Читать книгу Звёздные окраины. Том 1 - Катя Матуш - Страница 1

Оглавление

Глава 1. Аморфофаллус титанический


2068 год


Будь ты…

– Нет, Святослава Иннокентьевна, отгрузку мы отменяем.

Я старалась не слушать бранную трель возмущённого визга. Начало отчётного квартала. Все в офисе давно засунули сочувствие куда поглубже и отсылали должников терновыми тропами. Для этого арсенал фраз был давно на готове, и чем больше извинений произносил сотрудник, тем ярче ему виделось пламя погребального костра.

Коллеги понимающе склоняли головы, их лица непроизвольно искажались от доносящихся криков. Содрогаясь в агонии непередаваемых частот, мой рабочий моно-наушник протестующе поскрипывал.

– Я всё понимаю, в следующем месяце можете сделать повторную заявку.

Даже чёрные полосы, что четвёртый год пытались оккупировать зебру моей жизни, не могли оправдать наличие в списке подконтрольных точек ИП Манукян. Вонь Аморфофаллуса, что никак не желал захлопнуться, так и сочилась через мельчайшие отверстия динамика. Недовольная владелица малого бизнеса, что представлял собой сеть подзаборных наливаек и овощные ларьки, зарегистрированные на другое ИП, брызжа слюной в смартфон искренне верила, что именно в этот раз ей удастся провернуть: вечером стулья, – утром деньги.

– Нам будет очень жаль потерять такого клиента, – …а то, как же. – Но я надеюсь, возобновление плодотворного сотрудничества не заставит себя ждать.

Наушники приземлялись на столы, оповещая об окончании рабочего дня вездесущим дребезгом. Конечно, ИП Манукян была в компании одна, но подобных любителей пропустить сроки оплаты, – хватало. Все они представлялись мне зарослями отравляющей воздух флоры, расплодившейся в невидимых оранжереях под столами операторов и финансовых контролёров.

Девчонки лениво махали мне на прощание, и сочувственные взгляды вмиг сменялись радостью освобождения, даже спины распрямлялись, в предвкушении гулкого вечера пятницы.

– Святослава Иннокентьевна, доставщик находится на пол пути к складу, его батарея, – я машинально отвлеклась на панели зарядки, – почти на нуле, сегодня мы вам ничего не отгрузим, как бы не хотели. Желаю вам хороших выходных и высоких продаж!

От злости я содрала наушник вместе с парой попавших под руку волос и с хлопком приземлила его на заветную алую кнопку отключения терминала.

Достало…

Темнота за окном уже вступила в свои права. В раскинувшиеся на всю стену окна пробивались неоновые блики, что яркими бутонами распускались на десятках опустевших столов.

И как только хватает наглости требовать товар в отсрочку, когда, – я взглянула на сводку актов сверки, – и так светит нагоняй за такой процент дебиторки!

Сайт с вакансиями не исчезал с главного экрана моей домашней интернет станции уже полтора года, но при взгляде на новые объявления я в очередной раз убеждалась: нынешнее место, – самое удачное из возможных.

Только раскидывая свои гаустории, проклятые клиенты будто нарочно пытались высосать из рядовых менеджеров все соки. Мне повезло не видеть эти вечно вопящие, всем недовольные лица. Хотя иногда, кажется, – это им повезло, что мой сжатый кулак, при всём желании, не дотянется до их носа.

Не сказать, что я была вспыльчива или страдала обострённой формой мизантропии, но требования, которые на рабочий язык звучали как: да мне насрать, что с тебя начальство вычтет этот процент! Выведут из себя даже самую умиротворённую морскую черепашку.

Я стащила резинку с закрученного на макушке пучка и запустила руки в волосы. Где найти силы радоваться, когда знаешь, что через пару дней тебе опять в эту пластмассовую клоаку?..

Свет в офисе погас.

В своей жизни я не ощущала ничего прекраснее окончания рабочего дня. А в темноте, когда это холодное наполированное место превращалось в подобие цветочной клумбы, всё казалось не таким и ужасным.

Неспешно летающие за окном дроны доставки стремились занять свои места на складских полках. Может, уже изобрели способ программировать людей на счастье?

– Ладно…

Поднимаясь со своего места, я захватила одной рукой сумочку, а второй продолжала копошиться в волосах перекидывая их из стороны в сторону. Сладкая боль волнами расходилась по голове, в очередной раз напоминая о грядущем перерыве в будничных мучениях.

– Вера?

– Да, мам. Звонила?

Спускаясь по лестнице, сразу нужно уладить накопившиеся за день вопросы, которые в моей семье всегда сводились к одному и тому же: Как дела на работе? Пойдёшь с подружками в клуб? Замуж пора! Вадим сессию закрыл на отлично. Как у Маши дела?.. Не забудь полить Замика!

– Да мам, не забуду.

Пару лёгких касаний смартфона и домашний менеджмент на сегодня тоже окончен.

Ничего удивительного, что мать волнует только работа дочери и никак не наступающее семейное счастье. Мне временами кажется: первое, – напрочь исключает второе.

Окинув себя взглядом в сверкающее стекло, отгораживающее лестницу от улицы, непутёвая я в очередной раз пыталась составить план оправданий: Ну и чего, что футболка мятая, так целый день сидя! Ну волосы растрёпаны, так ж надо голову помассировать, болит же!

В прошлом месяце мне удалось состричь крашенные облезлые концы, и теперь привычный вид запустившей себя оборванки приобрел ровный тёмно-русый оттенок.

«Нет, вы не подумайте, вообще я ношу шпильки, полупрозрачные блузы и пахну розами, просто сегодня хорошо поработала. Конец квартала всегда напряжённый. А вот встретимся завтра, и я вам покажу. Уу-х!»

Но никакого завтра, конечно, не будет. Так же, как не будет этого и сегодня. Супермаркет в конце улицы уже маняще сверкает акционными табличками, там Рислинг, мой верный друг и спутник, дома десяток страниц книги, где повествование наконец докатилось до «долго и счастливо», а завтра…

Я едва волочила затёкшие ноги. Пожалуй, надо приобрести обувь на пару размеров больше. Задрав голову, прикрыла глаза и постаралась вдохнуть как можно глубже. Запах свободы. Не тот чистый, отфильтрованный, разбавленный сладкими ароматизаторами, что уборщицы на работе чередовали каждую неделю, а живой, насытившийся выхлопами заводов и сквозняками ржавых лопастей, мельтешащих всюду коптеров и дронов. Даже грядущее летнее цветение ровно усаженных у дороги лип, не пробьёт городского парфюма.

Пока что, газовые облака прорезали только едкие ноты свалки, что располагалась аккурат за заборами рабоче-складского района. Чуть дальше уже начинались Звёздные окраины.

Но никаких знаменитостей там и в помине не водилось. Выстроенные особняки с ровно подстриженными лужайками и припаркованными Тесла, тротуары, по которым можно смело гулять в белых тапочках, были невыразительнее миража. На самом деле, всё куда прозаичнее.

В отличие от центра, в Звёздных окраинах на небе виднелись звёзды. У самой ограды отблески городского рекламного хлама ещё мазали, ну буквально в километре жизнь стремилась потонуть во мраке.

Огни мегаполиса до туда уже не дотягивались, а своего электричества им едва хватало на одинокую лапочку, и той могла похвастать не каждая улица. Высившиеся всюду горы мусора, беспризорные дети, ржавые вагончики, что заменяли многим дома, всё это я во всей гниющей красоте прознала ещё в школе. На экскурсиях: Вот видите, что бывает с теми, кто не хочет трудиться, – тыкал экскурсовод пальцем в сидящую на дороге женщину, чьи язвы уже покидали внутренности, занимая почётные места на лице и руках. Была я там всего раз и совсем девчонкой, но в новостях то и дело промелькивали сводки освежая воспоминания.

Окраины обрамляли все города страны и, в общем-то, являлись их частью, увеличивая в диаметре на десятки километров. Некогда разделившаяся власть прочно укрепилась в своих позициях. Кто не желал тратиться на чистые дорожки, вымытые подъезды и скоростную доставку еды мог себя от этого избавить. Двери в ад всегда открыты. Конечно, я понимала, что за электричество плачу круглосуточно, а использую буквально по паре часов в день, и иногда мне думается, что спокойно отказалась бы от него вовсе, но переехать в окраины было в моём, да и целом, понимании слишком низко. И опасно.

Городские налоги многим были не по карману. Не хочешь платить? Тогда последнее, на что можно рассчитывать от власти, это чернеющие от копоти бусы, что, пыхтя, перевозили несостоявшихся граждан на их новое место существования. Бесплатно. И вернуться в город можно, платишь двойной налог, демонстрируешь кругленький счёт, что позволит тебе на ближайшее время арендовать жилье и вуаля: вы снова гражданин хороший! И всем было, в принципе, плевать, что заработать в Звёздных такой капитал можно только нелегально. Царившая там анархия подпитывалась мечтами многих о возвращении в город. Постоянные грабежи, торговля наркотиками и оружием, насилие и фактически рабство, на которое шли люди, дабы заработать ту самую спасительную копейку, являли собой обычный круговорот тамошней жизни. Как трясина, окраины затягивали всех тщетными попытками из них же и выбраться.

