Читать книгу Loveушка для мужчин и женщин. Дамы, не глупите! - Катерина Шпиллер - Страница 5

О ЛЮБВИ БЕЗГРАНИЧНОЙ
ИРОНИЧНОЕ

Оглавление

В глянцевых журналах, помимо статей, всегда бывают литературные странички… Написала и засмеялась: «литературные» – умора! Хотя бы раз в этих журналах мне попалась настоящая литература! Впрочем, разве изданиям подобного уровня она нужна? Нет, это входило бы в противоречие с содержанием и духом «глянца». Главное в подобной «литературе» – сюжетик, идейка, хэппи-эндик. Вот именно в такой уменьшительно-несерьёзной форме. Несколько раз мне приходилось выступать в роли автора подобных публикаций. Почему? Сама не понимаю: вокруг «глянца» всегда крутится большое количество… ммм… «писательниц на заборе» (Льюис Кэролл), у которых подобных образцов «литературы» – не одна сотня штук в компьютере! Но иногда главные редакторы обращались именно ко мне: а не напишешь ли ты для нашего издания рассказик? Какое-то время я отбрыкивалась, напирая на то, что ни разу не писала рассказики, но однажды вдруг подумала: а что, я разве не смогу выдать нечто на том уровне, который задан иными «писательницами» в глянце? Да неужели? И выдала. А потом еще и еще. В общем, тоже стала «писательницей», автором «литературных страниц» женских журналов.

Один из моих опусов был навеян рассказом А. П. Чехова. Удивительный человек был Антон Павлович, ну, никак не дает он покоя современным авторам! Столько сюжетов подарил, столько образов, что мы и в XXI веке продолжаем их использовать и эксплуатировать, оправдывая себя тем, что не скрываем источника вдохновения, и даже названия наших «произведений» всегда перекликаются с названиями рассказов Чехова. Мы – честные воришки!


Душечка из Ясенева

На Наташином мониторе уже зажглась заставка в виде «звездного неба». Внимание девушки было приковано к важнейшему делу: аккуратному, тщательному нанесению алого лака на ноготки. От напряжения она даже прикусила кончик розового язычка и вытаращила голубенькие глазки. Проходя мимо Наташиного стола, бухгалтер Ирина легонько коснулась клавиши компьютера – на дисплее появилась синяя таблица Нортона.

– Хоть не так откровенно отвлекайся, – объяснила Ирина Наташе, но та никак не отреагировала, поскольку, похоже, даже не слышала, что ей сказали. В этот момент во всей вселенной существовали лишь два предмета, безраздельно владевшие ее вниманием: лак и ноготки! Ирина усмехнулась и пошла себе дальше – мол, что с нее взять, с этой Наташки-душки? Впрочем, обычно Наташа бывала очень мила и приветлива с окружающими, внимательна к ним, всегда говорила «спасибо» и пожалуйста», всем улыбалась. Ее любили, поэтому легко прощали такие мелочи, как, например, фанатичная зацикленность на собственной внешности и, в частности (в особенности), на ноготках. Однажды она сама простодушно призналась: «Все, что угодно, но выйти на улицу с ненакрашенными губами и облупленным лаком на ногтях – никогда, даже если опаздываю на самолет! Иначе буду чувствовать себя голой, выглядящей непристойно, в лучшем случае – просто уродиной!»

Разве можно на нее обижаться после такой искренности, после слов, сказанных чуть не со слезами и с яростным притоптыванием маленькой ножкой? В дверях появился худенький и очкастый Игорь Вадимович – шеф. Он печально и обреченно понаблюдал за Наташей и ее занятием, чуть-чуть покачивая головой в такт своим, очевидно, совсем невеселым мыслям.

– Ох, Наталья, Наталья, – негромко произнес Игорь Вадимович.

Наташа вскинула голову, облучила шефа взглядом своих голубых глазищ, улыбнулась приветливо-ласково и защебетала:

– Ой, Игорь Вадимович, а я уже всё-превсё сделала! Я как раз хотела подойти к вам и отпроситься на часик пораньше! Я правда всё-превсё сделала! – она чирикала, как птичка, красиво прижав ладошки друг к другу, как бы в молитве, и кокетливо склонив голову к плечику.

– Да? Вот как? – неуверенно промямлил шеф, поджал губы, еще раз посмотрел в сияющие голубые глаза, полюбовался белоснежной улыбкой и, махнув рукой, сказал:

– Ладно, иди! Но я проверю твою работу, имей в виду, – он даже нахмурился и чуть-чуть погрозил пальцем.

– Конечно-конечно! Правильно-правильно! – затараторила Наталья, вскакивая со стула и одновременно выключая компьютер. – Если что не так – я завтра задержусь и всё-превсё сделаю, как надо!

Она уже натягивала пальто ярко-оранжевой расцветки типа «вырви глаз». Все присутствовавшие, в том числе и шеф, с улыбкой смотрели на Наташины сборы – на нее нельзя было смотреть иначе, нельзя было по-иному реагировать на это щебетание, на детский взгляд прелестных глаз, на сумасшедший цвет пальто и кокетливо сдвинутую набок шляпку. Все это вместе, яркое, эффектное, привлекательное и милое, и было – Наташа.

Ожидая лифта на двадцать втором этаже, где располагался офис фирмы, Наташа нетерпеливо переминалась с ноги на ногу: ой, прежде, чем ехать домой, к мужу Петеньке, еще в два места надо успеть, еще целых два дела сделать! Конечно, она сегодня домой позже приедет, это ясно. Ведь именно в этот день так неудачно все сошлось – и к Коленьке заехать необходимо, он очень просил; и Сергей ей строго-настрого велел – сегодня! Ну как прокрутиться и все успеть? Она, разумеется, Петю предупредила, что задержится часика на два, вот и с работы удалось сбежать пораньше. Ах, как же тяжело! Наконец-то, подъехал лифт. Наташа оранжевым апельсинчиком – первая из толпы ожидавших – шустро вкатилась в него.

