Читать книгу Продавец Сангэ - Катерина Сергеевна Снежная - Страница 3

Чудо в моей жизни случалось лишь единожды. И я его даже не помню. Поздней осенью, когда мне было около пяти лет, я, одетая в одни трусики и майку, пришла к дверям Баргузинского дацана с обглоданным черепом овцы в руках.

Одна.

Никто так и не смог выяснить, откуда я. Где родители и какая у меня фамилия? Мой нынешний отец удочерил меня. Появилась семья, с мамой и папой. И хотя мама умерла спустя десять лет, ее смерть сильно повлияла на мой выбор профессии.

Больше ничего необычного никогда не случалось.

До вот этого последнего инцидента.

Я так мечтала о встрече с незнакомцем из снов. Временами ловила себя на смутном желании, имеющем корни, уходящие глубоко в детство. Маленькой девочкой грезила, чтобы отыскались биологические родители. Я любила приемных. От меня никогда не скрывали прошлого. Но все время хотелось знать, кто же я. Почему оказалась у ворот дацана? Почему никто не искал?

Позже, став подростком, я мечтала уже о другом. Мне никак не давалось прощение. К счастью этого не требовали. Но душу переполнял и давил гнев за то, что я никак не понимала, почему у меня такая карма. Почему я должна отвечать за то, чего не помню? Разве это справедливо? Разве справедливо, что кроме собственных проступков дети должны отвечать и за проступки родителей. Такой расклад меня не устраивал.

Я ходила на хуралы, делала подношения, молилась и совершала простирания, но где-то в глубине, очень глубоко в себе яростно ненавидела тех, кто так за мной и не пришел. Обо мне ведь писали, рассказывали, но настоящие родители, те, кто дал жизнь, не объявились. Никого. Я была не нужна! И, точно мазохист, я вытесняла с жестокостью фанатика любые поползновения в сторону мыслей о том, что прекрасный незнакомец может однажды найти меня. Да, знаю, это глупые фантазии. Никогда. Не найдет! Как мантру повторяла про себя «Он меня не найдет». Так часто, что, казалось, начала дышать в ритме фразы.

И все же сердце пропустило удар сожаления, когда тот нелюдь повернулся в салоне. Мечта, обернувшаяся кошмаром. Хорошо, что мужу ничего не требовалось объяснять. Для всех произошла утечка газа. Я гостила у подруги, а в салон пришла на массаж. Вся остальная информация, как объяснили в полиции, приравнена к государственной тайне. И пока валялась две недели в больнице, я каждый день размышляла о случившемся.

Наверное, можно подумать, что пора завязывать с прогулками. Но от изъяна никуда не денешься. Чтобы в этом спа-салоне ни произошло. Мне со времен университета хорошо известно, чего только люди не видят от страха. А потом всю жизнь доказывают реальность увиденного. Я решила все забыть. Было ли это галлюциногенное действие газа или реальность, имеет ли это большое значение. Я не знаю. Но зато знаю, кто мог дать ответ на этот вопрос. Но отец не особо разговорчив.

Через две недели меня выписали, и, по возвращению домой, оказалось, что мой пациент с почкой уже вернулся на родину. Что не удивительно. Его страховка и так была многократно превышена. Хорошо, что у рок-звезд много денег.

– Отметим? – предложил муж, забирая из аэропорта. – Махнем к нашим?

Я была не против отдыха, да и просто пары часов перемирия. Ведь в целом, Андрей неплохой парень. Наш студенческий брак не казался многообещающим, но оказался катастрофой. Я была тому причиной. Я была его позором. И все же мы до сих пор вместе. Мне с трудом верилось, что он сможет простить, если когда-нибудь узнает. Это будет конец, и пока я трусливо тянула, тянула потому что мне нравилась моя жизнь в Улан-Удэ.

Батыр Хазанович неожиданно расщедрился.

– Погуляй несколько дней, – сообщил он отцовским тоном. – Если что, вызову.

Разве можно ослушаться начальство?

К десяти вечера мы сидели в кафешке на выезде из города. Юрта, столики, запах жареного шашлыка, тянущийся с мангальной зоны на улице, и импровизированная сцена, где всегда найдется желающий что-нибудь исполнить, спеть-сплясать. Место принадлежало оперной певице, так что мечтающих о меценате хватало.

Мы пили пиво и слушали рок-металл в компании близких друзей. В основном друзей Андрея. Мне нравилась атмосфера. Обычно бывшие интерны дружат либо между собой, либо ни с кем, из-за элементарной нехватки времени. У Андрея, водителя скорой помощи, были самые разные знакомства.

Примерно в полночь, когда большинство знакомых уехало домой, и я сама была готова уснуть прямо там, к нам подсел мужчина средних лет респектабельной внешности.

– Знакомься. Плацид, – уже «хорошим» голосом добродушно представил Андрей.

Меня всегда раздражало умение мужа познакомиться за пять минут с человеком и тут же потащить того в компанию. Такое случалось постоянно, потому я задавила приступ недовольства, привстала и потянулась через стол, заставленный бутылками, стопками и разоренной закуской.

– Милена, – перекрикивая музыку, протянула тому руку.

Хорошая стрижка, ухоженные ногти, стильно сидящая на тренированном теле белая рубашка, массивное золотое кольцо на обручальном пальце. Он будто сошел с обложки журнала о бизнесе, рекламирующего на своих страницах дорогие часы и костюмы. Мужчина имел широкое лицо с флегматичными чертами и высоким лбом. Волос пепельно-серый. На коже виднелся загар.

– Плацид Мэдс, корпорация «Сафино», – пожал он руку в ответ, рассматривая с интересом трезвого человека, смотрящего на выпившего. И с чем-то еще, чего я не поняла.

Название корпорации показалось знакомым, но не настолько, чтобы вспомнилось, некоторые их препараты, не имеющие отечественных аналогов, имеют созвучный логотип и используются в наших операционных.

– Плацид вербовщик, – сел рядом Андрей, подгребая меня, уже сонную и расслабленную, под руку. – Ищет молодые таланты.

Музыка грохотала на грани шума, народ разгорячился, кричал, танцевал, о чем-то спорил. Я же силилась разлепить глаза и понять, чем он так интересен. Мужчина казался привлекательным, даже очень.

– У компании «Сафино» к вам предложение, – обратился новый знакомый ко мне, не сводя глаз. Если бы не хотелось так спать и большое количество алкоголя в крови, то мне бы подумалось, он рассматривает меня с куда большим интересом, чем любопытство. Что показалось странным и тут же забылось.

Андрей махнул рукой, наливая себе и новому знакомому по стопарю.

– Да она спит. Не умеет пить. Можешь мне сказать, завтра утром ей расскажу, – он протянул стопку, тот принял. – Считай, что я ее представитель, официальный.

– Какое? – я честно попыталась разлепить тяжелеющие веки.

– Мы хотим, чтобы вы проассистировали операцию в Москве. То, что вы сделали с Морганом, походит на чудо.

Я не расслышала его. Кажется, речь о рок-звезде. Андрей, разбирайся он в хирургии, очень удивился бы, что уж там такого невозможного сотворила я. Я обычный новичок. Талантливая, бесспорно, иначе бы Курумканский не возился со мной с первого курса.

– Да она всего лишь пересадила почки. Че, сделала работу. Это же этот, долг, – Андрей отвинтил крышку, наливая еще по стопке.

Плацид посмотрел на меня, затем на него. У Андрея неправильная осанка, указывающая на сниженную самооценку и грудной голос, подсказывающий, что человек живет больше эмоциями. И, вероятно, страхами, все-таки он периодически повышал голос до пронзительного. Мужчина энергично протянул визитку.

– Мы оплачиваем перелет туда и обратно, гостиницу и другие расходы. Плюс в случае успеха операции, бонус. Позвоните мне завтра, – попросил он, поднимаясь со стула.

– И много?

– Семь тысяч, – он смерил мужа холодным взором, вероятно пытаясь понять, будет ли тот утром помнить или нет. – Долларов.

На этом я отрубилась, решив про себя окончательно, что, приди он ко мне на массаж, я сделала бы ему встречное предложение.