Сельчане к жителям окраин относились лояльно, но свои общины у них были крепки и не пробиваемы. Если уж в городе с работой не сдюжил, то какие тебе огороды? Трутней ни где не любят.

Зарплаты менеджера вполне хватало и на налог, и на еду, и даже на отдых раз в пару лет. Правда о выезде к морю я даже не мечтала. Последние месяцев семь приходится откладывать добрую часть зарплаты, чтобы в случае потери работы продержаться в городе хотя бы год. Мать тянуть меня не сможет. Брату на шею не хотелось, хоть ему и повезло получать повышенную стипендию, а потом и успешное трудоустройство гарантировано.

Мне учёба давалась труднее, но с горем пополам выпустилась, и отсутствием троек даже вынудила институт пять лет оплачивать за меня налог. Но теперь птичка свободна, и ещё один выговор за грубость к клиентам отправит её на подмостки биржи труда, где со статьёй в трудовой повезёт, если предложат должность уборщицы на этих же складах. Любой минимальный оклад покроет налоги, но вот булку хлеба придётся растягивать на месяц и экономить на аренде, обитая в комнатушке метр на два.

Остаться без работы по собственному желанию в моём случае, да и в любом другом, куда перспективнее алой записи в послужном списке.

Тащась к магазину, я вдруг подумала, что может и хорошо, что судьба занесла меня к самой границе города. Жила я в пятнадцати минутах пешком от работы и в окно спальни прекрасно проглядывался царящий за границей мрак, будто маня, он каждый день нашёптывал: как ты близко, ещё немного и мы будем вместе… А это куда больший стимул нежели центральный район в котором и знать забудешь о возможных последствиях «разгильдяйства».

Я искренне верила, что ещё пару лет и удастся окончательно свыкнуться с постоянным хождением по лезвию.

В другом случае: уже наизусть знала адреса всех точек ИП Манукян, из-за которой и получила два предупреждения, и, в случае чего, денег на баллон горючего хватит. А там и в тюрьме прокормят. За хорошее поведение даже работку в подкинут. Только вот потом городские ворота закроются для меня на всегда, напрочь скрывая любой смысл существования.

Двери супермаркета услужливо разъехались, и белизна полов тщетно стремилась осветлить заплывший рассудок. Нет, пожалуй, с Рислингом тоже придётся попрощаться. Не на долго. Чем толще кошелёк, тем лучше. Простая истина на все времена, но в моём положении это не просто лучше, это может стать жизненно необходимо.

Упаковка пельменей, пол булки серого, литр газировки… и, пожалуй, ванильный йогурт по акции.

– Пакет не нужен, – шерестила я по сумочке, которую и брала-то с собой чтоб не таскать пакет в руках.

Выйдя из магазина, я едва успела уклониться от наплевавшего на все летные границы следящего коптера. Он, подобно населяющим этот район людям, на аварийно-мигающем заряде волок свою ржавеющую тушу к пыльной полке. А может, было бы не плохо, если бы он рухнул ровно мне на голову? Страховка в подобных случаях впечатляющая. Но как показывала практика, быстрее признают твоё покушение на частную летающую собственность, чем выкуроченные лопастями кишки обозначат тебя жертвой.

Мысли о самоубийстве были в моей растрёпанной голове не новы, но грёбаный инстинкт самосохранения всегда взывал к непоколебимой трусости. И не поможет с этим ни борзый нрав, ни литр водки.

Высившиеся в округе многоэтажки тонули в цветном тумане, и мерцающие тусклым светом окна были не выразительнее светлячков. Армированный дендрарий городских джунглей. Но где-то, за занавесом тлеющих мыслей наверняка витает вера в будущее, и обязательно найдётся кто-то, чья надежда ещё теплится. Аж завидно.

И откуда в глазах коллег возникают счастливые отблески? Где этому бренному телу только удаётся черпать энергию для такого тяжелого, почти невозможного чувства.

Я понимала, что вероятнее всего просто загналась. Ведь могло быть и хуже. Ну и пусть это самое хуже каждый день тянуло ко мне свои потрескавшиеся руки. Надеюсь, хватит сил вытравить из головы отчаяние, и тогда-то жизнь заиграет новыми красками, далёкими, от мерзкой яркости холодного неона.

Зелёный

– От-ва-ли! – верещал я, отпихивая от своего любимого медведя приставучие руки.

– Миля! Это что такое? Ты как разговариваешь с братом?!

– Ну ма-ам, он…

– Что мам? Ты почему такой жадный?! – недовольно смотрела на меня мама. – А ты чего ржёшь? – получил Сеня смачную оплеуху. Я сразу почувствовал себя счастливым, только он почему-то рассмеялся ещё сильнее…

– Миля то, Миля сё! Ещё и медведи! Я брата хотел, это чё за подстава? – тыкал он в заплаканного меня пальцем. – Давайте уже ему бантики цеплять начнём!

– Арсений, – голос отца перистым облаком приземлился на зелёный ковёр яростных сражений, – а теперь расскажи мне, каким образом плющевые медведи определяют гендерную принадлежность.

Мама капитулировала из кабинета отца, и сколько бы мольбы я не вложил в свой провожающий взгляд, соратник из неё всегда был никакой… Папа сел за свой стол в большое коричневое кресло и улыбнулся мне. Я любил папу больше всех.

– Ну пап! Я в его возрасте даже Лего не трогал! А он всё со своими медведями таскается!

– Я задал вопрос.

Сеня глубоко вздохнул, поднялся с ковра, не забыв при этом «случайно» меня пнуть, и вышел в желтый кружок с завитушками в центре пушистого паласа. Я про себя прозвал его «круг позора». Меня папа никогда туда не ставил, но я знал, что рано или поздно этот день наступит… А пока я с удовольствием наблюдал, как позорился мой старший брат.

– Никак не влияет…

– Уверен?

– Да.

– Тогда, ты, видимо, хочешь поделиться с братом своей коллекцией машинок? Миля, – посмотрел папа на меня, – Арсений предложил тебе поменять твоего медведя на свой «Ролс-Ройс»?

– Нет! – ехидно пялился я на краснеющие щёки брата.

– А что он предложил тебе взамен медведя?

Я почувствовал, как к носу подступают сопли и зашмыгал.

– Б…

– Б…?

– Бантики…

– Замечательно. – Строго посмотрел папа на Сеню. – Вывод?

Я выжидающе уставился на брата, который в такие моменты иногда выдавал что-то очень смешное и получал по полной программе. Двойное веселье для меня!

– Забирать просто так нельзя, нужно искать альтернативу, что на мой взгляд не повлияет на его гендерную идентификацию.

– Идентичность.

– Идентичность.

Слёзы посыпались на коленки. Это совсем не смешно…

– Прости, Миля, – поднял меня брат на руки, – бери своего друга, – сунул он мне медведя, – я видел в холодильнике огромную банку мороженого!

Я уткнулся заплаканным лицом в его футболку. Брата я тоже любил. И мороженое.

– И Арсений. – Догнал нас голос отца в дверях. – Ещё раз «чё-кнешь», по субботам будешь ходить к маме на лекции.

Сеня дрогнул.

– Не будет! – нахмурился я, переваливаясь через плечо брата, стискивая его шею. – В субботу у нас бассейн! – высунул я язык.

Арсений засмеялся, и мы дали дёру на кухню, пока мама не заблокировала холодильник…


Глава 2. Василёк

Синий календарный квадрат оккупировал восемнадцатое марта. Вестник дня года висел на почётном месте: в центре пустеющей стены в коридоре, отделяющем спальню от кухни. Подснежник на мартовской картинке гордо торчал из коричневого дёрна, что своей прекрасной лепёшкой разбавлял скудное убранство сереющих настенных полотен. О ремонте думать рановато, и радовало только, что никто из соседей ещё не умудрился устроить потоп или пожар. Обои намертво прицепились к ровной стене и пока даже не намекали на разрыв этих уз.

Комната в квартире была всего одна, и едва вмещала двуспальную кровать, шкаф и комод. Зато кухня радовала габаритами. В дальнем от окна углу весёлым розовым отливали фасады гарнитура, в противоположном уместился письменный стол и интернет станция.

Холодильник довольно запищал, проглотив свежую порцию еды. Высветившийся на его панели график ужинов настойчиво сверкнул, предлагая сегодня съесть нечто большее, чем йогурт. Таблицу калорий уже рассекла стремительно уползающая вниз полоса.

И почему мы ещё не научились питаться солнцем? Согласие на впрыск в организм хлорофилловой сыворотки подписала бы без раздумий.

Я выудила из сушки маленькую ложечку и принялась за своё любимое занятие.

Цифра списка подходящих вакансий ободрительно моргнула и обозначила три новых объявления на первой вкладке в категории «цифровой художник». Смотреть вакансии по специальности не хотелось… Валяющийся в дальнем углу планшет как бы намекал, что к творчеству хозяйка поступалась не иначе, чем пару месяцев назад, но связать с этим свою жизнь я хотела по-прежнему. Колледж при художественном институте мать забраковала сразу, стипендии там нет, а в высшую художественную школу без базы не поступишь. Про флористику и заикнуться было страшно, перспектива вырисовывалась только после окончания школы дизайна, а это немыслимо дорого. Цветы в наше время стоят баснословных денег, поэтому одна практика обходилась как месячная аренда жилья. Так что, – менеджер универсал, гарантированное трудоустройство и оплата налогов во время обучения, – наш вариант! А на цветы и траву можно и в учебниках посмотреть, коих у меня было целое ботанико-научное собрание.

Я угрюмо пробегала глазами по описаниям новых вакансий. Во время обучения еще попадались подработки и мелькала возможность устройства в штат художником с обучением, за которое брался работодатель. Но вот уже четвёртый год хвостом каждому творцу, помимо таланта, должно служить профильное образование, и все чаще к требованиям добавлялись опыт работы и внушительное портфолио.

Со скрипом подтащив к себе планшет, уставилась на высветившийся последний рисунок. Да эти художества, да знающему своё дело психиатру, и будьте здравы желтые мягкие стены отделения шизофрении. Я уже не могла точно вспомнить, когда рисунки перекочевали в откровенный монохром, и вместо целостной картины представляли из себя разномастные каракули.

Рисовала я хорошо, прекрасно это понимала, и частенько сравнивая свои работы с встреченными на баннерах, в очередной раз крепла в мечтах и надеждах. Я же могу лучше! Это вообще, что за штрихи, художник был пьян? Или кто-то мазюкал его рукой, пока он спал?!

Но в таланте и было моё проклятье… Однажды, потратив три недели на изображение сваленного на стол натюрморта из полуфабрикатов и бутылок, я наконец-то поняла, в чём главная проблема. Педантизм, что был мне чужд в обычной жизни, намертво прирастал к моим работам. Ровные линии, которых кому-то приходится добиваться годами, идеальная передача цвета и размера, всё это делало мой рисунок похожим на фото. Вопиющий реализм напрочь срезал любой смысл рисунка. Зачем кому-то платить бешенные деньги за то, что любой человек с камерой воспроизведёт за минуту…

И вот когда поверх всего этого я пыталась расслабиться и внести лёгкости, беспорядка, и получался невнятный коллаж. Я всегда гордилась своими работами, но по сути была в состоянии всего лишь идеально передать увиденную картинку. У меня однозначно талант, в руках, и я так сильно на нём зациклилась, что совсем упустила из виду сам смысл. Да и время, что я неосознанно тратила на создание своих шедевров было поистине колоссальным.

Планшет для рисования подарила мать. Никто и подумать не мог, что занятия «каракулями» раскроют в ребёнке талант. Но семейные внимания на юного гения не обращали, потому что дорого, бесперспективно и вообще: рисуешь, рисуй, а учиться надо! Когда отец был жив, они с матерью ещё пытались поощрять мои творческие порывы, а уж когда его не стало, всякая романтика испарилась и встал вопрос откровенного выживания.

От осознания, как оно могло бы быть, накатывало удушье. Сожаление о независимом, далёком и неподконтрольном маленькому ребёнку выкручивало руки. Лицом завладела гримаса отчаяния.

Ложка с остатками йогурта выскользнула изо рта и, сопровождая приземление звонким треском, упала на самый центр экрана. Всё в моей жизни трещало по швам, разбивалось в дребезги и напрочь не хотело помогать возводить нечто новое. Планшет полетел в свой угол вместе с разбрызганными по экрану каплями ужина и слюны. Прилипшую ложку убрать было страшно. Если там появилась трещина, можно забыть даже о творческом фрилансе.

Сегодня мне хотелось ещё немного помечтать, так что цепляясь за крохи спокойствия, я бросила эту удручающую, наполненную ванильным хаосом экспозицию, сползла на пол и начала шурудить руками под батареей. Глаза застилали слёзы, казалось, капли с оглушающим звоном сыплются на пол, но зрение мне сегодня больше и не понадобится…

Я нащупала заветную упаковку с таблетками, закинула в себя две штуки и устроила голову на полу у ножек стола.


***

Весной солнце в городе почти не показывалось, плотное покрывало сереющих капель с большой любовью укутывало небо, отчего мне вдруг показалось, что смерть за мной таки пришла. Иначе к чему этот ослепляющий поток? Но нет. То всего лишь стремящийся в глаза солнечный луч. А вот адская головная боль, сухость во рту, моментально повлекшая сочащиеся кровью губы, и радость, что полтора дня бесполезных выходных пролетели в миг, были на месте. Информационный абзац на экране оповещал о наступлении воскресенья. А не плохо… Но четвертью таблетки больше и можно было проспать работу.

Постанывая, я поползла в ванную. Трусость не позволяла мне закинуться более чем тремя дозами, и подобные попытки всегда заканчивались принудительным выворачиванием желудка.

Приглаживая руками стену у календаря, я поднялась и сдвинула синий квадрат на двадцатое число. Замечательно… Теперь можно принять душ, закинуть стирку и приготовиться к очередной рабочей неделе.

В центр я уже давно не выбиралась, не говоря о выходных поездках в Москву. Любая попытка отдохнуть стремилась усугубить и до того удручённое состояние. Радость, витающая всюду в проклятые выходные, меня просто добивала. В последнюю встречу с Машкой я чуть было не сорвалась и не просадила пол зарплаты в ресторане. А какое прекрасное голубеющее платье на витрине приметила… Я боялась, что счастье сумеет завладеть моим рассудком, оно меня расслабит, и тогда ИП Манукян в очередной раз будет послана на десяток весёлых букв без капли сожаления, а план у меня всё же был, и любезности с клиентами он включал в первую очередь.

Если удастся и дальше удерживать себя в этом тесном горшке, накопить на второе образование, вот тогда-то и наступит завтра, которого не нужно будет бояться.

Теперь винить в своём положении я могла только себя. Никто не мешал поиметь чуть больше мозгов и сдержанности. Или же наоборот, быть чуть тупее, но проще. Больше рвения проявлять в учёбе, чтобы пройти конкурс на повышенную стипендию. Но в детстве вся эта математика была мне не нужна. Вместо уроков нам срочно надо было намалевать очередной цветок… Будь он проклят.

Когда я вообще последний раз рисовала цветы?

Майка и джинсы с лёгким шорохом упали на пол ванной комнаты. Глянув на своё отражение в зеркале, я скривилась. Всё же, в этом месяце придётся потратить на еду чуть больше обычного. Рёбра отчётливо проглядывались, растяжки художественными штрихами покрывали почти всё тело, некогда округлые формы и те, пытались завалиться обратно. Голодный обморок на работе не сулил ничего радужного.

От размышлений о солнцеедах и бретарианцах меня отвлёк телефонный звонок.

– Алло.

– Здоров, Сеньора! Как оно?

– Да ничего, – я вышла на кухню голышом, и включила чайник, – мама сказала, ты опять отличник?

– А то! Эта сессия вообще лёгкая, ещё год и досвидос, жду не дождусь… – начал бурчать Вадим.

– Да ты брось, лучше запомни эти сладкие годки, потом будешь мечтать о возвращении…

– Ну ещё чего, ненавижу всю эту дребеду, я к тому и звоню, так сказать кинуть тебе повод для гордости. Мне работу предложили в Вирне, уже сунули на ознакомление контракт, с гарантией прохождения у них практики и предположительной темой диплома. Если получится разобраться в вопросе сулят по выпуску помощника руководителя в отделе! Ты прикинь! Маме только не брякни, я ещё не согласился.

Я стояла, разинув от удивления рот. Работа… в одном из крупнейших IT предприятий в городе? За год до выпуска?!

– А когда учиться?..

Предложение показалось мне странным.

– Параллельно. Вместо пар специализированная практика. Нафига им выпускник, который понятия не имеет о реальном рабочем процессе? Сами и учат, и зачётки заполняют, и с дипломом помогут. Боятся, что меня кто-то переманит, вот и суетятся почти за полтора года. Хе-х.

– Ты дочку директора обрюхатил?

– Дура что ли?! Какое тут время на баб найти!

– Ты п…

– Да предохраняюсь, не волнуйся! Вечно одно и тоже у вас. Кто б похвалил?! Короче, терпи ещё год, если у меня получится я тебя подтяну в дизайнерский отдел, будешь малевать круглые сутки. А может и сразу в сентябре тебя пробьём. Не может же у меня быть менее гениальная сестра?!