На улице накрапывал противный осенний дождь. Наташа вытащила из сумочки складной оранжевый зонт под цвет пальто, раскрыла, и ярким пятном скоренько засеменила вместе с людским потоком Нового Арбата в сторону метро. Пробегая мимо Новоарбатского гастронома, она на секунду замерла, нахмурила в задумчивости светлые бровки, стукнула себя кулачком по лбу и воскликнула:

– Боже, какая дура! Чуть не забыла! – и ринулась в магазин.

Ведь сколько раз говорил ей Коленька, что очень он любит халву к горячему чаю. Хороший чай-то она купила, вон он у нее в сумке, а вот про халву, балда, чуть не забыла – хорошо, что сейчас вспомнила, так удачно – рядом с гастрономом.

Коленька жил рядом с метро «Войковская», так что Наташа была у него уже через сорок минут. Как всегда, поднимаясь в старом, большом, с окошечками лифте, она с улыбкой вспоминала историю их с Коленькой знакомства. Как это было романтично!..

Она пришла на премьеру в Дом кино, это было лет пять назад, еще до Петеньки. Какой тогда показывали фильм, она не помнит, потому что фильма-то и не видела. Дело в том, что перед сеансом она решила спуститься вниз, в кафетерий, попить соку. Обидно немножко – подружка Соня не пришла, заболела, и одной Наташе было скучновато. В кафетерии она купила апельсиновый сок и присела за столик. Буквально через полминуты кто-то тронул ее за плечо. Она обернулась:

– Не возражаете, если я составлю вам компанию? – на нее смотрели немолодые, но все равно красивые и ужасно знакомые глаза высокого, красиво седого, пожилого джентльмена, в руках которого дымилась чашка с кофе.

– Конечно, пожалуйста, садитесь! – и она улыбнулась, как умела только она.

– Боже, какая у вас улыбка! И глаза! – пожилой джентльмен, усаживаясь на стул рядом с Наташей, с восхищением смотрел на нее. Наташа чуть заметно покраснела и опустила глаза. А потом они разговорились. И выяснилось, что этот человек – актер, много снимавшийся в 60-е годы, был очень популярен. Разумеется, Наташа знала его, знала этот знаменитый взгляд из-под пушистых ресниц, от которого млели в свое время все девицы и дамы. Наташа любила кино и часто смотрела старые фильмы, она знала Коленьку и помнила его роли.

– Это потрясающе! Вы – гениальный актер! Я вами восхищаюсь! – она прижала руки к груди, и во все глаза смотрела на «звезду», которая печально качала головой и красиво курила сигареты «Мальборо».

– Спасибо, деточка, спасибо, – скорбно так отвечал он ей. – Это приятно, что кто-то помнит нас, тех стариков.

– Господи, какой же вы старик? – воскликнула Наташа. – Вы такой молодой!

– И за это спасибо. Но нынче мы, артисты из того времени, чувствуем себя никому не нужными стариками. Нынешние деятели, ваши сверстники, нас и за людей-то не считают.

– Что вы такое говорите! – Наташа искренне недоумевала.

– Да что есть, то и говорю. Эх! – актер горестно взмахнул рукой. – Сниматься не приглашают, да для нас даже сценариев-то нет, никто и писать не хочет! Вот – сегодняшняя премьера. Что за фильм, что за артисты? Всё молодняк зеленый, весь из себя коммерческий, идущий в ногу со временем и «Сникерсом». Наше новое кино! А все старое – на свалку, вместе с людьми.

Наташа могла бы поклясться, что в глазах актера блеснули слезы. Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, и ей тоже захотелось заплакать. А он все продолжал говорить, и вскоре Наташа поняла, что ей совсем не хочется смотреть эту сегодняшнюю премьеру, ибо наверняка она увидит одну чернуху и пошлость, где места нет светлым чувствам и мыслям, а самое главное – нет в этом кино старых артистов, тех самых, которые составляют «золотой фонд» нашего кинематографа. Что же хорошего и интересного можно там увидеть?

– Это ужасно несправедливо! – говорила она потом подруге Соне. – Талантливых людей выбрасывают из жизни, как будто незаменимых на самом деле нет! А в результате – что мы сейчас имеем? Какое искусство? Кто теперь у нас «звезды»? Их нет! Назови хоть одну! – она горячилась, даже щеки раскраснелись.

– Не преувеличивай! – строго осаживала ее Соня. – Что за старческие, маразматические речи?

– Почему это маразматические? – возмущалась Наташа. – Вот тогда было кино.

– Ага! О любви партии к народу, – хихикала Соня.

– Ну, не только. Было кино доброе, светлое, и артисты были – ну просто замечательные и будто родные! Теперь такого даже близко нету. Одни «Сникерсы»!

Через два дня после знакомства в Доме кино Наташа и артист Николай Н., или просто – Коленька, встретились у него дома, на «Войковской». Выпили сухого вина, снова поговорили о жизни и кино, а потом все и случилось. Он был нежен и немножко неловок, сентиментален и даже слегка плаксив.

– Наташенька! – всхлипывал он и обнимал ее за плечи. – Ты такое существо, такая радость для меня на закате жизни. Я ведь, в сущности, так одинок…

И снова комок жалости сдавливал Наташе горло. Она нежно гладила его красивую, седую голову и прижималась губами к его плохо побритой щеке.

На этот раз Коленька встретил Наташу в накинутом на плечи клетчатом пледе. Лицо его заросло щетиной, глаза слезились.

– Ты нездоров, Коленька? – испуганно воскликнула Наташа, сбрасывая свое яркое пальто.

– Да, я нездоров, – с гордым достоинством произнес тот. – Я устал от этой жизни, я нездоров!

И он печально прошествовал в комнату, где со скорбным видом улегся на диван, застыв в красивой позе.

– Ах, детка, если бы ты знала, как все это тяжело… – и он прикрыл ладонью глаза.

Наташа поняла, что Коленька опять изрядно выпил и, как обычно за последние приблизительно полгода, ему ничего от нее не надо, кроме тепла и участия, так он сам говорил.

– Я принесла твой любимый чай и халву! – крикнула Наташа из кухни, ставя чайник на газ.

