Читать книгу Гарантия взаимоуничтожения - Катерина Траум - Страница 1

Неспешно прокручивается стеклянная вращающаяся дверь, верхний свет хрустальной люстры бликует на золочёной раме. В просторный холл отеля «Берналь» входит высокий поджарый мужчина в расстёгнутом чёрном пальто. Лениво стряхивает с плеча снежинки, успевшие по дороге от машины украсить влажным блеском тщательно приглаженные каштановые волосы. Он ступает по полированной мраморной плитке так тихо, что девушка на ресепшен не сразу замечает его присутствие. Мужчина подходит ближе, складывает жилистые обветренные руки на стойку и сцепляет пальцы в замок. Администратор чуть поднимает взгляд от своих бумаг и вздрагивает, уставившись на перстень-печатку, который украшает мужской указательный палец. Выпуклая вензельная «Т», обрамлённая свернувшимся в кольцо драконом, и девушка тут же одаривает её обладателя широкой профессиональной улыбкой:

– Добрый вечер, мистер Тернер. Вы сегодня рано, – ох, как же смешно такое наигранное дружелюбие. Особенно, когда в глазах девушки отчётливо стынет страх.

За последние несколько лет Эйден привык вызывать такое чувство. Прошли времена, когда семейные реликвии стеснительно ютились в тумбочке, а носить в кобуре на поясе верный «Спитфайер»1 казалось диким и ненужным. Когда козырять своим положением не хотелось, а на тыльной стороне правой ладони не было ребяческих татуировок в виде черепа, сжимающего зубами шипастую ветку розы. Когда к нему обращались по имени – когда было, кому звать его без официоза.

– Привет, Лейла, – устало протянул Эйден, давя скучающий зевок. – Для меня ничего не оставляли?

– Нет, мистер Тернер, – чётко рапортует девушка, и по тому, как краснеет её одутловатое лицо, он понимает, как она нервничает. – Заходил Бейли, искал вас, но сообщений не передавал.

Эйден заинтересованно вскинул изогнутую бровь, но зажегшееся в антрацитово-серых глазах на долю секунды любопытство тут же угасло. Смуглое узкое лицо совсем не старого мужчины кажется застывшим и апатичным абсолютно ко всему вокруг: к этой дурочке за стойкой, к блеску золочёных дверных ручек и хрусталя, к стойкому ванильному запаху, которым в отеле пытаются перебить невыветривающийся налёт кубинских сигар.

– Бейли? Надо будет, позвонит, – отмахивается Эйден и отодвигается от ресепшен. – Если спросят, то я в баре.

И правда, было бы дело срочное, уже бы вызвали. А на всякое дерьмо каждой мелкой черножопой шавки абсолютно нет времени и желания шевелить хоть мизинцем. Только не надо вспоминать, что когда-то всё было иначе. Когда достаточно было полуслова от Сэма, и он летел сломя голову в любую Лондонскую дыру, чтобы встать с названным братом плечом к плечу против всего мира.

Туда, где сейчас старина Сэм, не проберёшься просто так. Только по расписанию свиданий Уандсворт2, только оставив дома оружие и сдав охране острые предметы. Сэму не шло отсутствие солнца и блёклый голубой цвет формы, придающий болезненность лицу. За два года оно исхудало и совсем разучилось улыбаться – и от бессилия что-либо исправить Эйдену всё чаще хотелось чувствовать в ладони рукоять Спитфайра. А ещё от чувства вины, грызущего его дряблые кости изо дня в день.

Он идёт в зал справа от приветственного холла, на ходу вытаскивая портсигар с тем же вензелем, что на печатке. В будний вечер в баре отеля пустовато, только парнишка-бармен и пара немолодых мужичков с пивом, сидящих за круглыми столами. Сегодня ещё тоскливей, чем обычно. Махнув бармену, разрешает налить себе бурбона: каждая крыса в подвале «Берналя» в курсе предпочтений своего принца. Эйден не утруждается снять влажное пальто, удобно устраивается на высоком стуле и неспешно закуривает сигарету. Один бокал, и поднимется к себе, чтобы как можно скорей провалиться в сон и закончить этот чёртов пустой день. Алкоголь нужен, чтобы сон был крепким – он не выносил, когда начинало что-то сниться. Потом по утрам приходилось идти в тренажерку и колотить грушу до седьмого пота и не потому, что любит спорт или хочет держать себя в форме. Потому что. Мать его. Надо. Ударить что-нибудь. Ведь сны всегда похожи друг на друга.

