Читать книгу Тысячный этаж - Катарина Макги - Страница 4

Коптер пересек пролив Ист-Ривер и теперь летел над Манхэттеном. Леда Коул подалась вперед, прижимаясь лицом к гибкому стеклу.

Было нечто волшебное в этом первом взгляде на город, особенно сейчас, когда на послеполуденном солнце окна верхних этажей горели золотом. За неохромовым покрытием Леда уловила разноцветные вспышки – это проносились кабины лифтов. Город словно гнал свои жизненные соки вверх и вниз по венам. Все как всегда, ультрасовременное и в то же время вечное. Леда вспомнила бесчисленные открытки с силуэтом старого Нью-Йорка на фоне неба. Многие находили этот вид романтичным, но по сравнению с Башней он выглядел ущербно.

– Рада вернуться домой? – с осторожностью спросила мама, глядя на Леду с противоположной стороны прохода.

Та коротко кивнула, не потрудившись ответить. Леда почти не разговаривала с родителями с утра, когда ее забрали из реабилитационного центра. Или, скорее, с того случая в июле, после чего она там оказалась.

– Давайте сегодня закажем еду в «Мьязе»? Я уже сто лет мечтаю слопать обычный бургер, – сказал Джейми, брат Леды, чтобы хоть как-то приободрить ее.

Она пропустила его слова мимо ушей. Старше Леды всего на одиннадцать месяцев, Джейми в этом году шел в выпускной класс. Близки брат с сестрой никогда не были. Может, потому, что не имели ничего общего.

Джейми отличался легким и прямолинейным характером. Казалось, ничего его в этой жизни не заботит. Они с Ледой даже выглядели по-разному: она была смуглой и субтильной, как мама, а Джейми – бледным, как отец. А еще, несмотря на все старания Леды, брат всегда выглядел неряхой. Сейчас он теребил жиденькую бородку, которую, видимо, отращивал все лето.

– Как захочет Леда, так и сделаем, – ответил отец.

Да уж, выбрав для всех ужин, она, несомненно, позабудет о своих проблемах!

– Мне все равно.

Леда бросила взгляд на запястье. Там остались два крошечных прокола от браслета-контроллера, с которым пришлось провести все лето, – как единственное напоминание о Сильвер-Бей[1]. Которая, к слову, находилась вдалеке от океана, в центральной части Невады.

Конечно, Леда не могла винить родителей. Она на их месте, после увиденного в июле, тоже отправила бы себя в реабилитационный центр. Прибыла она туда в ужасном состоянии: озлобленная, агрессивная, зависимая от ксенпергейдрена и неизвестно от чего еще. Прежде чем Леда согласилась поговорить с докторами, понадобился целый день, который другие девушки в Сильвер-Бей окрестили «днем подзарядки» – когда через капельницу подавали мощную дозу успокоительных и дофамина.

Вместе с выходящими из организма препаратами исчезло и язвительное негодование. На смену пришло чувство стыда – липкое, неприятное. Она всегда думала, что сможет держать себя в руках и не уподобится жалким наркоманам, которых показывают в школе на голограммах, на уроках здорового образа жизни. И вот сама оказалась под капельницей.

– Вы в порядке? – спросила медсестра, следя за выражением ее лица.

«Никто не увидит, как я плачу», – пообещала себе Леда, сглатывая слезы.

– Конечно, – выдавила она ровным голосом.

В реабилитационном центре Леда обрела некоторое утешение: не благодаря своему бесполезному психиатру, а с помощью медитации. Почти каждое утро она сидела со скрещенными ногами и повторяла мантры, которые произносил нараспев гуру Вашми. «Пусть смысл наполнит мои действия. Я сама – наилучший союзник себе. Я помогу себе сама». Время от времени Леда открывала глаза и искоса смотрела на других девушек в шатре, окутанных лавандовой дымкой. Терзаемые своими мыслями, словно загнанные сюда, они слишком боялись покинуть центр. «Я не такая», – повторяла себе Леда, распрямляя плечи и закрывая глаза. Она не нуждалась в лекарствах, по крайней мере не так, как эти девушки.

До Башни оставались считаные минуты лета. От внезапного прилива волнения у Леды скрутило живот. Готова ли она вернуться и встретиться лицом к лицу со всем, что вывело ее из равновесия?

