Читать книгу Когда мне было больно - Катя Малая - Страница 3

6 октября, 2014. 30 недель

Я часто говорю, что моя сегодняшняя жизнь похожа на дешевый мексиканский сериал. Тот, который показывают в пять часов вечера, с невысоким рейтингом. Сериал настолько примитивный и предсказуемый, что все вокруг плюются и ругают его за банальный сюжет, но смотрят, если и не в пять вечера (потому что это вообще самое неудобное время суток, чтобы смотреть сериал, а уж тем более, если смотришь ты его тайно), то уж при повторе в 9 утра непременно, как бы случайно оставляя телевизор на нужном канале…

Сюжет сериала прост: главная героиня Антуанэтта приезжает в большой город, скажем, из Наукальпан-де-Хуаре, куда-нибудь в Экатепек-де-Морелос (было бы правильнее, если б она переехала в Мехико, но Экатепек-де-Морелос звучит лучше).

Антуанэтта молода, красива и влюблена в мужественного (тоже молодого, правда) Пэдро-Хуэля, и именно благодаря ему (или из-за него) они и переезжают из маленького Наукальпан-де-Хуаре (где познакомились незадолго до переезда) в большой Экатепек-де-Морелос. Экатепек-де-Морелос популярен своими ветреными холмами, поэтому именно здесь, как нигде, Пэдро-ХуЭлль хочет жить и учиться. Ведь он мечтает работать на ветряных мельницах! Антуанэтта тоже не жалуется. В ее профессии (она шьет мешки для хранения муки) город не важен, а уж такой, где много мельниц и муки, ей и вовсе на руку. И живут они хорошо, со своими трудностями, но все как полагается – из первой маленькой съемной квартиры переезжают в квартиру попросторнее, потом родители покупают им их первое гнездышко, где они делают ремонт и создают невероятный уют. Пэдро-Хуэль учится, Антуанэтта во всем его поддерживает, иногда в ущерб своим интересам даже… Мы, зрители, смотрим это все и нам даже немного противно, что все у них складывается слишком гладко. Только ругаем Антуанэтту, что ради мира в семье и карьеры мужа она бросает свое дело, не Бог весть какое, но свое! Свое первое дело в большом городе. Но мы прощаем ей все: не ради себя же бросает, во имя семьи!

Так они и живут. Пэдро-Хуэль медленно, но верно двигается по карьерной лестнице, Антуанэтта, как преданный пес, всегда с ним, всегда за него, всегда рядом.

И вот наступает в жизни Пэдро-Хуэля такой момент в карьере, когда у него впервые появляется своя собственная ассистентка. Ого, думают они. Статус, зарплата, ассистентка. А тут и Антуанэтта радует зрителя: они ждут своего первого ребеночка. И все становится неинтересно, даже можно заканчивать первый сезон… Но продюсеры и режиссеры всегда заканчивают сериалы открытыми, даже с плохими концами, чтоб потом можно было снять продолжение…

Поэтому ассистентка у Пэдро-Хуэля попадается коварная женщина, Урсула-Жопордина. Урсула-Жопордина врывается в их жизнь и привораживает Пэдро-Хуэля, еще вчера строившего планы по поводу своей семьи и светлого будущего… Он влюбляется, плюет на Антуанэтту, их любовь и дружбу, совместного ребенка, пройденные годы, и бежит следом за Урсулой-Жопординой.

Мы все убиты горем. Но не сильно переживаем, потому что банальность ситуации зашкаливает – молодая пара, первая беременность, успехи на работе, личная ассистентка… Даже президент Соединенных Штатов Америки попадался в такую ловушку, что взять с простого Пэдро-Хуэля.

Драма, драма, драма. Антуанэта в печали, Пэдро-Хуэль растерян, потому что, вроде, и Антуанэтта ему не чужая, и дочка у него на подходе… А тут Урсула-Жопордина хвостом виляет, ужины ему готовит, с работы ждет. Все банально. Но жизненно, поэтому мы продолжаем смотреть эту чепуху.

…Моя учительница йоги смеется:

– Хороший сериал у тебя получается. Но может это только середина первого сезона?.. Еще не все кончено?

– Может, – соглашаюсь я. – Нам же всем интересно, как Антуанэтта справится со своей ситуацией. И мы все верим и хотим, хотя еще не знаем, правильно ли это, прощать такое предательство, чтобы Пэдро-Хуэль вернулся домой, а Урсула-Жопордина была разоблачена в своих намерениях!

– А знаешь, – говорит Нина, – В таких банальных, как ты говоришь, сериалах, обычно очень и очень банальные концовки. Именно поэтому мы их и смотрим. Мы же все знаем, что на самом деле Антуанэтту ждет любовь, новый принц… Она из всего выкарабкается, родит здорового ребеночка. Еще будет идти по улице, ветер будет развевать ее волосы, проезжающие машины будут сигналить, прохожие сворачивать шеи… А она идет такая, красивая, уверенная в себе, сильная и счастливая!… Такие сериалы только так и заканчиваются!

Да, думаю я. Сериалы именно так и заканчиваются. Но моя жизнь – не сериал, что идет по местному телеканалу в пять вечера. У меня жизнь. Прайм-тайм. Самое дорогое время эфира…

6 мая 2020

Элль 5,5 лет

Я решила достать свои старые дневники и все перечитать. Как часть своей терапии, как проверка на старые триггеры – интересно, а в этом месте у меня все еще болит сердце или уже отпустило?

Перечитываю какими-то урывками, вот первые недели беременности, вот последние…. Испытываю к себе какую-то жалость. Недобрую такую жалость. Почему я была такая жалкая? Надо все эти записи стереть, никому не показывать, никогда не рассказывать. Надо показывать свои сильные стороны. Ну, а уж если не самые сильные, то явно не вот эти – это какой-то прошлый век. Я же сильная и независимая женщина. Что за сопли? Что за слюни…

Убираю дневник.

Вчера меня пригласили провести занятие йогой в женском убежище, куда приходят женщины, пострадавшие от насилия в семье. Даже еще страшнее – которые сейчас страдают от насилия, а это убежище – секретное место, куда они ходят получить консультацию, мотивацию, плечо, на котором можно поплакать.

И вот я сижу перед ними на матрасе для йоги. Передо мной сидят восемь женщин. Четыре арабки, с трудом говорящие на иврите, одна филиппинка и еще три израильтянки. Женщины не особо улыбчивые, сидят настороже, недоверчивые… Оно и понятно: кто я такая, откуда пришла, почему тут. Адрес этого убежища нельзя найти в интернете, мне его продиктовали и просили никому не говорить. Я не скажу. Но они-то этого не знают…

Я делаю с ними йогу. Я говорю на иврите и на английском, чтобы арабки тоже могли что-то понять. Но этого недостаточно и меня переводят и на арабский тоже. Мы дышим. Становимся в разные асаны. Я выбрала для них самые жизнеутверждающие – мы делаем стойки Воинов, и я напоминаю им, сколько в них есть силы.. Асана Дерева, у дерева есть чему поучиться – стойкости, силе, спокойствию. Сезоны сменяются, дожди и зной, даже ураганы и снегопады, а дерево стоит. Потом растяжки и упражнения на гибкость, все для того, чтобы забрать практику отсюда, с матраса йоги, и перенести в свою жизнь.

Мы делаем медитацию – на то, чтобы зажили раны. Еще на новые силы.

И снова дышим. Наполняем каждую клеточку тела кислородом. Выдыхаем все, что больше не сослужит нам добрую службу.

Закрываем глаза и слушаем тело. Как оно себя сейчас чувствует?

Одна арабка плачет. Я смотрю на нее и говорю:

– Тебе можно плакать. Ты в безопасности.

Я вспоминаю, как была на четвертом месяце беременности и узнала, что мой муж любит другую женщину. Я ходила на уроки йоги и плакала почти все занятия напролет. Смотрю на эту женщину передо мной и тоже хочу плакать.

Хочу рассказать им свою историю, сказать, что бывает очень страшно, очень больно, но все это как-то проходит. Что есть жизнь после развода. Что есть жизнь после разбитого сердца. Что это не стыдно – быть сейчас уязвимой, в слезах и соплях, такой несобранной… И не надо себя оправдывать перед другими. Принято считать, что разбитое сердце – это чепуха, это проходит. Вот болезнь – да, из-за болезни можно расстраиваться, плакать, искать и просить помощь. А когда болит душа – надо собраться, надо взять себя в руки, надо думать о хорошем…

Вечером снова достаю свой старый дневник. Буду перечитывать. Я в нем жалкая. Разбитая. И даже – глупая. А еще – беременная. Еще – наивная. Но это была я.

Думаю: ну вдруг моя история кому-нибудь поможет? Ну хотя бы кому-то. Возможно, моей родной дочери? И этого уже будет достаточно.

Когда я была маленькая, моя мама рассказала мне такую историю – как-то раз она, будучи тоже девочкой, смотрела новости со своим папой. В новостях рассказали о какой-то катастрофе и сообщили, что есть одна жертва. Один человек погиб. Моя мама пожала плечами и сказала папе:

– Подумаешь! Один человек! Ради этого передают новости на всю страну?

– А если бы этот один человек был твой папа? – ответил мой дедушка.

Что если я смогу сделать что-то хорошее хотя бы одному человеку своим рассказом?.. Я хочу попробовать.

Израиль.

…На пляже мало людей. Будний день. Несколько бабушек со своими внуками, пара пожилых мужчин с газетами и сканвордами, один русский на лавочке с недопитой бутылкой водки, две девушки, которые жарятся на солнце уже второй час… И одна молодая пара. Они сидят в море и нежно целуются. Им около восемнадцати, а может, и меньше. Изредка они отрываются друг от друга и улыбаются друг другу. А потом целуются с особым вдохновением, словно их сейчас отнимут друг у друга… Я стараюсь не пялиться на них слишком откровенно, но не могу сдержать улыбку и слезы, глядя на них, таких счастливых и красивых, потому что влюбленных.

Когда-то на этом же самом пляже, на пирсе, мы тоже впервые поцеловали друг друга. Это был мой двадцатый день рождения. За десять дней до него мы познакомились. Он утверждал, что я свалилась на него с небес, как ангел. Я просто неожиданно приземлилась рядом с ним в театре. Я старалась пройти незамеченной, потому что опоздала на спектакль, в котором играла моя мама. Еще минуту назад в зале была темнота и рядом с ним никого не было, и вот внезапно я очутилась в соседнем кресле.

Потом он часто говорил, что когда увидел меня, сразу подумал: «Как странно… Возле меня только что села моя будущая жена.»

В мой день рождения мы сидели в кафе. Я заказала шоколадный торт и горячий шоколад. Он всегда потом вспоминал этот заказ:

– Как можно было заказать шоколад с шоколадом? Я думал, ты шутишь!

Я сама не знаю, почему заказала такую странную комбинацию. Если честно, до этого я редко бывала в ресторанах. Илан первый, кто приглашал меня обедать и ужинать в рестораны с поводом и без… Я всегда думала, что рестораны – это по праздникам. Но вместе с Иланом мы ходили в рестораны каждый день: одна кухня, другая, третья… Когда мы только познакомились мы могли позавтракать в ресторане одного города, а поужинать уже в другом месте! Я восхищалась его спонтанностью, умением наслаждаться едой и так легко тратить деньги…

После того, как весь организм наконец был наполнен шоколадом, мы поехали на море, на этот самый пляж. Была середина дня, солнце пекло, но нам было хорошо. Только потом, через пару лет я узнала, как сильно он не любит быть на жаре… Мы спустились к пирсу и сели на острые камни. Мы сидели очень близко друг к другу и болтали какую-то чепуху.

Я смотрела на него. Капельки пота выступали на лбу и над губой, я щурила глаза, потому что сзади него ярко светило солнце, в тот момент он показался мне таким красивым и родным, что я разрешила себя поцеловать.

Он мягко и нежно целовал мои губы, и едва уловимый вкус его соленого пота только делали этот момент еще более волшебным. Мы целовались на этих камнях целую вечность, море билось под нашими ногами, иногда нас обрызгивало, мы смеялись и продолжали целоваться…

В конце концов, мы ушли с того пирса и сели в машину. Мне очень нравилось наблюдать, как уверенно и красиво Илан водит машину, как легко переключает скорости на коробке передач, не боится гнать по набережной… Мне вообще нравилось, что он такой мужественный, сильный, смелый. Водит машину и мопед, а еще водный мотоцикл. И всегда говорит мне:

– Мужчина должен уметь водить любой транспорт.

Я смотрела на него с таким обожанием: вот он мой мужчина, такой всемогущий! Ему подвластно все!

Мы проезжали какой-то тоннель, в котором я ни разу не была ни до, ни после того дня. Тоннель был низкий, темный, заброшенный… На улице все еще было жарко, но в внутри было словно в пещере – темно, сыро, прохладно… Илан внезапно остановил машину, мы отстегнули ремни безопасности и, без предисловий или объяснений, просто упали другу другу в объятия. Мы целовались в том тоннеле целую вечность. И даже чуть-чуть дольше чем вечность… Это были те минуты, про которые потом помнят всю жизнь. Это были одни из самых лучших минут нашей жизни вместе.

– Мне кажется, я никогда не был счастливее, – тихо сказал он, – Я не знал, что можно испытывать так много чувств по отношению к другому человеку. Пускай это никогда не заканчивается…

А потом, по дороге домой, на каждом светофоре, что горел красным светом, мы целовались, а машины сзади сигналили нам. Глупцы, думали мы, и смеялись. Никогда еще светофоры нашего города не горели красным так мало времени.

– Что бы ни было в нашей жизни, давай всегда вот так целоваться на светофорах, когда они горят красным, – сказал он.

– Давай.

Как жаль, что мы не сдержали этого обещания, и в нашей жизни было так мало перекрестков с красным…

2006

За 8 лет до рождения Элль

Я расскажу о Танце. Вернее, о своей танцевальной карьере. Потому что о Танце я могу рассказать только вживую, когда будет играть музыка… О танце я буду рассказывать с закрытыми глазами. Будет говорить мое тело. Я надену костюм, я выберу самый лучший. Такой, в котором отчетливо видны мои бедра. Я укутаюсь в шаль и позволю первым секундам музыки унести тебя на восток, а сама буду медленно раскачиваться под шалью. Потом я открою глаза, распахну руки и широко улыбнусь. Начнется мой Танец. Каждый раз другой, каждый раз новый. Каждый раз я буду рассказывать тебе истории. Тысяча и одну историю. Бедрами. Шалями. Платками…

Мне семнадцать лет. Я только-только окончила школу, а мой призыв в армию назначен на январь следующего года. Итого у меня есть полгода. Я решаюсь на безумный шаг – буду выступать и преподавать восточный танец живота.

Откуда во мне такая дерзость – непонятно. На самом деле, я очень стесняюсь. Мне всего семнадцать, а я уже выступаю в своих первых ресторанах. Мне неловко. Я прошу маму сшить мне костюмы, но не слишком открытые. Я хочу, чтобы у меня были покрыты плечи и закрыта грудь. Это странно для восточных танцев, но по-другому мне некомфортно. На выступления в рестораны я езжу с мамой. Там темно, накурено, люди подшофе. Зритель хочет шоу, а я стою посреди зала со своими закрытыми плечами и тихонько танцую. Именно тихонько. Я не уверена в себе, в своем костюме, в выборе музыки. В танце, где так важны раскрепощенность и игра со зрителем. Но, тем не менее, я танцую.

Днем я преподаю в огромном спортивном зале городской школы. Занимать зал для занятий целых два раза в неделю разрешили мне мамины друзья – спортивные тренеры. В зале пахнет резиновыми матрасами и хлоркой. Музыкальный центр я достала через друга, в нем иногда заедают диски, а его мощности едва хватает на то, чтобы озвучивать четверть этого зала. Но я не унываю. Я буду вести уроки! Вот оно безумие молодости…

Вот мой самый первый урок. В зал входят женщины старше тридцати, некоторым даже больше пятидесяти. Каждая из них пришла сюда после долгого рабочего дня.

В будущем я узнаю, зачем женщины идут на мои уроки – чтобы отключиться от внешнего мира, чтобы окунуться в мир женственности, где танцевальной шалью можно закутать плечи и в звоне монет на бедрах, увидеть и принять свое тело. Женщины приходят, чтобы видеть себя в зеркале, детально изучить свое отражение и научиться нравиться себе, в первую очередь. Приходят, чтобы взять у меня – мою осанку, мои знания и опыт, мою энергетику. Вот зачем они приходят ко мне – к Алисе.

Но здесь, в этом спортивном зале размером с маленький стадион, нет зеркал, музыка приглушена плохой акустикой, учительнице всего семнадцать. С этим сложно окунуться в мир чарующего Востока, как было обещано на моих дешевеньких флаерах, которые я сама рисовала и раздавала на каждом углу.

– Где учитель? – спрашивают меня женщины, заходя в зал.

Я сама хочу обернуться и позвать кого-то из старших: пусть придет и разберется вместо меня с этими тетеньками. Мне становится немножко не по себе. Но мой голос произносит:

– Я здесь учитель, – и тело начинает командовать танцевать. Женщины танцуют за мной. Урок начинается, и проходит вполне сносно.

Ученики меня вдохновляют. Я так боюсь их разочаровать, что внимательно готовлюсь к каждой встрече.

За первые месяцы работы в качестве учителя танцев, я узнаю больше, чем за годы своих тренировок! Чтобы удержать своих учениц, я постоянно выдумываю новые развлечения – новые танцы, пошив коллективных костюмов, совместное выступление, женские вечеринки.

За первые два года своих уроков я организовываю два больших концерта, с тридцатью танцовщицами на сцене, с восторгающимся нами зрителем.

Я веду уроки для женщин старше меня в два раза и постепенно нахожу к ним подход, начинаю понимать, ради чего они танцуют. Меня обнимают и благодарят за долгожданную беременность: ведь танцы живота укрепляют женское здоровье! Я веду уроки и для подростков, для девочек 14—17 лет, и становлюсь для них наставницей (хотя мне самой девятнадцать). Я действительно становлюсь больше, чем их учительницей по танцам – я первая, кто узнает об аборте шестнадцатилетней ученицы. Я создаю вокруг себя мощный круг женщин. Я влюблена в свою работу и отдаюсь ей полностью.

Мне двадцать лет. Февраль 2009-ого года. Мы вместе с Иланом переезжаем жить в Лос-Анджелес. Здесь большой и новый для меня город. Это город артистов, танцоров, людей искусства. Кидаешь камень и попадаешь в актера или танцовщицу. И я все та же неуверенная в себе девочка. Конечно, за плечами почти три года опыта преподавания и выступлений в Израиле. Но в Лос-Анджелесе приходится начинать все с нуля. Самой. Без мамы.

Я всего боюсь. Я боюсь даже просто гулять по улицам одна. Я кажусь себе очень маленькой в таком огромном городе. Начинаю из дома просматривать все форумы восточных танцев, ищу единомышленников, пытаюсь понять, как работать в Лос-Анджелесе. С чего вообще начинать?

Илан мне во всем помогает. Он понимает, что без танцев я не смогу жить, а значит, брошу его и уеду домой. Поэтому он всячески способствует моим поискам: возит меня – ведь у меня нет прав, регистрирует на конкурсах – ведь я сама стесняюсь, буквально держит меня за руку – когда я сильно переживаю.

Покорение Лос-Анджелеса я начала с открытых сцен, фестивалей и тематических вечеров, где мог выступить любой желающий. Я заполняла формы участия, Илан возил меня на другой конец города, стоял в пробках, пока я подолгу ждала за кулисами, чтобы потом выступить 5 минут там, где не всегда набиралось даже пять зрителей.

Это было унылое зрелище. Отчаявшиеся в своем успехе танцовщицы выступали за негромкие аплодисменты. Сцен не было, мы танцевали между столами, часто на грязном полу.

Я двигалась рядом с потными людьми, которые быстро доедали свой ужин и отводили от меня взгляд. Ведь смотреть на танцовщицу, значит пообещать ей чаевые. Лучше смотреть в свою тарелку. Но я продолжала свой танец, потому что хотела выступать в Лос-Анджелесе. Как и тысячи таких же, как я.

В одной такой кальянной, где от дыма выедало глаза, я, наконец, получила свои первые чаевые. Девять долларов однодолларовыми купюрами. Мои первые деньги, заработанные в Соединеных Штатах Америке. Ура! Целых девять долларов!

Илан на тот момент учился и тоже ничего не зарабатывал, мы жили в Лос-Анджелесе уже четыре месяца, и это был наш первый самостоятельный заработок. Но главное, я заработала свои первые деньги, выступая. Я очень радовалась за себя. Даже больше – я гордилась собой. Девять Американских Долларов! Они были моими! Теперь я точно могу покорить Америку. Я буду выступать в Лос-Анджелесе! Девять долларов!

6 июня 2010

За четыре года до рождения Элль

Лос-Анджелес

Мы с Иланом живем в Лос-Анджелесе уже полгода. Он учится в Школе Кино (Los Angeles Film School), а я ищу любые возможности влиться в танцевальную тусовку ЛА. Вот и сегодня мы возвращаемся из ресторана Byblos в Санта-Монике.

Там каждые выходные проходит восточное шоу. Для меня такие рестораны – это разведка, учеба, этакая библиотека, куда я прихожу и изучаю все вокруг: саму танцовщицу, ее технику и стиль общения со зрителем, моду на костюмы. Я изучаю зрителя, его поведение в целом и реакцию на танцовщиц живота, в частности. Я смотрю на работников ресторана – от официантов до диджея и менеджера. Я представляю себя частью этого мира.

По дороге домой из ресторана Илан говорит:

– Мне уже пора задумываться о финальном проекте. Нужно будет сдать его в декабре.

– Но на дворе июнь, – говорю я.

– Так работают в кино, – улыбается Илан в ответ, – подготовка к фильму начинается заранее. Я хочу, чтобы это была хорошая работа, которая потом поможет мне открыть двери в эту индустрию. Это будет моя визитная карточка.

– О чем ты хочешь снимать? – спрашиваю я.

– Я еще не уверен, но хотел бы снять что-то на тему арабо-израильского конфликта.

Я сразу загораюсь этой идей. Тема конфликта волнует каждого израильтянина, особенно, пока он молод, наивен и готов изменить мир. Я не была исключением. С пятнадцати лет я изучала арабо-израильский конфликт, представляла молодежь Израиля в Бостоне и Германии, одно время даже хотела быть политиком и послом Израиля… Но танец взял верх.

Фильм Илана был моим полем творчества, местом воплощения моих фантазий, областью применения моих знаний. У меня был опыт в теме арабо-израильского конфликта, и я стала вдохновенно принимать участие в этом проекте.

Мы начали писать сценарий. Создали и проработали подробные образы наших героев, придумали сюжетную линию. Я пишу диалоги и даже шучу, что скоро к нам в квартиру постучат из ФБР, потому что то количество раз, что я ввела в гугле слова «джихад», «террорист» и «конфликт», пугало даже меня.

Приготовив сценарий, мы вместе ищем финансирование на съемки – целым днями мы вдвоем обиваем пороги студий и кабинетов продюсеров. Вдвоем проводим кастинг актеров, вдоль и поперек объезжаем окрестности Лос-Анджелеса в поисках подходящих локаций, вместе репетируем и утверждаем проект.

Сценарий настолько хорош, что компания Fudji Film соглашается дать нам пленку на съемки бесплатно. Снимать на пленку было задумкой Илана: он не хочет снимать на цифровую камеру, хоть пленка 36мм гораздо более дорогостоящая затея.

Денег на проект у нас ничтожно мало, поэтому мы все максимально делаем сами. Мои танцы ушли на второй план, я с головой ушла в фильм. Наш фильм.

Во время съемочных дней, которых всего четыре, мы работаем по 16 часов в сутки. На съемочной площадке я исполняю роль сразу нескольких киношных департаментов.

– Алиса, мой production designer бросил меня, ушел в середине дня! Ты должна срочно придумать, где мне взять скатерть для следующего кадра, – психует Илан.

И я нахожу скатерть.

– Алиса, мне нужно, чтобы у актеров был пот на лбу! Как сделать им этот чертов пот?!

– Давай побрызгаем на их лоб детское масло? – выкручиваюсь я.

Идея с детским маслом была не самая удачная. Масло попало актерам в глаза, и мы потеряли много времени, промывая их.

Снимать фильм сложно, но увлекательно. Это настоящее чудо, когда из ничего, из идеи, которая пришла к нам в голову, когда мы ехали по бульвару Санта-Моники, родились первые герои и их история – сначала на бумаге, а потом на экранах. И вдруг появляется короткометражное кино! Настоящее кино! Кино, к которому я имею самое прямое отношение. Я его создавала. Я что-то создала! Теперь его увидят другие!

5 октября 2011

За три года до рождения Элль

И вот настал день, когда наш фильм увидели. Не просто другие. Мы стали отправлять наш проект по кинофестивалям. Одиннадцать кинофестивалей в мире (включая Австралию) выбрали наш фильм для показа. Каждое письмо из такой кинокомиссии радовало нас больше предыдущего.

Сейчас мы с Иланом в Израиле. Наш фильм будут показывать на фестивале в нашем родном городе. Как волнительно!

На днях Илан дал интервью двум разным телеканалам. Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы во время интервью я была бы рядом с ним… Но это его работа… Да и какая, на самом деле разница, кто дает интервью на телевидении. Главное, что наш фильм заметили.

Сегодня мы стоим у кинозала, у большой афиши нашего фильма. На мне надето платье длиной чуть выше колена, с тюлевым подъюбником, наподобие балетной пачки, в стиле пин-ап, белое в черную крапинку. Я нашла это платье на распродаже в Лос-Анджелесе и влюбилась в него сразу.

Я с распущенными волосами, которые уложила утром утюжком. На улице жарко, было бы логичнее собрать волосы в хвост, но красота требует жертв. Или пота. В моих ушах золотые сережки в форме спирали, с маленькими камушками. Слишком нарядные для ежедневной носки. А для сегодняшнего дня – в самый раз.

Илан сегодня беспримерно хорош. У меня замирает сердце, когда я смотрю на него, такого элегантного, сияющего, даже капельку неприступного, как сейчас, ведь обычно он носит шорты и футболки, а сегодня на нем белая рубашка. И не просто белая рубашка, а рубашка с запонками.

На прошлый день рождения Илана я отыскала в недрах Ибэя эти винтажные застежки в форме кинокамер. Илану подарок понравился, хоть и носить эти запонки ему было негде. Теперь момент настал: кинокамеры идеально смотрятся на белых манжетах.

Застегивая эти чертовы запонки, я немного испортила маникюр, потому что откуда мне было знать, как правильно их надевать?! Но это того стоит. Маленькая деталь, аксессуар, а мы оба очень радуемся этим знакам принадлежности к киномиру.

Два года назад мы уезжали из Израиля в город Ангелов на берегу Тихого океана, где никого и ничего не знали… А сегодня мы стоим возле огромной афиши нашего фильма, который сняли в самом настоящем Голливуде, на пленку 36мм, и этот фильм показывают в разных странах в рамках кинофестивалей!

Илан улыбается, и в этот миг, на какую-то секундочку, кажется мне таким родным, несмотря на всю свою сияющую красоту. Я искренне восхищаюсь им. И нами.

Мы просто мини-американская мечта. Голливудская пара. Нас фотографируют наши родственники и друзья. Кажется, словно вокруг нас столпились папарацци, а мы самые настоящие звезды.

Это первый фестиваль, где мы будем сами представлять наш фильм.

С нами наша семья, все нас поздравляют. Ну, то есть, поздравляют в основном Илана, я больше просто рядом стою… Иногда хочется им всем сказать:

– Эй, это и мой фильм тоже! Вы титры читали-то?!

Но очень не хочется портить Илану настроение в этот миг славы. Все-таки кино – это не мое, мое же – танцы. Я здесь для того, чтобы поддержать любимого. Не за похвалой.

Мы заходим в кинозал. В зале, в основном, наши друзья и семьи. Но есть и гости, которые пришли посмотреть наш фильм.

Хорошо, что кино длится всего одиннадцать минут, потому что сидеть в жестком тюлевом подъюбнике ужасно. К тому же боковая молния платья больно врезается в подмышку: сегодня с утра я как-то неудачно застегнула ее. Черные лаковые туфли с открытым носком немного натирают. Сейчас я хотя бы могу незаметно вынуть ступни и поставить их на пол – отдохнуть в темноте кинозала.

Я смотрю наш фильм на огромном экране и испытываю безмерное чувство гордости. Вот здесь – мой диалог. Моя идея показать героя именно так. Это мой пот на лбах актеров. Тот самый несчастный пот. В прямом и переносном смысле.

Фильм длится одиннадцать минут. Всего одиннадцать. Но сколько времени и сил вложено в эти минуты! Титры. Вспыхивает свет, мы слышим аплодисменты. Люди встают, аплодируют, улыбаются.

Ведущий выходит на сцену, зовет Илана присоединиться. От волнения у меня вспотели ладошки, я постоянно вытираю их о голые колени. Какой он красивый, мой Илан!. Я поворачиваю голову и вижу его отца, который вот-вот заплачет от гордости, вижу мою маму. Все взгляды устремлены на Илана, когда он встает со своего кресла и двигается в сторону ведущего.

Илан выходит и начинает рассказывать про наш фильм. Я сижу, изо всех сил стараясь держать спину ровно, «сохранять спокойствие», разглаживаю складки на платье, поправляю бретельки, облизываю зубы, чтобы не дай бог там не оказалось помады: ведь сейчас и меня позовут. Жду момента, когда Илан начнет говорить про меня. Он рассказывает смешные моменты съемок, зал реагирует смешками. Я жду. Напряжение достигает предела. Я продумываю слова, повторяю, чтобы ничего не забыть.

Начинаются благодарности:

– Я хочу сказать спасибо моему отцу, – говорит Илан. Я отряхиваю подол платья в нетерпении, еще шире расправляю плечи. Капелька пота стекает между лопаток. Очень медленно.

– Благодаря моему папе мы смогли снять этот фильм! – вдохновенно несется со сцены. – Если бы не ты, папа, ничего бы этого не было. Спасибо тебе, – Илан выдерживает актерскую паузу. Зрители хлопают. – И спасибо всем вам, – обращается он к публике, – что пришли сегодня поддержать меня!