Жарко. Вокруг шумно свистят болельщики, размахивая синими флажками. Солнце готово поджарить взмокших парней на футбольном поле. Если бы не день рождения Сэма, рьяного фаната «Челси» – ни за что бы не потащился на стадион. Табло высвечивает обнадёживающее начало второго тайма и разгромный счёт 3:0, так что скоро всё это закончится.

Внезапно откуда-то сверху на колени проливается нечто отвратительно липкое, розовое и пахнущее клубникой.

– Чёрт! – Эйден вскидывает голову, намереваясь добавить в адрес криворукого обидчика словцо покрепче, но воздух резко выкатывается из груди длинным выдохом.

– Бога ради, извините меня! Я запнулась, я не специально! – что-то там лопочет белокурый ангел в ореоле солнечных лучей, уже протягивая ему салфетки. Круглое милое личико пропитано искренним раскаянием и пятнами смущения. Большие, по наивному распахнутые хрустально-голубые глаза словно смотрят в самую душу, лишая дара речи и принося прохладную ледяную свежесть в духоту стадиона. Звуки вокруг тонут, Эйден не глядя принимает из руки девушки салфетки.

– Ничего, мне всё равно не нравились эти джинсы.

«Зато нравятся ямочки на твоих щеках, девочка с запахом клубники».

Блядь, как это всё было глупо. Как наивно с его стороны было поверить ей сразу и без оглядки: эй, где твой нюх, мальчик-рождённый-занять-престол? Где была твоя волчья интуиция, когда ты позволил этой твари сесть рядом с собой на скамье и пригласил в кино, как тупой баран? О чём ты, твою мать, вообще думал, позволяя этим ресничкам восторженно хлопать на каждое твоё слово? И с каждой минутой превращать твоё существование в зависимость от блеска золотых кудрей, сладкого запаха её розовой помады и сверкающих блёсток аля-феечка Винкс, которые она рассыпала вокруг, едва появляясь в поле зрения.

Как ты вообще мог поверить, что она явилась спасти тебя из этой предопределённости, подобному блядскому ангелу.

Тонкие пальцы скользят вдоль плеча ниже, к ладони – щекотно, у неё острые ногти. Кожа покрывается мурашками, мышцы непроизвольно напрягаются: он далеко не качок, но его жизнь обязывает уметь реагировать на вторжение в личное пространство единственно верным путём, сжимая кулак.

– Расслабься, Эйден, – жаркий шёпот в ухо, похожий на кошачье мурлыканье. Обнажённое хрупкое тело прижимается к нему тесней, её бедро ненавязчиво проскальзывает к паху, и он прикрывает глаза, наслаждаясь моментом. – Что значит твоя татуировка? – женский палец невесомо очерчивает края черепа на сжатом кулаке.

– Только дурость. На спор набил, – признаётся он нехотя. Гордиться нечем, это не дракон, украшающий плечи: вот тот рисунок Эйден всегда любил. Знак его силы, его крови, его отца и наследия. Но сейчас ему не хочется обсуждать своё тело, гораздо интересней женское, уверенно накаляющее бархатистостью кожи, нежностью поцелуев в шею и крышесносным запахом клубники. – Ещё раунд?

– Ты проиграешь, Тернер, – звонко смеётся она, дразняще прикусывая мочку его уха.

Проиграл? Нет, хуже, во сто крат хуже. Убит, а не ранен. Полгода она сводила его с ума лишь звуком своего имени. Аннет, клубничная Энни. Превратила двадцатипятилетнего наследника половины преступного мира Лондона, некоронованного принца в кого-то, кто посмел надеяться. А как красиво сука заливала байку о том, что можно просто уехать! Что в Техасе её ждёт родной брат, и как только она закончит обучение в колледже, то первым делом купит им билеты в один конец. Её тогда не волновало, что получив вожделенное юридическое образование в Лондоне, в Америке она не построит никакой карьеры. Долгими ночами в верхнем люксе отеля «Берналь» этот ласковый голос шептал ему, насколько Аннет плевать на всё это. Что есть только они, и в Штатах у них будет новая жизнь, без драк, без оружия, без борьбы за место под солнцем и без выращивания травы по подвалам. Что она любит его. Что их встреча – судьба. Столько красивых слов, которыми она, подобно ведьме, отравила его изнутри, изувечила, подчинила.

Эйден верил, что солнце повернулось к нему сияющей стороной. Ради клубничной Энни готов был продать душу – в общем-то, он не подозревал, что эту штуку у него давно вырезали из груди маникюрными ножницами и теперь варят, как лягушку, медленно подогревая температуру. Сэм слал ему блюющего радугой единорога в десятках сообщений, но эти предупреждения попадали в плотную стену розовых очков. Как мальчишка. До дрожи. Нуждался в ней.