– Спасибо, детка, огромное спасибо! – пожилой артист смахнул набежавшую слезу и устроился на диване поудобнее в ожидании ароматного чая, блюдечка с халвой, Наташиных голубых глаз и необыкновенной улыбки. Через пять минут он все это получит и утешится на целых несколько дней, до следующего телефонного звонка Наташи, когда он усталым голосом скажет ей:

– Детка, я в депрессии, мне нужно тебя повидать, – и она опять примчится к нему, как «Скорая помощь», потому что иначе не может. Как ему повезло, что он встретил ее, женщину на все сто пятнадцать процентов, женщину, которая появляется, когда ему нужно, с чаем и сладостями и которая вовремя уходит. Утешение на старости лет.

Через три четверти часа она уже летела оранжевым ветром к метро – до назначенной встречи с Сергеем оставалось чуть больше двадцати минут, а еще надо до «Кропоткинской» доехать.

С Сережей она познакомилась у Сони на дне рождения года три назад. Его пригласил Сонин муж – Сережин заместитель в процветающей фирме. Сережа – генеральный директор компании, молодой, интересный, преуспевающий господин с золотыми часами и в костюме от Версаче. Потом уже выяснилось, что сей господин женат, у него двое ребятишек, но жена с головой ушла в свой собственный бизнес, ребятишки целыми днями с няней, а он – в постоянном стрессе от работы, в хронической усталости и напряжении, которые не снять ничем. Пожалуй, только ею, Наташей:

– Ты меня просто сразила своими глазищами! – говорил он, сидя в своей стального цвета «BMW», целуя Наташу. – Мне с тобой так хорошо! Ты единственная от меня ничего не требуешь, необыкновенная ты моя! Знаешь, кто ты? Ты – народный целитель!

Наташа звонко хохотала.

– Да-да! – продолжал он. – Ты меня расслабляешь по полной программе. Лапочка ты моя, маленькая! Если бы я не был женат…

Тут она закрывала его рот своей ладошкой и тихонько отвечала:

– Не будем об этом говорить, Сергуня. Я тоже скоро замуж выхожу.

– Ты? Замуж? – Сергей испуганно схватил ее за плечи и довольно сильно встряхнул. – Ты хочешь сказать, что у нас с тобой все кончается?

Он, бедный, даже побледнел.

– Я ничего такого не говорю, – успокаивала его Наташа, целуя нежно в нос. – Ты мне тоже нужен, милый мой, просто не будем говорить лишних слов, чтоб себя же не ранить.

Конечно, разве можно причинять лишнюю боль такому занятому, задерганному на работе человеку? Это ж надо совесть иметь!

– Не понимаю, как при таких налогах вообще может развиваться, да просто как-то существовать хоть какой-то бизнес?! – на работе в обеденный перерыв Наташа распалялась и призывала всех разделить ее возмущение. – Ведь задушили совсем, да плюс рэкет – как честным бизнесменам работать, спрашивается?

– А тебя-то почему это так волнует? – смеялись коллеги. – Дело свое собралась открывать, что ли?

– Да нет, не потому. Просто возмущает меня эта ситуация, при которой люди дела загнаны в тупик. Или нарушай законы, или закрывай лавочку!

Ее пальцы гневно сжимались в кулачки:

– И правительству нет до этого никакого дела. Кошмар! И совсем это не смешно, между прочим!

Сереже и вправду было нелегко, у него катастрофически не хватало свободного времени, а самое неприятное, что он никогда заранее не знал, когда у него будет «окно». Вот и нынче утром он позвонил и сказал:

– Лапа, мы можем встретиться сегодня! Я прошу тебя, постарайся, мне так хочется тебя увидеть.

И разве могла она не постараться для него? Ему ведь так трудно найти свободный часик, а она-то может как-то выкрутиться, у нее нет фирмы и ответственности за сотню человек.

Когда Наташа выбежала из метро «Кропоткинская», стальная «BMW» уже ждала ее.

– Опаздываешь, лапа! – недовольно буркнул Сергей, пока Наташа, пыхтя, как паровоз, усаживалась к нему в машину.

– Прости, Серенький, меня задержали…

– У нас осталось очень мало времени. Поехали ко мне – моя сегодня поздно придет, дети

до девяти на теннисе, – и он страстно поцеловал ее в губы.

– Конечно, дорогой, – прошептала прощеная Наташа, украдкой посмотрев на часы. Да, у нее тоже немного времени осталось, но она сроду в этом не признается.

Они отдыхали в шикарной спальне Сережиной пятикомнатной квартиры. Сережа, как всегда, говорил о наболевшем:

– И наезжают, сволочи, и наезжают все кому не лень. Все чего-то из-под меня хотят, и всем – мало. Знаешь, что я понял? Сколько человеку ни давай, он никогда не будет доволен. Будь он человек сам по себе или лицо государственное – все едино! Только шире рот разевает – мол, еще! А государство наше – это многоротое чудище с громадным желудком, его не прокормишь. Ведь, посуди сама, что такое мой бизнес?..

И Сережа уже в который раз начал изливать свою коммерсантскую душу Наташе, а та ласково гладила его по щеке, сочувственно вздыхала, цокала, когда надо, язычком и периодически причитала:

– Вот ужас-то!.. Бедный ты мой!.. Какие они все-таки!.. Как же ты справляешься?..

Ее искреннему сочувствию не было конца, хотя иногда она бросала быстрый взгляд на часы, и тревога бередила ее душу – время поджимало! Но Сергей этого не замечал: он вот уже в тысячный раз радовался, что в его жизни случилась встреча с этой прелестной женщиной, с которой так просто и легко, которой он может поплакаться и которую он сейчас, между прочим, осчастливит, подарив золотое колечко с камушком.

– Это тебе, лапа! – торжественно произнес Сергей, доставая из тумбочки черненький футляр и протягивая его Наташе.

– Ой, миленький! – прошептала Наташа, открывая футляр и заливаясь краской смущения и удовольствия. – Ой, какой ты у меня! Просто самый лучший! Спасибо тебе, хотя мне и неловко!..

Она надела колечко на безымянный пальчик левой руки, полюбовалась сиянием камушка и с благодарным поцелуем прильнула к губам Сергея:

– Ты – мой прекрасный друг! Самый лучший, мужественный и талантливый мужчина на свете!

Сергей сиял. Усталость и стресс отступили.

