимаю, что здесь делаю. Мне, знаешь ли, нравится городская жизнь. Яркие огни, толпы людей, развлечения. И никаких обезьян.

Он ослушался совета Джулианы и быстро шагнул назад, швырнув ревуну еще один фрукт. Обезьяна выгнула спину и взревела. Магнус еще отступил и налетел на дерево. Ударившись, он замахал руками и на мгновение обрадовался, что никто его не видит и что не нужно вести себя как умудренному опытом чародею. Обезьяна набросилась на него, пытаясь вцепиться в лицо. Магнус закричал и бросился наутек. Фрукты сыпались у него из рук, а он мчался, спасаясь от разгневанного животного. Он бежал, прибавив скорости, пока фруктов в руках не осталось, и в конце концов налетел прямо на Рагнора.

– Эй, осторожнее! – огрызнулся тот.

– В свое оправдание могу заметить, что ты неплохо замаскировался, – заметил Магнус и дважды пересказал историю своих злоключений. Сначала Джулиане, по-испански, а потом Рагнору, по-английски.

– Ты что, идиот? От альфа-самца, конечно, нужно было бежать! Тебе еще повезло, что он отвлекся на фрукты, иначе разорвал бы тебя на куски. Он же подумал, что ты пытаешься отбить его самок! – сказала Джулиана.

– У меня не было времени с ним объясняться. Откуда мне было знать?! Более того, уверяю вас, я вовсе не заигрывал с обезьянами. – Тут Магнус подмигнул. – Я ни одной не видел, и у меня просто не было шанса.

Рагнор явно сожалел, что оказался в такой компании. Потом, когда Джулиана не видела, он нагнулся к Магнусу и прошипел:

– Ты что, забыл, что умеешь колдовать?

Магнус презрительно посмотрел через плечо.

– Не стану я обезьяну околдовывать! Рагнор, за кого ты меня принимаешь?

* * *

Жизнь нельзя было целиком посвятить праздному времяпровождению и обезьянам. Магнусу нужно было каким-то образом зарабатывать на выпивку. Но везде находилась сеть обитателей Нижнего мира, и, едва прибыв в Перу, он тут же наладил связи. Иногда Магнус брал с собой Рагнора. Они вместе взошли на корабль в порту Салаверри в лучших своих нарядах. Магнус надел самую большую шляпу со страусиными перьями.

Эдмунд Гарсия, один из богатейших купцов Перу, встретил их на палубе. Он был румян, носил дорогой плащ, штаны до колен и напудренный парик. На поясе на кожаном ремне у него висел гравированный пистолет. Глядя на Рагнора, он прищурился и сердито спросил:

– Это чудище морское?

– Это весьма уважаемый колдун. Вы получите двух колдунов по цене одного.

Гарсия нажил состояние, потому что никогда не отказывался от выгодных предложений. Он тут же забыл о морских чудищах, и больше о них не вспоминал.

– Добро пожаловать! – сказал он.

– Не люблю я корабли, – заметил Рагнор, озираясь. – У меня сразу начинается морская болезнь.

Шутка про зеленое лицо напрашивалась сама собой. Но Магнус удержался.

– Не расскажете поподробнее, в чем заключается наша работа? – спросил он. – В письме, которое я получил, было сказано, что вам нужен мой талант. Но талантов у меня так много, что, признаюсь, даже не понял, о каком из них речь. Но все они к вашим услугам.

– Вы на нашей земле чужаки и, возможно, не знаете, что Перу сейчас процветает благодаря нашему главному экспортному продукту – гуано.

– О чем это он? – спросил Рагнор.

– Тебе не понравится, – сказал Магнус.

Корабль качнуло на волнах.

– Простите. Вы говорили о птичьем помете… – обратился Магнус к капитану.

– Да, о нем, – сказал Гарсия. – На торговле гуано долго наживались европейские купцы. Но теперь приняты новые законы, и такие сделки станут выгодными для перуанцев, а европейцам придется взять нас в долю или свернуть дела. Мой корабль с большой партией гуано отплывет одним из первых после принятия этих законов. Я боюсь, что его попытаются ограбить.

– Вы боитесь, что пираты украдут птичий помет? – спросил Магнус.

– Магнус! Да о чем, в конце концов, он говорит? – простонал Рагнор.

– Тебе знать не обязательно, поверь. – Магнус посмотрел на Гарсию. – Таланты мои, разумеется, многочисленны, но я не уверен, что в их число входит охрана… э-э-э… гуано.