Снова аплодисменты. Зрители встают и идут в сторону сцены поздравлять Илана.

Это все? Как все? Да, больше он ничего не говорит. Илан пожимает руки подходящим к нему зрителям, кого-то даже обнимает и похлопывает по спине. Все закончилось?

Я сижу в своем кресле. Все с такой же ровной спиной. Не могу расслабить плечи. В горле будто бы застрял ком. Чувство несправедливости накрывает меня с головой. Это нечестно! – хочется закричать, но я молча сижу и не двигаюсь. Хочется плакать. От обиды. Натыкаюсь взглядом на разочарованное лицо моей мамы. Она-то знает, как много часов и дней я отдала этому проекту. Мама тоже ожидала увидеть меня на сцене. Чтобы не расстраивать ее еще больше, я всеми силами пытаюсь скрыть разочарование, изображаю улыбку.

– Здорово, да, мам? – спрашиваю я. – У Илана большое будущее! Вот когда он будет получать Оскара, я уж точно буду стоять рядом с ним!

6 июня 2009

За пять лет до рождения Элль

Фестиваль Восточных Танцев в Лонг-Бич. Сотни танцовщиц вместе. Это три этажа банкетного зала. Мастер-классы с утра и до вечера, три открытые сцены, базар костюмов и танцевальных аксессуаров. Тематические шатры – рисунки хной на теле, гадания на картах, в воздухе летает блеск, которым танцовщицы покрывают все свое тело. Отовсюду звучит восточная музыка, не только из динамиков, здесь и живые инструменты – барабаны отбивают ритм постоянно. Даже если не умеешь и не захочешь, все равно пустишься в пляс.

Я танцую в шатре с живой музыкой. Это у меня получается особенно хорошо – я люблю импровизировать под барабаны, мне это удается легче, чем танцевать хореографии под СД-диски. Я танцую минута за минутой, долго, почти вхожу в транс, и уже не замечаю ничего вокруг. Все, что волнует меня – мое тело, земля под босыми ногами, ветер с океана и звук барабана. Дум-Тек-Тек-Дум-Тек… Дум-Тек-Тек-Дум-Тек…

Самый настоящий танец для меня – это такая вот импровизация, в шатре с живой музыкой, не заготовленный заранее, не отрепетированный зов души. Куда нога ступает, туда за ней и пойду. Куда бедро уводит движение, за ним и поплыву…

– Ты очень здорово танцуешь! Откуда ты? Почему я тебя раньше не видела? Ты давно в Лос-Анджелесе? – все эти вопросы мне задает блондинка невысокого роста, лет тридцати пяти. В коляске перед ней ребенок полутора лет. У блондинки идеально белые зубы, она хочет узнать обо мне все и сразу.

Я отвечаю:

– Меня зовут Алиса. Я здесь недавно. Я приехала из Израиля, – рассказываю я.

– Из Израиля? – восклицает она. – Вот здорово! Обожаю Израиль! Мои родители тоже из Израиля. Но я родилась и выросла в Лос-Анджелесе! Меня зовут Линда. У меня есть свой ансамбль. Мы выступаем каждый день. Хочешь танцевать со мной? У меня много работы! И я всегда ищу новых талантливых танцовщиц! – тараторила девушка с белыми волосами.

Вот это да! Меня только что пригласили на работу! Рано радоваться, конечно. Но вдруг? Вдруг из этого что-то получится?

– Приходи в понедельник на репетицию нашего ансамбля. Я дам тебе адрес. Посмотришь, познакомишься с девочками, – продолжает между тем Линда.

– Хорошо, я приду! – обещаю я.

9 июня 2009

За пять лет до рождения Элль

И я пришла. Илан согласился отвезти меня на репетицию. В понедельник в девять вечера. Студия, где снимает зал Линда – это известное в мире танцев Лос-Анджелеса место. Здесь проходят крутые уроки и репетируют танцоры и ансамбли, которые могут себе позволить высокую арендную плату. В студии пахнет потом и усердной работой. Из каждой комнаты слышна музыка, приглушенная, словно через подушку. Хореографы считают ритм. В коридорах красивые люди – загорелые стройные тела, убраны волосы, растянутая одежда. Все вокруг выглядит как кусочек из голливудского фильма. Мне кажется, я совсем сюда не вписываюсь.

Линда выходит к нам на встречу. Сияет своей белоснежной улыбкой.

– Привет! Как здорово, что вы пришли! Пойдем, я познакомлю тебя с девочками! – обращается она ко мне и открывает дверь в зал. На репетиции примерно 12 танцовщиц, все они уже хорошо друг друга знают. Они танцуют на каблуках отточенную до мелочей хореографию, которая пугает меня своей резкостью и отсутствием души. Это совсем не похоже на танцы босиком в шатре с барабаном.

Линда останавливает музыку и обращается ко всем:

– Эй, внимание сюда! Это Алиса, и она, в отличие от вас, умеет танцевать и понимает, что такое настоящий танец!

–

Я готова провалиться сквозь землю. Зачем она так сказала?! Зачем она сразу возвела такой барьер между мной и этими танцовщицами? В будущем я узнала, что Линда сделала то, что делала всегда со всеми новенькими. Это был способ сразу поставить барьер между новичком и ансамблем, сразу не дать ему влиться…

– Станцуешь нам? Какую музыку тебе включить? – спокойно спросила одна из танцовщиц.

– Любую, – робко сказала я, стараясь всем своим видом показать, что не создам никаким проблем коллективу, но вышло так, словно я зазнаюсь и умею танцевать все подряд.

Танцовщица удивленно приподняла бровь, так как другие обычно приходят в класс с готовой хореографией, а я решила импровизировать. Тем не менее, она поставила мне известный попсовый трек.

Я танцевала. А танцуя, переживала, следила за их реакцией и все искала в их взглядах, мимике хоть какие-то намеки на то, что я им нравлюсь. На мое счастье, девочки оказались приятными, уже во время танца они заулыбались и стали хлопать. Отлегло.

– Выйдем поговорим? – предложила Линда, когда я закончила.

Мы вышли в коридор. Линда стала рассказывать, что у нее самая лучшая танцевальная компания в Лос-Анджелесе (тогда я не знала, что так про свои ансамбли говорят в ЛА все); что ансамбль выступает каждый день, даже в будние дни, а в выходные у них по 5—7 шоу за ночь. Она сразу отметила, что платит мало. И добавила, что ей нужны красивые, сильные танцовщицы, которые водят свою машину..

– У меня нет водительских прав, – грустно сказала я.

– У меня есть, я буду ее возить, – вдруг сказал Илан. Он стоял рядом. Все это время он ждал меня у дверей студии.

Мы с Линдой удивленно посмотрели на него.

– Возить придется много. Ты уверен? – настойчиво уточнила Линда.

– Да, конечно! – ответил Илан.

Я посмотрела на Илана и на его готовность возить меня везде ради моего успеха, и стала любить его чуточку больше.

…Вот так я стала танцовщицей в ансамбле у Линды. Уже со следующей репетиции я начала учить репертуар ансамбля. Мне надо было освоить около трех танцев сразу в первый же вечер, а затем и весь остальной репертуар постепенно… В целом я, наверное, выучила около двадцати пяти хореографий и постановок за тот год, что работала с Линдой.

Нужно сказать, что репетиции танцовщицам никто не оплачивает. А у нас их было две в неделю, по три часа каждая.

Да и за сами выступления Линда действительно платила мало, ничтожно мало! Раз в пять меньше, чем я потом зарабатывала, танцуя сольно. Заработка не получалось: весь он уходил на бензин и потраченное время. Но Антуанетта счастлива и гордится собой: она работает, она танцует.

5 июля 2009

За пять лет до рождения Элль

У меня появилась подруга в ансамбле. Элизабет. Элизабет – итальянка с европейским и канадским паспортами. Она старше меня на два года, мы с ней очень похожи. Люди часто спрашивают, не сестры ли мы.

Завести друзей в Лос-Анджелесе – еще тот квест. Все всегда заняты, куда-то торопятся (чаще всего на прослушивания или на репетиции), занимаются исключительно собой и творчеством.

Оказалось, что Элизабет живет в пяти минутах ходьбы от нашего дома. Для Лос-Анджелеса это просто чудеса. В ЛА мы везде передвигаемся только на машине, у нас нет друзей на расстоянии пешей прогулки.

Наша дружба началась так. В один день Элизабет просто позвонила мне и спросила:

– А в Израиле принято пить чай с вкусняшками?

– Думаю, что этот обычай у меня в крови! – ответила я.

– Тогда приходи ко мне в гости! У меня есть шоколадка. Поболтаем.

Я сразу сказала, что нет, не могу. Как я пойду в гости? В Лос-Анджелесе. Одна. Одна буду идти по улицам, а потом сидеть и разговаривать с незнакомым человеком на английском?!

Ну, уж нет! Я лучше дома посижу.

– Oh come on, Alice, – сказала Элизабет на какую-то мою отговорку, – я выхожу к тебе на встречу. Где мы с тобой встретимся?

Я заколебалась, но почувствовала себя неудобно. Меня впервые зовут в гости на новом месте. Надо сходить из приличия и уважения.

– Мы обе с тобой живем возле Аллеи Звезд, на Голливудском Бульваре! Давай выберем звезду? – предложила я.

– Прекрасно! Я считаю, что звезда Гудини ровно посредине между моим и твоим домом. Давай у Гудини? – сказала Элизабет.

– Тогда у Гудини! А кем был Гудини? – спрашиваю я.

– Вот встретимся, и расскажу! – заверила меня Элизабет.

Мы подружились, и стали много времени проводить вместе.

Элизабет жила со своим парнем, иранцем Навидом. У нее, как и у меня, не было водительских прав, поэтому Навид везде возил Лиз, как и Илан меня. С момента нашего знакомства, на репетиции нас возит то Илан, то – Навид.

Чаще всего на выступления нас привозит именно Навид. Некоторые рестораны, в которых мы выступаем, ужасно далеко от Голливуда. Пятьдесят километров в одну сторону! В час пик мы можем добираться до места аж два часа! Илан очень не любит так далеко ездить. И в те редкие случаи, когда везти нас достается ему, Илан делает это с такой неохотой, которая так красочно вырисовывается на его лице, что Элизабет настаивает на том, чтобы нас возил исключительно ее друг Навид.

9 сентября 2009

За пять лет до рождения Элль

К нам в гости приехал отец Илана. Я зову его просто – Игорь. Мы с ним в очень хороших отношениях, общение с ним нас не напрягает, несмотря на разницу в возрасте. Многие мои друзья удивляются: мол, как я могу так близко дружить с папой бой-френда? Не знаю… Он ко мне очень тепло относится, как будто немножко заменяет мне родного отца…

Я радуюсь, когда Игорь появляется у нас в гостях. По вечерам мы садимся пить чай, он достает свои тонкие сигареты, выкуривает их одну за другой, пуская тонкие струйки дыма, и начинаются истории.

Возле Игоря и Илана я чувствую себя защищенной и какой-то беспечной. Я знаю, что они обо всем позаботятся – Илан всегда заботится обо мне, а там, где Илан не сможет, Игорь встанет за нас. Игорь очень любит сына и все для него делает. Я понимаю, что получаю любовь Игоря только потому, что меня выбрал Илан. Но я не обижаюсь. Мне не хватает отцовской заботы и любви, поэтому я охотно принимаю ее.

Игорь часто рассказывает о том, как Илан был маленьким, и из каждого такого сюжета очевидно, что из пяти своих братьев и сестер, Илан папин любимчик. Все дети Игоря от разных женщин, разница между старшим и младшим почти 30 лет. Сейчас Игорю около пятидесяти, и он снова молодой папа.

У него есть история про каждый свой брак. В этом даже сквозит некоторое хвастовство. Честно говоря, меня немного коробит такой подход к институту семьи, но папа Илана говорит обо всем с таким шармом, что поневоле поддаешься его обаянию и отвлекаешься от этических аспектов повествования.

Чаще всего он рассказывает о своем предпоследнем браке, с мамой Илана, Лерой. Они познакомились, когда Игорю было двадцать пять, за плечами два брака и двое детей: мальчик от первого и девочка от второго. Знакомство с Лерой пришлось как раз на время второй семьи, но любовь с ней была столь сильной и стремительной, что Игорь, не раздумывая, ушел от второй жены.

Когда я слушаю эти истории, мне кажется, что отец Илана до сих пор любит Леру. С их развода прошло уже более пяти лет, а я не могу вспомнить ни одного случая, когда бы Игорь не говорил о ней. Даже когда мы остаемся вдвоем, без Илана, гуляем по городу, присаживаемся поесть пиццу, пока Илан в своей киношколе, Игорь обязательно где-нибудь в диалоге упомянет Леру – больная тема. А ведь у него уже новый брак, маленький ребенок…

Илан реагирует на папины истории про маму по-разному – где-то смеется, где-то говорит ему, чтоб папа не придумывал лишнего, а иногда открыто заявляет:

– Пап, но ты тоже не прямо молитвенный платок голубого цвета!1

Вообще кажется, что Илан не принимает ничью сторону в разводе родителей. Он одинаково зол на обоих. Но на маму – чуть больше. Папе в этом признается редко, да и маму особо не защищает.

По вечерам, когда мы ложимся спать, Илан крепко обнимает меня и говорит:

– Я не хочу, чтобы у меня было так, как у папы.

– Как так? – спрашиваю я.

– Столько жен, дети от разных браков…, – объясняет Илан, – я хочу быть с тобой всегда и чтобы у нас было шесть детей! – добавляет он.

– Шесть?! – удивляюсь я.

– Да, шесть! Давай сделаем так – на каждый мною заработанный миллион долларов, ты будешь рожать мне ребенка! – предлагает Илан.

Я счастливо смеюсь и мы засыпаем.

…Мы с Иланом проводим несколько дней вместе с Игорем. Я в свою очередь рассказываю ему про свои танцы. Конечно, Игорь больше любит говорить, чем слушать, но я ему это прощаю. Его истории, действительно, куда насыщеннее моих. И я думаю, он особенно любит рассказывать их мне, потому что я очень благодарный слушатель.

Сейчас я хочу, чтобы Игорь пришел посмотреть на меня в моей работе. Я приглашаю его с Иланом на мое выступление с ансамблем, в котором я работаю.

За три месяца, что я танцую с ансамблем, я стала увереннее в себе и, кажется, даже выросла в своем мастерстве. Я отточила технику, выучила все номера. Я более уверена в себе, мне нравится, как я держусь на сцене – я расправила плечи шире, моя улыбка стала естественнее, я знаю, что и зачем я делаю, и мою уверенность можно видеть со стороны.

Папа Илана привозит мне из Израиля новый костюм для выступлений. Его сшила и передала мне мама. Это пышная юбка-солнце и лиф изумрудно-зеленого цвета с переливающимися кристаллами. Все это очень красиво смотрится на моей загорелой коже. Мне не терпится, чтобы меня поскорей увидели в этом костюме.

Есть один ресторан, в котором мы выступаем регулярно: в общей сложности получается целых шесть раз в неделю, а на вик-энд мы даем здесь аж два шоу за вечер. Четыре танцовщицы умещаются в маленькой гримёрке два на два метра. В этой же комнатушке хранятся наши костюмы для выступлений. Вдобавок к этому каждый раз каждая из нас привозит в гримерку свой чемодан на колесиках. Когда я иду на выступление, везя за собой такой чемодан, при полном параде, никто не должен догадаться, что я здесь «рабочая лошадка». Я вышагиваю при вечернем макияже, на каблуках, и все думают, что я бортпроводница. Наверно.

Что можно найти в чемодане танцовщицы? Там обязательно припасена большая бутылка воды, полотенце, булавки, лак для волос, расческа, сумочка с макияжем, полная сумка блесток, которыми ты осыпешь свое тело перед выходом на сцену, танцевальная обувь, твой костюм для соло, помимо общего, хранящегося в гримерке, «аптечка первой помощи» со льдом и пластырем на случай неожиданной травмы, швейный набор, если вдруг понадобится пришить отвалившуюся от костюма кнопку, CD-диски – никогда не знаешь, как будет работать плеер.

В итоге в комнатенке тесно настолько, что поднять руки вверх всем четырем девушкам сразу нельзя – сразу же кто-то получит в лоб.

Шоу-программа длится 25—30 минут, на переодевание между номерами у нас есть от тридцати секунд до двух минут. Тут уж как повезет. За одно шоу мы меняем 4—5 костюмов. Сумбурно и весело. Шоу пролетают молниеносно. Публика нас любит, хлопает, танцует с нами. Это семейный ресторан, здесь дети и взрослые, все вместе. И еда очень вкусная! Именно сюда я приглашу Илана и его папу посмотреть на меня!

День настал. Я особенно тщательно готовлюсь к этому выступлению. Ведь Илан и Игорь впервые увидят меня в составе ансамбля. Днем они гуляют, а я репетирую и собираюсь на выступление. Илан приходит домой в дурном расположении духа:

– Чем ты тут набрызгала? – недовольно морщится он. – У меня и так аллергия!

– Ничем особенным или новым, – тороплюсь оправдаться. – Может, спрей для волос? Извини. Я брызгала у зеркала в ванной, и давно, я не думала, что тебе будет мешать, – я стараюсь сгладить его возмущение, чтобы не превратить это в ссору перед поездкой.

– Мне все мешает! – продолжает он. – И эти блестки по всему дому мне везде мешают, – его несет. – И выступления на другом конце города в час пик меня раздражают, – Илана не остановить.

– Но ты мне обещал, – робко возражаю я в ответ. И в этот момент мне страшно, что он решит никуда не ехать, что мы с Элизабет останемся без машины и без водителя. Как мы попадем на выступление?

Если меня ожидал какой-то особенный вечер, где я должна была хорошо выглядеть и быть в хорошем настроении, Илану всегда удавалось со мной поссориться. Я не помню ни одного важного события, где бы он приложил минимальные усилия к тому, чтобы поддержать меня или хотя бы не портить то, что есть.

Он был за рулем, рядом с ним сидел его папа, мы с Элизабет разместились сзади. Я изо всех сил старалась изобразить улыбку, создать приятную атмосферу в предвкушении события. Но все время по дороге в ресторан Илан, не умолкая, ворчал – то его раздражали жуткие пробки, то жара, то он вообще начинал предъявлять мне претензии по поводу моего мизерного заработка, ради которого он тащится сейчас черт знает куда, – не сложно предположить, что после его ворчания никто в машине уже не хотел никуда ехать. Даже Игорь, который изначально был так хорошо настроен, начал сомневаться в целесообразности нашего выезда. Я же сгорала от стыда на заднем сидении, чувствуя, что стала виновницей всей этой нервотрепки, и уже мечтала о том, чтобы вечер побыстрее закончился.

Как назло, в ресторане почти не было свободных столиков. Это было популярное место. Столики бронировали заранее. Тем не менее, моих гостей посадили за довольно хороший стол. По правилам полагалось что-то заказать из меню…

– Я не голоден, я не буду ничего заказывать, – уперся Илан.

Я ничего не могла понять. Илан обожает рестораны! Он заказывает еду всегда и везде, ради эксперимента и удовольствия. И именно здесь он вдруг не захотел ничего заказывать? – Дорого и бессмысленно, – пояснил он. Он был почти готов уходить. А я была готова расплакаться.

– Пожалуйста, останься, я прошу тебя, – взмолилась я, – Я оплачу ваш с папой ужин! Пожалуйста, закажи что-нибудь.

Они остались.

Я ушла в гримерку, растоптанная и разбитая. Это был первый раз, что он приехал на мое выступление и не остался сидеть в машине. Это был его шанс увидеть меня. Я так хотела, чтобы он посмотрел на меня в танце, в работе с ансамблем! Это был первый раз, когда он знакомился с девочками из нашей группы, и мне так хотелось, чтобы он был милым и очаровательным, каким он очень хорошо умеет быть.

Внезапно мои размышления были прерваны распахнувшейся дверью. Илан бесцеремонно ворвался в нашу гримерку.

– Вы скоро уже? – очень грубо спросил он.

– Я же тебе говорила. Через 25 минут с приезда в ресторан. Значит, – я посмотрела на часы, – еще минут пять и мы начнем.

– Давай скорее уже, – выпалил он так, словно в этом огромном ресторане только я решала, когда выступать нашему ансамблю.

Мне было ужасно стыдно. Я уже не хотела никаких выступлений. Я так ждала этого вечера… Но сейчас у меня было только одно желание – провалиться сквозь землю…

Элизабет не выдержала и сказала мне при всех, на английском:

– Алиса, что за мужчина у тебя? Он тебя вообще уважает? Он ужасно себя вел всю дорогу, весь вечер, теперь хозяйничает тут… Он просто унижает тебя!

От неожиданности я не нашлась, что сказать и только пробормотала:

– Это все cultural differences2, на иврите это не звучало так угрожающе, как могло показаться со стороны…

Выступала в тот вечер я нормально. Не так, как умею, как хотела бы или как люблю. Я технически выполняла свою работу на сцене и все искала взгляд Илана. Одобряет? Нравлюсь ли я ему?

– Алиса, как все здорово! – сказал мне Игорь, – Мне понравилась музыка, ресторан, ваше шоу! Все! Я в восторге!

– А тебе? – спросила я Илана.

– Не знаю, я привык видеть тебя в другом образе… Раньше ты танцевала по-другому. А теперь, работая в ансамбле, ты танцуешь не так, – сказал Илан.

– Хуже или лучше? – допытывалась я.

– Не знаю, по-другому. Мне нравилось, какая ты была раньше…

А я… я замкнулась в себе и всю дорогу ехала молча и думала – что я о себе возомнила? Зачем я их таскала через весь город? Я даже не так уж хорошо танцую…

7 октября 2009

За пять лет до рождения Элль

В ансамбле я нашла подруг. Теперь у меня есть друзья в Лос-Анджелесе, которые зовут меня на вечеринки и пишут мне сообщения. Мы много работаем и репетируем, но мне хорошо. Я делаю то, что люблю. И, хотя дохода особого нет как такового, сейчас это не важно. Я завишу от Илана, но все-таки, я начала приносить зарплату домой и горжусь собой. Конечно, Линда очень непростой человек. Она часто бывает в плохом настроении и делает нелепые замечания. Некоторые из замечаний не имеют ничего общего с танцем. Она может сказать, что у кого-то из нас некрасивые пальцы на ногах, или слишком узкий разрез глаз… Что мы коротышки или наоборот дылды. Что нам всем пора делать силиконовую грудь или худеть. И никогда нельзя угадать, что она скажет, как поведет себя… Я только начинаю копаться в себе, искать доказательства ее словам, ищу, как стать лучше в ее глазах, но она уже находит новый изъян и опускает нас все ниже и ниже.

О том, чтобы хвалить наши успешные выступления речи быть не может. Если мы отлично выступили, она просто молчит и ничего не говорит. Но если не дай Бог была ошибка, хоть в чем-то, мы выслушиваем много гадостей…

В эти выходные у меня был огромный успех в одном из клубов, публика аплодировала стоя и хозяин был счастлив. Он позвонил Линде и хвалил меня. Я не знала о том, что он звонил ей, и пришла на репетицию в понедельник довольная собой, окрыленная успехом. Я не собиралась никому ничего говорить, мне просто было приятно знать, что я так хорошо выступила.

На репетиции Линда сразу прицепилась ко мне:

– Посмотрите на нее. Думает, что звезда. Прямо Фифи Абду. Тьфу. Ты ничто. И не думай, что ты могла кому-то понравиться. Просто публика уже была пьяная, вот и хлопала так.

Удар был сильный. Я еще не выработала иммунитет против ее гадостей, и меня сильно подкосила ее критика. Я была расстроена, унижена… Но я все равно старалась быть лучше. Но какие бы усилия я не прилагала, Линда пожимала плечами или махала в мою сторону рукой и говорила:

– Нет у этого у тебя, понимаешь? Нет в тебе огня. Ты никогда не сможешь понравиться зрителю.

Я не могу уйти из ансамбля. Я не могу нахамить Линде. Она пообещала, что поможет мне с рабочей визой. Она – мой единственный шанс остаться в Лос-Анджелесе. Получить рабочую визу в США вообще не просто, а уж получить визу артиста, да еще и в Лос-Анджелесе – это безумная мечта! Для этого тебе надо доказать, что ты достойна этого. Не просто достойна, а являешься незаменимым кадром! Равных тебе в штате Калифорния не должно быть. Иначе, зачем тебе давать визу?

Я собираю о себе целое досье – свои успехи, выступления в Израиле, фото и видео своих концертов… Но этого недостаточно. Самое главное, надо найти работодателя, спонсора, который официально возьмет тебя на работу и предоставит государству доказательства, что у него серьезная компания, которая нуждается именно в таком специалисте, как я. Это не просто. Нет, вру. Это почти нереально. Но Линда говорила, что поможет. Поэтому я терплю все ее высказывания.

10 ноября 2009

За пять лет до рождения Элль

Почти все документы готовы. Мы с Иланом нашли для меня крутого адвоката, которая занимается визами для артистов со всего мира. Она помогла мне собрать досье на меня размером с «Война и Мир». Я сама не знала, как многого я стою, пока не почитала о себе в этих документах.

Линда согласилась подписать. Мне нужна от нее последняя подпись. А потом мы отправим документы и если все получится, мне дадут визу! На целый год.

Только подать документы надо срочно, потому что у моей туристической визы заканчивается срок годности и я обязана подать заявку, пока я еще легально нахожусь на территории Штатов.

И вот сегодня, четверг, в день, когда мне нужно отправить последние документы моему адвокату, Линда отказывается подписывать мои бумаги, пока не вернется из какого-то путешествия.

– Линда, я прошу тебя, я приеду в любую точку. Мне необходима эта подпись сегодня! – пытаюсь объяснить я Линде по телефону.

– Я вернусь во вторник и мы поговорим, – отвечает она.

– Ну, мы же уже обсудили все… Я думала, все закрыто. Я плачу адвокату и это мой последний шанс, в понедельник должна истечь моя туристическая виза, и тогда я окажусь вне статуса, без визы. В таком случае мне не только не разрешат рабочую визу, но вообще могут депортировать из страны. Пожалуйста, Линда, – умоляю я.

– Я подумаю, – и отключает телефон.

Я сижу одетая и обутая, натянутая, как струна. От ее настроения сейчас зависит, смогу ли я остаться в Штатах или нет. Я даю ей час и перезваниваю снова:

– Линда, прошу тебя. Куда мне подъехать за последней подписью?

– Не сейчас, я занята, – снова говорит она и отключается.

Я жду еще полдня. Я ничего не могу делать. Илан нагнетает:

– Зачем мы платили адвокату?

– Она подпишет, – говорю я, но сама в этом не уверена.

К вечеру я звоню снова…

– Хорошо, приезжай.

И мы помчались через весь город! И она подписала!

Завтра мы отдаем мои документы адвокату и ждем!.. Неужели, я получу рабочую визу?

2 Декабря 2009

За пять лет до рождения Элль

Я не верю своим ушам! Я прыгаю по всей квартире и верещу от восторга! Только что звонила мой адвокат:

– Алиса, я тебя поздравляю! Твою заявку одобрили! У тебя есть рабочая виза!

Я так радуюсь!!! Я остаюсь в Штатах! Я остаюсь жить и работать в Лос-Анджелесе. Я сама этого добилась! Благодаря себе и танцам! Я не могу в это поверить!!!

Я хочу праздновать свою победу! Дело не только в самой визе, в этом билете в будущее!!! Дело во мне.

Люди часто не воспринимают меня всерьез, когда я признаюсь, что я танцовщица. Ладно бы я танцевала в балете на сцене Большого театра. Тоже особого ума не надо, но есть статус, думают они. А уж когда я рассказываю людям, что танцую восточный танец живота, еще и в клубах и ресторанах, я вижу как меняется их взгляд. Вот уж великая профессия, попой крутить, думают они. Но мало у кого из них есть рабочая виза по специальности! Теперь вы понимаете, как хорошо я умею крутить попой, раз штат Калифорния считает, что моя попа такая ценная и незаменимая, что дала мне визу, как специалисту восточных танцев! Ха! Съели все?! У меня рабочая виза Соединеных Штатов Америки.

18 февраля 2010

За четыре года до рождения Элль

С этого момента я попрошу всех обращаться ко мне, как к Танцовщице Живота Вселенной! Шучу. Просто на этих выходных я выступала на конкурсе. Я бы сама не пошла на конкурс, я слишком неуверенна в себе и в своих силах. Но Илан настоял:

– А вдруг в следующем году тебе надо будет обновлять визу артиста? Ты должна показать, чего ты добилась уже в Калифорнии! – приводит он логичные аргументы.

Действительно, он прав. Работы в ансамбле будет недостаточно для продления визы. Я должна повышать квалификацию и становиться лучше. Я соглашаюсь.

Если честно, мне не очень понравилось, как я выступила. Но с другой стороны, по-моему, не было еще ни одного выступления, после которого я бы себе сказала – да, Алиса, ты выступила хорошо.

На конкурсе я заняла сразу четыре призовых местах! В каждой категории, в которой участвовала. Плюс я получила приз зрительских симпатий среди танцовщиц – то есть, танцовщицы в раздевалке и за кулисами выбирали самую общительную и интересную участницу. Ума не приложу, как мне, иностранке, удалось получить такой приз! Я даже не знала, что такая категория награды существует. Теперь у меня в комнате стоят четыре кубка. Это греет душу. Это хороший результат. И это поможет мне остаться в Штатах.

Линда никак не отметила мою победу. Девочки в ансамбле рассказали мне:

– Ты не расстраивайся, что она тебя не поздравляет! Она несколько раз пытала удачу в этом конкурсе, но не доходила даже до финала.

Ну что ж. В конце концов, почему за меня должна радоваться руководительница ансамбля? Это не ее работа.

6 июня 2010

За четыре года до рождения Элль

Вот уже полгода я законно работаю и живу в Лос-Анджелесе. И уже год работаю с Линдой. Совсем скоро я сдам последний экзамен на права и Илану больше не надо будет меня никуда возить. Он много нервничает по этому поводу и вечно подкалывает меня:

– Что, все еще веришь, что девочки из ансамбля твои подружки? Почему же они тебя не возят? – каждый раз Илан сеет сомнения в мою душу.

– Они возят, но не всегда это получается. Я скоро получу права и смогу сама ездить, – оправдываюсь я, но сильно ссориться не хочу – в конце концов, у него полная власть над моей работой. Захочет – повезет меня, не захочет – не повезет. Я переживаю каждый раз, каждый день… И это стоит мне таких нервов, что лучше помалкивать, чем спорить.

Выступать в ансамбле все-таки весело! Это бесподобный драйв! У нас бывает несколько шоу за вечер, это хоть и напряжено и стрессово, но все равно очень здорово. Мы не всегда успеваем переодеться в обычную одежду и садимся в машины прямо в костюмах, поражая других водителей. Потом мы влетаем в нужное место, на ходу крепим на себя нужные аксессуары и танцуем прямо с порога!

С таким расписанием я похудела, и сейчас вешу 47 килограмм. А что, мне кажется, мне идет такая худоба. Мы много работаем, а когда нужно кушать, я не всегда расслабляюсь и ем, потому что часто думаю о Линде. С того конкурса в феврале отношения между нами натянутые. Я чувствую, что раздражаю Линду всем – своим танцем, своей внешностью, даже своей молодостью… Я стараюсь быть тише воды и ниже травы, но с ней все равно трудно.

Она очень нелогично составляет расписание выступлений. Если я живу в Голливуде, она обязательно поставит меня в шоу в Orange County (50 км от Голливуда), а другую танцовщицу, которая живет в Orange County отправляет на шоу в Беверли-Хиллз (20 минут от Голливуда). Сколько ее ни проси, она всегда сделает ровно противоположное от удобного и логичного. Я всегда в стрессе от ожидания того, в какой точке я буду выступать и кто будет со мной, если Илан не сможет меня подвезти.

Выступления с Линдой намного труднее. Во-первых, она всегда опаздывает. Мы приезжаем за пол часа до выступления, чтобы обсудить предстоящее шоу. Линда всегда влетает за 5 минут до начала.

Линда всегда приходит не готовая. То она ненакрашена, то ее волосы влажные после душа… Мы ждем ее, помогаем ей. А она только критикует всех. «У меня сегодня нет помады, все сотрите ваши губы.»

Если ей удается не испортить кому-то настроение перед выходом на сцену, это считается воистину прекрасным вечером. Обычно она может сказать, что кто-то плохо накрашен, кто-то поправился, а кто-то ужасно выглядит в этом костюме… Это трудно передать, но артисту, который сейчас должен выйти на сцену, такие «комплименты» совсем не помогают.

Каждый раз, когда я выступаю в составе с Линдой, я балансирую и ищу ту грань, чтобы быть профессиональной с одной стороны, но не слишком выделяться, с другой… Если во время выступления зритель смотрит не на нее, а на кого-то из ансамбля, это конец! Она сразу начинает обвинять всех в том, что мы ужасно танцуем и зритель, вместо того, чтобы любоваться ей или общей картинкой, смотрел только на одну из нас! То, что одна из нас может быть в особом ударе, она отрицает. Поэтому мы должны стараться быть на высоте, чтобы потом не схлопотать от Линды за то, что поленились… Но не так хороши, чтобы на нас смотрели с большим восхищением, чем на нее.

После выступления она просто уходит, никогда не помогая нам складывать костюмы. Перед уходом обычно бросает еще одну гадость, мол, неплохо все справились, но до нее нам, конечно, еще как до Луны автостопом…

Ничего не поделаешь. Линда оформила мои документы. Если не работать на нее, то надо возвращаться в Израиль. А я пока хочу быть здесь. Я потерплю еще чуть-чуть. Возможно, параллельно я начну искать что-то другое: может новый коллектив, а может какой-то интересный и творческий проект…

10 июня 2010

За четыре года до рождения Элль

Удивительное дело – проект сам меня нашел. Одна из моих знакомых танцовщиц ставит интересное шоу – ожившие картины. Она нашла иллюстрации танцовщиц 19—20 веков и решила «оживить» их: сшила костюмы, как на них, нашла подходящие аксессуары, выбрала музыку, которая подходит под определенный стиль и поставила танцы.

Конечно, это не коммерческий проект. Но это что-то новое и интересное! И хоть немного отвлечет меня от работы с Линдой…

Кроме меня, в концерте будут танцевать еще пять танцовщиц. Я даже не знала, кто именно эти девушки… И очень удивилась, когда одна из них оказалось Стеллой! Почему для меня это так удивительно? Потому что Стелла работает в мировом ансамбле. Они выступают по всему миру! И я, еще будучи в Израиле, смотрела по интернету их концерты.

Стелла типичная американка, высокая, со светлыми волосами и ровными зубами, с детства занимается танцами, а в Восток пришла не так давно. Это та категория танцовщиц, которые представляют полную противоположность мне – я влюбилась в Восток и в восточный танец, и через него стала изучать тело и движения. А Стелла всю жизнь занималась танцами и телом, про Восток узнала случайно и теперь все свои знания вкладывает в этот стиль. Интересно, что мы обе можем многому друг у друга научиться, я у Стеллы технике танца, она у меня – душе танца, так сказать.

Мне приятно и лестно быть в этом проекте. И я очень хочу танцевать с ними, потому что работа в ансамбле Линды становится очень рутинной и механической. А мне надо творчества! Ну и что, что я не буду получать за это деньги? Сейчас это не главное. Сейчас главное танцевать, главное – заработать себе имя. Ведь это будет хорошо для моей визы!

30 июня 2010

За четыре года до рождения Элль

Вот уже две недели помимо работы с Линдой, я репетирую со Стеллой. Иногда репетиции накладываются одна на другую, и я очень нервничаю, когда опаздываю. Линда и так меня недолюбливает. Я решила, что поговорю с ней, объясню ситуацию, как есть, и скажу, что мой проект со Стеллой заканчивается через шесть недель. Я попрошу у нее прощение за все опоздания и попрошу дать мне немного времени, чтобы я смогла участвовать в том проекте, потому что это важно для моих документов.

– Ах, так? – вдруг закричала Линда, когда я постаралась ей все объяснить.

Именно закричала! Мы стоим в дверях студии, вокруг наш ансамбль и другие танцоры… Но Линда злится и тон ее повышается: – Ах ты, неблагодарная дрянь! Я подобрала тебя на улице! Я сделала из тебя человека! А ты, ты мне говоришь, что уходишь к другим?!

На нас смотрели уже все.

– Я никуда не ухожу, – ответила я, – я тебе за все очень благодарна! Я просто говорю тебе, что я буду участвовать в концерте и прошу разрешения опаздывать на полчаса на репетицию по средам.

– Ну, уж нет! Проваливай отсюда! Не хочу тебя больше видеть! Ты уволена!

Вот это поворот… Что же делать? Хочется плакать, но вокруг так много людей. Линда аж покраснела от гнева.

– Уходи, – тихо сказала мне Элизабет, – потом поговорим. Ты, конечно, очень наивная – Линда годами пытается работать в ансамбле, где работает Стелла, а ты так спокойно рассказываешь ей, что будешь выступать со Стеллой…

И я ушла домой.

Что теперь будет? Что будет с моей визой? Что будет с моей работой? Что я наделала?

28 июля 2010

За четыре года до рождения Элль

Уже месяц я не работаю с Линдой. За это время она успела меня изрядно потеррорезировать. Она угрожает мне, что подаст на меня жалобу, что меня депортируют из страны. Все вокруг говорят, что все будет хорошо, потому что это Линда нарушила договор и уволила меня, а не я. Но я все равно постоянно на иголках. Вчера в здании, где мы живем, был слышен топот башмаков из коридора. Это было в пять утра, и по звукам этих башмаков было понятно, что это не дружеский визит к кому-то. Я проснулась и резко села в кровати.

– Илан, а что если это полиция и они пришли забрать меня, потому что Линда пожаловалась на меня? – испуганно шептала я.

– Алис, ну какая полиция. Спи! – сонно отвечал Илан.

– Я не хочу в тюрьму, я не пойду в тюрьму!..

Я довожу себя до истерики по любой мелочи. Вдруг меня посадят в тюрьму или депортируют?

Но вчера уровень тревоги и страха вырос в разы, когда утром у меня зазвонил телефон:

– Алиса? Говорит детектив Джеральд, – услышала я в трубке.

– Слушаю, – сказала я и вся сжалась внутри.

– Я звоню узнать, зачем и почему вы украли деньги у Линды? – спокойно спросил он.

Я онемела. Что за бред он несет? Что за формулировка вопроса?

– Какие деньги? Вы о чем? Я ничего не крала! – сразу начала оправдываться я.

– Ну как же. Вы украли у нее пять тысяч долларов, перевели на свой счет. Зачем вы это сделали?

– Я не крала никакие деньги! – мой голос дрожит.

– Я все понимаю, ситуация тяжелая, она вас уволила. Вы решили ей отомстить и украли у нее деньги. Так ведь? – продолжал голос в телефоне.

– Да что вы такое говорите?! Я не брала никакие деньги! – все еще не верю своим ушам.

– Алиса, вы же понимаете, что чистосердечное признание поможет вам. Так и скажите: я украла деньги. И наказание будет легкое, – не сдавался детектив.

– Но я не брала никакие деньги, – уже плачу. – Я никогда ничего ни у кого не крала. Я не брала денег Линды. Я клянусь.

– Ладно, – соглашается детектив, – если вдруг вспомните, зачем вы их украли, наберите меня, я вам помогу, – и отключился.

Меня трясет. Я не крала никакие деньги! Что за бред он несет?! Я не хочу в тюрьму! Я не пойду в тюрьму.

Илана не было дома. Я позвонила ему и очень сбивчиво все рассказала.

– Алиса, – устало сказал Илан, – ну что за бред? Ну какие деньги? Какой детектив? Неужели ты думаешь, что настоящий детектив стал бы тебе так звонить и разговаривать с тобой в такой форме? Ну это, как минимум, незаконно.

Но меня уже невозможно было успокоить, уровень тревоги во мне возрастал.

30 июля 2010

За четыре года до рождения Элль

Я не знаю, как это записать. Чем и как я это заслужила?!!! Я просто не могу в это поверить!

Вчера, когда Стелла подвозила меня после репетиции, она вдруг сказала мне:

– Я сейчас начинаю очередной проект. Я беру под свое руководство студию. Она достается мне от другого танцора, который не хочет больше ею заниматься. И я вдруг подумала, что не хочу делать это сама… Я хочу делать это с хорошим и надежным человеком, который полон энтузиазма и знаний…. И я подумала о тебе! Хочешь руководить студией вместе со мной?!

Вот так просто. Такими простыми словами Стелла предложила мне стать начальником студии и разделить право собственности и доходы студии напополам! Что такого она во мне увидела, что за месяц нашего знакомства поняла, что хочет взять меня на борт своего дела?! Стелла, танцовщица с мировым именем, эта красивая девушка, что старше меня на шесть лет, коренная американка, вдруг хочет, чтобы я разделила с ней бизнес!

– Вау, Стелла, я не знаю, что сказать, – наконец-то говорю я.

– Ничего не говори. Иди домой и подумай. У нас будет много работы. Но оно того стоит. Это будет наша студия! Я хочу, чтобы мы работали вместе, – ответила Стелла.

Я вернулась домой в полном шоке. Вот это да! Это же мечта любой танцовщицы. Это же моя мечта! Собственная студия! Нет, извините, собственная студия в Лос-Анджелесе!!! Вот это да!

3 августа 2011

За три года до рождения Элль

Через две недели мы делаем официальное открытие в нашей студии! Это наша студия!!! Стелла не обманула – работы здесь непочатый край. Год прошел с того разговора, когда Стелла предложила мне руководить студией. И вот уже год мы с ней работаем в ней… Студия уже десять лет была под руководством другого танцора и последние года три просто стояла и чахла. В ней не было никакого движения. В каждом углу, во всех шкафах, в кладовке накопилось огромное количество хлама, ведь ее предыдущий хозяин стал использовать студию, как свалку. Тусклые фиолетовые стены нагоняли тоску. Мы день и ночь убирали здесь. Разбирали вещи – что-то уносили на мусорку, что-то отвозили этому танцору домой, что-то оставляли себя… Мы разгребали эту территорию постоянно! Параллельно начали вести кое-какие уроки, но без особой рекламы…

Когда мы заканчиваем физическую работу в студии, мы принимаемся за офисную. Я работаю над сайтом для студии, мы составляем расписание, приглашаем учителей и учеников, рекламируемся везде, где можем себе позволить с нашим бюджетом. А бюджет у нас четкий – его просто нет. Поэтому изворачиваемся, как можем: пишем статьи и отсылаем на сайты, везде, где можно бесплатно рассказать о себе – рассказываем.

Через две недели мы делаем большой праздник – день открытых дверей и приглашаем всех посмотреть на нашу новую студию. А сейчас надо срочно покрасить стены. Когда хлама становится меньше, а света больше, этот больничный фиолетовый цвет никак не передает настроение радости.

Мы будем красить стены в оранжевый!

Последние полгода я еще была заняты съемками фильма для финального проекта Илана, но теперь и это позади. Теперь я могу больше времени посвящать студии.

– Поможешь нам завтра покрасить стены? – спрашиваю я у Илана накануне. Он не обязан, конечно, но мы только закончили снимать и работать над его фильмом, я потратила огромное количество времени на этот проект и просто зашиваюсь со студией. – Нам бы это очень помогло, – добавляю.

– Я, конечно, планировал завтра ничего не делать, но ладно, если у тебя нет других вариантов, помогу чуть-чуть…, – соглашается Илан.

Я хочу его расцеловать! Завтра я ему все покажу! Он еще не видел саму студию, только слышал от меня! Это будет его первый раз в моей студии!!!

Всю дорогу в студию я не могу унять свой восторг:

– Представляешь, моя студия! У меня будет студия! Мне двадцать три года, я нахожусь в Штатах чуть более года, а у меня уже будет своя студия!

Я чуть ли не тащу Илана от машины, скачу впереди него вприпрыжку и напеваю!

– Сейчас ты обалдеешь! – радостно говорю ему и уступаю Илану дорогу, чтобы он вошел в студию первым

– Эм… Что это? – спрашивает Илан.

– Как – что? – мой черед удивляться.

– Ну вот это все… Вот это уныние, это старое здание… Это и есть твоя студия?

– Ну…, – запинаюсь я, – мы же ее покрасим! В оранжевый! Будет красиво!

– Красиво не будет точно, – говорит Илан, – и вообще, эти старые полы, на улице не достаточно места для парковки, а тут зеркало в углу треснуло.

– Постепенно мы поменяем полы! Парковки в Лос-Анджелесе нет нигде, а тут жилой район и на соседних улицах полно места, – уговариваю я Илана, – и вообще, мы только начали работать! Ты не видел, что тут было. И то ли еще будет! – изображаю радость я.

– Я не верю, что тут что-то будет. Здесь тускло и уныло, – заключает Илан.

Я оглядываюсь по сторонам. Может, он прав? Что это я затеяла? Может, тут, и правда, очень уныло?

Подъехала Стелла.

– Стелла, это Илан, Илан, это Стелла, – представляю я их.

– Очень приятно, – говорит Стелла, – здорово тут у нас? Алиса тебе уже все показала?

– Еще не все, – отвечает Илан, и добавляет на иврите, обращаясь ко мне:

– От нее плохо пахнет.

Зачем я его позвала сюда?..

Вот уже два часа мы красим. Стелла позвала своего бойфренда Меира, и он красит вместе с нами. Илан помогает мало. В студии пахнет свежей краской, стены преображаются прямо на глазах. Мы включили громко музыку и стараемся изо всех сил превратить этот день в веселый! Илан красит от силы минут десять, потом бросает и начинает комментировать:

– У вас в туалете труба протекает.

– Мы знаем, – говорит Стелла, – мы займемся этим завтра.

– А еще тут линолеум отходит.

– Мы заклеим его изолентой пока, а потом разберемся, – легко соглашается Стелла.

– И этот запах, – говорит Илан, – запах чего-то старого…

– Мы проветриваем, – говорит Стелла, – скоро тут станет хорошо! И мы купим освежители воздуха!

– А вы знаете, что это неблагополучный район? – снова Илан находит, что сказать.

– Это центральный Лос-Анджелес, между Beverly Hills и западной частью Лос-Анджелеса. Это отличный район, – почти устало отбивается Стелла.

Мне стыдно. Мне обидно. А главное, я начинаю замечать все то, о чем говорит Илан. Мои энтузиазм и мотивация начинают сползать с меня, как штаны с растянутой резинкой.

Стелла проницательно все замечает. Она слазит со стремянки и обращается ко мне:

– Алиса, можно тебя на минутку? Нам надо вынести мусор.

Мы выходим из студии и идем в сторону мусорных баков. Там Стелла говорит:

– Алис, так нельзя. Илан переходит нормальные границы! Это не тот человек, которого я бы хотела видеть возле нашего бизнеса. В нем много негатива и хамства… Он делает все, чтобы нас расстроить, мы только оправдываемся перед ним. Знаешь, кого он напоминает мне по своей энергетике? – спрашивает Стелла.

– Кого?

– Линду. Такой же ядовитый! – говорит Стелла.

Я попросила дать ему шанс:

– Ну что ты, Стелла! Ты просто его не знаешь. Он искренне хочет помочь, просто не умеет выражать свои мысли и желания. Но он же тут! Прости ему его характер и хамство, и ты откроешь в нем другие черты. Пожалуйста, дай ему шанс.

– Я дам ему шанс, но только из огромного уважения к тебе. Таких людей я, обычно, выставляю из своей жизни пинком под зад. Но, может, я, и правда, чего-то о нем не знаю…

15 августа 2011

За три года до рождения Элль

Ну вот, мы официально открыли двери нашей студии и начинаем учебный год! Я бы хотела написать, как здорово прошел день открытия. Как много друзей пришло нас поддержать. Как здорово мы со Стеллой все придумали!

Вообще, вечеринка такого формата – это моя идея. Подобные вечеринки я уже проводила в Израиле. И я рада, что нам удалось создать такой волшебный праздник.

Были танцы, были короткие демо-уроки. Мы разыгрывали призы, раздавали специальные предложение наших уроков…

Но я не могу обо всем этом написать. Потому что на открытие пришла и Линда. Она пришла вместе со своими танцовщицами, я не знаю этих девочек, это ее новый состав. И громко, на глазах у всех, обратилась ко мне:

– Так-так… Студию открыла, говоришь? Не на мои ли деньги?

– О чем ты говоришь, Линда? – спросила я.

– Ты украла мои деньги! Из-за тебя я не могу платить зарплату своим танцовщицам! – кричала она.

– Ну почему же ты думаешь, что это сделала я?! – я изо всех сил пыталась сохранять спокойствие.

– Потому что и-мейл, который получил мой банк с просьбой перевести деньги на чужой счет, был подписан твоим именем! – парировала Линда.

– Линда, неужели ты думаешь, что если бы я воровала твои деньги, то стала бы подписываться собственным именем? – недоумевала я.

– Ну а кто вас знает, криминалов таких! – она говорила на полном серьезе.

– Кого – нас? – удивилась я.

– Тебя и Илана! Это вы украли мои деньги!

– Линда, ты не в себе, – вмешалась Стелла, – и ты несешь полный бред. Я настаиваю, чтобы ты ушла.

– Как ты можешь с ней работать? Она и у тебя украдет! – злилась Линда.

– Я думаю, что я прекрасно разбираюсь в людях. И в данный момент я думаю, что ты сошла с ума и тебе здесь не место.

На меня, словно, вылили ведро помоев. Если бы Стелла не заступилась бы за меня, я бы просто расклеилась при всех. А так, я молодец, убежала за здание и там заплакала.

– Ты чего? – догнала меня Стелла. – Ты же понимаешь, что все вокруг знают Линду и знают, что она ненормальная. Ты ведь знаешь это, да?

– Знаю, – сказала я, – Но я так же знаю один анекдот. Когда одни люди отказываются приглашать кого-то в гости, потому что говорят: мы не помним, то ли у него украли, то ли он украл. А осадок остался. Понимаешь? Осадок у людей остался.

– Понимаю, – соглашается Стелла, – но пройдет время. И люди узнают тебя ближе. И поймут, что сцена, которая развернулась тут, была дополнительным доказательством того, как ненормальна Линда. Я ни секунды в тебе не сомневалась раньше и ни секунды не сомневаюсь в тебе сейчас.

Если бы только Антуанетта знала, сколько еще в мире есть завистливых и злых людей! Откуда она такая наивная, что искренне ждет, как все вокруг будут радоваться ее успеху?!

4 Января 2012-го

За два года до рождения Элль

Прошло полгода с открытия нашей студии! Сколько всего мы успели сделать за это время! Это были очень хорошие и плодотворные месяцы. Мы провели несколько серьезных мероприятий, от шумных вечеринок и концертов с известными именами в мире танцев живота до релиза музыкального альбома известного музыканта.

Кроме того, благодаря знакомствам Стеллы, у нас преподают только лучшие учителя нашей индустрии и, хотя мы еще не видели аншлага из учеников, но знаем точно, что предоставляем хорошее и качественное обучение. Очень приятно знать, что ты не просто делаешь какое-то дело, а делаешь его лучше, чем мог себе представить.

Признаться честно, зарплата – мизерная. Мы работаем не покладая рук, чтобы оплатить аренду, коммунальные услуги, оплачиваем зарплаты учителей… Когда мы делим выручку пополам, там остаются смешные деньги. Но мы не унываем. Нам нравится то, что мы делаем.

Я так многому учусь. Постоянно. Все вокруг меня, словно целое высшее учебное заведение! Мне двадцать три года, и я управляю своим бизнесом в Лос-Анджелесе. Я учусь всему, и, прежде всего, общению с людьми, от управления нашего здания до наших клиентов, артистов, учителей… Я руковожу танцевальной компанией, выписываю людям зарплаты, помогаю артистам, которые только приехали в Лос-Анджелес и не знают, что делать. Я постоянно беру уроки у разных учителей, потому что мне это доступно, поэтому я расту и как профессиональная танцовщица. Я занимаюсь рекламой студии, продвижением сайта и пиар-компаниями. Я веду бухгалтерию. Скоро буду сдавать отчеты на налоги! И вот на прошлой неделе мы взяли уборщицу, потому что еще и мыть полы по ночам в студии – немного перебор.

7 января 2012

За два года до рождения Элль

Стелла переживает личный кризис и драму. У нее проблемы с бойфрендом. В другом штате болеет мама, с которой она не в самых хороших отношениях. Атмосфера немного накаленная – мы много работаем, мало отдыхаем, а когда удается перестать работать, мы говорим о проблемах Стеллы. С некоторых пор Стелла все чаще стала появляться у нас дома.

Илан окончил школу кино и в данный момент ищет работу. Он не готов даже рассматривать варианты, которые не связаны с кино. Даже временно. Где-то меня это восхищает – он настолько уверен в себе, что даже не допускает мысли о провале. Твердо знает, что будет работать только в этой индустрии.

Я целыми днями пропадаю на работе, и меня мучает чувство вины, что он там один дома. У меня есть работа, какая-то зарплата, в конце концов, у меня есть друзья. У него нет ничего, и я переживаю за него.

Я возвращаюсь по вечерам домой и слышу, как он подкалывает меня:

– Ну что? Еще один рабочий день позади с мизерной зарплатой?

Сегодня вечером я возвращаюсь домой со Стеллой. Ей надо переночевать у нас. У нее проблемы с бойфрендом.

Илан недоволен.

– Она меня раздражает, – говори он мне на иврите, – пускай спит на улице.

– Илан, она не может спать на улице. Ей некуда идти сейчас. Извини, что так получилось, но сегодня она переночует здесь.

Я знаю, что он возражает. Я и сама не люблю, когда посторонние люди ночуют у меня дома. Но в данном случае, я не могу не пустить ее к нам домой.

18 января 2012

За два года до рождения Элль

У нас намечается грандиозный концерт в феврале. Нам со Стеллой нужно проделать огромную работу – не только творческую, но и организационную. Надо поставить все номера, провести огромное количество репетиций с компанией, перебрать костюмы… Костюмы – это очень важный элемент, потому что концерт фольклорный и нам надо знать все детали. Каждому региону подходит разная длинна рукава, узор, вышивка… Меня уже, честно говоря, тошнит от этих костюмов!

Мы со Стеллой работаем в студии, потом едем и ломаем голову над костюмами, а потом возвращаемся ко мне домой и дорабатываем детали, составляем планы на завтра.

Сегодня мы вернулись к нам домой, а дома Илан ждал нас с горячим ужином.

– Ух ты, дорогой, спасибо! – говорю я.

– Не за что, я же знал, что придет Стелла, – ответил он.

Хм… Мне было бы приятнее, если бы он сказал: «Я же знаю, что придешь ты!», – но я видимо просто придираюсь к словам. Он заботится обо мне, и это главное.

На днях он открыл бутылку хорошего виски, потому что «наконец-то в доме появился кто-то, с кем можно иногда выпить!». Я же не пью.

Появление Стеллы в нашем доме доставляет ему радость. Он снова стал готовить по вечерам и ждать нашего прихода. Ну, так даже лучше. Лучше, чтобы они подружились, чем чтобы он не хотел ее тут видеть.

9 Февраля 2012

За два года до рождения Элль

Сегодня мы наняли Илана на работу. Нам нужна видеосъемка этого концерта, мы и поручили всю работу со съемкой Илану. Он теперь выбирает оборудование, съемочную команду… Он теперь участвует в наших со Стеллой разговорах, помечает в своем блокноте, какие танцы начинаются на сцене, а какие за кулисами… Мы работаем все втроем.

Я радуюсь, потому что Илан при деле и при зарплате. И особенно я горжусь тем, что помогла ему в этом я.

6 Февраля 2012

За два года до рождения Элль

Мы ездили закрывать последние детали по поводу аренды концертного зала. У Стеллы сломалась машина, и Илан вызвался отвезти нас. Кроме того, он тоже хотел посмотреть на зал, чтобы понимать, как его снимать.

– Пусть Стелла сядет впереди, а ты, Алиса, садись сзади. Мне нужно кое-что обсудить с ней, – сказал мне Илан.

Я пересела, но обиделась. Конечно, Стелла в этом проекте главнее. У нее больше опыта, я многому учусь у нее. Но мне очень не нравится, как Илан отодвинул меня на заднее сидение. Я сидела сзади них и чувствовала себя ребенком. Глупо, наверное. Какая разница, кто где сидит?

4 Марта 2012

За два года до рождения Элль

В конце февраля состоялся наш концерт! Это было полуторачасовое шоу. Двенадцать фольклорных номеров. Двадцать четыре танцора. И горы, горы костюмов. Помимо организаторской работы, я участвовала в шести номерах. Очень здорово, но хорошо, что закончилось. Утомительно.

Жизнь Стеллы начала налаживаться. Она стала снимать комнату. К нам теперь приходит реже. А Илан постоянно просит меня пригласить ее к нам.

– Ну, хоть кто-то может покурить со мной кальян! Позови Стеллу, – просил он.

Вчера прямо перед сном, прямо в нашей кровати, он снова заговорил о Стелле. Я уже устала от его повышенного к ней внимания и пошутила:

– Не влюбился ли ты в нее случайно?

Я сказала это иронично. Я и представить не могла, что услышу в ответ:

– Не знаю, может, и влюбился.

Мы ложились спать, уже выключили свет. Я так и села в кровати.

– Что ты имеешь в виду?!

– Меня тянет к ней… И, я думаю, что, может, даже и влюбился.

Я опешила. Его откровенности, то, каким спокойным тоном он это говорит.

– Ты своем уме, Илан?! Что ты несешь?

– Ну, ты же сама спросила, – удивляется он.

– Но я не ожидала услышать такой ответ! Ты просто козел!

Илан молчал.

– Господи, да даже если ты уберешь в сторону меня и мои чувства, ты понимаешь, что Стелла никогда не ответит тебе взаимностью?! Просто из уважения ко мне!

Илан снова молчал.

Я ушла спать в гостиную. Он вообще нормальный?! Стелла – моя подруга, мой деловой партнер! Что он себе придумал? Что за идиотизм?

10 Марта 2012

За два года до рождения Элль

Я все думаю, может, это я виновата? Это я пустила Стеллу так близко к своему дому. Моя бабушка бы поругала меня. Сказала бы, что нечего водить посторонних женщин домой к мужу. Может, она права?

Жаль, что я не могу ни с кем поговорить на эту тему. Мне стыдно такое рассказать даже маме. Раньше я могла все рассказать Стелле и послушать ее мнение, но здесь я не могу довериться ей. Да и как я ей скажу: «Эй, мой муж думает, что влюбился в тебя. Как думаешь, что мне делать?».

А что, если это я так думаю, что она не ответит ему взаимностью? А что, если это взаимно? И они станут жить вместе, работать в студии? А что будет со мной?!

Так дурно мне от этих мыслей, ужасно.

4 апреля 2012

За два года до рождения Элль

Это было воскресенье, первое апреля. Я не была дома весь день, потому что я вообще уже несколько дней помогаю своей подруге Неване, организовать ее baby shower. Невана родом из Сербии. Мы познакомились с ней еще когда обе танцевали с Линдой. За последние полгода мы очень сблизились. Невана внезапно и внепланово забеременела…

– Алис, помоги организовать мой baby shower, но так, чтобы в нем было меньше американской чепухи, а больше настоящего веселья! – попросила меня Невана.

Я никогда в жизни не организовывала baby shower, более того, я никогда сама не была на таком празднике! С чего Невана решила, что я могу устроить ей такой праздник, я не знаю.

– Ты настоящая, Алиса, и ты не full of shit как большинство жителей Лос-Анджелеса. И я бы хотела, чтобы ты сделала мой личный праздник в таком стиле, как ты делаешь праздники в своей студии!

Я не могла ей отказать. Мы с еще одной подругой организовали весь baby shower: от самых украшений и до игр и конкурсов. Вообще-то праздник празднуется только женщинами, но Невана решила изменить традициям и сделать первую половину праздника для подружек, а на обед пригласить и наших мужей.

Она была на восьмом месяце беременности и широко улыбалась. На ней было синее платье и венок из цветов, который я ей слепила. У нас осталась фотография, на которой Невана в венке и со спокойной улыбкой, и я, в полосатом платье, обнимаю ее за живот.

Когда Илан приехал на праздник, он очень странно себя вел. Был отстраненным, несколько раз уходил в свою машину.

– У тебя все в порядке? – спрашивала я и все заглядывала в его глаза. Обнимала, поддерживала. Утешала (я думала, у него проблемы с работой) подбадривала… Он отмахивался от меня. Сидел на празднике, потом вдруг вскакивал и уходил посидеть в машине. Снова возвращался и ходил чернее тучи. «Классика жанра», – подумала я. «Почему все всегда вертится вокруг него и его настроения, даже когда это не его праздник?».

Ночью он внезапно заплакал, а потом сказал:

– Никто не сможет любить меня так, как ты, и никто не будет лучше, чем ты.

– Что произошло, дорогой? Ты меня пугаешь, – сказала я.

– Все в порядке, – ответил он.

Следующие два дня были странными. Смешно вспомнить, но они до безумия были похожи на дни этого лета, когда он вернулся из Москвы. Я снова стала приставать к нему с разговорами, предлагать помощь, говорить, что я рядом, и он должен мне сказать, что происходит. Я ему помогу, я его поддержку – ведь я его люблю.

А он сказал что-то в стиле:

– Мне кажется, мы больше не можем быть вместе…

6 апреля 2012

За два года до рождения Элль

Я вышла в парк, на улицу, чтобы немного походить босиком. Это даже не парк, а поляна прямо в Голливуде. Всегда напоминает мне, как много необычного, неизведанного, удивительного и даже противоречивого можно встретить в жизни вообще, а в Голливуде в частности. И, хоть трава здесь посажена человеком и на самой поляне много ограничений (в футбол не играть, собак держать на поводке, машины парковать так-то), все равно приятно, что можно немного сбежать из города и очутиться на поляне.

Я заплакала. Я не понимала, почему все рушится. Я так радовалась, что у меня стал получаться мой бизнес, и теперь винила себя за то, что не углядела что-то в своем браке. Я спрашивала себя, почему Илан так поступает: неужели он правда меня не любит. Потом позвонила Стелла.

Мы должны были репетировать в этот же вечер, но я не могла никуда идти, я просто сидела на траве и плакала.

– Что случилось? – спросила она.

– У нас с Иланом проблемы. Я разбита и хочу к маме. Я вообще очень устала, – сказала я.

– Пошли ты его куда подальше, он не достоит тебя, – ответила Стелла.

– Почему ты так говоришь? Ты же ничего не знаешь о нас…

– Да потому что с первой минуты нашего с ним знакомства я поняла, что он за человек, и все время давала ему шанс, ради тебя. А он недостойный человек. С гнилым ядром. Таких надо гнать из своей жизни, – зло сказала Стелла.

Я так обиделась на ее слова! Ведь это она во всем виновата!!!

– Это вообще все из-за тебя!!! – сказала я.

– Он плохой человек, – повторила она.

– Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?! Это из-за тебя! Он думает, что влюблен в тебя! – уже кричала я.

– Я знаю.

Настал мой черед удивляться:

– Ты знаешь?! Откуда?!!

– Он был у меня в воскресенье, первого апреля, и сказал, что испытывает ко мне чувства, что влюблен в меня. Сначала я подумала, что это неудачная первоапрельская шутка, но это было ужасно, – призналась она.

Я не могла поверить своим ушам.

– Алиса?

Я отключилась от разговора. Стелла звонила мне в тот вечер 51 раз.

Я набрала Илана и, задыхаясь в своих слезах, только и сказала:

– Как ты мог?.. Как ты мог такое сделать? Она мой деловой партнер. Эта студия – это все, что у меня есть.

Я отключила телефон и не дала ему ничего сказать. Потом я узнала, что Стелла звонила и ему, кричала на него, просила разыскать меня.

Прошел, наверное, час, а может, и больше. Я сидела на поляне почти неподвижно и только плакала. Вдруг кто-то дотронулся до моего плеча… Это был Илан.

– Как ты меня нашел? – спросила я.

– Просто стал ходить по местам, где ты любишь бывать… Это, признаюсь, было первое место, куда я отправился.

– Уходи, пожалуйста, – попросила я.

Он тоже плакал. Был напуган, растерян. Стал просить прощения, встал на колени. Говорил, что любит только меня, что все было ошибкой, туманом. Я смотрела на него и никак не реагировала. Он заглядывал мне в глаза, хватал мои руки и клал себе на голову, умолял дать ему шанс.

– Я просто представил, что потеряю тебя сейчас и мне показалось, что мир рухнул. Не бросай меня. Я очень тебя люблю, – сказал он.

– Это был мой бизнес. Моя мечта. Моя танцевальная студия… И ты пошел туда и разрушил его…

– Пойдем домой, пожалуйста.

Я была так измотана. Кроме того, наступал вечер, и я понимала, что ночевать в парке на поляне я тоже не буду. И я пошла с ним домой.

18 апреля 2012

За два года до рождения Элль

Мне паршиво. От всего этого. От Илана. От Стеллы. От этой студии. Я ничего не хочу, я хочу домой, к маме. Я не знаю, как со всем справиться.

Кому мне рассказать про эту подлость, что Илан совершил? Я никому не могу об этом сказать. Это унизительно. Все в этой истории унизительно.

Я сама придумала себе студию, эту профессию, которая отнимала у меня все время. Я сама привела Стеллу к себе домой. Я наблюдала за всем и ничего не сделала.

Каждый день я думаю о том, что произошло. Почему Илан так сделал? Неужели он, правда, в нее влюбился? А вдруг он до сих пор испытывает к ней чувства, а рядом со мной притворяется? Смогу ли я работать в этой студии дальше? Как смотреть на Стеллу? Может, она соучастница этого?

Что если между ними даже было что-то, а я просто этого не видела или не хотела видеть, и теперь они так странно себя ведут, потому что пытаются скрыть правду от меня?

Я не хочу работать в этой студии. Я не хочу жить с Иланом.

Но я продолжаю ездить на работу и продолжаю ложиться с ним спать в одну кровать.

Что же мне делать? Перечеркнуть все время, что я посвятила студии? Но это моя работа. Я работала день и ночь для этого бизнеса! Бросить ее ради чего? Из-за чего? Измены же как таковой не было…

Развестись с Иланом? Но как же тогда наши документы? Как же Америка? Как же Лос-Анджелес? Я финансово не справлюсь одна. Мне нужен он. Студия только начинает расти, может в будущем я смогу, я сумею… Но пока я должна потерпеть.

Только не было еще ни дня, чтобы я не вспомнила тот вечер на поляне и эту идиотскую историю….

14 июня 2012

За два года до рождения Элль

Илан уехал на съемки в Москву. Стелла попросила пожить у меня, пока Илан в отъезде, потому что ей сейчас снова негде жить. Я согласилась, хотя мне очень некомфортно. Я поняла, как сильно я люблю бывать дома одна. Только спать ночью боюсь. Когда-то Мири сказала мне, что страх спать одной был дан мне как помощь: без него я бы вообще перестала нуждаться в людях. Сейчас я начинаю понимать это… Мне очень хорошо и спокойно одной. Я люблю бывать одна.

В последнее время я стала меньше улыбаться. На выходных произошел эпизод, который застал меня врасплох и даже огорчил. Мы собирались с Иланом на свадьбу к нашим друзьям. Я одевалась и, как бывает часто с последнее время, злилась на какие-то мелочи.

– Как я выгляжу? – спрашиваю у Илана.

– Злой. Ты выглядишь злой. Когда улыбнешься, станешь самой красивой, – ответил он.

Неужели это правда? Неужели я часто выгляжу злой?

17 июня 2012

За два года до рождения Элль

Стелла меня очень обидела. Она всегда думает, что только она права. Только её жизненный путь правильный и только её решения верные, только ей все можно.

Есть небольшая вероятность, что Илан получит предложение на съемку в Москве, на 5—6 месяцев. И тогда мы вместе с ним полетим в Москву. Я еще не говорила об этом со Стеллой, но вчера зашла откуда-то издалека и сказала ей, что самое важное для меня это моя семья, и она всегда будет на первом месте для меня.

– Алиса, но это же неправильно! На первом месте у себя должна быть ты сама! Твои планы и мечты, твоя работа и карьера! Твоя студия. Наша студия! А не твой муж, который и так не самый хороший человек, – сказала она.

И еще она сказала, что ей меня жаль. Это возмутило меня больше всего! Я не хочу, чтобы меня жалели, тем более, за мой выбор.

Я хочу стать увереннее в себе. Я не хочу зависеть от чужого мнения обо мне или о моих поступках. Я хочу иметь очень твёрдый стержень внутри меня, который нельзя сломить. Как у Стеллы. Она знает на 100%, что права и не оправдывает себя.

Скоро всё решится. Будет известно, должен ли Илан остаться в Москве. Если вначале я немного противилась и не хотела лететь никуда, то сейчас я буду рада любому решению. Потому что, где-то в глубине души, я даже хочу пожить в Москве (да хоть на Луне). Я очень устала от Лос-Анджелеса. Я хочу домой. Я хочу перемен.

19 июня 2012

За два года до рождения Элль

Вчера снилось, что у меня нет лица. Как будто что-то случилось, возможно, авария, после которой мое лицо исчезло. Но и зеркал нет, я нигде не вижу свое отражение. Мама во сне говорит мне:

– Скоро у тебя вырастет новое лицо. Нужно набраться терпения и подождать чуть-чуть.

Я увидела первый слой своей новой кожи. Даже побоялась выходить на солнце, так как этот первый слой очень чувствительный и мне надо его беречь…

27 июня 2012

За два года до рождения Элль

Вчера рассказала Стелле, что, возможно, мы с Иланом уедем жить в Москву на какое-то время. Она, конечно, была не в восторге и не прыгала на одной ножке от счастья, но в принципе отнеслась к этой новости нормально. Не могу сказать, что у меня прямо гора с плеч упала, но чуть-чуть полегчало. Хотя я и понимаю что всякие ссоры и упреки ещё впереди.

Илан очень счастлив в Москве. Говорит, что чувствует себя как в отпуске. И это ещё больше укрепило мою веру в то, что я должна ехать. Мне надо разделить это счастье с ним. Я бы хотела, чтобы свои счастливые моменты он делил со мной. Получается, что дома ссоры и ругань, как было всю весну, а вне дома, без меня, ему хорошо и счастливо.

Ах, если бы только Илан не испортил бы все вокруг со своими нелепыми чувствами к Стелле… Мне противно вспоминать, что он натворил. Противно писать об этом… Как будто он вылил ведро черной краски на белый и чистый пол, а я изо дня в день тру пятно, но пол не становится белее… Так. Лучше запихнуть эти мысли куда подальше. Не думать об этом, не писать. Все хорошо.

2 июля 2012

За два года до рождения Элль

К Илану в Москву приехал его папа, и вот они там развлекаются. Так удивительно, что я в Лос-Анджелесе одна. А они все там, на другом конце планеты… Забываю иногда, что я уже такая взрослая.

Отец Илана говорит, что Илан меня очень любит. Ни на кого не смотрит, только обо мне и говорит. Вечно рассказывает мне, какой Илан верный. Я так хочу радоваться и верить, но история со Стеллой не выходит у меня из головы. Зачем он так поступил? Я очень стараюсь забыть. Иногда кажется, что я забыла и отпустила, а потом, даже в самые радостные моменты дня, я внезапно вспоминаю об этом и меня словно бьёт по голове с такой силой, что хочется заплакать и спросить у него в очередной раз: зачем, зачем он так поступил? Зачем он испортил мой бизнес. Мою дружбу. Мою радость бытия в Лос-Анджелесе.

5 июля 2012

За два года до рождения Элль

У нас со Стеллой очень натянутые отношения. Мне кажется, это с тех пор, как она переехала пожить у меня. А может, с тех пор, как я рассказала ей, что, возможно, уеду в Москву на несколько месяцев? А может, с апреля?.. Мы с ней перестали быть друзьями, а стали только партнерами по бизнесу. В те редкие моменты, когда нам удается сблизиться, Стелла начинает говорить гадости про Илана.

Я чувствую, что нам бы не помешало расстаться на некоторое время. Так странно писать об этом и даже думать об этом…

Мы с ней были так близки за последний год. Она была мне как сестра. Я думала, что мы с ней никогда не поссоримся. Ведь у нас не было никаких поводов для конфликтов… Но что-то пошло не так.

У меня нет вдохновения. Студия, преподавание и выступления – стали рутиной, которую просто надо выполнять. Я делаю все очень механически.

Илан предлагает уйти из студии и заняться с ним кино. Говорит, что я могу быть продюсером. Или его ассистенткой. Он многому меня научит, и как команда мы будем хорошо и весело работать. И зарабатывать. Я стала об этом задумываться. Танцы и студия вызывают во мне какое-то странное тяжелое чувство… Может, и правда, пора бросать все и искать новую карьеру? Рядом с Иланом это было бы легче.

25 июля 2012

За два года до рождения Элль

Илан вернулся из Москвы.

Что бы написать, чтобы не расстраивать себя?

Все хорошо. Он привез мне подарки. Все, как я люблю… Подписал открытки. Сказал, что любит меня очень, но устал и уходит спать.

И так почти каждый день. Мне кажется, он меня не любит. Вернее, он любит меня как друга и как человека, который рядом с ним, но он не любит меня, как женщину.

Что будет, если мы расстанемся? В какой стране я буду жить? Что будет с моими документами? А что будет с моей студией? Смогу ли я потянуть такой образ жизни – посвящать всю себя студии и танцам, если мне надо будет самой зарабатывать на квартиру и проживание? Вряд ли. Я не думаю, что справлюсь, если останусь одна в Лос-Анджелесе. Мне придется менять профессию, а может, даже возвращаться в Израиль.

Хочу, чтобы у нас с Иланом все было хорошо. Чтобы он любил меня.

Нет, вру. Хочу, чтобы у меня все было хорошо. Чтобы я была независимой и самодостаточной, чтобы мне не нужен был ни Илан, ни Стелла. Чтобы я сама решала, где я буду жить и как буду работать. Я хочу сама выбирать.

9 января 2013

За год до рождения Элль

Я хочу написать тебе письмо. Но как только эта мысль возникает в моей голове, я сразу вижу твое лицо – ты смеешься надо мной. Ты даже не хочешь слушать, и я снова выгляжу дурой…

В этом письме я не буду тебя обвинять. Я давно выучила этот урок – мы сами во всем виноваты. Мы сами добиваемся от людей того отношения, которого заслуживаем. И мне больно думать, что я сама во всем виновата, но это так. Наверное, поэтому, действительно, пришло время все написать. Тебе. Но для себя. Чтобы изменить это, а главное – изменить себя. И если ты протянешь руку и поможешь мне, я буду любить тебя еще больше.

Дело в том, что я очень изменилась. И я больше себе не нравлюсь. Когда ты встретил меня, я была счастливым и жизнерадостным человеком. Да, у меня мало, что было. У меня не было денег, хорошей зарплаты, не было бизнеса или машины. У меня не было статуса. Но у меня была я. У меня было мое вдохновение.

Я верила в то, что все смогу, что я всего добьюсь. Я верила, что я уникальна и интересна. Я думала, что я хорошо танцую (хотя моя техника сегодня лучше).

Я думала, что я красивая (хотя я даже не умела краситься)! Понимаешь? У меня как бы ничего не было, но вместе с тем было все, потому что я была счастлива и полна энтузиазма.