«BMW» стального цвета подкатила к дому на Новоясеневском проспекте и мягко тормознула у дверей магазина, расположенного на первом этаже здания. Через мгновение ярко-оранжевая женщина в шляпке вышла из авто. Она очень торопилась и буквально бегом бросилась к входу, нервно поглядывая на ручные часики. «Как все-таки удачно, что у нас внизу есть продуктовый магазин!» – в который раз поблагодарила судьбу Наташа. Ей еще надо купить молока, сыра и глазированных сырков, так любимых ее Петенькой.

С мужем она познакомилась два с половиной года тому назад на работе. Он пришел к ним в качестве рекламного агента какой-то газетки. Он был такой неуверенный в себе, закомплексованный и зажатый, что Наташа, которая волею судьбы первая с ним разговаривала, прониклась к этому худенькому юноше острой жалостью и сочувствием к его неблагодарной работе. Шеф тоже послал его подальше с этой самой рекламой, конторе она тыщу лет не была нужна. Не ладилось тогда у Петеньки с его работой, не получалось у него «вербовать» клиентов. Да почему, собственно, «тогда»? У него и теперь не очень-то клеится это дело, так, время от времени улыбается удача. Хоть и работает он ныне в солидном рекламном агентстве: Наташа устроила его туда через Сережу. Петя тяжело переживает свою «коммерческую бездарность», как он сам выражается, но беда в том, что выбора особого у него в этой жизни нет – кому нынче нужны инженеры-конструкторы? Наташа это хорошо понимает, жалеет его и абсолютно убеждена в том, что все его неудачи – из-за его глубокой порядочности и неумения грызть конкурентам глотки.

– Ты себе не представляешь, какая в рекламном деле идет свара, драка за место под солнцем! – объясняла она бухгалтеру Ирине. – Мой Петя – очень способный и порядочный человек, он все делает честно, не так, как другие, которые друг у друга клиентов перехватывают, обманывают друг друга, плетут интриги. Петенька – не такой, он все делает по совести. Оттого и проблем у него больше, чем у других, и неудач много. Но он себе никогда не изменит, и по большому счету, ни у кого к нему претензий нет и быть не может!

На свадьбе Наташи и Пети были и Коленька, и Сергей, которых Наташа представила своему супругу как старинных друзей. Петя очень обрадовался двум серьезным мужчинам в своем доме, так как сам не мог похвастаться друзьями, как-то не сложилась у него настоящая мужская дружба, да и с женщинами не складывалось до встречи с изумительной, прекрасной Наташей, которая в буквальном смысле слова вернула его к жизни. Ведь это первая женщина, которая сказала ему, что он, Петя, – лучше всех! Вообще жизнь рядом с Наташей как-то постепенно вошла в уютные и спокойные берега, не надо было больше рефлектировать и комплексовать по поводу собственной никчемности и неудачливости, ведь рядом – добрый и красивый человек, любящий и любимый. Тогда и все проблемы разрешаются как бы сами собой, одной улыбкой или ласковым словом. И друзья у Пети появились – Николай и Сергей, с которыми он периодически перезванивался и беседовал «за жизнь», которые иногда бывали у них дома, и все вместе они проводили чудесные вечера в беседах и спорах, за чаем и винцом. И над всем этим парила сказочная улыбка прекрасной женщины, Наташина ласковая дружба и нежная любовь. Жизнь теперь стала очень добра к Пете, думал он.

Наташа оранжевым облаком вплыла в свою квартиру, держа в каждой руке по увесистой сумке-пакету. Петя кинулся к ней и выхватил их из ее нежных рук.

– Ты что, Наталья! – воскликнул он. – Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты не таскала тяжести! Сказала бы мне, я бы сам зашел в магазин.

– Ну, что ты, милый! – ласково отвечала ему жена, поцеловав в щечку. – Зачем? Тебе своих дел разве мало? Как у тебя на работе?

– Да ничего вроде, – неуверенно проговорил Петя. – Кажется, один крупный клиент дозревает. Дай бог, дозреет.

– Дай бог! – кивнула Наташа, три раза плюнула через плечо и постучала себе по лбу. – Все будет хорошо, милый, не волнуйся. Я сейчас что-нибудь вкусненькое приготовлю. Я купила та-акую рыбку, ты себе не представляешь! Тащи сумки за мной…

И, скинув сапожки, Наташа, что-то весело напевая, легко побежала на кухню, где через секунду уже громыхала кастрюлями и тарелками, напевая радостный мотивчик.

Петя почувствовал себя счастливым и спокойным, как, впрочем, и всегда, когда домой приходила его женушка. Он пощелкал пальцами, повертелся на носках, подпел Наташе, которая за это почесала ему, как коту, голову, и включил телевизор. Начиналась программа «Угадай мелодию». Такого рода идиотские передачки обретали смысл и прелесть, когда их смотрела Наташенька: она так наивно и весело реагировала на все происходящее на экране, что настроение повышалось. Да и вообще испытывать отрицательные эмоции при Наташе, с Наташей было немыслимо.

– Что? Уже начинается? Я сейчас иду! – крикнула из кухни жена, услышав знакомые позывные передачи. Петя улыбнулся: этого он и ждал.

Поздней ночью Наташа лежала без сна. Вообще-то ей не было свойственно мучиться бессонницей, но сегодня что-то случилось. «Я, видимо, просто переутомилась», – решила она, в сотый раз переворачиваясь с боку на бок. Петенька спал крепко, чуть постанывая во сне и иногда вздрагивая. «Бедненький мой, – с умилением подумала Наташа, проводя рукой по его костлявой спине. – Устает сильно, работает много. Хоть бы у него все получилось на этот раз, а то он опять переживать будет и страдать, дурачок, думая, что я его не уважаю. Ах! – тяжело вздохнула Наташа. – Как бы ему раз и навсегда объяснить, что я никогда его презирать не буду, потому что знаю, что он – умница и трудяга, что все неудачи его – случайность, несправедливость жизни, все, что угодно, но только не его вина! Я это точно знаю. Он сам, дурашка, этого не знает, он думает, что он какой-то неправильный и неспособный, но я-то все прекрасно понимаю», – Наташа хитро улыбнулась и положила руку на лоб Петеньке.