Груз ему и в самом деле не нравился, но он достаточно знал о европейцах, чтобы понимать: они готовы наложить лапу на все, что попадается им на глаза, будь то земля или жизнь, товар или люди. Кроме того, приключений в открытом море в его жизни еще не случалось.

– Мы готовы щедро заплатить, – сказал Гарсия и назвал сумму.

– Да? Что ж, тогда мы к вашим услугам, – согласился Магнус и уведомил об этом Рагнора.

– Ну, не знаю… – сказал Рагнор. – И я даже не знаю, где ты взял эту шляпу!

Магнус приосанился:

– Милая безделица, прихватил где-то… Мне показалось, она подходит к случаю.

– Здесь больше ни у кого такой нет.

Магнус окинул пренебрежительным взглядом моряков, ничего не смыслящих в моде:

– Мне их, конечно, жаль, но не думаю, что твое наблюдение может как-то повлиять на мои дальнейшие действия. Действовать я буду… стильно.

Он посмотрел на море. Вода была удивительно ясной, изумрудно-салатовой и переливалась, как ограненный турмалин. На горизонте виднелись два корабля. К одному из них, с грузом, они должны были подойти. А второй, подозревал Магнус, был пиратской шхуной, готовившейся к атаке.

Он щелкнул пальцами, и их корабль рванул к горизонту.

– Магнус, не ускоряй корабль. Зачем ты это делаешь? – упрекнул друга Рагнор.

Магнус снова щелкнул пальцами, и голубые искры побежали по истертому, износившемуся от штормов борту.

– Я вижу жутких пиратов. Готовься к битве, мой зеленый друг.

Рагнор громко протестовал, его тошнило, но они уже приближались к кораблям.

– Мы не охотимся на пиратов. Здесь вообще нет никаких пиратов! Мы просто охраняем груз, вот и все.

– И что же это за груз? – снова спросил Рагнор.

– Лучше тебе не знать, мой сладкий стручочек, – успокоил его Магнус.

– Пожалуйста, перестань меня так называть.

– Никогда не перестану, никогда, – поклялся Магнус и сделал быстрый жест, от которого кольца на его руке засияли в лучах солнца, окрашивая воздух яркими вспышками.

Корабль, который по-прежнему казался Магнусу пиратской шхуной, заметно накренился. Возможно, он немного переусердствовал с магией.

Гарсия был очень удивлен тем, что Магнус может атаковать корабли на расстоянии, но все же хотел убедиться, что груз в полной безопасности, поэтому они подплыли к большому кораблю. Пиратская шхуна теперь осталась далеко позади. Магнуса все это вполне устраивало. Они охотились на пиратов на морских просторах, а он всегда хотел кое-что попробовать.

– Давай со мной! Будет здорово, вот увидишь.

Он ухватился за веревку, лихо перелетел через сверкающую голубую гладь и начищенную до блеска палубу и спрыгнул… точно в трюм. Рагнор последовал за ним.

– Зажми нос и не дыши, – посоветовал ему Магнус. – Кто-то проверял груз и оставил трюм открытым. Мы с тобой туда только что спрыгнули.

– Да уж, спасибо тебе большое. Теперь мы по уши влипли.

– Еще бы.

Они помолчали, оценивая весь ужас ситуации. Магнус увяз по самые локти. И, что гораздо хуже, потерял свою роскошную шляпу. Он старался не вспоминать о том, в чем именно они увязли. Запретив себе думать о птичках, он почти убедил себя, что увяз в чем-то другом. В чем угодно.

– Магнус, – сказал Рагнор, – я вижу, что груз, который мы охраняем, какое-то весьма неприятное вещество. Но, может быть, ты мне все-таки скажешь, что именно это такое.

Увиливать дальше было бесполезно. И Магнус ответил.

– Ненавижу Перу. Хочу домой, – глухо откликнулся Рагнор.

Магнус был не виноват в том, что после этого его друг устроил истерику и умудрился потопить корабль вместе с ценным грузом, но его, Магнуса, все же обвинили в этом. Хуже того, ему даже не заплатили. Но в Перу запретили появляться совсем по другой причине.

1885 год

В следующий раз Магнус побывал в Перу выполняя задание с друзьями, Рагнором Феллом и Катариной Лосс. Именно тогда он убедился, что Катарина обладает не только сверхъестественными магическими способностями, но и таким же сверхъестественным даром убеждения, ведь Рагнор клялся, что ноги его больше не будет в Перу, и уж точно не в компании Магнуса. После совместных приключений в Англии в 1870-х годах он уже меньше злился на своего друга, но теперь, когда они шли по берегам Лурина с клиентом, все же украдкой бросал на Бейна подозрительные взгляды.

– Ты все время на меня злишься, и совершенно напрасно. Обидно же, Фелл, – сказал Магнус.

– Я много лет ждал, пока запах выветрится! Много лет! – ответил Рагнор.

– Ну, выбросил бы старую одежду и купил новую. Новая и пахнет приятней, и выглядит лучше. И вообще, это было много десятков лет назад. Чем я тебе насолил в последнее время?

– Не ссорьтесь при клиенте, мальчики, – мягко сказала Катарина, – или я столкну вас так, что ваши головы треснут, как яйца.

– Я, знаете ли, говорю по-английски, – сказала Найарак, клиентка, которая щедро платила им.

Все почувствовали себя неловко. До Пачакамака они добрались молча. Нагромождения каменных обломков напоминали замки, которые построил ребенок. Руин здесь было гораздо больше, чем пирамид, но тому, что уцелело, было уже несколько тысяч лет, и Магнус чувствовал, что даже в обломках пульсирует магия.

– Я знал оракула, который жил здесь семьсот лет назад, – торжественно произнес Магнус. Найарак эти слова впечатлили. А Катарину, которая знала, сколько лет Магнусу на самом деле, нет.

Оказывать колдовские услуги за деньги Магнус начал, когда ему не было и двадцати. Тогда он еще не застыл во времени, как стрекоза, угодившая в смолу, – сверкающая, но навечно заключенная в золотую тюрьму. Когда он еще рос и его лицо и тело каждый день неуловимо менялись, он чуть больше походил на человека.

Клиентам, ожидающим, что они будут иметь дело с древним, опытным колдуном, нельзя говорить, что ты еще мальчик. Магнус рано начал врать о своем возрасте и так и не избавился от этой привычки. Иногда, забывая, кому что соврал, он попадал в неловкое положение. Однажды его спросили, каким был Юлий Цезарь. Магнус долго смотрел на того, кто задал вопрос, а потом выдавил: «Невысоким?» Магнус окинул взглядом песок у стены и ее растрескавшиеся, осыпающиеся края. Он пытался создать впечатление человека, который здесь уже бывал, а когда бывал, носил самые эффектные наряды. «Пачакамак» означает «властелин землетрясений». По счастью, Найарак они были нужны не в этом качестве. Магнус никогда не устраивал землетрясений намеренно и предпочел бы не вспоминать о несчастных случаях своей юности. Найарак всего-навсего хотела завладеть сокровищем, которое мать ее прабабушки, прекрасная благородная девушка, жившая в Аклахауси – Доме женщин, избранных солнцем, – припрятала, когда пришли завоеватели.

Магнус не знал, зачем оно ей понадобилось – денег у нее, похоже, хватало, – но платили ему не за то, чтобы он задавал вопросы. Все вместе они часами бродили в тени и под палящими лучами солнца у разрушенных стен, на которых время оставило отметины и почти стерло фрески, до тех пор, пока не нашли то, что искали.

Когда они извлекли из стены камни и добыли сокровище, солнце осветило золото – и лицо Найарак. Магнус понял, что девушка искала вовсе не сокровища, а правду, подлинные следы своего прошлого. Она знала о Нижнем мире, потому что ее однажды похитили феи. Но это золото было не иллюзией, не чарами – оно сияло в ее руках так же, как прежде – в руках ее предков.

– Спасибо вам большое, – сказала она, и Магнус поймал себя на том, что завидует ей.

Когда девушка ушла, Катарина сняла с себя чары. Теперь были видны ее голубая кожа и белые волосы, сверкавшие в лучах заходящего солнца.

– С этим покончено. У меня есть предложение. Я давно завидую тому, как вы весело проводили время в Перу. Может, задержимся здесь ненадолго?

– Конечно! – сказал Магнус.

Катарина захлопала в ладоши.

– Ни за что, – нахмурился Рагнор.

– Не волнуйся, Рагнор, – беззаботно сказал Магнус. – Я уверен, никого из тех, кто помнит тот конфуз с пиратами, уже нет в живых. И обезьяны за мной точно больше не гонятся. Кроме того, ты знаешь, что все это значит.

– Не нравится мне эта идея. Будь моя воля, я бы сию минуту вас покинул, но было бы жестоко оставлять даму в чужой стране наедине с безумцем.

– Как здорово, что мы договорились! – сказала Катарина.

– Назовемся Триумвиратом Ужаса! – довольно сказал Магнус. – Приключение будет в три раза веселее!

Позже они узнали, что их разыскивают за осквернение храма, но в Перу Магнусу запретили появляться не тогда, и вовсе не по этой причине.

1890 год

В Пуно стоял погожий денек, озеро за окном сверкало голубым, а солнце палило с такой неумолимой силой, что, казалось, выжгло с небес всю лазурь и оставило лишь раскаленную белизну. Чистый горный воздух, озеро и дом оглашала мелодия Магнуса. Внезапно жалюзи на окнах спальни Рагнора со звоном поднялись.

– Что… Что ты делаешь? – сердито спросил колдун.

– Мне почти шестьсот лет, – заявил Магнус, и Рагнор хмыкнул. Каждые несколько недель Магнус менял свой возраст, как ему заблагорассудится. – Я подумал, что пора бы научиться играть на музыкальном инструменте. – Он продемонстрировал свое новое приобретение, маленький струнный инструмент, похожий на двоюродного брата лютни. Лютня, похоже, постыдилась бы такого родства. – Эта штука называется чаранго. Я собираюсь стать чарангистом!

– Я бы вообще не назвал эту штуковину музыкальным инструментом. Скорей уж орудием пыток, – кисло заметил Рагнор.

Магнус приобнял чаранго так, словно это был обидчивый, капризный ребенок.

– Это уникальный инструмент. Резонатор сделан из броненосца! То есть из его панциря.

– Тогда ясно, почему у него такой звук. Вой голодного, заблудшего броненосца.

– Да ты просто завидуешь, – спокойно заметил Магнус. – Ты не артист в душе, не то что я.

– О, да я просто зеленею от ярости, – огрызнулся Рагнор.

– Рагнор, ты же знаешь, я обожаю, когда ты шутишь о цвете своего лица.

Магнуса грубость Рагнора ничуть не задела. Он снисходительно посмотрел на него, поднял чаранго и продолжил играть свою красивую дерзкую мелодию.

Вдруг оба услышали топот женских ног и шелест юбок – во двор выбежала Катарина. Волосы ее развевались, а лицо было встревоженным.

– Магнус, Рагнор! Я слышала, как кричит кошка! Бедное животное, должно быть, ужасно страдает. Помогите мне его найти!

Рагнор повалился на подоконник и зашелся истерическим смехом. Магнус смотрел на Катарину до тех пор, пока не увидел, как ее губы дрогнули.

– Да вы просто сговорились! – заявил он и снова начал играть, но Катарина остановила его:

– Серьезно, Магнус. Это невыносимо.

Тот вздохнул:

– Критиковать каждый может.

– С чего это ты вздумал играть?

– Я уже объяснял Рагнору. Хочу овладеть музыкальным инструментом. Решил посвятить себя ремеслу, хочу стать чарангистом и не желаю больше слышать возражений.

– Если уж перечислять то, чего мы больше не желаем слышать… – пробормотал Рагнор.

Катарина улыбнулась.

– Ясно, – сказала она.

– Ничего вам не ясно, мадам.

– Я все поняла, – уверила его Катарина. – Как ее зовут?

– Я протестую. Женщины тут совершенно ни при чем. Я предан музыке!

– Хорошо. Как его зовут?

Его звали Имасу Моралес, и он был прекрасен.

Колдуны остановились у гавани на озере Титикака, и Магнус старался вести активный образ жизни, который Катарина и Рагнор, с детства привыкшие к одиночеству из-за необычного цвета кожи, не разделяли. Магнус гулял по городу и поднимался в горы, ввязываясь в мелкие приключения. Несколько раз его приводила домой полиция, о чем ему постоянно напоминали Рагнор и Катарина, хотя инцидент с боливийскими контрабандистами был чистейшим недоразумением.

В ту ночь Магнус не вмешивался в дела контрабандистов. Он просто гулял по Плаза Республикана, обходя красивые ухоженные кусты и прекрасные скульптуры. Ряды городских окон сияли, подобно звездам. Ночь была восхитительной, самое время для встречи с прекрасным юношей.