Следующим утром Андрей сам позвонил ему, залил в сопротивляющуюся меня аспирина с водой и поволок на встречу. Именно это злило больше всего. Это моя карьера, мои решения, и такая активность мне не по душе. Он будто оглох и ослеп, всю дорогу в такси тыча пальцем в экран смартфона. Если бы не похмелье, я наверное разоралась бы, а вместо этого обессиленно слушала и смотрела в окно.

– Специализируются в основном на решениях для диабета, всякие рецептурные препараты, лечение гемофилии, терапия гормонального роста, трансплантология. У них только клиник два бренда. В России, оу… одна. Жаль, ты только подумай, вот было бы здорово там работать.

Когда он воодушевлялся, то становился не в меру болтлив, а хотелось молчания. Андрей не доучился на фармацевта и неплохо понимал, о чем говорит, но все же какая разница, если ты не доучился?

В конце концов, не вытерпев, я обернулась к нему, набрасываясь:

– Ты хочешь отсюда уехать? Все бросить?

– Что именно? – он обвел кругом взглядом, мол, глянь. – Что ты видишь вокруг? Это же жопа России. Хуже только Дальний Восток. Мил, Москва, столица, карьера, деньги, возможности. Хочу. Ты ведь тоже хотела?

– А дом? Твоя мама. Мой отец, – задумчиво и апатично отозвалась я.

В целом он прав. Мы допускали мысли о переезде, но когда-нибудь. Ведь только-только закончилась учеба, я начала осваиваться в профессии. Здесь есть квартира, машина, друзья. Семья.

– Отец, – Андрей вытянул губы вперед, дернул бровями, понизил голос. – Куда он денется от тебя, а? Ты же знаешь, он недолюбливает меня, – откинувшись на сидение, он обиженно-деловито уткнулся в телефон.

Уголки моих губ виновато дрогнули в полуулыбке-полусожалении – верно, недолюбливает, только знал бы ты за что. Больше я не проронила ни слова, откинувшись на сиденье и молча разглядывая мелькающий за окном город. Наверное, он прав, в большом городе будет больше возможностей для всего. Пора отрываться от своих корней, и идти по собственному пути. Хочу ли я этого? Мое нутро говорило, что однозначно не хочу.

Мы приехали в гостиницу «Байкал Плаза» и встретились в ресторане «Тенгиз». Ничего особенного, красивый европейский интерьер с картинами и панно в бежевых тонах.

На трезвую голову я сравнила впечатления о мужчине со вчерашними и пришла к выводу, что к ним можно добавить агрессивность. Тщательно скрываемую, контролируемую активность. За выражением его лица скрывалось еще одно. Другое. И в тоже время в нем существовало притягательное. Он казался интересным сам по себе, в своей грубоватости и жесткости.

Я старательно ознакомилась с протоколами, просмотрела анализы, результаты предыдущих операций, и чем больше читала, тем шире открывались мои глаза. Я, конечно, с похмелья, но не до такой же степени.

– Это самая обычная операция, – я слегка покачала головой от непонимания.

Меня учили извлекать и пришивать почки, печень, поджелудочную, сердце, кожу. И хотя я сама никогда не отвечала за весь процесс до конца, я прекрасно понимала все нюансы подобных операций, их тяжесть и ответственность.

– Да, – рекрут, кажется, рассматривал нечто в дальнем углу ресторана и лишь взглянул на нас сбоку, отпил из бокала воды. – В компании это обычное дело, так принимают новичков.

Посмотрела на молчащего и выжидающего Андрея, тот ждал решения, затем снова на мужчину, шумно втянула воздух и пожала плечами. Посмотреть в деле своими глазами, это в целом нормально.

– Хорошо, я согласна.

Мы подписали документы.

Начальство палки в колеса не вставляло. Курумканский против показательно-собеседовательной операции не возражал. И, скорее всего, точно знал, что никуда я не уеду. Андрей радовался, напутствуя делать все так же, как в прошлый раз. Полный надежд на скорый переезд в Москву. И хотя у хирургов, как у многих людей, имелись свои ритуалы, у меня таковых не было. Уже в самолете, следующем по маршруту Улан-Удэ-Новосибирск-Москва, я злилась о том, почему он так себя ведет. Словно медицинская карьера не мое дело, а его. Тем не менее, я пообещала. Он радовался представившейся возможности и так воодушевился, что в какой-то момент показалось, что чаша весов в наших охлаждающихся отношениях начала клониться в сторону понимания. Если бы он мог дать мне то, что нужно…

За два дня до поездки рано утром на цыпочках я прошлась по спальне, доставая вещи из шкафа, и выдохнула за дверью. Дорога в дацан займет четыре часа в одну сторону и столько же назад. Время подумать.