Правда, Атлас так и не приехал.

Леда закрыла глаза и пробормотала несколько слов, отдавая команду на линзы перейти к входящим сообщениям: она беспрерывно проверяла их с тех пор, как утром покинула реабилитационный центр и снова получила доступ к сервису. В ушах зазвенело от трех тысяч полученных сообщений: приглашения и видеооповещения лились каскадом, словно ноты симфонии. Такое внимание странным образом утешало Леду.

Поверх всех сообщений появилось новое, от Эйвери. «Когда ты вернешься?»

Каждое лето родители брали Леду в ежегодную поездку «домой», в самую глушь Иллинойса.

– Наш дом в Нью-Йорке, – возражала Леда, но родители ее не слушали.

Леда искренне не понимала, зачем они ездили туда из года в год. Сумей она добиться того же, что они, – сразу после свадьбы переехать из Данвилла в Нью-Йорк и с момента открытия Башни пробиваться наверх, до престижных верхних этажей, – то никогда бы не стала оглядываться на прошлое.

Однако каждый год родители упрямо возвращались в родной городок и останавливались у бабушки и дедушки Леды и Джейми, в далеком от технического прогресса доме, где имелось лишь соевое масло и замороженные полуфабрикаты. Ребенком Леда даже любила эти поездки, казавшиеся новым приключением. Повзрослев, стала уговаривать родителей ехать без нее. Леду больше не прельщала перспектива проводить время с двоюродными братьями и сестрами, с их дешевой одеждой из магазинов и с жутковатыми глазами без линз. Но сколько бы она ни протестовала, избежать поездки никогда не удавалось. До этого года.

«Я уже вернулась!» Леда проговорила сообщение вслух и кивнула, чтобы отправить.

В глубине души она знала, что должна рассказать Эйвери о Сильвер-Бей: в реабилитационном центре много говорили об ответственности и о том, чтобы обратиться за помощью к друзьям. Но от одной мысли поделиться случившимся с Эйвери Леда вцепилась в сиденье так, что побелели костяшки. Нет, она не раскроет свою слабость перед идеальной лучшей подружкой. Конечно, Эйвери будет вежлива, но в мыслях все равно осудит ее и станет смотреть другими глазами. А Леда не сможет этого вынести.

Эйвери уже кое-что знала: что Леда время от времени принимала ксенпергейдрен перед экзаменами, чтобы обострить ум… и что несколько раз она прибегала к более сильным препаратам вместе с Кордом, Риком и прочей компанией. Но Эйвери понятия не имела, как далеко это зашло к концу года, после поездки в Анды, и определенно не была в курсе того, как подруга провела лето.

Вот и Башня. Коптер пьяно качнулся перед входом на посадочную площадку семисотого этажа. Даже при наличии стабилизаторов его пошатывало из стороны в сторону на штормовых ветрах, бушующих вокруг Башни. Совершив последний рывок, аппарат замер внутри ангара. Леда высвободилась из кресла и следом за родителями протопала вниз по лестнице. Мама уже кому-то звонила – возможно, сплетничала о неудачной сделке.

– Леда!

Ее окружил вихрь светлых волос – это подруга заключила ее в объятия.

– Эйвери.

Леда улыбнулась, уткнувшись в белокурые локоны, и попыталась вежливо отстраниться. Отступила на шаг, подняла взгляд и на мгновение замялась: вернулись прежние комплексы. Встреча с Эйвери всегда повергала ее в шок. Леда старалась не думать об этом, но порой все же отмечала, как это несправедливо. У Эйвери уже была идеальная жизнь, в пентхаусе на тысячном этаже. Зачем еще и самой быть столь идеальной? А видя Эйвери рядом с Фуллерами, Леда не могла поверить, что она создана из их ДНК.

Иногда Леде надоедала роль лучшей подруги этой безупречной девушки, появившейся на свет не вполне естественным путем. Сама же Леда, вероятно, была зачата после пьяной вечеринки в честь годовщины родительской свадьбы.

– Хочешь, уйдем отсюда? – предложила Эйвери.

– Да. – Леду не надо было уговаривать.

Для Эйвери Леда сделала бы что угодно.

Подруга повернулась, чтобы обнять родителей Леды:

– Мистер Коул! Миссис Коул! Добро пожаловать домой.