– Как-то неожиданно…

Мне с трудом верилось в происходящее. Вирна была настолько далёким и презентабельным местом, что об этом я и мечтать не могла. Связи в трудоустройстве, решали, но у нас даже в филиал никто попасть не мог.

– Собирай портфолио! Всё, я пошёл, васильки тикают, люблю тебя, маму не беси, соври уже наконец про какого-нибудь лысеющего ухажёра! А то она поседеет быстрее, чем бабушкой станет. Чмоки!

Гудки в трубке сливались с тяжёлым трепетом сердца, готового пробить рёбра. Я отключила протестующий чайник и кинулась к столу, отшвыривая чуть ли не в центр выкатившийся стул.

Засохший на экране планшета йогурт слезал с него вместе с осколками стекла. Последняя надежда рухнула, когда основа начала тонкой струйкой заволакивать невидимые до этого трещины. Падал он у меня не раз, но критичных повреждений не выказывал, видимо, роковая ложка скальпелем всковырнула копившиеся двадцать лет раны.

– Дерьмо…

Сомнений, что у брата получится выбиться в люди, никогда не было, и хоть я старше на пять лет, отношения между нами всегда складывались очень доверительные и до неестественного родственные. Временами казалось, что я люблю его сильнее, чем мать.

По-быстрому закинув в кружку заварку, я утопила её в кипятке, одной рукой подтянула стул, уселась у экрана центра и открыла виртуальную папку, в которой в полнейшем хаосе хранились всё работы. Информатор поспешил уведомить, что там числится две тысячи триста двадцать один файл.

Копаться в этих рисунках придётся долго, я не сомневалась, что найдётся с десяток стоящих, но выуживать их придётся не один месяц. По-хорошему, нужно вносить правки, подкручивать цвета, добавлять детали…

Взгляд опять упал на разбитый планшет, который теперь даже для разделочной доски не годился.

Сопровождая мысленный процесс хрупом разминаемых суставов, я сходила в комнату за халатом. В миг разгорячённое новостью тело стремительно остывало, требовало еды и ныло от суток сна, проведенных на полу.

Дура! Нет бы вместо ежедневных занятий самобичиванием технику рисунка совершенствовать!

Рухнув под стол, я нащупала ещё закрытую упаковку таблеток и ринулась к унитазу. Один-два-три… одна за другой они тонули в мутной воде, с каждым приглушённым бульком вызывая в голове воспоминания о бесцельно проведённых днях.

Я пыталась соображать, что же наконец можно сделать для того светлого будущего, о котором постоянно мечтала, и к которому, как выяснилось, оказалась совсем не готова.

Синий

Я в оцепенении смотрел на отца, что спустя пять часов непрерывной работы не смог растерять и грамма своего цельнометаллического спокойствия. Поддаваясь его серьёзно-деловой ауре, я распрямил плечи и постарался придать себе как можно более бодрый вид, совсем не выжатого насухо пацана, что за два часа наблюдая за людьми в халатах уже в уме позаражался всем излечимым и нет.

Выдерживая деловитость, отец, смущённо поправлял синий наряд и пытался отодрать от своих ног плачущую в счастье женщину. Он почти каждый день спасал людей. Мы слышали от мамы, что в подобной работе шансов на благоприятный исход куда меньше, чем на летальный, но в его лице нам никогда не удавалось разглядеть и намёка на прошедший день.

Вообще, я ни разу не видел его ни уставшим, ни грустным. Он бывал с нами строг, но я не мог на него злиться или обижаться. Он всегда прав, потому что предельно честен со совей семьёй и с собой.

Обед, что мама сунула мне передать в преддверии его тяжёлого трудового дня, уже остыл.

– Давно ждёшь? – потрепал меня по голове отец.

– Нет.

Мы шли по длинному коридору, и ловя восторженные взгляды, я не мог им не гордиться. И, если честно, собой тоже не мог…

– Что у нас там сегодня? – указал он на ланч-бокс.

– Овощное рагу со свининой.

– Вкуснятина! – принял он у меня коробочку и аккуратно, даже с любовью, положил в мусорное ведро.

– Пицца?

– Да, уже должны подвезти. Вина? – откупоривал отец красивую бутылку с изображением какого-то замка.

– Мама бы тебя убила.

– Я бы предпочёл, чтоб ты разбирался в алкоголе и вместо заливания водки в институте, вел себя достойно, – заполнился мой бокал алыми каплями.

Наверное, спаивание детей и вечно пополняющие мусорку обеды, было единственным, что выбивалось из картины порядочного семьянина…

Глава 3. Ромашка

Кастрюля с грохотом заняла главенствующую позицию на плите. Слухи ходят, что на голодный желудок думается лучше, но что-то мне подсказывает мой орган чуть больше, чем просто голодный. Идею закидывать двойную порцию пельменей я отмела сразу, последнее психованное объедание привело меня на недельный больничный с потерей в зарплате.

Конечно, полагаться на брата полностью нельзя, но дело было даже не в этом. Ну попадись мне сегодня на глаза та заветная вакансия: Вера, мы вас ждём! И всему научим, и платить будем пятерной налог!

Что бы я смогла с ней сделать? Да ничего!

Пока закипала вода я старалась успокоиться и вспоминала всё, чему меня нравоучали в детстве. Порядок на столе, – порядок в голове, например. Оглядывая кухню я только в очередной раз порадовалась, что убранство было настолько скудным, а полуфабрикаты дешёвыми, что я тут ничем толком не пользовалась, и мыть, кроме полов, было нечего.

Зайдя в спальню, я стянула уже трехнедельное постельное бельё и запихнула его в машинку вместе с одеждой. Заправив свежее цветочное покрывало, я направилась к шкафу, чтобы в кое-то веке педантично подобрать себе одеяние на завтра, сложить его ровной стопочкой на комоде и не нестись с утра сломя голову, в страхе потерять работу из-за минутного опоздания.

Очередные джинсы и чёрная футболка с голубыми квадратами, сверкая ровными углами заняли подготовительную позицию. Я уже закрывала шкаф, когда молнией меня пронзило ещё одно упущение. Распахнув обратно все дверцы, я начала перебирать весящие на вешалках платья. Представив, что завтра меня приглашают собеседоваться на работу мечты, началась примерка. И к своему ужасу, параллельно с донесшимся из кухни запахом гари я обнаружила, что вся моя одежда на вешалках смотрелась куда симпатичней, чем на мне.

Вода уже полностью испарилась и теперь оставшиеся наросты накипи спешили добавить в жизни коричневых красок. Залив кастрюлю по новой, я решила, что пельмени с дымком тоже не плохо, и вернулась к шкафу, на этот раз включив таймер.

Купить что-нибудь на выход сейчас не помешает, но, помимо этого, веса бы тоже поднабрать. Светящаяся худоба делала мой обречённый вид ещё болезнее.

Решено! Один наряд, не слишком дорогой и который будет не жалко через месяц выкинуть, на случай, если в него я уже не влезу.

Плита запищала, и через десять минут по квартире начал разноситься пикантный запах. Я никогда не включала вытяжку. Почему-то мне данное изобретение казалось бесполезным, а так и аппетит просыпался.

Я достала смартфон.

– Маш, привет.

– Какие люди! Веро, ты никак решила вылезти из своей берлоги?

– Типа того, где у нас сейчас не дорого и красиво?

– Шмотки что ли?

– Да, – я глянула на время. – Давай смотаемся через пару часиков?

Маша жила в паре домов от меня и трудилась на соседнем складе. Не сказать, что мы подходили под определение «лучшие подруги», но от безнадёги друг друга ни раз спасали. Ещё в институте мы быстро сошлись, потому что ваша дружба нам на постоянной основе не надо, а вот социализироваться хоть раз в месяц не помешает.

В трубку доносились какие-то невнятные причитания об очередной трагедии у Веры, которую срочно нужно поддержать. На городскую интеллигенцию мы не тянули, как бы не строили из себя, поэтому Машин муж всегда крайне скептически относился к таким спонтанным вывозкам. Ибо знал: в музей мы точно не пойдём, а возможный занос по магазинам весомо бил по их бюджету. Про бары мы и заикаться перестали.

Вообще, Лёха хороший мужик, крепкий и работящий. Когда на третьем курсе он вдруг начал воровать у нас Машку, мы сначала бунтовали, потом позавидовали, а после и свыклись. По имени его из нас никто не звал, потому что своим «Масиком» пока не обзавелись.

– … ну Масик, ну мы уже пол месяца не виделись!.. – долетали до меня жалостливые речи.