Торопится, не может попасть в ботинок, одновременно пытаясь застегнуть на поясе кобуру. Холодеет, когда понимает, что пистолета там нет.

– Что-то потерял, малыш? – Аннет выглядывает из спальни, и на указательном пальчике у неё висит за кольцо спуска блестящий серебристый Спитфайер. – Не надо оставлять эту штуку в моей квартире, ладно? – светлое личико обиженно морщится, и она укоризненно надувает искусанные за ночь губы.

– Прости, Энн. Случайно, – улыбается Эйден во все тридцать два, потому что на ней только целомудренное белое нижнее бельё, идеально подходящее алебастровой коже. И эти кудри до середины спины – куколка. Его кукла Барби, только с мозгами. – Твой будущий работодатель будет не в восторге от таких игрушек. Арестуешь меня вечером, госпожа коронный обвинитель?3

Эйден многообещающе ей подмигивает и демонстрирует готовые к аресту запястья. Аннет со вздохом подходит ближе и отдаёт ему пистолет, тут же пропадая в кольце крепких рук. Это их давняя шутка, и странно, что сегодня её это не посмешило.

Столько было звоночков, столько явных и скрытых сигналов – и все мимо. Сейчас, выкуривая за стойкой бара сигарету и запивая вкус табака бурбоном, даже вспоминать то время стыдно. Сэм, отец – да вся картель предупреждала его раз за разом. Не посвящать девчонку ни во что. Не делиться никакими делами. Не учить стрелять по банкам. Не брать с собой на общие сборища и ещё десяток «не», которые он нарушил. Но как можно было не рассказывать, где пропадал ночь, если клубничная Энни ждала его у окна, подобно верному Хатико? Не умел врать, не хотел скрывать правды.

Сегодня разбирались с заезжими гастролёрами из Уэльса, объясняли, что южный Лондон – наша территория для торговли травой. И нет, прошу, не надо мне ничем мазать костяшки.

Завтра планируем наведаться в подпольное казино, которое находится под крышей семьи. Собрать дань за свои недешёвые услуги. Да, Энни, я думаю вернуться до темноты.

Сэм и без меня справится, там всего-то и надо – прижать хвост одному вредному адвокатишке. Конечно, ты его не знаешь. Конечно, никто никого не убьёт.

Кретин. Спустя два года ругать себя поздно. Она дождалась удобного случая: Эйдена не было в городе, отец послал на закупку оружия в Манчестер. И вот, когда информации стало достаточно, сука с милой улыбкой пришла в полицию и рассказала всё, что узнала за время, пока грела постель принца. Где у картели склады и с кого стригут дань, кто поставляет оружие и кто сбывает траву по клубам. Странным образом обогнула лишь саму семью Тернер, отца и сына, но вот на всех остальных начались облавы. И когда Эйден вернулся в город, Сэм уже грел задницей нары, зато собственный люкс в «Бернале» порадовал девственной чистотой. Барби унесла все блестки с собой, не оставив ничего, кроме сладкого запаха клубники и дорогих духов, подаренных им на Рождество.

Они могли нести любую чушь – верить не хотелось до последнего. Телефон отзывается механическим «абонент не абонент» на все жалкие попытки в тысячный раз позвонить ей. Последняя надежда – её квартира, в которую он грубо вламывается, умело поддев замок самодельной отмычкой из брелока.

– Энни?! – не слышит из-за гула крови в ушах, что срывается на крик, пока вваливается в тесную комнатку студентки. Юристка… Она училась не зря. Собиралась пойти максимально далеко. И корона оценит её блядский подвиг! – Энни!

Комната, кухня, балкон, шкаф. Пусто. Ни одного платья на вешалке, нет зубной щётки в ванной. И только зеркало над раковиной радует наконец-то найденным посланием розовой губной помадой:

«Прости».

– Энни, – безнадёжный тихий стон, признавая неизбежность случившегося. Вспотевшая спина прислоняется к стене, глаза бессовестно печёт. Хрупкий счастливый мирок разбивается вдребезги, и наконец-то розовые очки падают на холодный кафель. Бездонность собственного идиотизма накрывает волной, горло туго сжимается, так сильно, что не вдохнуть. Она – не ангел спасения. Она – демон его краха. Хитрая расчётливая тварь, запустившая когти в грудь, а теперь разодравшая лёгкие хрипом боли и отчаяния. Мерзко. Предательство бьёт наотмашь, и поздно рвать с головы волосы. В повисшей тишине ванной комнаты слышится мурлыкающий шепот в шею: