Читать книгу Мамочки и папочки - Катрин Корр - Страница 4

Бутерброды, приготовленные Элиной, сложены в пирамиду. Белая тарелка с ними стоит в центре прямоугольного стола со сверкающим глянцевым покрытием, в котором отражается не только высокий потолок, но и лица присутствующих. Синие глаза моей подруги, что сидит во главе стола, ошарашено бегают из стороны в сторону, словно несколько минут назад она случайно разбила одну из моих любимых ваз, а теперь гадает, удалось ли ей тщательно замести следы своего преступления. Самозванец и я молча сидим друг напротив друга. Злая полуулыбка на его выразительных губах дает ясно понять, что именно он обо мне думает.

– Берите бутерброды, – осторожно предлагает нам Элина. – Вкусные получились.

Она хотела уйти в свою комнату, как только я сказала ей, кем этот мерзавец представился, посчитав, что нам есть о чем поговорить наедине. Но я попросила её остаться, потому что не сомневаюсь, что он лжет. Уж не знаю, что ему известно о наших делах с Янисом и откуда эта информация вообще взялась, но я не собираюсь оставаться с ним один на один. Этот Витан похож на снежную гору, вершина которой навсегда останется недосягаемой. Ледяной взгляд просчитывающий, собирающий множество деталей, чтобы сложить из них что-то идеальное и подходящее исключительно под его видение мира картинку. Бескомпромиссность и упорство, с которым опасно соперничать, читается в острых чертах его сурового лица. Ничего общего с добросердечным и располагающим к себе Янисом. Какой к черту брат?

– Благодарю, я не голоден. Но я очень нуждаюсь в объяснениях, поскольку для меня стала полной неожиданностью новость о том, что мой младший брат, скончавшийся пять лет назад от опухоли головного мозга, оказывается обзавелся то ли семьей, то ли чем-то подобным, спрятал её у нас под носом, и поделился своим добротным имуществом с какой-то девицей, которая волшебным образом оказалась рядом с ним в сложный период его жизни. Есть идеи, варианты?

– Допивай свой кофе и катись к черту.

– Ты наверное отлично поешь, да? – оглядывает он меня. – И в эти волшебные песни Янис влюбился без оглядки. Думаешь, я самозванец?

– Я это знаю.

– А я знаю, что ты мошенница, – заявляет он с пугающей уверенностью, – которая однажды воспользовалась нестабильным эмоциональным состоянием моего брата и подтолкнула его к совершенно аморальным действиям.

– Что-что сделала? – не верю собственным ушам.

– Дай угадаю, как это было? Ты обслуживала его в том баре, где работала официанткой. Заметила его болезненный вид, слово за слово и вот он рассказывает тебе о своем диагнозе. Ты видишь, на какой машине он приехал, как дорого он одет и думаешь, а почему бы не пожалеть бедолагу? Поёшь, поёшь и вот, он вдруг изъявляет желание заделать этому миру ребенка, чтобы после него осталось целая маленькая большая жизнь. А этой жизни нужно расти, развиваться, учиться. Простая официантка двадцати двух лет, которую отчислили из университета, не потянет столько расходов. «Наверное, будет лучше, если всё, что я создал и заработал, отдам ей. Не семье, в которой есть родители, дяди и тети, не сиротам, не бездомным, не больным детям, а ей – официантке, которая с радостью родит от меня ребенка». Так думал Янис?

Я сейчас задохнусь. Паника заворачивается, как кромка разрушительной волны и затягивает меня в себя. Откуда ему известно о моем отчислении и кем я работала? Даже, если об этом поведал Янис, какого черта этот тип заявился сюда спустя пять лет?

– Неужели ты и впрямь думала, что у него нет семьи? Что у такого человека, с такими возможностями никого нет?

– Я и сейчас в этом не сомневаюсь. Иначе бы его родственники пришли оббивать пороги моего дома как минимум пять лет назад. Но что я вижу? Ко мне явился какой-то мужик, называющий себя старшим братом Яниса, которого вдруг оскорбил тот факт, что ему не достались его денежки. Пожалеть тебя? Дать платочек?

– Тут ты права, – усмехается он. – Я больше похож на одного из его друзей, которые, скажем, потерпели неудачу в бизнесе и очень нуждаются в деньгах. Почему бы не воспользоваться наивностью молодой девушки и не отжать у нее приличную сумму? Запугать её. Довести до ручки. – Мой желудок сейчас разорвется от ужаса. Элина наступает на мою ногу, будто говорит мне держаться. – Но видишь ли, я не один из его жалких дружков. Я его родной старший брат, – выговаривает он каждую букву. – И три дня назад в день его смерти мне пришло письмо, написанное рукой Яниса, в котором он рассказывает о тебе и вашей сделке: ты ему рожаешь ребенка, а он обеспечивает тебя на всю оставшуюся жизнь.

Не могу в это поверить. Отказываюсь в это верить! Нервный смешок вырывается из меня, как перья в разорвавшейся подушке.

– Покажи мне это письмо, – говорю, оборонительно сложив руки.

– У меня его с собой нет.