Приятно, когда тебя высоко ценят, но так ли это на самом деле. По словам Плацида, Моргана осмотрели врачи в Лондоне и их впечатлил уровень мастерства. В это очень хотелось верить. Можно от всего абстрагироваться и решить, коли другие так думают, значит так и есть, но внутренний голос нашептывал, что не настолько я пока хороша. Слова Плацида успокаивали, и в самом деле, может я выгодное вложение и опытному глазу виднее, какой из меня выйдет специалист через пять лет. Но сам Плацид с предложением и события в спа-салоне, казавшиеся ничем не связанными, вызывали во мне чувство страха и сопротивление. Наверное оттого, что мне не хотелось ничего менять. Я согласилась на операцию, но в глубине души знаю, что откажусь от предложения работы. Андрей будет обижаться, может быть даже не будет какое-то время разговаривать, но в конце концов смирится. Все-таки это моя карьера.

Делая остановки в положенных местах, оставляя подношения в виде монет духу местности, духу дороги, я читала мантры, сведя ладони вместе и поднося их ко лбу, продолжала путь, проезжая села, любуясь шумящим льдом Байкала. Зачем мне Москва, когда есть дом.

Ярикта ждала, раскрывая материнские объятия густым зимним лесом, подмигивала проносящимися блестящими на солнце речушками. Ближе к пункту назначения асфальт сменился белым настилом, и все чаще встречались дома с седыми столбами коновязи, обвязанные развевающимися на морозном ветре цветными лентами.

Дома. Почти дома.

Без хуралов в дацане не бывает шумно. Один-два посетителя одновременно, не больше десятка за день. Прошла гороо, натаптывая заметенный путь, готовясь к встрече, чувствуя, что отец уже знает. Ждет. А когда закончила, поклонилась и зашла в маленький домик возле дацана.

Поклонилась низко, с уважением. Дордже не изменился. Невысокий, с коротким седым волосом в малиновом кашае, перекинутом через плечо, под ним теплый халат, в руках четки. Кроткая улыбка при виде меня. На столе маленький чайник. Рядом обычная беленая дровяная печь, окошко, вышитые на атласе узоры с мантрами, календари с праздниками и хуралами, в углу домашний алтарь с репродукциями святых лам, учивших отца. Я люблю все это.

– Мэндэ, басанган (Здравствуй, дочь).

Села на скамью напротив, наблюдая, как отец спокойными движениями разлил чай по пиалам. Молча выпили его, наслаждаясь сквозящей между нами гармонией. Затем он, убрав посуду в сторону, положил руки ладонями вверх на колени, я тоже. Он начал читать длинную мантру. Звук вибрировал в его груди будто в аэродинамической трубе, басовым речитативом ударяя гудящим дрожанием по мне, пропуская звуки по солнечному сплетению, по энергетическим каналам чакр, пока не обрушился через маленький колокольчик, очищая пространство вокруг нас. На душе успокоилось. Мир отступил и перестал существовать. Безмятежная умиротворенность окутала, и я открыла глаза, посмотрев на него.

– Ты знаешь, что такое сангэ?

Конечно, знаю. Одна из трех величайших драгоценностей практики прибежища любого буддиста.

– Благое, освобождающее вдохновение, – я выбрала буквальный перевод с тибетского. Отец едва заметно кинул, соглашаясь.

Многие утверждали, что Лама Дордже Баргузинский, давно достигший просветления, обладает даром ясновидения. Мы с мамой знали это.

– Еще община, басалган. Собрание учеников. Арья.

Я не совсем понимала, к чему он говорит мне об этом. Но не сомневаюсь, что мне это требуется знать. Арья – человек, постигающий пустоту напрямую, не опирается на какие-либо косвенные признаки. Отец такой. Поговаривали, что он продвинулся в духовных практиках, как никто иной из ныне живущих. Мои сложности, моя карма, он не будет осуждать меня.