Леда наблюдала, как они смеются и тоже обнимают Эйвери, распускаясь, словно цветы на солнечном свете. Перед очарованием Эйвери не мог устоять никто.

– Могу я похитить вашу дочь?

Родители закивали.

– Спасибо. Я верну ее домой к ужину! – выкрикнула Эйвери, схватив Леду за руку, и настойчиво потянула к главной улице семисотого этажа.

– Подожди секунду. – На фоне сочно-красной юбки и короткого топа Эйвери наряд Леды, вернувшейся из реабилитационного центра, – простая серая футболка и джинсы – выглядел уныло. – Если мы куда-то пойдем, мне надо переодеться.

– А может, просто заскочим в парк? – Эйвери заморгала, взгляд замельтешил по сторонам – она явно вызывала ховер. – Там собрались девчонки, все хотят тебя увидеть. Ты не против?

– Конечно нет, – машинально ответила Леда, подавляя вспышку раздражения: ведь они проведут время не вдвоем.

Пройдя за двойные двери посадочной площадки, подруги оказались на главной улице – крупной магистрали, которая охватывала несколько кварталов города. Над головой светился ярко-лазурный потолок. Леде он казался не менее красивым, чем небо, которое она наблюдала в Сильвер-Бей во время прогулок. Леда не была ценительницей природы. Слово «красота» она предназначала для дорогих украшений, платьев и лица Эйвери.

– Рассказывай, – в своей прямолинейной манере велела Эйвери.

Они ступили на тротуар из углепластика, что тянулся вдоль серебристых дорожек для ховеров. По улицам с гудением проезжали на гигантских колесах цилиндрические снэк-боты, продавая сухофрукты и кофе в таблетках.

– О чем?

Леда пыталась сосредоточиться. Слева от нее несся поток ховеров, стремительных и точных в движениях, будто косяк рыб. Свободные – зеленого цвета, занятые – красного. Леда инстинктивно придвинулась к Эйвери.

– Об Иллинойсе. Как всегда, ужас? – Взгляд Эйвери стал отрешенным. – Вызвать ховер, – еле слышно сказала она, и из потока вынырнул аппарат.

– Полетим весь путь до парка? – ровным голосом спросила Леда, уклоняясь от ответа.

Она и забыла, как же шумно в такой толпе: родители тянули за собой детей, громко говорили по линзам бизнесмены, прогуливались держащиеся за руки парочки. После спокойной обстановки центра все это сбивало с толку.

– Ты вернулась, нужно отметить! – воскликнула Эйвери.

Ховер поднялся в воздух; Леда сделала глубокий вдох и улыбнулась. Тесный двухместный аппарат с плюшевой обивкой парил в нескольких сантиметрах от земли благодаря стержням магнитно-пропульсивной системы. Эйвери села напротив Леды и ввела пункт назначения, задавая направление.

– Может, в следующем году тебе разрешат не ездить со всеми, – проговорила Эйвери. – Тогда мы сможем вместе попутешествовать.

Ховер провалился в один из вертикальных коридоров Башни. Желтые разметочные огни на стенах туннеля отбрасывали на лицо подруги странные узоры.

– Может быть, – пожала плечами Леда. Ей хотелось сменить тему. – Кстати, ты невероятно загорела. Флоренция?

– Монако. Лучшие пляжи в мире.

– Но не лучше, чем дом твоей бабушки в Мэне.

Они провели там неделю после первого курса, лежа на солнце и тайком попивая портвейн бабушки Лэссер.

– Верно, – усмехнулась Эйвери. – В Монако не нашлось ни одного симпатичного спасателя.

Ховер замедлил ход, затем вернулся в горизонтальное положение, сворачивая на триста седьмой этаж. Обычно погружение на столь низкий уровень считалось падением во всех смыслах, но визиты в Центральный парк составляли исключение. Когда подруги остановились возле входа на северо-северо-востоке, Эйвери повернулась к Леде, а взгляд ее синих глаз вдруг посерьезнел.

– Леда, я рада, что ты вернулась. Я все лето скучала по тебе.

– И я тоже, – тихо проговорила Леда.

Вслед за Эйвери она прошла через парковые ворота, миновала знаменитое вишневое дерево, которое перенесли сюда из изначального Центрального парка. Несколько туристов прислонились к окружающей его ограде, делая фотографии и читая об истории дерева на интерактивных сенсорных экранах рядом. От того парка, что лежал под основанием Башни, глубоко-глубоко под их ногами, больше ничего не осталось.

Они повернули к холму, где обыкновенно собирались их друзья. Это местечко Эйвери и Леда обнаружили в седьмом классе: после всяческих экспериментов подруги выяснили, что здесь можно валяться под лучами солнечных ламп и загорать без ультрафиолета. Пока они шли, трава-спектр по бокам дорожки изменила цвет с мятно-зеленого до бледно-лавандового. Слева пробежал голографический мультяшный гном, преследуемый визжащими детьми.

– Эйвери! – Риша заметила их первой. Другие девчонки, распластавшиеся на ярких цветных полотенцах, подняли головы и помахали им. – И Леда! Когда ты вернулась?

Эйвери плюхнулась на траву в центре компании, заводя за ухо прядь пшеничных волос. Леда устроилась рядом.

– Только что. – Она достала из сумочки мамины солнечные очки – винтажные. – Прямиком из коптера.

Конечно, Леда могла переключить линзы на солнцезащитный режим, но ей нравился этот редкий аксессуар; к тому же они скрывали выражение глаз.

– А где Эрис? – спросила Леда.

Не то чтобы она скучала по Эрис, но обычно та не пропускала случая позагорать.

– Наверняка отправилась по магазинам, – с неприкрытой язвительностью ответила Минь Цзяоцзу. – Или развлекаться с Кордом.

Слегка оторопев, Леда ничего не ответила. Проверяя утром ленту новостей, она ничего не видела про Эрис и Корда. Хотя можно ли угнаться за Эрис, которая успела покрутить романы – или, по крайней мере, пофлиртовать – почти с половиной парней и девушек их класса, иногда не по одному разу. Однако Эрис была давнишней подругой Эйвери, да к тому же происходила из богатого старинного рода, так что ей практически все сходило с рук.

– Леда, как прошло твое лето? – спросила Минь. – Ты ведь была с семьей в Иллинойсе?

– Ага.

– Просто кошмар оказаться в такой глухомани. – Голос Минь был отвратительно приторным.

– Что ж, я выжила, – небрежно ответила Леда, не поддаваясь на провокацию.

Минь знала, как Леда ненавидит говорить о происхождении своих родителей. Ведь это напоминало, что она не принадлежит к «верхнему» миру, подобно другим девчонкам, а поднялась сюда со среднего этажа, из провинциальных районов Башни.

– А как у тебя? – спросила Леда. – Как Испания? Ты подружилась с кем-нибудь из местных?

– Не особо.

– Забавно. Судя по новостям, ты завела довольно близких друзей.

Просматривая потоки информации еще в коптере, Леда заметила несколько снимков Минь с каким-то испанцем. Было ясно: их что-то связывает. На это указывал язык тел, отсутствие подписей к снимкам, а больше всего то, как сейчас покраснела шея Минь.

Девушка замолчала. Леда слегка улыбнулась. Когда другие задевали ее за живое, она поступала так же.

– Эйвери! – Джесс Макклейн подалась вперед. – Ты порвала с Зэем? Недавно я наткнулась на него, выглядел он подавленным.

– Ага, – протянула Эйвери. – Вроде того. Мне он нравится, но…

– Боже мой, Эйвери! Пора уже заняться этим с кем-нибудь и жить дальше! – воскликнула Джесс. В свете солнечной панели сверкнули золотые браслеты на ее запястьях. – Чего именно ты ждешь? Или кого?

– Джесс, оставь ее в покое! – резко сказала Леда. – Не тебе такое говорить.

Девчонки постоянно делали Эйвери подобные замечания, потому что больше критиковать было нечего. Но из уст Джесс такие слова звучали нелепо, ведь она тоже была девственницей.

– А почему ты так уверена? – многозначительно протянула Джесс.

При этих словах девчонки хором завизжали.

– Стой, ты с Патриком?

– Когда?

– Где?

Джесс широко улыбнулась, очевидно сгорая от нетерпения поделиться подробностями. Леда откинулась назад, делая вид, что слушает. Подруги и ее тоже считали девственницей. Правду она не рассказала никому, даже Эйвери. И никогда не расскажет.