Не редко бывали случаи, когда нет ни желания, ни настроения, но стоит кому-то из подруг всковырнуть скуку и остановиться бывает сложно. Иногда мы треплемся на перебой, нередко вспоминая институтские годы, но, в основном, Ани не устаёт хвастаться очередным возлюбленным, Нелли обвиняет её в непотребной лёгкости в определённых частях тела, а мы с Машкой, подобно сторонним наблюдателям, тихонько хихикаем попивая и, да, – социализируемся. Хоть постоянной близости между всеми нами не наблюдалось, я была уверена в каждой из подруг, и знала, что в случае острой необходимости они всегда будут рядом.

Девчонки жили неподалёку, одна группа в институте, одинаковый специалитет и гарантированное трудоустройство буквально сковывали выпускников невидимыми цепями. Дорожки были проторены, и по началу никто старался с них не сходить. Все, подобные моему, оптово-розничные предприятия находились на одной стороне. Там и свалка не далеко и не мешаемся мы, исконно рабочий класс, никому. Работу при центральных офисах получали в нашем институте единицы, для этого существовали элитные школы, а на кнопочки нажимать и любезничать и выпуска нашей шарашки хватало.

Собирать сейчас всех казалось мне по прежнему рискованным, дефицит положительных эмоций явно сказывался на сдержанности, и отсутствие биологически необходимой эротики долбило на пьяную голову покруче любых таблеток, а завтра на работу. Работу, которую мне нужно очень любить, холить-лелеять, и держаться изо всех сил. Замигавшая спасительным огнём Вирна переворачивала представления вообще обо всём. Теперь даже два выговора не казались мне безобидными росчерками в трудовой, и по-хорошему, надо бы перебить их не меньшим количеством благодарностей.

– Веро? Ты тут?!

– А, да. Ну что там? Масик жмотничает?

– Собирайся, я заеду к трём. И не малюйся там, мне влом.

– Окей.

Солидарность превыше всего. Быть страшной подругой никто не любит, и подобные договорённости были у нас в ходу. Только на Ани это не срабатывало, там хоть ведро на голову надень, и то украшением покажется. Мне она виделась дицентрой великолепной, в народе просто, «разбитое сердце». Как водится, красота не позволяет удерживать орган-насос в целостности. Оттого мы быстро сошлись на любви к трагедиям.

Сливала воду из кастрюли я уже не на шутку возбудившись. Первоначально избранная роль отщепенца сделала только хуже. И хорошо, что в голове это прояснилось. Скажи мне Вадим: собирайся, тебя завтра ждут, я бы, наверное, закинула все свои сонные таблетки ни в унитаз, а в рот.

Теперь главное не сойти сума, так явно мелькнувшая надежда, – это конечно хорошо, но вот треклятое счастье… грёбанный наркотик.

Я закидывала пельмень за пельменем нездорово похихикивая, и едва слышно, на цыпочках, ко мне подползал страх. Правильно, сначала делать, потом думать.

– Всё будет хорошо, – твердила я себе, – нельзя так радоваться, ещё ничего хорошего не случилось.

Хотя, так вовремя пришедшее просветление, чем не повод для радости? И больше никаких таблеток.

Лифт легким шелестом спускал меня с пятнадцатого этажа. Хотя настроение было взлететь, да повыше.

Синяя развалюха, что не иначе, чем по недоразумению звалась машиной, тарахтела у самой двери подъезда. Обрубок выхлопной трубы не переставал выбивать искры. Ещё пару лет, патрульный коптер прилепит на лобовое красный крест, и тогда дорога ей на металлолом. Вряд-ли какой-то сервис возьмется за такой раритет.

– И как она ещё ездит… – поражалась я, со скрежетом отковыривая пошарпанную дверь.

– Ты не сглазь! Нам на новую ещё копить и копить!

Я опустилась в мягкое, обтянутое пушистым нечто сидение и вцепилась в дверцу двумя руками. Характерное «ба-бах» эхом пронеслось по двору. Прохожие в испуге шарохнулись. Мужики поглядывали на нашу обнимающуюся на передних сидениях парочку, и наверняка думали, что баба за рулём зло, а мне бы руки отрубить за такое кощунство. Но мы-то знали, – иначе пришлось бы придерживать чёртову дверь всю дорогу.

– Погнали, в Комикс, распродажи уже заканчиваются, так что скидки ого-го. На твоё дрыщавое тельце точно найдётся. Джинсы спадать начали?

– Да нет, мне бы… платье? Или костюм…

– У вас дресс-код ввели?! – вылупилась на меня Маша, видимо, перебирая в голове свой гардероб.

– Да упаси…

Я сдержанно улыбнулась. Как не посмотри, повод, для которого мне понадобился деловой наряд, будет звучать по-идиотски. Машу вполне устраивала ее жизнь, работа, и даже муж ещё не надоел, так что мои эфемерные фантазии о творческом будущем всегда сидели глубоко во мне, и принять их всерьёз мог только Вадим.

Солнце ещё не скрылось за крышами, и неоновые ленты не спешили ввинчиваться в глаза. Неспешно пролетающие за окном пейзажи были едва различимы. Город, считай, был заново основан, всего лет за пятьдесят. Церковь царя Константина, служила единственным напоминанием об исторической принадлежности к Российской, теперь, федерации. Жители наводняли город со скоростью света. Рекламщики сработали на славу, и прилично разгрузили столицу оперируя лозунгами, намекающими на утопию. Мы стали подобны столичному району, что был немного обособлен. Молодежь не прекращая рвалась в Москву, а столичники к нам, только вот со своими деньжищами тут для них был рай, а для местных там была уготована коробка под мостом окраин.

В центре постройки отличались фантазиями архитекторов, а в рабочих кварталах одна серая коробка ровнялась на другую. Глядя на ежегодную сумму выплаченных налогов аж злость брала! Могли бы хоть одну стену разрисовать.

Мы, как две неудовлетворённые жизнью бабки, принялись для начала проклинать всё и вся. Оно может и не плохо, но придела совершенству нет, и наш внутренний эстет бунтовал.

В центр мы не собирались. Маша обещала мужу эконом прогулку, а я себе, и белеющие вдали огни прожекторов районного магазина, направленные в небо, указывали путь. На огромные подвальные площади туда свозили шмотки со всей округи. Людей должно быть много, особенно в выходной, но многокилометровые тоннели и таблички у входов с горящими цифрами зашедших за час покупателей, спасали. Мы уже миновали первые три, которые светились алым, намекая на крайнюю наполненность, и блестящий чуть поодаль зелёный огонёк подтверждала стремительно пустеющая парковка.

– А ты я смотрю набрала… – не сдержалась я в оценке подруги.

– А тебя я смотрю уже сдувает! – засмеялась Маша. – Но на самом деле да, отдала бы тебе килограмм десять. Временами подумываю работу сменить, постоянная сидячка плохо сказывается на моей талии, – попыталась она добавить грациозности голосу. – Или мужа, а то, видать, не дорабатывает! – Маша разразилась громким смехом и померила руками живот.

Частенько люди принимают её за деревенскую или выбравшуюся из окраин в первом поколении. Скромность, претендующие на элегантность манеры, всё это было ей чуждо, как морковный фреш, но городской она родилась, ей и помрёт. Золушки только в сказках становятся принцессами. Меня тоже с натяжкой можно назвать «централкой», но присущую характеру меланхоличную запуганность не редко принимали за интеллигентность, а язвительность тона за спесь. И почему-то редко кто думал про чертей в этом омуте.

Шагающая рядом мадама в спортивных штанах, не скромно подчеркивающих сытую складку на животе, раскусила меня в первый же день. Она проста, как палка, с такими людьми одновременно и легко, и сложно. Легко быть собой и сложно строить кого-то ещё. Просто, Машка, – ромашка.

Минуя парковку мы в очередной раз поразились грандиозной примитивности постройки. Торговый центр был до неприличия квадратным. Ни одного окна, ни лестницы. Только малюсенькие двери, едва выдерживающие непрекращающийся поток людей.

Когда мы выпустились, закончили с трудоустройством и переездами, тут же ломанулись исследовать местную инфраструктуру. Торговый центр, естественно, был первым в списке. Сразу мы нарекли это место: Комикс. Пестрящая на каждом сантиметре здания реклама, просто не позволяла различить в этом комке макулатуры маленькие двери, да и вообще бетонную конструкцию. Всегда можно наблюдать слоняющихся покупателей, недовольно взирающих на цветастые стены в поисках прохода. Нам же указателем служил лифчик на огромном баннере, лямка которого спускалась аккурат на вход 23-зет. У других дверей тоже были ориентиры. Где-то гамбургер, со стекающей на проём отрисованной горчицей, где-то десятиметровый пульт от проектора, как дамоклов меч висящий над входом.

Раньше мы выбирались куда чаще. И Ани с Нелли наверняка продолжают эту добрую традицию по выходным. Но у Маши появился муж, а у меня наполеоновские планы…

– Так. Откуда начнём? – озиралась Маша, цепляя на нос очки.