Что изменилось? У меня много чего появилось, но совсем не осталось меня. Мы говорили с тобой об этом, ты думаешь, что это взросление.. А я думаю, что это не только взросление.

Я думаю, что я очень сбилась с пути. Ты во многом мне помог, подтолкнул меня ко многому, многому меня научил и много мне дал. Но и многое у меня забрал. Забрал меня настоящую.

Я перестала слушать музыку, которую люблю. Потому что тебе это мешает… Заметил?

Я перестала читать перед сном книги, потом что тебе это не нравится, и ты предпочитаешь, чтобы мы вместе смотрели телевизор.

Я перестала есть еду, которую люблю, потому что ты говоришь, что она невкусная. Смотреть передачи, которые я люблю, потому что тебе это неинтересно.

Понимаешь? Я перестала делать то, что делало меня. Меня такую, которую ты когда-то полюбил и захотел увезти на край света. Может, ты поэтому меньше любишь меня? Потому что сделал меня другой?…

Знаешь, я даже перестала думать, что я красивая. Я забыла, что когда-то нравилась тебе или окружающим. Ты часто говоришь мне, что я плохо выгляжу, и это делает мне очень больно. И я начинаю верить в то, что я некрасивая. И уже не могу понравиться себе. А когда на улице, посторонние люди говорят мне, что я красивая – я теряюсь. И еще больше осознаю, как у нас все плохо, потому что никогда не слышу от тебя такого…

Ты сразу начнешь говорить, почему же я с тобой не расстаюсь? Почему не бросаю тебя? Я тебе скажу, почему. Потому что я верю, где-то в глубине души, что ты еще способен любить меня, ведь иногда ты бываешь очень нежным… Ведь когда-то ты заставил меня поверить тебе и в себя, и улететь с тобой на край света. Когда-то ты говорил, что я произведение искусства и ты можешь просто часами любоваться мной. Когда-то ты действительно подарил мне крылья.

Я не знаю, что я еще могу сказать, что добавить, как достучаться до тебя, чтобы ты услышал меня. Как дать тебе понять, что это важно. Что я должна снова найти себя. Без этого ничего не получится.

Я не могу тебе сказать, что тебе делать, а что нет. Ты сам все знаешь и понимаешь… Ты знаешь, что нужно говорить женщине, а что ее унижает. Ты так же знаешь меня, и уже выучил, что может доставить мне радость, а что очень расстроит.

Если ты поможешь мне, дашь мне немного любви и поддержки, прислушаешься ко мне, станешь думать обо мне и хотя бы постараешься не делать мне больно, я тоже стану другой. Я буду для тебя еще лучше.

Но, если тебе снова смешно и ты ничего не станешь менять, мне больше нечего сказать. Потому что тогда я буду искать себя сама. И я найду себя. Но, может, будет поздно, потому что мы не сможем сохранить нас. А между нами, все-таки, еще есть много волшебного, ласкового и счастливого.

Я люблю тебя. Давай в этом в году станем лучше?

28 марта 2013

За год до рождения Элль

Каждый день я думаю, что все будет лучше. Скоро. Совсем скоро. Скоро наши отношения с Иланом станут, как прежде. Скоро моя дружба со Стеллой оклемается. Скоро, я буду снова радоваться танцам и нашей студии. Прошел год! Год!!! Целых двенадцать месяцев с тех пор, как Илан пришел к Стелле со своими чувствами.

И целый год моя жизнь идет словно отдельно от меня, а я только наблюдаю за всем со стороны.

Целый год Стелла говорит одно и то же, и меня уже тошнит ее слушать:

– Он сделал это специально! Как ты этого не понимаешь?! Он специально разрушил твой бизнес и твою дружбу, чтобы укоротить поводок, на котором ты у него. Чтобы у тебя ничего не было, кроме него.

И круглый год я с ней спорю. Вернее, сначала я ей не верила. Потом я с ней спорила. Потом обижалась. Потом возражала и приводила аргументы. Сейчас я просто слушаю. Она отчитывает меня, словно маленького ребенка.

Дома я все выливаю на Илана. И тогда кипит Илан:

– Не могу поверить своим ушам, что мы все еще об этом говорим с тобой! Это было очень давно! Я сто раз извинился и сто раз сказал тебе, что был запутан. У меня не было друзей и работы. Я влюбился не в Стеллу, а ту иллюзию, которую создал. Тот мираж, что она принесла к нам домой – ощущение дружбы, работы, общения… Я хочу с ней поговорить и попросить у нее, чтобы она перестала тебя накручивать. А лучше, хочу попросить тебя, прекратить с ней общаться.

– Я не могу прекратить с ней общаться, у нас общий бизнес, – возражаю я Илану.

– Ой, не смеши меня. Твой бизнес только забирает у тебя время, а сейчас еще и хорошее настроение. Он не приносит тебе никакого дохода.

Это правда. Я не могу с этим спорить.

Я постоянно ожидаю подвоха от Илана. Я все время думаю, а не врет ли он мне сейчас?

Иногда мне кажется, что у нас с Иланом уже ничего не получится, ничего не склеится. Мы часто ругаемся. Он много снимает, часто уезжает, а когда возвращается домой, я подозреваю его. Не в изменах. В другом – вдруг он, и правда, что-то планирует против меня?

Иногда я хочу встать и уйти. Собрать все свои вещи и уйти. Но не знаю, куда. Вот куда я пойду? У меня в Лос-Анджелесе никого нет. Конечно, у меня есть друзья, но это не те друзья, к которым я могу прийти жить!

Моей зарплаты с трудом хватит, чтобы снимать комнату вместе с кем-то еще, но я боюсь жить с кем-то чужим.

Я одна в этой стране. Иногда мне кажется, что, если бы мы с Иланом жили в Израиле, я бы уже давно ушла. Я бы рассталась с ним и вернулась к маме на время, а потом стала бы жить отдельно. Ощущение, что мне некуда идти сейчас сдавливает грудь – неужели я в тюрьме? И тогда я начинаю уговаривать себя, что все еще можно исправить.

Ведь мы такие молодые! Мне кажется, Илан может измениться. Я верю, что если буду показывать ему своим поведением то отношение, о каком мечтаю я, он увидит это и тоже будет таким. Я стараюсь, чтобы у нас все было гладко, без скандалов и упреков, я стараюсь его слушать и уважать как личность. И я думаю, что если я буду продолжать в том же духе, то и он исправится, будет действовать так же! Ведь люди же меняются иногда!..

Иногда мне становится ужасно тошно… Мне кажется, если я уйду, он даже этого не заметит, между всеми своими съемками и делами. То есть, возможно, он обратит внимание на то, что дома стало больше места, а некоторые полки опустели… Но он не будет испытывать чувства тоски по мне. Мне кажется, он только пожмет плечами и продолжит свою жизнь, как ни в чем не бывало. Просто перешагнет через это и будет жить дальше. И тогда я разочаруюсь во всем – в нем, в наших отношениях, в любви… Поэтому я даже не хочу проверять эту версию, чтоб не сделать больно себе.

Стелла говорит, что я могу пожить в студии, если мне будет надо. Но как только я представляю это, мне сразу хочется плакать – как я перееду из нашей такой уютной, комфортной и красивой квартиры, где мы только-только закончили ремонт и все вокруг такое новое и блестящее, прямо из коробочки? Вот как я перееду отсюда в ту подсобку в студии, где мало света, сыро и грязно? Зачем мне тогда вообще нужен этот Лос-Анджелес, если я буду жить как бомж? Я уже столько всего натерпелась с этими переездами в детстве, эмиграциями, и снова все начинать сначала?

Так много людей стремится сюда попасть… У меня не было мечты и цели уехать из Израиля и жить в ЛА. Я просто влюбилась и умчалась следом за Иланом, потому что хотела быть с ним и была готова к приключениям.

Некоторые мои местные друзья еле-еле сводят концы с концами, живут в своих машинах, спят на задних сидениях, изо дня в день ходят на прослушивания или носятся со своими сценариями в надежде продать их. Каждый день я вижу, как опускаются их плечи и надежда в их глазах гаснет.

Голливуд – он такой. Сложный и неприступный. Порой я думаю, что город Ангелов видел больше разбитых сердец и разрушенных мечт, чем любой другой город на свете. Сюда приезжают отовсюду, и каждый старается изо всех сил. Старается стать частью этой мечты… Но многие уезжают обратно домой, с разбитыми в прах мечтами и планами. А некоторые даже кончают жизнь самоубийством.

Раньше неудавшиеся актеры бросались вниз с надписи Hollywood на холмах на камни, но теперь и это у них забрали – эффектную возможность ухода. Теперь знак патрулируют вертолеты, и весь он обтянут камерами. Любое приближение – сразу приезжает полиция. Даже умереть по-голливудски теперь не дают.

И теперь, когда я здесь, и вижу, какой ценой мои друзья хотят тут остаться, добиться чего-то в ЛА, стать звездами, я думаю – ну и на что я жалуюсь? У нас, может, не идеальные отношения, но все же, в целом, нормальные – мы дружим, хорошо проводим время вместе, поддерживаем друг друга, в конце концов! У нас есть грин-карта, работы, обалденная квартира прямо в Голливуде. Ну, чего я с жиру бешусь? Ну, не умеет Илан говорить так, как я хотела бы услышать. Разве это повод все бросать? Бросать его или бросать Лос-Анджелес?! Этот город мечты, город грез!.. Я не хочу сжигать все мосты…

2 ноября 2013

За год до рождения Элль

Работать со Стеллой просто невыносимо. Наша студия не процветает. Не тонет, но медленно чахнет. Пока Стелла на гастролях (она часто уезжает сразу на 2—3 месяца), все еще кажется довольно сносным. Я отлично справляюсь с делами и ощущаю вдохновение. Но стоит ей вернуться, как я прямо физически ощущаю упадок сил.

Со стороны мы выглядим довольно успешными. Но в Лос-Анджелесе очень многое вокруг такое: красивая обертка, будь то успех в глазах окружающих или слава, а внутри обертки – пусто. Стелла может ездить на гастроли по всей Европе и со стороны это выглядит гламурно, а уж когда смотришь только на концерты по интернету, то вообще лучше не бывает: вот она, звезда восточных танцев!

На самом деле, студия еле-еле сводит концы с концами после всех ежемесячных расходов, а Стелле даже жить негде.

Стелла говорит, я плохо себя чувствую, потому что она знает мою тайну, которую я охраняю и никому не хочу показывать.

– Со стороны, у вас идеальная пара. Такие красивые и молодые, занятые творчеством и своими любимыми работами. Но ваши отношения протухли. И ты знаешь это. Но зачем ты это все тянешь – непонятно. Ты знаешь, что я все знаю и все вижу. И избегаешь меня. Ты можешь меня ненавидеть, но я не буду молчать. Потому что он делает из тебя тряпку. И меня это злит, – в очередной раз сказала мне Стелла.

На днях мы ездили в Бурбанк за новым товаром для нашей студии. Мы приехали на встречу раньше назначенного времени и сидели в машине. И, как это всегда бывает последний год, снова заговорили об Илане.

– Ты понимаешь, – говорила Стелла, – он же тебя подставит! Он уже воткнул тебе нож в спину! Он пошел и нагадил там, куда не должен был даже соваться… Но он искал контроля над тобой. И все порушил!

– Что ты хочешь от меня? – устало спрашивала я, – Я уже решила жить с ним дальше. Эти разговоры бессмысленны.

Я больше не хочу и не могу обсуждать с ней свои отношения с Иланом.

– Ничего, – ответила мне Стелла. – Я просто хочу, чтобы ты была осторожна и не доверяла ему так слепо. Он режиссер по натуре. И он выстроил весь ход игры намного глубже, чем ты это видишь. Он все подстроил, разрушил твой бизнес. Он в очередной раз доказал, сколько власти имеет над тобой. Он доказал, в первую очередь себе, что может разрушить все, что есть в твоей жизни.

28 ноября 2013

За год до рождения Элль

Я записываю все плюсы и минуты работы в студии. Чего скрывать, я хочу найти больше минусов, чем плюсов, чтобы я могла покончить с этим. Я больше не могу так.

Я уже нашла 10 минусов и 4 плюса. Я решила, что я ухожу из руководства студии. Я все еще могу там преподавать, но больше не могу руководить бизнесом вместе со Стеллой.

Я выбираю Илана. Илан мой муж, он моя семья. Я не могу выбрать студию. Мне плохо в студии и рядом со Стеллой. И с Иланом плохо из-за студии.

Стелла разочарована моим решением. Правда, к этому времени наши с ней конфликты переросли в ссоры, мы уже реально не можем терпеть друг друга. Но она никогда не забывает, из-за чего все произошло. Из-за Илана. А я говорю ей, что это не из-за него, просто мы с ней не подходим друг другу и не можем работать вместе.

Словно в доказательство моим словам, мы со Стеллой снова поругались, она опять разозлилась на Илана и хотела что-то сказать, но замолчала.

– Что? – спросила я.

– Ничего. Ты уже все решила. Я не должна тебе говорить этого.

– Ну, уж нет, скажи теперь!

Она долго собиралась с духом, но сказала:

– В то воскресенье, когда он был у меня, я наговорила ему много гадостей. Я сказала ему, что он плохой человек, что он не достоин тебя. Я сказала, что у меня болит душа за тебя, ведь он разбивает тебе сердце. А ты прекрасный человек, лучший, из тех, кого я встречала… Он уже садился в машину, а я продолжала ему говорить, что, мол, если он такой идиот и ничего не понимает, мне жаль его, и что я очень беспокоюсь за тебя. А он, перед тем как сесть в машину, повернулся ко мне и сказал: «Ты сильно за Алису не переживай! Я все равно рано или поздно брошу ее!», – и уехал.

Прошло больше года после той истории, но у меня все равно ушла земля из-под ног. Почему он так сказал? Меня словно в очередной раз окатили холодной водой, ударили в живот, толкнули…

Дома я рассказала Илану все и спросила, правда ли это. Он сначала молчал, а потом сказал:

– Я не знаю. Я не помню, что было. Это было давно. Может, я и сказал так, а может и нет… Я мог сказать это на эмоциях…

И я снова стала уговаривать себя, что он не имел это в виду. Что он был в состоянии аффекта. Что он не хотел меня обидеть, просто запутался в своей жизни.

Вчера я отдавала Стелле ключи от студии и подписывала последние бумаги, в которых говорилось, что я передаю весь наш бизнес ей, она почти плакала:

– Мне жаль, что я не смогла уберечь тебя. Ты была мне как сестра, а я не нашла слов и действий открыть тебе глаза. Когда-нибудь ты все поймешь… Он не случайно увез тебя далеко от ваших семей, где тебя смогли бы защитить и уберечь. Ты дала ему полную власть над собой, а он использует это против тебя. Если бы твои родные были рядом, они бы вытащили тебя из этих отношений… Мне жаль, что я не смогла ничего для тебя сделать. Он еще воткнет тебе нож в спину. И даже меня не будет рядом помочь тебе…

22 февраля 2014

За 10 месяцев до рождения Элль

Я тут убирала в шкафу и нашла свой дневник за 2013-ый год. Почитала, и чуть не стошнило меня: кто эта зануда, эта депрессивная девушка? Неужели это я?!