– Разумеется! – усмехаюсь я, поерзав на стуле. – Пришел сюда качать свои права и забыл прихватить единственное доказательство своих слов.

– Доказательством моих слов служат факты о тебе и твоей жизни до встречи с моим братом. Откуда бы мне стало о них известно? Ты погрязла в проблемах. Тебе двадцать два, твой парень набрал на тебя кучу кредитов и смылся. Из университета тебя отчислили, потому что платить за учебу стало не чем. Тебя выселили из квартиры и ты слонялась по общежитиям, где жили твои сокурсницы и подруги, – смотрит он на обалдевшую Элину. – Так ведь было?

– Что тебе надо? – спрашиваю резко. Нападаю визуально. Набрасываюсь! – Чего ты хочешь? Денег, которые тебе не достались?

– Мне нужна справедливость. Я не переношу пресмыкающихся. Знаешь, кто это такие? Они палец о палец не ударят, но ведут себя так, будто не разгибая шеи работали днями и ночами. Они покупают дорогое жилье не за свои деньги. Машины. Путешествия. Даже домики на дереве. Потому что попросту не знают, как заработать их в достойном количестве. И потому они преуспевают во лжи. Готовы даже плодиться ради бумажек.

– Попридержи-ка свой язычок, мачо! – вспыхивает Элина. – Мне казалось, я видела многое, но чтобы…

– Ребенок! – заявляет Витан, будто в этой комнате есть только мы вдвоем. – Это всё, что мне нужно. Можешь оставить себе этот дом, машину, что стоит во дворе и всё то, что мой брат по глупости переписал на тебя. У вас ведь была сделка: ты ему ребенка, а он тебе свое состояние. Второе остается у тебя, а первое ты отдаешь его семье. Всё честно.

– Если ты сейчас же не уберешься из моего дома, я позвоню в полицию. Я тебя не знаю. Обманным путем ты втерся в мое доверие и оказался в моем доме, после чего стал нести чушь. Она меня пугает. Я понятия не имею, каковы твои помыслы и на что ты способен. Я мать-одиночка, которая пять лет назад забеременела с помощью ЭКО и это решение было осознанным. Кто ты такой – знать не знаю. Мое финансовое состояние, социальное положение и в принципе личная жизнь не твоего ума дело. Для меня ты не более, чем сумасшедший, сбежавший из психиатрической лечебницы, который почему-то возомнил себя родственником моего друга, который, к несчастью, умер. Так что засунь свои жалкие запугивания сам знаешь куда. Вали.

Оценивающий взгляд обрамляет недобрая ухмылка. Несколько минут назад я едва ли сбивала дрожь внутри, но стоило только услышать упоминание о Мари, как материнский инстинкт в одно мгновение оснастил мою оболочку острыми шпагами.

– Попробуй сказать хоть ещё одно слово о моей дочери, и останешься без глаз, – говорю угрожающим полушепотом.

– Мамочка? – раздается сонный голосок Мари. Доспехи тут же слетают с меня, пламя ярости затухает под натиском самых прекрасных чувств, что я когда-либо испытывала. Обнимая своего замусоленного дельфина, Мари стоит в проходе и смотрит на всех нас нездоровыми глазками. – Мамочка, мне плохо.

Громко отодвинув стул, бросаюсь к ней. Падаю на колени, оглядываю побледневшее личико. Только собираюсь спросить, что именно её беспокоит, как у Мари начинается рвота. Убираю волосы за спинку и тихонько приговариваю, что всё хорошо, бояться нечего. Но малышка рвет и плачет, потому что ей страшно.

– Что мне сделать? – шепотом спрашивает Элина над моим ухом.

– Возьми большое полотенце из шкафа в гладильной, и просто накрой здесь всё, а я потом сама уберу. Мари очень горячая, – говорю, с тревогой глянув на подругу. – Вызову врача из клиники. Вдруг вирус какой-нибудь…

– Я сама всё уберу. А вы поднимайтесь!

– Мамочка, – хнычет Мари, прижимаясь ко мне. Она вся дрожит, жар её тела обжигает мне кожу. Стараюсь не впадать в то кошмарное состояние, когда не чувствую ничего, кроме полной беспомощности и непонимания, как помочь своему ребенку. – Мамочка, у меня болят пальчики. И ручки. И ножки.

Подхватываю её на руки и поворачиваюсь к перепуганной Элине.

– Вызови скорую, – прошу шепотом. – Скажи, что у ребенка высокая температура и рвота. Мы пока умоемся и переоденемся…

Тревога крадет слова. Целую малышку в волосы, прижимая её обессиленное тельце к себе. Каждый раз, когда она болеет, я мысленно задаюсь вопросом – почему она, а не я?

– Конечно! Не беспокойся! Я всё сделаю!

Иду к лестнице, осторожно, но быстро поднимаюсь по мраморным ступеням, приятно охлаждающим горячие ступни. И только, когда заношу Мари в свою в ванную комнату, вспоминаю, что совсем позабыла о наглом самозванце, который всё это время молча сидел за столом.

– Моя маленькая, – лаского шепчу ей, осторожно усаживая на стул. Отрываю пару тканевых салфеток из рулона, смачиваю их теплой водой и аккуратно протираю любимое личико. Мари отстраняется, нижняя губка вздрагивает. – Тебе плохо, солнышко?

– Я не хочу больше! – рыдает она и сквозь слезки смотрит на унитаз.

Ещё один приступ рвоты. Не могу не спросить снова: почему она, а не я?

* * *

– На море были? – спрашивает врач скорой помощи, после осмотра Мари. Жаропонижающее сработало быстро. Малышка быстро заснула, и мы спустились в гостиную. – Сегодня или вчера?

– Вчера, – отвечаю, беспокойно следя за движением шариковой ручки между её пальцами в белых перчатках. Женщина в ярко-синем медицинском костюме и маске на лице, бегло заполняет неведомый мне документ с данными Мари. – Но мы ничего и никогда не покупаем на пляже. Еду всегда берем с собой.

– Вы не первые с подобными симптомами. Прошлым летом было то же самое: резкое повышение температуры, тошнота, рвота, сыпь на коже. В основном заражаются дети. Вчера как раз были на вызове по тому же поводу. Через пару улиц от вашей. Отец с дочерью рано утром пошли на пляж, а уже к обеду оба слегли. Вы себя как чувствуете?

– Обыкновенно. Нормально.

– Для профилактики пропейте вот этот порошок, – записывает она название и дозировку на серой бумажке. А потом смотрит на Элину рядом со мной и хмурого мужчину, который всё ещё находится в моем доме. Подняв одну бровь, женщина добавляет: – Пропейте вы все. Хуже не будет. А если всё же почувствуете недомогание, тогда следуйте вот этому перечню.

– Как долго это будет продолжаться? – спрашиваю, переминаясь с ноги на ногу.

– Обычно на второй день рвота и температура проходят. В любом случае, если будете видеть, что ребенку становится хуже, вызывайте скорую. Обильное питье, свежий воздух и крепкий сон – лучшее лекарство от любых болезней.

– Теперь и на пляж опасно ходить, – озвучивает Элина мои мысли.

– Это не так. Вирусы есть везде. Но сегодня они здесь, а завтра они где-то там. Возьмите, – вручает мне письменные рекомендации. – Советую сварить куриный бульон. Когда девочке станет лучше, она обязательно захочет поесть. И пусть это будет что-то легкое для ослабленного желудка.

– Да, конечно. Так и сделаю. Большое спасибо.

– Я проведу вас, – говорит Элина и указывает мне глазами на Витана. Мол, пора бы уже с ним что-то решать.

Мой затылок горит огнем, чувствую на себе испепеляющий взгляд темных и безжалостных глаз. Но, когда разворачиваюсь к наглому подлецу, возомнившему о себе не бог весть что, он смотрит на меня в подозрительно-молчаливом спокойствии. Подперев правой рукой квадратный подбородок, он продолжает анализировать меня, совершая записи исключительно в своей голове. Широкий кожаный ремешок серебристых часов идеально облегает запястье правой руки, и к беспокойству о дочери снова примешивается это угнетающее всю меня чувство скорейших перемен.

– Уходи, – говорю тихо, но не менее угрожающе. – Немедленно.

– Понимаю, – говорит он низким голосом, не убирая руки от лица, – тема серьезная, а время неподходящее.

– Подходящего никогда не будет.

Витан вскидывает широкие брови, будто я говорю полную чепуху, и неспешно поднимается на ноги. Поджав губы, он обводит сканирующим взглядом большую, но уютную кухню, потом гостиную в песочных тонах, светлые деревянные стулья за обеденным столом… Кажется, будто он представляет, как проходит каждый наш день в этом доме. Как мы завтракаем, смеемся, смотрим кино и мультфильмы, как печем пироги и наряжаем ёлку к новогодним праздникам. По правде говоря, ещё чуть-чуть и меня стошнит от ужаса.

– Я заеду через пару дней. Надеюсь, к тому времени твоя дочь поправится, потому что я очень хочу познакомиться с ней. А нам с тобой нужно поговорить.

– Ты не приедешь сюда больше, – отвечаю, не боясь смотреть ему в глаза. – И знакомиться с моей дочерью не будешь. Ты чужак. И я имею полное право написать заявление в полицию, поскольку считаю, что неизвестный мне человек представляет опасность для нас с дочерью. Я не знаю, что ему нужно от нас. Я вижу его впервые. И нас с ним совершенно точно ничего не связывает.

– С тобой нет. А с Мари – да. Мы родственники. Так что, не такой уж я и чужак. А ещё у нее есть бабушка и дедушка, которые прилетят сюда первым же рейсом, как только узнают о её существовании. Как и другие родственники, а их очень много. Не думаю, что ты будешь счастлива, когда все они заявятся сюда. Поэтому перестань разбрасываться дешевыми угрозами и побереги свое и мое личное время.

– Никакой ты ей не родственник! Ты никто!

– До встречи, Лея, – усмехается Витан и невозмутимо покидает мой дом.