* * *

Сперва внимание Магнуса привлекла музыка, а потом он услышал смех. Он обернулся и увидел сверкающие черные глаза и бегающие по струнам тонкие пальцы. У Магнуса был свой список черт, которые ему хотелось бы видеть в партнере: черные волосы, голубые глаза, честность, – но на этот раз его привлекла индивидуальность. Что-то такое, чего он раньше никогда не видел и хотел бы видеть чаще.

Он подошел поближе и смог привлечь внимание Имасу Теперь они оба поймали друг друга на крючок, и можно было начинать игру. Он спросил музыканта, не преподает ли он. Он хотел больше времени проводить с новым знакомым. Но научиться играть он тоже хотел – чтобы узнать, сможет ли он так же увлечься.

Уже после нескольких уроков Магнус понимал, что звуки, которые он извлекал из чаранго, отличаются от тех, что извлекал Имасу. Довольно сильно отличаются. Катарина и Рагнор умоляли его бросить инструмент. Незнакомые люди на улице просили его о том же. Даже кошки убегали от него. Но…

– У тебя большой потенциал, – сказал Имасу серьезно, и глаза его рассмеялись.

Магнус старался слушать добрых, вдохновляющих и необыкновенно красивых людей. Поэтому он продолжил заниматься чаранго, хотя дома ему играть запретили. В общественных местах ему тоже были не рады – один ребенок заплакал, газетчик отчитал его за нарушение общественного порядка, а группа слушателей даже устроила небольшой протест.

Последнее, что ему оставалось, – уйти в горы и играть там, что он и сделал. Он был уверен, что бросившееся в бегство стадо лам – простое совпадение. Ламы не могли его осудить. И кроме того, теперь чаранго явно звучало лучше. Либо он уже немного с ним освоился, либо стал жертвой слуховых галлюцинаций. Магнус предпочитал верить в первое.

– Мне кажется, я действительно нашел свою дорогу. В горах. В метафорическом, музыкальном смысле. Настоящих дорог там могло бы быть и побольше, – признался он однажды Имасу.

– Превосходно, – с горящими глазами произнес Имасу. – Мне не терпится тебя послушать.

Беседовали они в доме Имасу – нигде больше в Пуно Магнусу играть не дозволялось. Мать и сестра Имасу, к сожалению, страдали от мигреней, поэтому многие занятия с Магнусом ограничивались теорией музыки. Но сегодня Магнус и Имасу остались дома одни.

– Когда вернутся твои матушка и сестра? – беспечно спросил Магнус.

– Через несколько недель. Они отправились навестить тетушку. Э-э-э… не думай, что они сбежали… то есть покинули дом из-за какого-то неудобства.

– Такие прекрасные дамы. Жаль, что они так болеют, – заметил Магнус.

Имасу моргнул.

– Я о головных болях, – напомнил ему Магнус.

– Ах, ну да, – сказал Имасу. Он замолчал, а потом хлопнул в ладоши: – Ты собирался мне что-то сыграть.

Магнус просиял.

– Готовься. Сейчас ты будешь изумлен, – торжественно произнес он.

Он поднял инструмент, чувствуя, что теперь они с чаранго научились понимать друг друга. Ему стоило только захотеть, и музыка заструилась бы из самого воздуха, от речных вод и даже от занавесок, но с чаранго все было по-другому. Человечно и удивительно трогательно. Скрежет и колебания струн сливались, рождая мелодию, подумал Магнус. Он держал музыку в своих руках.

Магнус посмотрел на Имасу и увидел, что тот опустил голову на руки.

– Эй, – взволнованно воскликнул Магнус, – тебе плохо?

– Я просто поражен, – слабым голосом сказал Имасу.

Магнус почувствовал легкую гордость:

– А! Ну, хорошо.

– Поражен тем, как плохо это звучало.

Магнус моргнул:

– Прости?

– Я больше не могу врать! – выпалил Имасу. – Уважаемые лица города просили меня, чтобы я уговорил тебя прекратить. Моя собственная матушка, святой человек, умоляла меня со слезами на глазах…

– Ну не настолько же я плох…

– Настолько! – Плотину недовольства музыкой словно бы прорвало. Имасу повернулся к Магнусу, и его глаза уже не сияли, а лишь только сверкнули. – Хуже, чем ты можешь себе представить. При звуках твоего чаранго цветы моей матушки теряют всякую волю к жизни и вянут на глазах. Семена киноа теряют вкус. Ламы нервничают из-за твоей музыки. Дети уверены, что у озера живет отвратительное чудовище, наполовину лошадь, наполовину жалкий цыпленок-переросток, которое криками молит о том, чтобы ему наконец была дарована смерть. Горожане поговаривают, что ты совершаешь магические ритуалы…

– Что ж, они угадали… – заметил Магнус.

– … с помощью слоновьего черепа, огромного гриба и одной из своих странных шляп.

– … или нет, – продолжил Магнус. – Шляпы у меня, кстати, восхитительные.

– С этим я спорить не стану. – Имасу провел рукой по густым темным волосам, которые вились вокруг его пальцев и льнули к ним, как чернильно-черные лианы. – Послушай, я понимаю, что ошибся. Я увидел красивого юношу, подумал, что было бы неплохо поговорить о музыке и найти общие интересы, но я не заслужил этого. Тебя побьют камнями на площади, а я, если мне придется еще хоть раз слушать, как ты играешь, утоплюсь в озере.

– Не надо, – сказал Магнус с ухмылкой, – я слыхал, там живет ужасное чудовище.

Имасу по-прежнему кипятился из-за игры Магнуса, но сам колдун быстро потерял к этой теме интерес.

– Когда настанет конец света, раздастся звук, как две капли воды похожий на тот, что издаешь ты!

– Любопытно! – сказал Магнус и выкинул чаранго из окна.

– Магнус!

– Думаю, дальше нам с музыкой не по пути. Настоящий артист знает, когда нужно уйти на покой.

– Не могу поверить, что ты это сделал.

Магнус беспечно махнул рукой:

– Знаю, это разбивает твое сердце, но иногда нужно оставаться глухим к мольбам музы.

– Я о чем – инструмент дорогой, а я слышал, как что-то треснуло.

Имасу был по-настоящему обеспокоен, но все же улыбался. Лицо его напоминало открытую книгу, сияющую яркими цветами, увлекательную и легко читающуюся. Магнус отошел от окна, приблизился к Имасу, обвил пальцами одной руки его мозолистые пальцы, а другой легко обхватив его запястье. Он увидел, как по всему телу Имасу прошла волна дрожи, словно бы он был инструментом, из которого Магнус мог извлечь любой звук, какой бы ни пожелал.

– Я опустошен тем, что мне придется бросить музыку, – прошептал Магнус, – но думаю, ты еще узнаешь, что я обладаю множеством талантов.

Когда тем вечером Магнус вернулся домой и сообщил Рагнору и Катарине, что бросил музыку, Рагнор сказал:

– Лет пятьсот у меня не было желания прикоснуться к другому мужчине, но теперь мною овладело желание поцеловать этого юношу.

– Отойди! – сказал Магнус.

Наутро жители Пуно собрались вместе на фестивале. Время проведения фестиваля – простое совпадение, сказал Имасу Магнусу. Колдун рассмеялся. Солнце осветило лицо Имасу, оставив золотые полосы на его загорелой коже, он прижал свои губы к губам Магнуса. Из дома они вышли поздно, и парад посмотреть уже не смогли.

Магнус спросил друзей, не против ли они того, чтобы ненадолго задержаться в Пуно, и был не удивлен, когда они согласились. Катарина и Рагнор были колдунами. Для них, как и для Магнуса, время было подобно сверкающему дождю, меняющему мир. Колдуны не слишком ценили время до тех пор, пока им не случалось полюбить смертного. Тогда время становилось золотом в руках скряги, бесценным, утекающим сквозь пальцы; каждый год – наперечет.

Имасу рассказал Магнусу о смерти отца и увлечении сестры танцами, которое вдохновило его на то, чтобы аккомпанировать ей, и о том, что он – вторая любовь в его жизни. В Имасу текла кровь как испанцев, так и индейцев, и смешивалась она даже сильнее, чем у большинства метисов. Для кого-то он был слишком похож на испанца, для других – наоборот. Магнус рассказал Имасу о том, что в нем самом течет как голландская, так и батавская кровь. О крови демонов, своем отце и волшебстве он пока упоминать не стал. Магнус научился быть осторожным, доверяя людям свои воспоминания. Когда люди умирали, казалось, что вместе с ними умирали и все частички его самого, которые он им доверил. На то, чтобы раны затянулись, требовалось много времени, и он уже не был прежним. Жизнь преподала ему долгий, болезненный урок. Но Магнус, судя по всему, еще не очень хорошо его усвоил – ему хотелось о многом рассказать Имасу: не только о своем происхождении, но и о прошлом, о дорогих ему людях – о Камилле, об Эдмунде Эрондейле и его сыне Уилле; даже о Тессе и о том, как познакомился с ней в Испании. В итоге он не выдержал и рассказал ему последнюю из этих историй, умолчав, впрочем, о Безмолвных братьях и о том, что Катарину чуть не сожгли на костре как ведьму. Но времена года сменяли друг друга, и Магнусу стало казаться, что, может быть, стоит рассказать о волшебстве, а потом предложить Имасу покинуть матушку и сестру. Они свили бы гнездышко, которое Имасу наполнил бы музыкой, а он, Магнус, – волшебством. Магнус решил, что настало время осесть – по крайней мере, на время.

