Читать книгу Лунный камень - Катерина Лазарева - Страница 5

Никак не могу переварить сегодняшний день. И открытия его невероятные, и знакомства выбивающие. Вернее, оно одно было, но настолько яркое, что в себя прийти не могу.

В голове всё ещё вертятся слова тренера о том, как он намерен со мной поступить. И ведь заявил всё это отцу! Что это вообще было? Они знакомы, или как?

Едва не задыхаюсь от горечи и чуть ли не обиды. Я ведь действительно надеялась на эти тренировки. Хотела перестать уже наконец бояться: и папу, и себя, собственную сущность. Думала, если освою какой-то боевой спорт, стану увереннее. Драться с родителем, конечно, не собиралась, но и ходить на цыпочках перед ним утомило. Унизительно это и выматывает.

Но что делать дальше? Не тренироваться же у озабоченного женоненавистника! А иначе назвать его сложно после того, что я услышала – он ведь обо мне как о вещи говорил, не имеющей собственных чувств и желаний.

– Как это понять? – заходя ко мне в комнату, сразу жёстко допытывается папа. – Почему тебя подвозит хрен пойми кто, да ещё так поздно?

– Поздно… – автоматически повторяю, пока мысленно ищу ответ под его требовательным взглядом. Прямо как в детстве. – Я задержалась в универе, а он вроде как тренер по боям без правил.

Осекаюсь, понимая, что выдаю, возможно, лишнюю информацию. Конечно, ходить я на тренировки больше не буду, разве что у Димы попрошу отдельно давать мне уроки. Но ведь собиралась, и папе вряд ли стоит об этом знать. Даже не сомневаюсь, что он не одобрит подобного.

Но папа не уделяет этому никакого внимания, сразу полыхая негодованием:

– «Вроде как тренер»? А ты в курсе, что этот твой вроде как тренер – оборотень? Я должен поверить, что случайно так совпало, что именно он тебя провожал?

Вздрагиваю. Это первый раз, когда папа произнёс слово «оборотень», не притворяясь, будто их нет. Скорее всего, он сделал это на эмоциях, но мне не по себе от такой прямоты. Даже более жутко, чем когда осознала реальность сегодня днём в универе.

Напряжение накаляет воздух, когда наши взгляды сталкиваются в своеобразной схватке. Папа наверняка видит, что его слова о существовании оборотней меня не удивляют. И не похоже, что так уж жалеет о вырвавшихся вопросах. Нервно сжимаю и разжимаю пальцы… Что теперь будет?

Тот факт, что Алексей оказывается оборотнем как раз особо не удивляет. Альфа, значит… А случайно ли он у нас тренером заделаться решил?

– Я ничего об этом не знала, – стараюсь говорить мягко. – Он не отреагировал на лунный камень, вот я и потеряла бдительность. Но всё равно спрятала кулон под одеждой. Он его не видел и вряд ли вообще догадывается, что я могу быть… Тоже… – последнее говорю ещё тише, срывающимся голосом.

Ведь одно дело – подтвердить, что мы оба знаем про сверхъестественный мир, а другое – вслух обозначить себя его частью. Отцу невыносимы оборотни – уж это я точно успела понять.

Но всё равно мне придётся поговорить с ним обо всём этом… В конце концов, я ведь хочу узнать, откуда во мне этот ген. Папа – человек, мама тоже была им. Неужели меня укусили? Или…

Другое даже в мыслях сформулировать трудно. Я слишком привыкла к тому, какая у меня семья. Что папа – это папа… Пусть и не особо любящий, но зато родной.

Он молчит довольно долго, впиваясь в меня безотрывным тяжёлым взглядом. Я пытаюсь не отводить свой и спокойно дать понять, что да, знаю и про лунный камень и про свою сущность.

– Я так поняла, что он считает меня обычной девушкой, твоей дочерью, – решаюсь осторожно продолжить. – А тебя откуда-то узнал. И ты знаешь, что он оборотень.

Папа как-то злобно усмехается, но я продолжаю:

– А ещё ты охотишься на волков. Получается… на оборотней?

Давлю в себе мысль, что этот вывод в какой-то степени объясняет слова Алексея папе. Угрозы – это были именно они. Но никаких оправданий им нет. Подбираться к охотнику через его совсем недавно ставшую совершеннолетней дочь? Низость.

К тому же, мне в любом случае должно быть всё равно, какие у него там причины на что. Ведь хотя я формально тоже оборотень, по сути на стороне папы была, есть и останусь.

– Ты не оборотень, – наконец выдавливает отец, игнорируя мой вопрос. – Носи чёртов кулон и не снимай. И мы сегодня же переезжаем.

