Читать книгу Убожественная - kassyi - Страница 3

Если бы в школьные годы чудесные лохматый старик в шляпе и со склянкой ароматической водки в руке сказал мне, что к тридцати годам я стану хозяйкой собственной фирмы, я бы расхохоталась ему в лицо. Тогда, на бестолковом закате советской эпохи, словечки «бизнес-вумен» и «деловая женщина» еще не были на слуху, хотя стремящиеся к независимости дамы уже начинали постигать азбуку предпринимательства. Но мне все это было чуждо, равно как и увлечение одноклассников сложными процессами обмена фантиков от импортных жвачек на импортные же ластики по курсу то один к пяти, то два к семи, то еще как-то. Я молча разворачивала фантики, оставляя себе понравившиеся и безвозмездно, то есть даром, отдавая все прочие жадным до подарков ровесникам. Наверное, именно здесь можно обозначить на карте моей жизни едва заметный исток нынешней не великой, но привольной реки большого удовольствия и некоторого благосостояния – то есть нашу странную контору.

Известно, что людей разделяют на мужчин и женщин, на черных и белых, на вербалов и визуалов, на верящих в то, что стакан наполовину полон, и утверждающих, что он наполовину пуст, на удачливых и невезучих. Я пользуюсь иным критерием. Люди делятся на тех, кто любит получать подарки, и на тех, кто любит подарки дарить.

Я отношусь ко второму типу. Дарить подарки мне всегда нравилось больше, чем, краснея и бормоча «пасиба…", украдкой изучать полученный дар и прикидывать, на кой черт мне нужна эта штуковина и кому бы ее сплавить. Выбирать, искать и дарить подарки – это приятно. Это интересная работа. Это искусство. Настоящий подарок может быть даже простым осенним листом, пахнущим прелью и мокрым от дождя. Именно такой подарок я сделала Маргарите, когда она полгода кисла на лежачем режиме в больнице. Этот лист, трогательно поблекший, всегда стоит в светлой деревянной рамке на ее столе, куда бы этот стол ни переезжал. Подарком может быть что угодно, если подарок делается от души и – это важно – в расчете на его получателя.

Большинство людей выбирает подарок, словно женщину, религию и дорогу, как будто для себя любимого, исходя из собственных привычек. Именно поэтому все мы помним пословицу про то, что дареному коню в зубы не смотрят. И захламляются наши жилища и души разнообразными «конями», которых и выбросить жалко, и пристроить некуда. А мы сидим, с легким ужасом предчувствуя мутную волну ненужных даров, которую выплеснет к нашим ногам очередной день рождения или новый год. И хорошо, если хотя бы половина полученного будет приятна и необходима. Ведь только в детстве можно было написать письмо Деду Морозу и объяснить, чего именно хочется. Стать Дедом Морозом и волшебником из голубого вертолета? Этим и занимается наша странная контора.

Если вспомнить, с чего все началось, то, как ни смешно, с игры в бисер. Целая банка разноцветной мешанины бисера и бусин, обнаруженная в детстве во время раскопок комода, меня просто заворожила. Папа с мамой, обрадованные новым увлечением ребенка, купили мне тощенькую брошюрку по бисероплетению. В последующие годы я добровольно отрывалась от бисера только ради чтения. Вопрос с подарками многочисленным родственницам решился раз и навсегда. Из небрежно разбросанных по всему дому украшений выбиралось одно, укладывалось в коробочку и вручалось имениннице. К восторженным охам и ахам я быстро привыкла, равно как и к очкам в тонкой оправе: глазки не очень-то дружат с бусинками. Но однажды я даже без очков ясно увидела, что воздушный гарнитур с янтарем висит на грудастой тете Капе, как на корове седло. А смуглой и кареглазой кузине Зине совершенно не к лицу массивные серьги с чароитом. Прозрев и заменив очки на линзы, я стала плести украшения для подруг и родственниц целенаправленно, с учетом внешности, а позднее – и характера. Тем временем страна разлетелась на куски, словно смачно брошенный на асфальт арбуз, папа с мамой тоже решили стать суверенными, я, с трудом выйдя из комы после их развода, с грехом пополам закончила школу, и возник вопрос, что делать дальше.

Для меня это была проблема похлеще, чем для героев Чернышевского. В сущности, душа у меня ни к чему не лежала, кроме бисера, книжек и наивных фантазий. Июньские дни бежали наперегонки, приближая последний срок подачи документов в вузы, а я, нервно дергая фенечки на запястьях, никак не могла определиться. Пораскинув мозгами, умная девочка Надя решила составить список того, что она умеет. Получилось, что я умею плести красивые штуковины из бисера, шить экстравагантные шляпки из чего попало, бесконечно фантазировать и придумывать подарки. Поглядев в список, я мрачно подумала, что если бы где-то проводился конкурс на никчемных людей не от мира сего, я немедленно получила бы там гран-при. Тогда, отложив в сторону список того, что умею, я принялась составлять второй – что люблю. За полчаса судорожных раздумий тетрадный листочек украсился четырьмя короткими строчками: плести из бисера, дарить подарки, мечтать, гулять. Похоже, на конкурсе никчемных людей я была бы председателем жюри.

В конце концов дельный совет дал отец, которому я пожаловалась на судьбу. Щелкнув меня по носу и дернув за косичку, он весело сказал:

– Не кисни, котенок. Я в твои годы был болван болваном и прыгал до двадцати трех лет из института в институт с перерывом на армию. А ты молодец, уже сейчас пытаешься понять, что для тебя лучше и интереснее.

– Да ничего мне не интересно! Ни! Че! Во!

– А вот и неправда, – папа смотрел на меня спокойно и очень серьезно. – Тебе много чего интересно, другое дело, что твои интересы в вузах не изучают. Но многие люди, между прочим, и без высшего образования живут долго и счастливо. Для тебя я вижу три пути.

– Какие? – помнится, у меня даже сердце застучало от радости, что есть какие-то неведомые дороги, по которым я могу двигаться дальше.

– Ну, – папа сплел руки на груди и нарочито нахмурился, – ты, Надюша, можешь идти в свободные художницы, в монастырь или замуж за дурака!

Посмотрев на мое обиженное лицо, отец не выдержал и засмеялся.

– Вряд ли из меня получится Офелия, – сердито бросила я ему.

– Верно, – кивнул папа. – В бога ты, слава богу, не веришь, замуж тебе еще рано. А вот в Мухинское училище ты вполне можешь сходить и выяснить, чему и как там учат.

И я сходила. Старинное здание в тихом переулке подавляло величественностью и удивляло обшарпанностью, напоминая потасканного и обнищавшего, но все еще надменного аристократа. В приемной комиссии мне снисходительно растолковали, что одним из обязательных экзаменов является рисунок. И жизнь для меня закончилась. Все просто – в списке того, что я умею, не было пункта «рисовать». В течение целых сорока минут 17-летняя Надюша Глотова считала, что пора идти к Неве топиться. Сейчас-то я знаю, что папа был прав – можно прекрасно жить и без высшего образования. Но тогда, печально бредя вдоль улиц шумных, я мечтала о том, как было бы здорово научиться рисовать. Ведь рисовать мне нравилось, хотя я совершенно не умела этого и, признаться, толком не умею до сих пор. Ибо подготовительные курсы по рисунку, куда девочка Надя пришла в расчете за год научиться этому ремеслу, совсем не помогли ей освоить карандаш и кисть, зато подарили мужа, первую в жизни работу, лучшую подругу и, в конечном счете, сделали из нее – меня. Да, едва ли пухлая девочка с растрепанной светлой косичкой могла вообразить, что превратится в стильно подстриженную худощавую женщину «с прошлым» и, конечно же, с будущим.