Это случилось в январе, во время ежегодной лыжной поездки в Катьян. Их семьи многие годы ездили туда вместе: сперва только Фуллеры и Андертоны, а потом, когда Леда и Эйвери сдружились, подтянулись и Коулы. Анды считались лучшим горнолыжным курортом, сохранившимся на земле, даже Колорадо и Альпы выживали благодаря снегоделательным машинам. Только в Чили, на самых высоких пиках Анд, осталось достаточно снега для лыжного спорта.

На второй день поездки все выбрались наружу, чтобы покататься на горных дронах. Эйвери, Леда, Атлас, Джейми, Корд, даже старший брат Корда, Брайс, прыгали с откидных сидений своих личных горных дронов, приземлялись в мягкий снег, зигзагом спускались между деревьями и возвращались наверх, чтобы забрать дроны, пока те не свалились с края ледника. Леда каталась не так хорошо, как другие, но наслаждалась выбросом адреналина на подъеме – не меньше, чем когда крала у мамы что-нибудь действительно дорогое. Следуя за Атласом сквозь деревья, Леда изо всех сил старалась не отставать. Ей нравилось, как ветер скользит по изгибам ее полиэстерового костюма. Слышался лишь свист лыж по снегу, а еще глубокий, гулкий звук пустоты.

Ее вдруг осенило, что здесь они искушают судьбу, рассекая морозный тонкий воздух наверху ледника, у самого края неба.

В этот момент раздался крик Эйвери.

Последующие события прошли в тумане. Затянутой в перчатку рукой Леда пыталась нащупать аварийную кнопку, чтобы вызвать горный дрон, но Эйвери уже подобрали в нескольких метрах от нее. Нога подруги была вывернута как-то неестественно.

Когда все вернулись в пентхаус отеля, Эйвери уже летела домой. С ней все будет в порядке, заверил их мистер Фуллер, ей нужно залатать колено, а потом встретиться со специалистами в Нью-Йорке. Ясно было, что это значит: после операции Эйвери отправится к Эверетту Рэдсону, чтобы с помощью микролазера удалить следы швов. Не дай бог на ее совершенном теле останется шрам.

Тем вечером все собрались в горячем джакузи, передавая друг другу охлажденные бутылки с крем-виски и произнося тосты за здоровье Эйвери, за Анды и начавшийся снегопад. Когда снег пошел гуще, ребята заворчали и разошлись по постелям. Но Леда, которая сидела рядом с Атласом, осталась. Он тоже не двинулся с места.

Уже не первый год Леда мечтала об Атласе: с тех самых пор, как они с Эйвери подружились. С их первой встречи в квартире Эйвери, когда он вышел к ним, распевая диснеевские песенки, а Леда покраснела от смущения. Однако она не верила, что у нее есть шанс. Атлас был на два года старше, к тому же приходился Эйвери братом. Но когда все стали выбираться из джакузи, Леда замешкалась, задаваясь вопросом: а вдруг, а может… Она явно ощутила, как под водой ее колено коснулось ноги Атласа, от чего мурашки побежали по всему левому боку.

– Хочешь еще? – пробормотал Атлас, передавая ей бутылку.

– Спасибо.

Леда с трудом отвела взгляд от его ресниц, на которых, словно жидкие звезды, скапливались снежинки. Она сделала большой глоток крем-виски. Напиток был мягким, сладким, как ликер, но обжигал горло. Голова Леды пошла кругом – от горячей воды джакузи и близости Атласа. Может, из ее крови просто не выветрился адреналин, или же все дело было в радостном волнении, толкавшем на безрассудства.

– Атлас, – тихо проговорила она.

Он повернулся, изогнув бровь. Леда подалась вперед и поцеловала его.

После секундного колебания Атлас ответил на поцелуй, зарываясь пальцами в ее густых кудряшках, покрытых снегом. Леда потеряла чувство времени. В какой-то момент она лишилась топа бикини, потом и трусиков – на ней не было так уж много одежды.

– Ты уверена? – прошептал Атлас.

Леда кивнула, ее сердце бешено забилось. Конечно, она была уверена. Как никогда раньше.

Утром Леда помчалась на кухню с еще влажными от пара джакузи волосами. На теле, словно инк-татуировки, запечатлелись прикосновения Атласа. А вот сам он исчез.

