Читать книгу Капля духов в открытую рану - Катя Качур - Страница 13

Дарья Сергеевна вернулась в Н-ск в воскресенье, и с вокзала заехала к сестре мужа. Однако выяснилось, что Катюша к тете даже не переезжала, осталась с отцом в родной квартире. Дарья Сергеевна, медля, открыла ключом замок своей двери, и встала на пороге. Из кухни пахло грибным супом и гренками, пол был перекрашен свежей краской, на стенах – новые обои с пальмовыми листьями. Из комнаты торпедой, заливаясь и виляя хвостом, вылетела болонка, вышли недоуменные Катюша и муж. Дарья Сергеевна не давала телеграммы, а домашнего телефона у них не было.

– Мама? Все в порядке? – Катюша с Юрием, казалось, были разочарованы, – как Славочка? Что с ним?

– Да все хорошо, я просто соскучилась по всем вам…

Они обнялись, Дарья Сергеевна отметила, что от мужа не пахнет перегаром, он выглядит упитанным и посвежевшим. Сели обедать, Катюша восхищалась маминым изумрудным платьем, не замолкая, рассказывала, как они с папой делали ремонт, как папа устроился слесарем в ЖСК, как они купили почти новый диван у соседей, как она выходит отличницей в полугодии, как Сеня, болонка, перенесла отит, как папу приглашают на частные вызовы и платят вдвое больше, чем на работе. Дарья Сергеевна не ожидала такого всплеска жизни и позитива в ее отсутствие. Растерялась, ела Катюшин суп, отмечая, что он гораздо вкуснее того, чем питались они в Москве. Потом переоделась в домашнее, села на новый диван, затосковала.

– Катюш, а может, махнем к Славочке на каникулы?

– К Славочке? А можно? – Катюша по-детски запрыгала, подбросила вверх плюшевого зайца, поцеловала отца и бросилась обнимать Дарью Сергеевну.

– Так, и я бы к сыну съездил, – неуверенно ввернул муж.

– Точно, поехали все вместе! – Катюша разрумянилась от радости и возбуждения.

– Да, Юр, ну где мы там вместе жить-то будем? Да, и с работой у тебя все наладилось, оставайся, успеем еще вместе-то.

Муж махнул рукой, и пошел на кухню обвисшей походкой: приехала, твою мать…

За неделю до Нового года Славочка встретил недалеко от Гнесинки Филизуга. Они не виделись почти месяц, и Славочка нашел Филиппа Андреевича веселым, но похудевшим. К своему удивлению, он вообще забыл о существовании учителя, настолько всецело захватило его бытие в общаге и студенческая жизнь в целом.

– Пойдем, у меня два билета на потрясающую израильскую труппу, – скомандовал Филизуг, – танцы, мой мальчик, танцы, которых ты еще в своей куцей жизни не видел.

Славочка выдохнул. Он мечтал свалиться на кровать, положить на живот теплого Варфоломея, пока Костик совершал ночные подвиги, и заснуть пораньше. Но Филипп Андреевич энергично взял его под локоть.

– Я расписал программу на три месяца вперед, у нас с тобой море концертов, встреч, спектаклей и незабываемый ночей, мой друг.

– Фил, я валюсь с ног. Через неделю годовой концерт, прослушивания, выступления, и вообще я хочу 30 декабря вырваться в Н-ск.

– Мальчик мой, забудь об Н-ске, ты приехал покорять мир, а не мотать сопли на кулак.

Они сидели в душном, переполненном зале. Под неритмичную музыку открылся занавес, девушка в черном купальнике начала биться в конвульсиях: выламывала руки, шла на полупальцах, вывернув колени, запрокидывала голову так, будто шея была перерезана в области горла и моталась на одном лоскутке кожи, касаясь затылком спины. Славочку передернуло, он посмотрел на Филизуга, затаившего дыхание. Ученик попытался пристроиться на чехол от скрипки, которая лежала на коленях, и заснуть, но Филипп Андреевич толкнул его в бок:

– Смотри, какая новизна формы, какая пластика!

Славочка сделал усилие, чтобы сосредоточиться. На сцену вышла, точнее, выползла группа женщин и мужчин в обтягивающих купальниках, и так же выламываясь, будто им перебили суставы, показывала что-то похожее на предсмертные конвульсии. Славочка вспомнил репортаж с чеченских полей, когда взрывом снаряда у солдата оторвало обе ноги и руку. Он был еще жив, от шока не понимал, что произошло, и пытался бежать, двигая окровавленными остатками конечностей. На сцене происходило нечто похожее. Но к войне это не имело отношения. Танцовщики изображали любовные однополые страсти, отчаянье, неприятие обществом, крах желаний. Славочка резко закрыл руками рот, понимая, что сейчас его вырвет. Зажмурил глаза. Это была эстетика болезни в самой гнойной ее стадии.

– Фил, пойдем, прошу тебя! – прошептал он, сдерживая подкатывающий изнутри комок, – тебе придется за мной убирать.

Филизуг, придерживая Славочку под локоть, протискивался по ряду вдоль шикающих зрителей, крайне недовольный.

– А тебе все бы на хороводы в кокошниках смотреть, провинциальная девочка! – отчитывал он бледного Славочку, еле стоявшего на ногах, – современное искусство нужно уметь понимать.

– Фил, отпусти меня домой.

– Что есть твой дом? Общага? С каких это пор?

– Мне там хорошо. От меня никто ничего не требует.

– Не говори ерунды, – Филизуг поднял руку, частник-бомбила плавно остановилось у бордюра, – к лету мне дадут квартиру с видом на горизонт, и мы переедем туда.

Он запихал измученного голодного Славочку в такси и повез в коммуналку на Староконюшенный.

– Покажи мне, как твоя левая рука, не пережимаешь? – они сидели в комнате на диване после бутербродов с чаем, приготовленных Филизугом на скорую руку.

– Фил, ты реально считаешь, что я, проснувшийся в семь утра, сейчас, в 12 ночи, буду тебе играть?

– Хочу еще посмотреть на твое спиккато12, пробегись по «Полету шмеля» прямо с начала.

Славочка послушно встал, достал скрипку, размялся по децимам13, прошелся по полутонам хроматической гаммы, и взлетел июльским полуденным шмелем так, будто был сытым и отдохнувшим на морском побережье.

– Кто с тобой работает? Ты мне нравишься, – удовлетворенно закивал Филизуг.

– Варфоломей.

– Новый преподаватель?

– Кот. Он дико не любит, когда передавливают звук. Сразу начинает кричать «мавооо», – Славочка изобразил Варфоломея, обратно закрывая кофр, – его Костик спас от смерти, очень хороший педагог оказался. Кстати, сегодня была моя очередь покупать ему кильку. А теперь иди на хер, Фил…

Славочка прислонился к подушке и в секунду уснул. Филизуг долго смотрел на его лицо. Провел рукой по волосам.

– Какой же ты еще ребенок…