– Запомни, дурачок, – зашептала она., – ты – самый лучший мужчина на этой земле, я люблю тебя, горжусь тобой! Только будь спокоен и счастлив. Милый ты мой! – она тихонько поцеловала его в нос. Он дернулся во сне, глубоко вздохнул и перевернулся на другой бок.

Наташа уставилась в потолок. Все-таки что-то не давало ей покоя. Что же? Кто? Может, Коленька? Но они сегодня так хорошо провели время, она оставила его умиротворенного и довольного окружающим миром. Сережа? Тоже как будто все нормально, если исключить его недовольство ее опозданием. Но потом-то все было замечательно! И когда они расставались, он так жарко целовал ей руку со словами: «Господи, как ты мне нужна, лапа моя, как мне с тобой хорошо!» У Наташи даже сердце зашлось при воспоминании об этих словах и поцелуях. Нет-нет, здесь тоже все в полном порядке. Что же мешает уснуть? Какая-то неясная мысль, воспоминание, какой-то образ… Да, вот оно! Наташа села на кровати, изумленно распахнув глаза. Как же она забыла – ее шеф, Игорь Вадимович, его взгляд! Ведь в тот момент, когда он смотрел на нее, а она отпрашивалась уйти пораньше, у него были такие печальные глаза, что у нее екнуло сердце, заныла душа. А ведь он смотрел на нее глазами Коленьки, когда тому плохо, глазами уставшего от всего Сережи, глазами испуганного неудачами Пети! Что это с шефом? «Он так загружен, бедный, делами и ответственностью, что, кажется, у него уже силы на исходе, – решила Наташа. – А тут еще я ухожу раньше, он нервничает и изводится, по-моему, в последнее время даже похудел». Наташе стало так нехорошо на душе, так совестно и неприятно, что захотелось плакать. «Завтра же я задержусь и сделаю работу как следует и с запасом, – твердо решила она. – И еще: угощу Игоря Вадимовича моими хачапури, которые сегодня испекла. Может, это его порадует и хоть немного утешит» Она закрыла глаза и стала фантазировать, как он обрадуется этому маленькому пустячку – домашней выпечке. «Только чтобы не было у него таких глаз, такого взгляда! Невозможно, когда мужчина так смотрит, просто невыносимо! Не забыть утром взять хачапури!» Строго сказав себе эти слова, Наташа облегченно вздохнула, закрыла глаза и через минуту уже спала.

И снилось ей, что сидят в ее квартире за одним столом и Петенька, и Коленька, и Сергей, и тут же – Игорь Вадимович. И все они едят хачапури, запивая горячим чаем. Коленька, правда, просит халвы, и она, Наташа, бежит на кухню за халвой. Всем весело, все чему-то смеются, всем хорошо. Но лучше всех – ей, Наташе. Ей спокойно и радостно, она полна любви, а потому ничего плохого случиться не может. Мир светел и ярок, так же ярок, как ее любимое оранжевое пальто, у которого цвет, между прочим, солнца, тепла и доброты, а вовсе не «вырви глаз». Наташа улыбнулась во сне.

***

Простите меня, Антон Павлович! Но в свое время ваш рассказ «Душечка» произвел на меня сильное впечатление. И вот, что я натворила с этим сюжетом. С чего вдруг?

В рассказе Чехова все происходит неторопливо и размеренно. События, которых не так уж и много, развиваются неспешно в жизни главной героини. Такая провинциальная история позапрошлого века, которая могла быть даже скучной, если бы это написал кто-то другой, а не Чехов, хотя он сочинил «Скучную историю». Ну, что особенного в том, что муж умер, женщина во второй раз вышла замуж, потом и второй муж умер? Но с тех пор, как я прочитала «Душечку», образ главной героини не давал мне покоя. Что это с ней? Или это абсолютная пустота в душе и в мозгах? Или удивительное умение любить, растворяясь в любимом человеке без остатка? Кто она, эта Оленька – положительный персонаж или отрицательный? Иногда я спрашивала людей, чье мнение мне не безразлично, что думают они по этому поводу? И оказалось, что большинство наших современников считают ее ничтожеством. Не зловредным, не опасным, но никчемным человеком. Но почему же мне никак не удавалось с этим согласиться?

Когда я мысленно «пристрачивала» канву сюжета к современности, то поняла, что сегодняшний день требует намного более бурного и динамичного действия. История, в которой у женщины один за другим умирают мужья, нынче претендует на детектив, а никак не на «лав стори» для женского журнала. К тому же – темп, темп! Я могу писать лишь о Москве – что я знаю о провинции? А столичный темп требует иного развития событий. Молодая работающая женщина, живущая в Москве, – это маленькая атомная станция, «вечный двигатель» и многофункциональная машина, успевающая, к примеру, за день сделать столько, сколько чеховская Оленька могла делать целый год. Количество получаемой информации и общения у современной деловой москвички непрерывно зашкаливает. Она живет очень быстро, в спортивном темпе и практически без отдыха-перерыва. «Свободного времени» как такового у нее практически нет. За те недолгие часы, когда она не работает, не находится в дороге, не занимается хозяйством и не бегает по магазинам, она должна проживать женскую жизнь, которая была у представительниц прекрасного пола в прошлые века – муж, любовник, дети… Отношения, страсти-мордасти… Встречи, расставания, слезы-мимозы… И на все про все у нашей современницы – ну, от силы часа три в сутки! И когда прикажете жить?

Да и мужья нынче один за другим умирают, к счастью, не часто. А ежели такое случается, то, как я уже говорила, тут явно пахнет детективом и требуется вмешательство следователей. Но ведь женская суть (впрочем, как и мужская) не так уж подвержена серьезным изменениям во времени. Иначе мы вообще не понимали бы литературных героев тех веков, когда все было иначе… Всё… Кроме самого человека.

Вот мне и пригрезилась современная чеховская Оленька. Встречи с разными мужчинами у нее происходят часто, отношений завязывается сразу много, и, таким образом, одновременно в ее душе может появиться множество чувств к разным людям. А почему бы и нет?