– Мне нужен твой совет.

– Ты о суре?

Кивнула, заметно потеряв душевное равновесие.

– Я не знаю, кто это был. Но он сильно походил на человека из моих снов. Произошло странное. Он жутко светился и убил женщину в салоне. А мне предложили работу, – я надеясь хотя бы на подсказку.

– Суры очень опасны, басанган. А ты продавец сангэ.

– Почему продавец?

Была противна сама мысль, что отец считает меня не человеком, спасающим чужие жизни, а обыкновенным торгашом. Что же касается суров, то выясню позже.

– Вы не делаете это бесплатно.

Бесплатно не делаем. Мы вообще ничего не делаем без контроля государства. Это противозаконно и неправильно. Да и зарплату никто не отменял, жить тоже на что-то надо. И вообще не ругал он меня, а констатировал факт. И пусть я не всегда понимаю, смысл сказанного, как показывает жизнь, он потом доходит до меня. Я же приехала за советом, стоит ли мне ехать в Москву или нет.

– Глупо ценить золото, ведь самое ценное – это Учение.

– Как будто это помогает изменить мир, – проворчала я, понимая, что веду себя неблагодарно, но все равно ничего не могу с собой поделать. Я редко здесь бываю, и, как правило, часто еще очень долго спорю мысленно с отцом после. О том, что правильно в этом мире, а что нет.

Он посмотрел на меня, едва заметно вздохнул, наверное, подумав, что я безнадежна, его губы дрогнули в легкой улыбке.

– Иногда, басалган, достаточно всего лишь одной молитвы.

Ну да, ну да, хорошо сидеть в стенах дацана и говорить об этом. И все же я покорно склонилась в поклоне, получила его благословение, поклонилась Янжиме, а затем собралась обратно. Вот мне и ответ. Можно съездить, но не стоит браться за предложение и переезд.

Отец вышел проводить до ворот дацана, неспешно шагая по мощеной плитке, не обращая внимания на вьющихся под ногами собак, коих при любом дацане водится множество.

– Я вернусь? – обернувшись, спросила я, решив на всякий случай уточнить.

– Вернешься, – он погладил меня по плечу ласково, с любовью. – Без мужа. Не забывай искать Прибежища в Трех драгоценностях. Сохраняй бдительность.

Уже у машины он сунул руку в свой кашае и достал оттуда крошечный мешочек. В таких часто носят санг для благовоний.

– Подарок, – он протянул.

Глядя на него, я взяла. От отца принимают с благодарностью. Внутри оказался кулон.

В золотой тончайшей оправе сантиметровый шарик из материала, похожего на белый полупрозрачный нефрит с золотыми вкраплениями. Я вздрогнула. Отец редко что дарил мне в детстве, да и вообще.

– Что это? – спросила, разглядывая выцветшую печать на потертой ткани. Вертикальные символы золотом. Квадрат. Круг. Крест. Снова повтор. Квадрат. Круг. Крест.

– Ключ к успеху, – произнес он, впервые на моей памяти неожиданно усмехнувшись. – Талисман.

– Спасибо, – я немного смутилась такому знаку внимания.

Пару секунд я обдумывала услышанное, затем тряхнула головой и, сев в машину, завела мотор. Я двинулась в обратный путь, зная, что отец еще некоторое время будет стоять у ворот и читать защитную мантру.

Через несколько дней, отдохнув с дороги, я вошла в московскую операционную и поздоровалась с присутствующими людьми. Трое мужчин высокого роста, одна женщина. Донор, молодая дама, пожертвовала часть печени своему партнеру. Пересадка. Мы трудились не покладая рук восемь часов, когда новая печень заработала в реципиенте, пусть и не сразу. В раздевалке телефон показал пятнадцать пропущенных от мужа. Обессиленная, я ответила сообщением.

Следующий звонок был от Плацида.

– Мои поздравления. Все прошло отлично. Милена, мистер Брицкриг просит задержаться вас еще на день, для собеседования. Если вы друг друга устроите, то готовьтесь обдумать переезд в Лондон. Безусловно, предоставление жилья и помощь в оформлении рабочей визы за счет компании.