– Это не поможет, – вздыхаю я, стараясь не обращать внимания на то, как колет в груди от упорной непримиримости папы с моей сущностью. – Если он уже знает, что я твоя дочь и знает тебя, если у вас противостояние, переезд не поможет.

Папин взгляд ожесточается сильнее.

– Не припомню, чтобы спрашивал твоего мнения. Но раз уж ты его высказала, пойдём другим путём.

Что-то не так в этом его заявлении. От него обдаёт презрением, поверить в которое почему-то тяжело – после того, как папа горячо заступался за меня перед оборотнем-тренером.

Хотя, скорее всего, не просто заступался, а выплёскивал ненависть.

– Каким? – спрашиваю гораздо тише, чем хотела бы.

– Ты больше не выйдешь из этого дома никогда и никуда, – чеканит папа тоном, не терпящим возражений.

Ещё некоторое время назад я бы, скорее всего, беспомощно промолчала, но теперь… Слишком многое уже произошло. Я устала бояться. И не буду.

– Я не буду здесь сидеть в добровольном заточении, – как можно более твёрдо заявляю. – Ты, если хочешь, сиди, а я сама за себя постою.

Он смотрит с такой яростью, даже ненавистью, что мне не по себе. Может, его презрение к оборотням распространяется и на меня? Папа, конечно, и раньше не был образцом любящего и заботливого, но настолько злобно на меня ещё не смотрел.

– Если уж на то пошло, то он и наш адрес теперь знает, а потому…

– Будь так добра, не учи меня жизни, – перебивает отец. Ему словно физически противно слушать меня. – На моих руках множество спасённых жизней. Один из этих тварей убил твою мать. И если я говорю сидеть нахрен дома, то ты должна заткнуться и делать, что сказал.

Дёргаюсь, как от удара. Судорожно ловлю губами воздух.

Но даже не тон папы и его непоколебимость шарашат по сердцу. Мама…

Щемящая тоска и чувство утраты заполняют всё сознание, хотя мамы нет уже давно. И с момента, как я узнала про оборотней, конечно, догадывалась, что её смерть была не от простого животного. Но услышать об этом…

Наши взгляды впиваются друг в друга. Вижу, что отец слишком взвинчен. А с меня срывается всхлип. Почему всё настолько безнадёжно между нами? И всегда было…

– Именно поэтому я стал охотником, – кажется, папа улавливает, что у меня в мыслях много мамы сейчас. Говорит уже спокойнее, но так же жёстко и отчуждённо.

Меня чуть ли не трясёт. Как же хочется вернуться назад во времени… Не знаю даже, зачем. Что-то исправить? Спасти маму? Вовремя заметить, как стал меняться отец?

Глотаю слёзы.

– Ген оборотня не возникает просто так, – неожиданно для себя тихо говорю. – Либо через укус, либо в случае если родитель… Именно родитель, а не предок… Тоже оборотень.

Не знаю, к чему я веду. Что стоящий напротив меня человек мне не родной? Что меня когда-то укусить успели, а я даже не знаю? Я не была с мамой в момент нападения на неё, такое бы точно не забыла. Или убивший когда-то ещё и изнасиловал её, в результате чего родилась я?

Некоторое время мы молчим. Я стираю слёзы, стараясь настроиться на новый серьёзный разговор. Ведь чувствую, что у…папы?… есть ответы.

– Многовато ты знаешь, – язвительно выдавливает он. – «Вроде как тренер» поделился информацией? А ты с ним делилась?

Вздыхаю. Папа что, вообще меня не слышит в этой своей ненависти?

– Я ведь сказала, что он не знает, кто я такая и считает меня просто человеком, – устало напоминаю. – Поэтому ни он со мной не стал бы делиться, ни я с ним уж тем более. В интернете прочитала.

– И что ты ещё там прочитала? – с нажимом спрашивает отец, игнорируя мои слова про ген оборотня. Судя по всему, никто мне ничего пояснять не собирается.

– Какая разница? – вздыхаю. – Сведения про оборотней, которые ты наверняка знаешь и так, раз охотишься. Кстати… – вдруг понимаю, что должна знать: – Ты ведь убил того, кто напал на маму. Он стал твоим первым?

– Да, – на его лице мелькает злорадное удовлетворение.

И зачем этот оборотень, интересно, напал на маму? Просто захотелось?

Я, конечно, не то чтобы разбираюсь в привычках и образе жизни оборотней, но в этом как-то мало смысла. Простая женщина… Она как-то перешла ему дорогу? Или жестокость ради жестокости? Оборотни злые?

Господи, сколько же вопросов. И такое ощущение, что каждый ответ лишь провоцирует новые.

– Пап, ты ведь знаешь, почему я оборотень, – всё-таки пытаюсь. – Я же вижу, что знаешь. И ты предполагал, что я такой стану. Не просто же так откуда-то добыл лунный камень. Так скажи мне…

Сердце колотится, как бешенное. Я вижу, как меняется его лицо. Мрачнеет, ожесточается. Знает… Он точно знает.

И я с одной стороны хочу услышать, но с другой – боюсь.

– Почему я оборотень? – спрашиваю одновременно настойчиво и умоляюще.

Отец усмехается. И вдруг шагает ко мне. Ближе, ещё ближе… Почти подавляет, я даже отступать готова, но не решаюсь. К чему это сокращение дистанции?

– Я бы мог избавиться от тебя, – хрипло и грубо проговаривает он, неожиданно беря прядку моих волос и поднося к своему лицу, вдыхая запах. Вздрагиваю всем телом, цепенею. – Но ты так похожа на неё… Чертовски похожа на эту лживую шлюху, свою мать.

Неожиданность жестов и слов человека, которого привыкла считать папой, заставляет дрожать всем телом. Он… Он ведь смотрит на меня совсем не как отец на дочь. И давно, интересно, так?

Я не замечала, да и мы скорее избегали друг друга.

Отступаю на шаг, неловко отстраняя его руку.

– Мой настоящий отец – какой-то оборотень? – какого-то чёрта ещё продавливаю эту тему, пытаюсь ответы получить.

Хотя они и без того очевидны. А продолжая эту тему, я словно нарываюсь. И на что-то совершенно не безобидное…

– Он уже сдох, – чуть ли не рычит тот, кого я привыкла считать папой.

И кто совершенно чужой человек для меня. Если уж на то пошло, то и после смерти мамы он таким стал, а теперь и буквально. Хотя так было всегда – а я просто не знала.

И этот мрачный и пугающий мужчина снова наступает меня, чуть ли не в стену вжимает резким рывком.

– Раз уж ты такая любопытная, то да, я убил твоего папочку, – заявляет, обжигая тяжёлым дыханием куда-то в шею. Дёргаюсь, но меня припечатывают так, что чуть не ударяюсь затылком об стену. – И сделал бы это снова. Я ненавижу его и всех этих тварей. И ты не должна быть частью их мира.

Я уже часть этого мира, и отношусь к нему куда больше, чем к этому… Этому… А кто он вообще?

Убийца как минимум моего папы. А может, и мамы тоже? Я ведь только с его слов знаю, что на неё якобы напал какой-то волк. Хоронили в закрытом гробу. Я не видела её после смерти… А человек, которого всегда считала отцом, ещё и полицейский на хорошей должности. Запросто мог сделать так, чтобы ни у кого лишних вопросов не возникло.

Холодею. С одной стороны, все эти рассуждения – разбушевавшаяся от страха фантазия, а с другой… Ничего ведь нельзя исключать.

Впрочем, все эти мысли тут же вылетают из головы, стоит мне только почувствовать, как его руки жёстко мнут мне грудь, а губы слюнявят шею. Он ещё и затягивается моим запахом – так мерзко. Мерзко от каждого его жеста.

– Пахнешь тоже, как она, – заявляет явно бездумно, а сам руку себе на ширинку опускает, расстёгивая.

Меня колотит. Поверить не могу, что всё так. Я думала, он родной мне… Отец…

Боже, до чего же разрывает видеть его таким, слышать всё это, ощущать.

Не знаю, как я вообще набираюсь сил резко оттолкнуть его, врезав по только что расстегнувшейся ширинке. Слышу приглушённый мат, с которым этот человек корчится от боли. Бегу, как сама не своя – к двери. Буквально вылетаю оттуда и продолжаю бежать, не оглядываясь.

Кажется, в итоге я забегаю в тот самый лес, который у нас дома. Темно. Страшно, сыро и звуки словно со всех сторон самые разные. Хищные птицы, треск веток, даже шевеление в кустах – будто тут звери всякие гуляют. И ведь да, лес немаленький и много кто тут водится.

Сердце стремительно колотится по груди, вытесняя мысли о выворачивающем поведении «папы», к которому всё это время всё равно была привязана – болезненно, безнадёжно, но крепко. Теперь на переднем плане другое. Я одна в диком лесу, с собой у меня только телефон (который в кармане лежал) и на этом всё. Сумочку отложить успела где-то дома, куда теперь ни за что не вернусь.

Но что делать дальше?..