Вопрос в другом: положительной или отрицательной считать нашу героиню? Давайте вместе подумаем и порассуждаем. Вроде бы на первый взгляд – натуральная развратница. Бегает от одного любовника к другому, как проститутка. Но разве она берет деньги за свою любовь и нежность? Зачем ей самой все это нужно? Возможно, таковы ее представления о мире. Можно предположить, что когда-то мама говорила ей, что самое главное в этой жизни – угождать мужчинам. Во всех смыслах. Чего греха таить – я часто встречала женщин, рассуждающих подобным образом. И всякий раз охватывала тоска: господи, какие же они несчастные бабы! Жить в таком убеждении, стараться соответствовать этой науке и при этом ни с одним мужчиной не быть счастливой… Почему-то именно так часто и происходит в жизни. То ли мужчины не оценивают их стараний, то ли, что вероятнее всего, подобное поведение было поперек нутра этих женщин. Просто «мудрость» про угождение как семейное предание переходит от бабушки к матери, от матери к дочери… И по-другому несчастные бабы жить не умеют, не знают, как.

Тут и неуважение к себе, и недооценка собственной личности, и неумение слушать себя, свои желания, и пренебрежение к собственным потребностям. Кстати, в подобном случае, я полагаю, даже мужчины, которым верно служат эти женщины, не могут быть счастливыми. Ведь рядом – навсегда потухший человек с принужденной улыбкой и, говоря откровенно, не очень-то интересный. А чем, собственно, она может быть интересна? Эта женщина, как барашек, лежит на жертвенном алтаре, причем, добровольно. Какие чувства он может вызвать? Наверное, только жалость. Или равнодушие – сгорит этот, появятся другие барашки…

У подобных женщин не бывает любовников, потому что иметь любовника – плохо, это может как-то отразиться на ее муже, которому надо служить. Популярная в таких случаях фраза – «Как можно – при живом-то муже!» Ужасно бывает смешно услышать такое, так и хочется зло пошутить: «А ты его убей, если только в этом дело!». Ведь раз называется подобная причина, значит, других противопоказаний нет? То есть, рада бы гульнуть, но «при живом муже» это невозможно, ибо неприлично. Да уж, эта сентенция словнов камне, высечена в мозгу многих женщин, и, разрушая свои желания и мечты, они остаются тупо верными, полагая, что именно в этом заключена мораль.

Наверное, надо подчеркнуть, что сейчас мы говорим о тривиальных повсеместных случаях – когда «страсти-мордасти» прошли, настоящей любви нет, но люди продолжают жить вместе, ибо – семья, дети и все такое прочее… Убеждена, и это убеждение, увы, часто подтверждают жестокая статистика и всяческие опросы: огромное количество пар живет без любви. Их может связывать многое, но того самого, ради чего, собственно, мужчина и женщина испокон веков хотели быть вместе, нет. Так что будем исходить из этого печального факта.

Как же назвать этих жертвенных женщин? Давайте посмотрим на них… Нет, они уже давно не такие клуши, какими представлялись подобные жены еще лет тридцать назад. Нынче они бывают неплохо одеты, умеют пользоваться косметикой, не избегают парикмахерских… Но все это – без шика и кокетства. И если приглядеться… Руки. Вот, что их всегда выдает! Не очень ухоженные руки с плохим маникюром, а то и без него. Помилуйте, какой маникюр, когда, как ни крути, а до сих пор, даже при наличии посудомойки и самой современной стирально-сушильной машины, дел в доме много. И женщина считает себя обязанной быть очень хорошей женой, то есть угождать. Муж любит вкусно поесть – она всегда готовит его любимые блюда. Муж не выносит пыли в доме – она каждый день протирает мебель специальной тряпочкой. Ну, и так далее. Впрочем, не буду рассказывать о том, что вы и так знаете.

В наших широтах водятся некие психологи и психотерапевты, берущие на себя смелость поучать всех на свете, как жить. Поскольку по какой-то прихоти судьбы все эти «психо-специалисты» – женщины, то и советы их адресованы нам, дамам. Психологи и психотерапевты бывают, как и все прочие женщины, двух видов: феминистки и… как бы их назвать… наверное, «домостроевки» (от названия известной книги «Домострой» – надеюсь, мои грамотные читатели прекрасно знают, что это такое). Советы феминисток, в данном случае, нас не интересует. Все и так их знают: равноправие, независимость и самостоятельность женщин. В общем, никаких возражений этот набор не вызывает, если только не доходить до маразма и экстремизма: к примеру, вводить запрет мужчинам подавать женщине пальто или уступать место, ведь это якобы унижает ее по половому (или гендерному – сейчас в моде этот заграничный термин) признаку. Я, например, никогда не откажусь от такого «унижения». Некоторые очень неумные люди вообще склонны любую хорошую идею довести до абсурда и дискредитировать. Но оставим феминисток в покое. Сейчас нас интересуют «домостроевки».

Весьма интересен тип женщин-психологов и психотерапевтов (с кавычками и без). Некоторых я знала лично.

Эти женщины более-менее успешны в жизни, могут заработать себе на хлеб, правда, порой без масла, но голодными никогда не остаются. Они считаются специалистками по грамотному выстраиванию отношений с мужчинами. Кто их таковыми считает? А бог его знает! По крайней мере, так они себя позиционируют (это нынче тоже модный термин). Что ж, и в этом есть большая доля истины: книги, которые они пишут (а они непременно пишут книги!), вполне успешно продаются. Видимо, очень многим женщинам необходимы подобные пособия.

Казалось бы – что плохого? Да ничего! Кроме одной детали… Как я уже говорила, чаще всего у самих этих пишущих дам личная жизнь… скажем так… не очень. В общем, они сами никак не могут быть примерами головокружительного женского успеха в семейной жизни. Скажу страшное: некоторые вообще одиноки. Словом, я отнюдь не уверена в том, что внимающие советам этих гуру, позавидовали бы семейному и любовному «счастью» последних.

Именно эти дамы от «психологии» пошагово обучают стремящихся к счастью женщин угождать мужьям, гладить их по шерстке, вкусно кормить любимой едой, всегда быть нежной, всегда в хорошем настроении, ласковой и красивой даже после рабочего дня, учат соблазнять и кокетничать, даже если супруги в браке уже двадцать лет… Ну, и прочим, прочим пошлым банальностям, от которых у нормальных женщин и мужчин начинает ломить зубы, настолько это тоскливо и глупо.