Он был поражен, когда Имасу тихо предложил:

– Может быть, вам с друзьями пора задуматься о том, чтобы покинуть Пуно?

– Как, без тебя? – глупо спросил колдун.

Он загорал в окрестностях дома Имасу, строя планы на ближайшее будущее, и эта фраза застала его врасплох.

– Да, – сказал Имасу, и по виду его стало ясно, что он жалеет о том, что приходится объясняться, – абсолютно точно без меня. Дело не в том, что с тобой не было здорово. Мы славно повеселились, не так ли? – умоляюще добавил он.

Магнус кивнул, стараясь изо всех сил казаться беспечным, но тут же все испортил, сказав:

– Я так и думал. Так зачем же все рушить?

Возможно, матери, сестре или еще кому-то из семьи Имасу не нравилось то, что у двух мужчин завязался роман. Такое случалось не впервые, хотя у Магнуса создалось впечатление, что матушка Имасу была готова позволить ему делать с сыном что угодно, лишь бы только не слышать звуков чаранго.

– Дело в тебе! – выпалил Имасу. – Я больше не хочу и не могу быть с тобой!

– Пожалуйста, – сказал Магнус, выдержав паузу, – продолжай осыпать меня комплиментами. Это чертовски приятно, я так надеялся услышать эти слова!

– Просто ты… ты такой… эфемерный, как сверкающий ручей, бегущий мимо. Ты непостоянен, ты… – он взмахнул рукой, словно что-то отпуская, словно Магнусу хотелось, чтобы его отпустили, – не навсегда.

Услышав эти слова, Магнус внезапно откинул голову и расхохотался, не в силах сдержаться. Этот урок он усвоил давно – даже когда тебе разбивают сердце, можно рассмеяться. Рассмешить Магнуса было легко, и смех помог ему, но все-таки его было недостаточно.

– Магнус! Вот именно об этом я и говорил! – сказал Имасу. Судя по всему, он был очень зол.

Магнус подумал: часто ли, когда ему казалось, что они просто спорят, Имасу на самом деле готовился к этому моменту?

– Знаешь, а ведь ты ошибаешься. Я – навсегда, – сказал Магнус, задыхаясь от смеха. Глаза его немного пощипывало от слез. – Да только это все равно ничего не меняет.

Это было правдой, самой откровенной и единственной правдой из всего, сказанного Магнусом Имасу. Колдуны жили вечно, а значит, наблюдали ужасающий круговорот рождения, жизни и смерти снова и снова. Это также означало и то, что счет неудачных романов в их жизни шел буквально на миллионы.

* * *

– Все это к лучшему – серьезно объявил Магнус Рагнору и Катарине. Он повысил голос, чтобы тот не потонул в шуме очередного фестиваля.

– Ну конечно, – сказала верная и добрая подруга Катарина.

– Удивительно, что все это длилось так долго. С виду он гораздо красивей тебя, – пробормотал Рагнор, заслуживавший сурового и жестокого наказания!

– Мне всего двести лет, – сказал Магнус, не обращая внимания на то, что друзья хмыкнули, услышав явную ложь. – Мне еще совсем не пора остепениться. Я еще могу больше времени посвятить куражу. И я думаю… – Он допил свой бокал и задумчиво огляделся вокруг. – Я думаю, мне стоит пригласить вон ту красотку на танец.

Он заметил, что девушка, на которую он положил глаз, ответила ему тем же. Ресницы у нее были такими длинными, что почти касались плеч.

Возможно, Магнус был уже слегка пьян. Чича де молле пьянила быстро, после чего наступало ужасное похмелье.

Рагнор дернулся и взвизгнул, как кот, которому наступили на хвост:

– Нет, Магнус, не надо! Довольно с нас было музыки!

– Танцует Магнус лучше, чем играет на чаранго, – задумчиво заметила Катарина. – В самом деле, танцует он совсем неплохо, разве что немного своеобразно.