Лондон???

Лондон!

Не Москва?

Несколько секунд я так и оставалась стоять посреди гостиничного номера, сжимая сотовый. Предложение казалось волшебным (так только в кино и бывает). С другой стороны, мной уже принято решение. Все, что я хотела, сделано. Человек прооперирован. Профессиональное эго удовлетворенно. Вероятно, наступило время позвонить мужу. Я набрала номер.

– Ты серьезно?! – даже сквозь телефонный голос я видела, как он сияет, как ждал этого. – Мил, уму непостижимо! Такой шанс! Просто супер, ты не представляешь, как я горжусь тобой! Вот не думал, что тебе будет так фартить. Ты везучая писечка!

От последней фразы передернуло. Любит он это выражение.

– Семь тысяч евро, это сколько в фунтах? – он зашуршал в сотовый. – А ты про налоги узнала, это до или после вычета? Если у дома будет сад или терраса, будет офигенно. Надеюсь, в раковинах не будет двух отдельных кранов. Я слышал, что в английских домах это не редкость. Представляешь – отдельно с холодной, отдельно с кипятком. Чумаааа! Ты че молчишь, устала что ли?

– Ужасно. Спать хочу, – солгала я, представляя, что будет дальше.

– Ну так че? Ты же ничего и не рассказала толком. Ты согласилась? – в его голосе слышалось опасение. – Нет что ли?! Милена! Ты не согласилась?!

– Это вообще-то моя карьера.

– А это вообще-то наша жизнь! – психанул он в трубку. – Твоя и моя. Ты о нас думала? Что тебе, Курумканскому жопу вылизывать? До конца дней на подхвате ассистентом впахивать за копейки?

– Андрей!

– Международный опыт, Мил, международный! Ты дура, если отказываешься от таких сумасшедших возможностей. Надо было ехать с тобой. Ты все испортишь!

Я и сама разозлилась, отвернулась, опустив руку. Но все же не отключила звонок. Набрала полные легкие воздуха.

– Андрей, я не уверена, что мы там будет счастливы. Я не хочу этого, понимаешь?

– А здесь счастливы, Мил? А? Я три года кручу баранку. Нет денег ни на что. Только на пожрать, да на бензин. Хоть крыша над головой есть, спасибо государству.

– А там что ты планируешь делать? – спросила я, кусая губы, сжимая пальцы рук. Как же все бывает сложно.

– Пойду учиться на фармацевта, выучу язык. Но ты, ты! Сама лишаешь нас этого. Я устал слушать, как здесь будет хорошо. Что хорошего? Что? Твой отец? Байкал? Одни китайцы кругом. У тебя в голове сидит программа нищеты, Мил, я сто раз тебе говорил. Не меньше. Услышь меня, наконец.

Я замолчала, сгорбилась, втянула голову в плечи, сжала губы в струну, чувствуя, как распирает от обиды, но продолжая слушать. Только на кровать села.

– Знаешь, я могу понять, если бы у нас были дети. Дети, чертовы дети, Мил! Но их нет. И если ты хочешь сделать трансплантацию, то лучшего шанса быть не может. Здесь, здесь не будет ни-че-го! Я хочу детей, хочу от тебя. Понимаешь? Нельзя отказываться.

Я молчала, чувствуя, как слезы душат, возмущение свинцует горло. Наверняка, он не хотел меня обидеть. Андрей порой как ребенок. Скажет, не подумав, а потом сожалеет.

Выпустив пар, он затих.

Некоторое время, я сидела молча, смотрела на собственные ноги. В душе странным образом ощущалась обида с нежностью. У него все просто. Увидел и захотел. Лучшая жизнь для нас.

– А дом, друзья?

– Прости, я, наверное, был резок.

– Уехать в чужую страну?

– Заведем новых. Домой в гости раз в год или чаще будем приезжать. Весь мир у ног, Мил, ты подумай. Я тебя во всем поддержку. Обещаю.

– Нет, – произнесла, и сама удивилась своей твердости.

– Вот же дура!

Андрей бросил трубку. С некоторым облегчением я тоже отключила телефон. Глубоко вздохнула. Как же трудно, мерзко и больно.