Конечно, эти «научно-популярные» труды не имеют никакого отношения к обрушившемуся на нас валу книг, в которых рублевские «писательницы на заборе» учат молодых девушек: «Как переспать с начальником», «Как выйти замуж за олигарха», «Как женить на себе женатого с Рублевки», и наполняют книжные прилавки прочим проститутским (тут должно было быть более грубое слово) набором пошлейшей макулатуры. Всю эту гадость сочиняют отнюдь не психологи и даже не «психологини»! Последние не учат разврату и проституции. Они учат, какой должна быть женщина в понимании народной морали (иногда весьма сомнительной) и религий (где тоже отнюдь не все гладко, мягко выражаясь): быть покорной мужу, послушной, идеальной домохозяйкой, истинной хранительницей домашнего очага, тылом и опорой мужчине. Отлично! Только эта «хранительница» работает восемь часов в день, и тоже нуждается в отдыхе, заботе и внимании. Но это психологинями-«домостроевками» в расчет не принимается. Должна – и все тут! Иначе не достойна хорошего мужчины, и его непременно уведет та, которая все делает правильно и по науке.

И что у нас в сухом остатке? Душечка. Только работающая. Такое реально? Может быть, может быть… Хотя я лично подобного не встречала.

Так, запутываемся все больше? Получается, в моих глазах чеховская Оленька – отрицательный персонаж, потому что домостроевский, несамостоятельный, без собственной жизни и своего мнения, сиречь – ничтожный? А вот и нет. Кому плохо от такого ее образа жизни? Никому. Ее мужья счастливы, им с ней хорошо и покойно. Оленька с каждым из них тоже счастлива, с каждым ее жизнь обретает новый смысл, ей самой интересно жить его призванием. Так что хорошо всем. Вот это, собственно, и есть главная мысль-идея: не может быть плохим то, отчего людям хорошо, причем, не за счет других, а исключительно в своем личном, частном мире, не касающимся никого. Сколько бы ни бухтели феминистки, невозможно да и не нужно навязывать счастливым людям свое представление о правильном существовании. Живите, как хотите, а благополучных и довольных жизнью людей оставьте в покое. И не надо называть их ничтожествами! Для начала попробуйте стать счастливыми, как они. Неизвестно еще, получится ли у вас.

Казалось бы, моя позиция вполне должна удовлетворить «домостроевок». Но начинается вторая часть «Марлезонского балета». Я таки выступила в роли мичуринца, скрестив две непримиримые женские идеологии, получив некий доведенный до абсурда результат в виде героини моего рассказа, Наташи – достойной продолжательницы дела чеховской Оленьки.

Насколько мой персонаж реален? Понятия не имею, но не зря же она родилась в моем воображении. Не только Чехов тому причина. В те годы, когда я написала этот рассказ, одной из моих параллельных тем в журналистике был феминизм. Я его изучала как явление, новое в нашей жизни. Поначалу феминистки меня очаровали образованностью, деловитостью, умением самореализоваться и интересными идеями. Собственно, и по сей день я отношусь к ним весьма уважительно: а как можно не уважать тех, кто борется за твои же права? Меня смущают лишь крайности, которые нет-нет да и проскакивают в их деятельности и рассуждениях. Но в целом феминистское движение – дело полезное.

Моя героиня Наташа – вполне состоявшаяся женщина, зарабатывающая, которая совершенно спокойно могла бы сама себя содержать, в общем, быть абсолютно независимой и свободной. Мечта феминисток? Ага.

С другой стороны, Она типичная чеховская Оленька: жизнь и работу каждого из своих мужчин совершенно искренне принимает близко к сердцу, фактически живет интересами каждого из них. И как ее на всех хватает? Ну, она же современная, существующая в бешеном темпе, энергичная барышня (мечта феминисток!), ей на все хватает сил. «Но почему она их тратит на каких-то там мужчин? – возмутится некая феминистка, – вместо того, чтобы делать карьеру, влиться в общественную жизнь?!» И мы возвращаемся к тому, о чем уже говорили: кому-то от этого плохо? Кто-то несчастен? Наташа и ее мужчины идут по чьим-то головам? На все вопросы – ответ «нет». Так почему же это неправильно?

Казалось бы, «домостроевки» должны меня поддержать. Но вряд ли… Ведь у Наташи не один мужчина, а это противоречит домостроевским постулатам. И вообще – как-то неприлично все это… И опять я отвечаю вопросом на вопрос: кому от этого плохо?

Женщина, несущая радость, дарящая свет, согревающая, теплая, как оранжевое солнышко, сладкая, как оранжевый апельсин. Если ее света и тепла хватает на многих, если ее распирает от желания дарить и отдавать, если она полна любви и желания дарить эту любовь не только одному человеку, то почему, собственно, это неприлично и плохо? Не убеждена, что кто-то смог бы дать аргументированный и убедительный ответ на этот вопрос. Наташа порочна – но… почему?

Потому что, когда появятся дети, скажет строгий читатель, вся эта вакханалия может сказаться них. Как написал Михаил Жванецкий, давайте переживать неприятности по мере их поступления. Вот когда дети появятся, посмотрим. Что-то мне подсказывает: у такой натуры, как моя героиня, весь любовный пыл и желание заботиться и опекать тут же переключатся на них, на маленьких. И ее детки никогда всегда будут счастливыми, потому что у них будет удивительно любящая мама.


ЖЕЛАНИЕ ВЫЖИТЬ ИЛИ ОПРАВДАНИЕ ПОРОКА?


И снова я возвращаюсь к себе – любимой. Перечитав свой следующий рассказик, я так погрузилась в мою былую трясину, что чуть было не захлебнулась горькой гадостью. Пришлось немедленно возвращаться к нынешней реальности, вытаскивая себя за волосы из тягостных воспоминаний, отряхиваться, как пес после дождя, и чуть не до визга радоваться собственному сегодняшнему положению. Да-да-да! Следующий опус – опять и снова – про меня! Это ж как женщину колбасило, что она (в смысле, я) не постеснялась выложить на всеобщее обозрение собственную историю? Впрочем, кто мог об этом догадаться, ежели и мама родная не узнала в героине собственную дочь?