– К платьям.

Приметив вдалеке ярко-желтую табличку, что с первого взгляда могла намекать на привычный указатель в женский туалет, мы пёрли как танки, пробираясь сквозь горы разномастного тряпья и обуви, не оборачиваясь и не отвлекаясь. Цель была обозначена, и начни мы рассматривать всё подряд, саможалость взревёт и начнёт дёргать за тонкие ниточки: ну что ты, не заслужила что ли эту сумочку? Она же только пару лет, как не модная! А вот эта юбка? Твоя уже вся драная, чё ты, с окраин чтоб, так одеваться?

Маше ещё труднее: покупая что-то себе, она просто не могла ни купить что-нибудь мужу, и траты росли в геометрической прогрессии. Так что самурайская выдержка, наш верный соратник сегодня.

Золотой

Мама снисходительно оценивала моего лучшего друга, что, подражая всем собравшимся, расхваливал её стряпню, пряча за восхищённой улыбкой слёзы отчаяния. Я же засовывал в рот фрикадельку за фрикаделькой и радовался выработанному за семнадцать лет вкусовому иммунитету.

– Денис?

– Чё тёть Нин?

Отец едва сдержал смешок, Арсений чуть не выронил нож, явно припоминая лекции по филологии, куда благодаря маминым «связям» его пускали с пятнадцати лет. Я, опять же, возрадовался, что в отличие от многих, моего друга совсем не смущала царящая за столом, да и вообще в доме, аристократическая обстановка. Нужно быть благодарным, что мороженое нам разрешали есть без ножа…

Мама с минуту на него просто таращилась, видимо, ожидая, что он сам осознает свою ошибку. Но Денис есть Денис. Хоть удалось заставить подстричь свои патлы, правда пришлось пожертвовать подарком, коим в итоге стал его ровный пробор.

– Ты уже решил с институтом?

Сдалась.

Мы с Арсением переглянулись, наблюдая раздутые ноздри мамы, и не смогли сдержать радости. Пусть посмотрит на нормального подростка… глядишь, незапланированных лекций в моей жизни меньше станет.

– Конефно, – радостно запихивал Ден medium, что на мой взгляд переплюнул well done раза в три.

– И?

– С Милей пойду.

Я подавился, шустро подтаскивая салфетку ко рту. Конечно, что друг решил меня поддержать не новость, просто семье я свой выбор ещё не озвучил.

Тему высшего образования за столом больше не подымали, хоть всем и не терпелось услышать от меня подробности. Ден быстро просёк, что родители ещё не в курсе и, проклиная свой длинный язык, начал клянчить у мамы добавку.

– Бедолага, – шепнул мне Сеня, – и как ты его уговорил на этот подвиг…

Друзья брата к нам уже лет пять не приходили, девушки и подавно страшились пасть под плинтус, утягиваемые своей ущербностью, что мама, не стесняясь, им разрисовывала во всех деталях. Только что ей в итоге надо, мы так и не поняли. «Да где я тебе принцессу найду?!», – орал Арсений после очередной лекции, на этот раз посвящённой половому воспитанию и осознанному выбору спутницы жизни. В двадцать два мы же все начинаем искать себе жену, по-другому ж не бывает…

Я задрал глаза на позолоченную люстру: господи, спасибо, что я не родился девчонкой…

Глава 4. Замиокулькас

Дверь шкафа закрылась и мне наконец-то удалось вздохнуть с облегчением. Одно платье и ни тряпкой больше. Маша уцепила две юбки и одну мужскую рубашку. Но юбки шли две по цене одной, так что прогрессия дала сбой.

Мы долго не могли сообразить, влезу ли я в это чёрное платье с плюс десять килограмм, растягивали и так, и сяк. Удобные пояс и халатный запах позволили в него влезть даже Машке, так что сомнений не оставалось, – на вырост. Конечно, были вещи и симпатичнее, и строже, но в них я смотрелась как нищенка с большой дороги в обугленной коробке. Вшитые наплечники и простой крой делали из меня сплющенный прямоугольник. Платье, что мы выбрали, под понятие классики не совсем подходило, и алая изнанка при ходьбе таки проглядывалась, но сборки от затянутого пояса ровным строем расходились по силуэту придавая небрежную элегантность. Длинной оно было многим ниже колена, открыты оставались запястья и щиколотки, но они даже в нынешней худобе смотрелись удовлетворительно.

Туфли у меня оставались ещё со школьного выпускного и были, как новые. Так что первый пункт плана я считаю выполненным, себя презентовать смогу. Осталось главное.

Я переоделась в домашнее, развесила над ванной белье и села за интернет. На всякий случай проверила вакансии на второй вкладке с сортировкой «менеджер», поморщилась, и пообещала себе больше к этому не возвращаться. Новая работа в этом направлении вряд ли будет лучше нынешней, а вот стажировка сожрёт добрую часть зарплаты.

Открывая финансовый планер я в очередной раз поразилась сумме, которую мне удалось скопить. Семьдесят восемь тысяч радостно отсвечивали своими нулями. С зарплатой в сорок пять приходилось оплачивать городской налог, – пятнадцать тысяч, квартиру, – тринадцать, семь на еду и минимум десять на запас. Последние месяцы подтвердили, что цифру в десять надо держать фиксированной, потому что жертвуя едой я доведу себя до смерти. Повысили бы до старшего… дело пошло б в два раза быстрее. Но мы над этим поработаем. В настоящий момент даже этого мне хватит, чтобы продержаться месяца три. Хватило бы, но…

Скрепя зубами, сердцем, ногтями по столу, я открыла интернет магазин техники. Мне нужен новый планшет. Проработка портфолио может занять уйму времени, и для этого мне потребуется исправное устройство… желательно улучшенное, потому что при работе мечты придётся много брать на дом.

Пробежав глазами по вкладкам подержанных аксессуаров предстояло хорошенько подумать. Экономия сейчас может привести к переплате потом. На поддержанные устройства не было гарантии, и по сути, это был кот в мешке, а проживёт он год, или будет десятки лет исправно ловить мышей, никто обещать не мог.

– Совсем что ли…

Я прокручивала открывшийся сайт с новинками, и пыталась понять, как стоимость, может и не нового, но авто, умудрились впихнуть в маленькую электронно-чернильную коробочку?! Но список возможностей немного расставил всё по местам. После прочтения характеристик, сложилось впечатление, что любой может взять эту штуку и творить не меньше, чем шедевры… Но с растушёвкой до этого неплохо справлялась накладка на мизинец, а автоматическое выравнивание перспективы я вообще нашла бесполезным. Нет… двести пятьдесят тысяч на планшет только после трудоустройства.

Уже отчаявшись я наткнулась на модель чем-то напоминающую мою разбитую древность, той же фирмы, но на –цать поколений новее. Надежность этой техники была подтверждена годами, причём первые годы использования можно смело считать за два, ибо трёхлетний ребёнок способен и алмаз разгрызть, что уж говорить о нежных планшетах.

Я опять открыла банковскую вкладку. Любезно рассчитанный кредит сулил почти стопроцентную переплату…

Пытаясь взвесит все «за», я налила в кружку воды и зашла в спальню полить своего зелёного товарища. Замик, замиокулькас, уже разросся в полноценный куст, за ним и темнеющий горизонт казался ни таким мрачным. Интересно… а как из окраин видится наш район? Может кто-то там сейчас так же угрюмо взирает на мой дом и видит только непрекращающуюся гряду теней, с редким проблеском гаснущих ламп.

Другие города давно переняли у нас это «новшество». По сути, общество всегда преследовало неотвратимое расслоение. Так почему бы не сделать его естественно-добровольным? У них там своя жизнь, у нас своя. Нам не за что друг друга ненавидеть, потому что каждый свободен в своём выборе, и мы даже не пересекаемся, чтобы была возможность словить искры злобы или зависти. Прогулки по окраинам устраивали страждущие романтики, но только в более-менее благополучных районах, что прятались за колючими заборами, а в остальных местах, желающих на твои почки будет предостаточно.

Первым городом, что докатился до гниющего ореола, стала Москва. После и остальные, включая Верею, применили практику «городского налога». Территориальные же границы социального расслоения, были не более, чем побочным продуктом. Конечно, для москвичей вся область сплошная Звёздная окраина, и, вероятно, даже столичный бомж будет смотреть на меня свысока.

Но всех всё устраивало. Мне бы тоже было спокойнее, если бы не приходилось ежедневно околачиваться у границ, в страхе переступить невидимый порог. Междугородние поезда сразу выезжали на мост, его участок, что проходил через Звёздные, был густо засажен пушистыми пихтами, за макушками которых едва виднелись высившиеся коробки с пустующими глазницами окон. На самолете мне полетать так и не удалось, но что-то подсказывает, днём, с неба, границ и вовсе не видно. Центральные районы отличаются цветастой застройкой, а далее же блестящие крыши, – мельчайшие бусинки, тонущие в чёрной земле.

Я вернулась на кухню, и практически не глядя нажала «купить» на открытой на весь экран модели. В соседней вкладке сразу звякнуло оповещение, и тридцать тысяч мгновенно сдуло с моего счёта. Не так уж и много, – всего три месяца ада. На мгновенье я даже порадовалась, что так нелепо уроненная ложка подтолкнула меня к этому шагу. При редактировании работ в технической информации будет высвечиваться свежая версия рабочего инструмента, выглядит всяк солиднее, чем моё треснувшее ископаемое. Конечно, выкинуть я его никогда не смогу. Подарок же… Когда-нибудь займёт почётное место в собственном кабинете, рядом с картинами.

А ну-ка…

– Да, сестрёнка, алло!

– Ты где?

– Дома, где ж ещё, мама пиццу сделала, приезжай.

– Давайте лучше вы…

– И чё мы, простите, у тебя делать будем? Даже телека нет.

– Ну пиццы мне привезёте.

В животе предательски заурчало.

– Да мы пока ее до твоих трущоб дотащим она вся задеревенеет! На, мама чёт хочет, – Вадим передал трубку.

Хотелось бы, конечно, поделиться с братом радостью покупки… ну да ладно. Ещё успеется. А тащиться ко мне и правда далековато. Мама работала при институте, где учился Вадим, помощником бухгалтера, и учебная зона располагалась на другом конце города. Естественно, жильё мы всю жизнь снимали там же.

– Вера?

– Даа-а, мам.

– Ты там ешь вообще?

– Конечно ем, вот, – я кинула взгляд на грязную кастрюлю, – пельмени жарила.

– Много жирного не ешь! З…

– Полила я Замика, жив он, не цветёт, не пахнет, но стоит.

– Давай мы к тебе на следующих выходных приедем? Можешь и друзей пригласить…

Мамино «пригласить друзей» всегда звучало с каким-то даже не скрытым намёком на то, что друг должен быть один, и, естественно, – мужик. Вадим на заднем плане начал неистово ржать, и, похоже, подавился.

– Да приезжайте конечно! Я вас уже устала звать! – пыталась я попутно вспомнить, когда они вообще у меня были.

– Когда это ты нас звала? Последний месяц даже не звонишь! Как на работе?

– Нормально на работе, мам. С пятницы ничего не изменилось.

– А ты чего кстати не звонишь, аль случилось чего хорошего?

Конечно же вариант того, что случилось что-то «НЕ хорошего», моя мать не рассматривала. Как это, у её-то детей, в которых вложено: все силы, всё здоровье, все нервы и вообще всё что можно, случится что-то плохое? Да никогда.

– Ничего не случилось, мам! Всё по-старому, стабильно хо-ро-шо, – протянула я. – Повышение мне пока не светит, но я работаю над этим, – и даже почти не соврала.

– Ну молодец! Не отставай от брата, а то у нас семья наоборот, старшие ровняются на младших, – на последних строчках мамин голос перешёл в переливистое щебетание.

Я никогда не думала, что брата она любит сильнее меня, нет. Мы были для неё равны. Но любовь, это всё же то, что ты отдаёшь, а вот взамен… Вадиком она могла гордиться, радоваться. На меня надежда была одна, – внуки. Но и та пока не оправдалась. И оттого толика разочарования всегда проскальзывала в наших разговорах.

– В общем мы договорились, в следующую субботу я вас жду!

– Нет, что-то ты больно довольная…

Вадим опять заржал.

– Пока, мам!

Неужели я представляю собой такую безнадёгу, что кроме естественных женских функций ждать от меня больше нечего? Может я бы стала директором своего филиала? Или…

И когда в моей жизни настал момент, что всё будущее свелось к накоплению денег на случай увольнения? Даже мечты оказались какими-то не сформированными. Амбиции у меня не били через край, должность рядового дизайнера-художника, устроила бы меня до конца дней. А в хорошей корпорации, типа Вирны, и платят в стократ больше, чем надо. О детях и замужестве я вообще никогда не думала, а пора бы. Мне всё-таки не сорок лет, залетать в первую же ночь я не буду, и для себя пожить хочется, романтики напитаться. Через месяц мне стукнет двадцать семь. Плюс, минимум, года три для себя… Не считая поисков…

Я рассмеялась, представляя, как мама от меня отрекается, как от не оправдавшего любые надежды отрока, и поняла, что по-настоящему соскучилась по родным. В постоянных приготовлениях к худшему, вся жизнь начинает сочиться дерьмом. Надо бы с этим завязывать. И, возможно, позволить себе ещё одно платье!

Я сдержанно хихикнула, платье, как не посмотри, – излишек.

Началась быстрая приборка на кухне, душ, и, кажется, с таким умиротворением я давно не заканчивала свой день. Читалка блеснула, и открыла последние страницы. Свежее постельное бельё приятно скрежетало. Даже как-то подозрительно легко стало. Примерно на тридцать одну тысячу пятьсот легче… Да.

Оранжевый

– Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, – радостно цитировал отец Фета, распахивая шторы в моей спальне.

Я поёжился, натягивая одеяло на уши. Предатель… Стоило Арсению съехать, всё внимание родителей тут же переключилось на меня. Что на этот раз? Третьяковка, ВДНХ, палеонтологический музей? Отец встал рядом с кроватью, и я даже закрытыми глазами сквозь одеяло видел его воодушевлённый взгляд.

– Но юность беззаботна и ясна, – бубнил я, поворачиваясь на другой бок, – Сон золотой её лелеет ложе, И твой приход меня смущает. Что же?..

– Вставай, Ромео! – бесцеремонно стащили с меня одеяло. – Я договорился с Павловичем не экскурсию, нас уже ждут.

– Я ещё даже не поступил, – рычал я, цепляясь в одеяло, что уже нагло принялись с меня стаскивать.

Голова гудела… Да эту водку в жизни больше не трону… Лучше б мы в музей пошли праздновать сдачу проклятых экзаменов…


Глава 5. Овсяница овечья

Рабочая неделя пронеслась для меня как один миг, не смотря на уйму актов, кучу слоняющегося туда-сюда руководства, и ИП Манукян, которая, конечно же, позвонила уже не меньше десяти раз.

– Святослава Иннокентьевна, да, я вижу ваш платёж, завтра поставлю на отгрузку в первой половине дня. Да не за что, Вам спасибо, всего доброго!

Экран смартфона беззвучно моргнул. Мама на этой неделе вошла в гиперактивную фазу. Каждый день строчила сообщения, «ненавязчиво» интересуясь несуществующими хорошими новостями. Когда Вадим палил эти порывы, тут же вдогонку приходило сообщение с дурацкой стёбной картинкой.

Вроде взрослый, умный парень, а ведёт себя как десятилетний идиот.

Я довольно взглянула на фотографию, которую с утра притащила на работу. Планшет подвезли в среду вечером, исключая риск выпада из реальности его пришлось спрятать в самый дальний ящик и заняться капитальной уборкой, ибо: Это что за срач?! Кто тебя такую отвратную хозяйку в жёны-то возьмет?! Стыдно в дом привести!

О том, что вообще стыдно мужиков домой водить, мама уже не думала. Какой тут…

Так что смахивая пыль с единственной полки в спальне я и наткнулась на старое фото, на которое почему-то рамки не хватило, и теперь оно повисло рядом с графиками дебеторки. Я, видимо, пошла в отцовскую породу. На фото его уже не было, но светловолосые мама с братом яро контрастировали с моими курчавыми тёмными патлами. С детства я выглядела растрёпано, волосы не поддавались никакой дрессировке и всеми силами пытались сойти за гнездо. Длинна сделала своё дело и дыбом они уже не стояли, но ежедневный массаж головы расставлял всё по местам.

Мама и Вадим на снимке улыбались во все тридцать пять на двоих. Тут ему едва исполнился год. Всегда им удавалось быть счастливее, чем окружающие их люди. Когда отца не стало, матери пришлось не сладко, копеечные пособия едва спасали ситуацию, бабушек и дедушек у нас в помине не было, все они умерли ещё до рождения брата, но её звонкое счастье это не сломило. Она всегда твердила, что к радости тянутся радостные события, и в любую минуту отчаяния старалась улыбнуться как можно шире, напрочь стирая память об отце.

Её пухлые щёки, которые, кстати, идеально скопировал Вадик, всегда были налиты краской. Неизменная короткая стрижка и прямой нос придавали лицу требовательную серьёзность. Она была не высокой, и едва доходила мне до плеча, тут был мой повод подразнить мамочкиного коротыша. Мне от неё достались только серый цвет глаз и лёгкая скученность зубов. За всё остальное, включая характер, спасибо отцу. Даже представить страшно, если бы я была, как брат. Подруги бы оглохли. Вадик по секрету мне как-то сказал, что надеется это пройдёт, с возрастом, но щёки всасываться не собирались, а голос тише не становился.