Атлас сел на первый самолет до Нью-Йорка. «Он хотел проведать Эйвери», – сказал его отец. Леда равнодушно кивнула, но внутри все перевернулось. Она знала истинную причину этого отъезда. Атлас избегал ее. Ну и пускай! Злость затмевала острую боль. Она покажет Атласу, что произошедшее ей безразлично.

Но Леде так и не выпала возможность столкнуться с Атласом лицом к лицу. На той же неделе, до занятий, он пропал, хотя начинался весенний семестр его выпускного года. В кругу семьи провели стремительное расследование и уже через пару часов выяснили: с ним все в порядке.

Теперь же, почти год спустя, исчезновение Атласа перестало кого-то удивлять. На людях родители отшучивались, списывая все на безрассудство юности. На бесчисленных коктейльных вечеринках Леда слышала рассказы: дескать, они сами предложили Атласу взять академический отпуск на год и проехаться по миру. Родители держались этой версии, но Эйвери поведала Леде правду. Фуллеры понятия не имели, где находится Атлас и когда вернется – если вернется вообще. Он регулярно звонил Эйвери, проверяя, как у нее дела, но тщательно скрывал свое местопребывание и не задерживался в одной точке планеты подолгу.

Леда так и не сказала Эйвери про ту ночь в Андах. Не знала, как преподнести это в свете исчезновения Атласа. Но по мере ее молчания тайна росла и росла. Это был серьезный удар: единственный парень, к которому она прониклась симпатией, сбежал после первой же совместной ночи. Леда старалась растравить в себе злость: она казалась безопаснее обиды. Но даже ярости не хватало, чтобы заглушить тупую боль, отдававшую во всем теле при мысли об Атласе.

Так Леда и очутилась в реабилитационном центре.

– Леда, поедешь со мной? – прервал ее мысли голос Эйвери. Леда моргнула. – В офис папы, надо кое-что забрать.

Эйвери округлила глаза, вкладывая в свой взгляд особый смысл: подруги многие годы пользовались этим предлогом, когда хотели избавиться от чьей-либо компании.

– Разве у твоего отца нет ботов-посыльных? – спросила Минь.

– Конечно, – ответила Леда Эйвери, будто не слыша Минь, поднялась и стряхнула с джинсов травинки. – Идем.

Подруги помахали всем на прощание и вышли на дорожку к ближайшей транспортной остановке, где вверх устремлялась вертикальная колонна лифтов-экспрессов С-линии. Стены лифта были абсолютно прозрачными: Леда видела внутри группу женщин, склонивших друг к другу головы и о чем-то щебетавших, а еще ковырявшего в носу малыша.

– Вчера вечером пришел импульс-вызов от Атласа, – прошептала Эйвери, когда они ступили на платформу, идущую наверх.

Леда напряглась. Она знала, что подруга перестала рассказывать родителям о звонках Атласа. Это их только огорчало. Однако Леде казалось странным, что Эйвери больше никому об этом не говорит.

Сестра всегда слишком опекала Атласа. Если он с кем-то встречался, она неизменно вела себя вежливо, но смотрела свысока, будто не одобряла его выбор или же считала, что брат совершает ошибку. Может, все дело в том, вдруг подумала Леда, что Атласа усыновили: Эйвери переживает, что он более уязвимый из-за прежней жизни, и стремится оберегать его.

– Правда? – спросила Леда ровным голосом. – Ты поняла, где он находится?

– Я слышала громкие голоса. Возможно, в каком-то баре. – Эйвери пожала плечами. – Ты ведь знаешь Атласа.

«Нет, совсем не знаю», – могла бы она ответить. Если бы Леда понимала Атласа, то справилась бы со своими противоречивыми чувствами. Она пожала подруге руку.

– Что бы там ни было, – с напускной радостью сказала Эйвери, – он приедет домой, как только будет готов. Верно?

В ее взгляде застыл вопрос. На мгновение Леду потрясло, как сильно Эйвери напоминала ей Атласа. Брат и сестра не были связаны кровными узами, но их объединяла жгучая энергетика. Когда они обращали на тебя свое внимание, ты словно смотрел на ослепительное солнце.

Леде стало неловко.

– Конечно, – сказала она. – Скоро он вернется.

Она надеялась, что это не так, и в то же время мечтала лишь об этом.