Идейный роман

Как это все началось? Может, в самый первый день ее, Лидиного, пребывания в больнице, в двухместной палате коммерческого отделения? Правда, сначала была операционная, а уж после отделанная деревом, чистенькая, похожая на хороший номер в хорошей гостинице, палата. Но – нет, нет и нет! Потом уже, размышляя над всем происшедшим, Лида поняла, что мысль-идея-чувство – вот именно такое трехголовое создание – поселилось в ее душе давно и, собственно, оно-то и привело ее к тому, к чему она пришла… А вот как давно это случилось – сказать сложно, да и, в сущности, не это важно.

«Оно» (трехголовое создание) не имело никакого словесного определения или другого обозначения, но уже давно вмешивалось в Лидино существование. «Он»о заставляло, например, внимательно прислушиваться к телефонным разговорам Гешки – мужа и отца ее детей, к его деловым телефонным переговорам.

– Ну так мы договорились, Сеньк! Значит, ты прямиком жмешь в контору, а я буду разбираться с растаможкой. Сеня, ищи клиентов, не финти! С каждой тачки мы имеем… Ну ты сам знаешь…

Потом Лида интересовалась:

– А что там, на таможне?

Гешка охотно делился:

– Машины крутых мужиков. Они везут иномарки, а мы их быстренько прокручиваем на таможне, потом оформляем как «фирмочные»… Дяди сильно на этом экономят, ну, и нам платят…

Гешка назывался менеджером и работал в фирме.

– Этим и занимается твоя контора? – недоумевала Лида.

– Да нет, ты же знаешь, мы оргтехникой торгуем, а это так… А чего это ты спрашиваешь? – вдруг недоумевал муж. – Боишься за меня, что ли? Если это и опасно, то только для владельцев тачек, не волнуйся!

– А я и не волнуюсь, – пожимала плечами Лида. Гешка не понимал, что Лида просто поражалась: чем это все кругом занимаются? Вот Гешка и его приятели: по тридцать пять уже мужикам, все с инженерными дипломами, а все Гешки, Сеньки, Васьки да Петьки. Все ищут «клиентов», которым что-то продают, во всяком случае, пытаются. Все – менеджеры. Теперь вот эти «менеджеры» богатым дядькам тачки растамаживают… Это что – профессия такая?

– Несешь ересь какую-то, – ворчал Гешка. – Я ж деньги зарабатываю! Может, не такие уж большие по нынешним временам, так не все сразу, Лид!

Елки, опять он не про то! У Лиды даже скулы сводило от такого ослиного непонимания. Впрочем, ослиным бывает упрямство, хотя – какая разница! Все равно Лида не могла сформулировать Гешке, что ее не устраивает. Не количество денег, это уж точно: во-первых, она вовсе не жадная до денег, а во-вторых, им вполне хватает… Но вот трехголовое создание никак не желало облечься в форму, понятную хотя бы самой Лиде. «Оно» свербило, билось, кусалось, ныло внутри своей хозяйки, не желая расшифровываться. Этакий неуловимый Джо, засекреченный Штирлиц, агент 007, засланный в душу шпионом неведомо откуда и зачем, и фиг узнаешь его настоящее имя.

«Оно» заставляло Лиду раздражаться на слова, произносимые Гешкой в телефонную трубку, – «растаможка», «проплата», «безнал». Глупые, гадкие слова, вообще не существующие в нормальном русском языке! «Оно» даже в супружескую постель залезло и навело там свои порядки: Лида все реже и неохотнее шла на близость с мужем, с которым прежде у нее была если не гармония в этом деле, то, во всяком случае, полное взаимопонимание. По крайней мере, их широкий полутораспальный диван никогда не был тесен. Теперь же Лиде хотелось отодвинуться от Гешки как можно дальше, и в результате она спала на самом краешке в ужасно неудобной позе.

– Лид, что происходит-то? – переживал Гешка. – Я что-то не так делаю? Ты скажи честно, киса моя, я сделаю, как ты хочешь, Лидушка, лапочка!

«Ну что ж, все-таки уже десять лет женаты, – думалось Лиде, – видимо, влечение прошло, секс для меня превращается в тяжелую обязанность, как для миллионов замужних баб, не считая таких, как Ирка. Ничего такого: тривиальное супружеское охлаждение. Жаль, что не взаимное…»

Ой, ведь так, да не так! Чувствовала Лида, что это трехголовая напасть без имени ворожит. Если б не «оно» – все шло бы по-прежнему.

А со стороны – отличная семейка, вполне обеспеченная (Лида может себе позволить не работать редактором технической литературы, тем более что и работы нет), дети славные: сын – отличник-первоклашка, дочка – домашняя цыпочка, кудряшка-малявка, певунья-красотка, очень на Лиду похожая. Квартира – прекрасная, родители – живы-здоровы, тьфу-тьфу, друзьями судьба не обидела. Чего тебе еще, живи и радуйся. Но вот сидит какая-то заноза, хоть тресни!

Так и гадать бы Лиде на кофейной гуще да выслушивать советы подруги Ирки про «заведи любовника, вот и успокоишься», если бы не гнойный аппендицит, который случился неожиданно. Впрочем, аппендицит – это всегда неожиданно…

Хорошо, что Гешка с Лидой знали, что в их округе при одной обычной больничке есть коммерческое отделение, где за недурные деньги им пообещали сделать операцию очень хорошо («У нас классные специалисты, не то что…”), обеспечить прекрасный послеоперационный уход в двухместной палате с телевизором, холодильником, душем и туалетом. Собственно, это и был самый принципиальный для Лиды момент – она абсолютно не выносила родныхсоветских восьми-двенадцатиместных палат с их грязью и вонью… Однажды, много лет назад, когда она навещала свою бабушку, сломавшую ногу, в день своего первого и последнего визита к ней в обычную районную больницу Лида выдержала в палате лишь пять минут. Потом она с трудом доплелась до туалета, где ее вырвало, буквально вывернуло наизнанку до самых кишок.

Loveушка для мужчин и женщин. Дамы, не глупите!

Подняться наверх