– Это меня нисколько не утешает. Никудышные из вас обоих утешители, – сказал Магнус.

Когда Магнус, тяжело дыша, вернулся за столик, он заметил, что Рагнор развлекается тем, что бьется головой об стол.

– Это что ты такое вытворял сейчас? – спросил Рагнор в перерыве между ударами.

– Это красивый народный танец эль алькатраз. По-моему, Магнус танцевал… – вмешалась Катарина.

– Великолепно? Лихо? Ловко? Привлекательно? – предположил Магнус.

Катарина наморщила губы, выбирая самое подходящее слово:

– Восхитительно.

– Вот за это я тебя и люблю. – Магнус показал на нее пальцем.

– По традиции, мужчина вращает…

– Вращал чем надо ты замечательно, – нудно заметил Рагнор.

Магнус сделал легкий поклон:

– Ну, спасибо!

– И пытался поджечь юбку партнерши свечой. Это чудесный, яркий, энергичный танец, – продолжила Катарина.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что по традиции колдуну не обязательно поджигать юбки партнерши и собственный камзол, превращая обоих танцующих в два кружащихся огненных столпа?

Катарина кашлянула:

– Строго говоря, нет, не обязательно.

– Все под контролем. Доверьтесь моим волшебным пальцам.

Магнус снова пошел танцевать. Его партнерша решила, что это какой-то чудесный фокус. Когда ее объяло настоящее пламя, она запрокинула голову назад и захохотала. Темные волосы девушки превратились в трескучий водопад, каблучки выбивали искры, и те сверкающими пылинками разлетались по полу, а юбка напоминала огненный хвост феникса. Магнус крутился и вертелся вместе с ней, и на одно волшебное мгновение девушке показалось, что он прекрасен. Но огонь, как и пожар любви, скоро угас.

– Вам не кажется, что мы, колдуны, со временем отдаляемся от людей, превращаемся в существ, которых они не могут любить? – спросил Магнус.

Рагнор и Катарина молча смотрели на него.

– Не отвечайте! – сказал им Магнус. – Это вопрос, который не требует ответа. Вопрос человека, которому требуется пропустить еще стаканчик. Вот так!

Он поднял бокал. Рагнор и Катарина не присоединились к нему, но он вполне довольствовался возможностью произнести тост в одиночку.

– За приключения, – сказал он и выпил.

* * *

Открыв глаза, Магнус увидел яркий свет. Горячий поток воздуха полоснул его кожу ножом. Мозг пульсировал, и его вырвало. Катарина протянула ему чашу. На месте подруги он видел лишь расплывчатое бело-синее пятно.

– Где я? – прохрипел Магнус.

– В Наске.

Выходит, все еще в Перу. Значит, он вел себя более разумно, чем боялся.

– О, мы отправились в небольшое путешествие?

– Ты вломился в дом незнакомца, украл ковер и зачаровал этот старый половик, чтобы он мог летать, а потом унесся в ночь. Мы побежали за тобой.

– Вот как, – сказал Магнус.

– Ты что-то кричал.

– Что?

– Не хочу говорить, – усталым голосом сказало пятно, которое было Катариной. – И еще не хочу вспоминать время, которое мы провели в пустыне. Она громадная, Магнус.

– Благодарю за ценные сведения, – прохрипел Магнус, зарываясь в подушку, словно страус, зарывающий голову в пустынный песок. – Очень мило с вашей стороны, что побежали за мной. Уверен, я был очень рад вас видеть, – слабо произнес он, надеясь, что Катарина принесет ему стакан воды и молоток, которым он мог бы размозжить себе череп.

Магнус был слишком слаб, чтобы самостоятельно налить воды. Лечебная магия никогда не была его профилем, и сейчас он был уверен, что стоит ему пошевелиться – и голова слетит с плеч. Этого он позволить не мог. У него были веские основания считать, что голова прекрасно смотрелась на своем месте.

– В пустыне ты попросил нас оставить тебя, уверяя, что решил начать новую жизнь в роли кактуса. Потом наколдовал колючек и запустил ими в нас, – бесстрастно произнесла Катарина.

Магнус снова бросил на нее взгляд. Она все еще плыла перед его глазами. Он думал, что все это очень неуважительно с ее стороны. Он-то считал ее подругой.

– Что ж, – сказал он с достоинством, – с учетом того, что я был пьян, вас, наверное, очень впечатлила моя меткость.

– Впечатлила – не то слово, Магнус.