– Вер, ты чё, работу новую нашла? Ты хоть свисни, как устроишься, сил моих нет…

На мой стол приземлилась лакированная красная сумка, с торчащей из неё кучей бумаг. Юлия из финансового контроля сидела за соседним столом, и тоже частенько тявкалась с ИП Манукян, это была наша общая боль.

– Если подвернётся что-то стоящее, ты первая узнаешь!

– Мужик небось появился?.. – ехидно оскалилась роковая брюнетка.

Уже улыбнуться нельзя!

– Слушай, я что-то в последнее время начала сомневаться, что счастье не оканчивается на мужиках.

– Ах-ха, шучу я. Мужики козлы, – подмигнула мне Юля, докрасив губы помадой в цвет сумки, и махнула на прощание ладошкой с длиннющими ногтями.

Да-да, козлы… Для этого ты и намалевалась сейчас. Плановое посещения пастбища.

К мужененавистницам я себя не относила, но заморачиваться по поводу отношений закончила как-раз по выпуску. Мне почему-то и сейчас кажется, что это настолько естественный процесс: любовь, свадьба, дети, что приложится к жизни в любом случае. Вот как время придёт, так и приложится. Я, конечно, не роковая, но и не совсем уродина, институтские годы заинтересованность противоположного пола подтверждают, паниковать рано, жизнь только начинается…

Прихватив свою сумку для пакета я, не скрывая наслаждения, зашагала на выход, волосы залетали в разные стороны, и послышался едва уловимый сладковатый запах. Эта неделя у нас в офисе была ванильной, похоже, этот аромат станет для меня судьбоносным. Дверь за мной захлопнулась аккурат с выключением света, но я даже не стала оборачиваться.

В супермаркете я разорилась на Рислинг. И вообще разорилась. Холодильник надо было забить до отвала, и брать только, что хотя бы месяц не портится.

Амплуа образцовой хозяйки влетало мне в копеечку… Одни порошки чего стоят. Но уж сильно захотелось порадовать маму. Малознакомого мужика я в дом, конечно, не потащу, но хоть порядок будет.

Я откупорила вино, разогрела в духовке одноразовый противень с картофельной запеканкой и полезла за планшетом. Вечер обещал быть славным, и на удивление начался он с красных красок. Я рисовала розу, шедевром и не пахло, но после долгого перерыва и затяжной депрессии, – не плохо. Даже стебель зелёный!

Новых для меня функций было просто вагон, со всеми за вечер и не разберёшься, но теперь я, кажется, понимаю с какой целью профи платят такие деньги за технику. Скорость. Если в совершенстве овладеть всеми быстрыми командами, процессор планшета сам будет выполнять кропотливую штриховку, растушёвку, заливку, очистку фона, замену цвета. С прежним устройством я бы убила на это ни один час, постоянно отвлекаясь на кнопки стационара, а тут все вшито в планшет, только знай, куда жать. Когда работы много, подобное просто не заменимо.

Испытательным полигоном мне послужило наспех нарисованное жёлтое солнце. Оно то зеленело, то синело, то исчезало. Лучи вообще потерпели неисчислимое количество деформаций. Взглянув на часы, я поругала себя, что не уточнила время завтрашней встречи гостей… Ну не попрутся же они ко мне на завтрак?

Календарь указывал на двадцать пятое марта, время стремилось глубоко за полночь. Кое-как я оторвалась от нового инструмента и заставила себя вернуть кухне прежний сияющий вид. Уже на границе сна мне показалось, что и в нынешнем положении можно неплохо жить.

***

Мелодичные побрякивания телефона ворвались в мой выходной с первыми лучами солнца. Что-то оно зачастило! Но часы недовольно отсвечивали без двадцати час. Дня. И это мигом сорвало меня с кровати.

Странно, но пропущенных от мамы или брата не было. Не уж то дотерпят до ужина?

Опять зазвонил телефон, Машка настойчиво гудела третий раз подряд.

– Алло!

– Вера? Ты где?

– Дома, – зевая отвечала я.

Звонок оборвался, быстрее, чем я закончила зевок. Это что сейчас было? Короткие гудки оповещали о сброшенном вызове. Машин голос показался мне на удивление спокойным. И Верой меня кроме матери почти никто не звал. С Масиком поругались?

Перезванивать я не стала, если поток жалобного скуления в трубку прервал процесс примирения, – лучше не мешать.

Я вскочила с кровати и спешно начала ёё заправлять, попутно оценивая обстановку в комнате. Первым делом мой контроллер посмотрит на плинтуса, потом полка, потом наверняка полезет оценивать порядок в шкафу… А вот про него-то я и забыла.

Открытие первой же дверцы привело к выпадению вещей на пол. А крах был близко… Шелест развешиваемой после примерки недельной давности одежды прервал настойчивый стук в дверь.

Грохот захлопывающейся створки гардеробной сопроводил лязг не успевших занять своё место вешалок. Я кинулась в ванную, молниеносно зачёсывая волосы в нижний пучок, на полноценную причёску не было и минуты.

Стук повторился. Да чего они так ломятся то… Мама вообще всегда скреблась, как мышка, и никогда не настаивала, потому что, – «мало ли что», или точнее кто.

– Иду-у! – проорала я, заправляя футболку и проскользнула к двери, цепляя пальцем квадрат календаря. – Ну ч…

Я прервалась на полуслове, потому что вместо ожидаемых ревизоров на пороге стояла Маша. Растрёпанная коса скатилась на один бок, торчащая в разные стороны чёлка липла ко взмокшему лбу. Я невольно оценила подругу с головы до… тапочек?

– Он тебя из дома выгнал?.. – как бы мне не хотелось свести этот вопрос в шутку, Маша на самом деле выглядела ужасно.

Я отошла от двери, и молчаливым жестом пригласила её войти. Мама Машу любила, как родную: она-то замуж вышла! Вадик тоже был не прочь поучаствовать в бабских сплетнях, так что успокаивать её сегодня будет целый отряд.

В руках она держала набитый чёрт пойми, чем, пакет, горлышко бутылки я отметила наверняка, а остальное… какие-то скомканные бумажки. Таблетки? Глаза подруги откровенно норовили вывалиться из орбит, красная сетка покрывала их целиком, маскируя зелёные радужки. Вот это да… всякое в нашей жизни бывало, но в подобном состоянии я вижу подругу впервые.

Я потянулась к замку на двери.

– Не закрывай! – рявкнули мне из кухни, на которой уже во всю слышался звон запихиваемой в забитый холодильник выпивки.

Я достала из-под стола сложенные одна в другую табуретки, и расставила сразу на всех, сама уселась на хозяйский стул на колёсиках. Надеется Масик за ней прибежит? Конечно, Машкин муж знал, где я живу, но чё она тогда так убивается?

Подруга села на табуретку и уставилась в пол.

– Расскажешь, что случилось?

Ответное молчание вынудило меня подняться к плите и поставить чайник, если намечается успокоительная пьянка, неплохо бы позавтракать. В обед.

Может ей хоть одежды какой дать… помятая майка и штаны в горох тоже не плохо, но больно уж смахивают на пижаму.

Я отлучилась в комнату и набрала маму, чтоб если они застанут нас в непотребном виде, сильно не удивлялись.

Гудки прервал оператор. За рулём, наверное. Ссуда на машину вынудила всю семью соблюдать не только основные правила движения, но и мельчайшие рекомендации. Маленькая, желтая, хоть и поддержанная машинка служила нам верой и правдой уже десятый год, и, благодаря безупречной езде, на страховке мы прилично экономили. Вадим небось специально не звонит, хочет застать врасплох! Гадёныш…

Я выглянула в коридор, Маша так и сидела на кухне, поджав колени. Рукой она впилась в лицо, зажимая рот с такой силой, что, когда положение пальцев в судороге менялось, на щеках оставались белёсые отпечатки. У неё началась настоящая истерика, немые крики и до тошноты глубокие всхлипы даже меня пробили на слезу за секунды.

Да я убью этого гада…

Меня отвлёк затрещавший в руке телефон.

– Ал…

Дверь с хлопком отварилась, врезаясь в стену с такой силой, что там наверняка останется вмятина! Возникшая на пороге Нелли тяжело дышала, криво застёгнутая блуза норовила выронить голую упругую грудь, на радость всей мужской округе. Туфли она держала в руках. Из пожара и то, будет на каблуках выбираться!

– …ло! – взвизгнула я, прерванная столь бестактным проникновением в моё жилище.

Дверь мягко захлопнулась и щёлкнула заглушка. Я прижала к уху трубку, параллельно демонстрировала жест перерезаемого горла, и тыкала на вмятину, которая таки осталась. Она что, по лестнице неслась?..

– Алло, здравствуйте. Воронова Вера Сергеевна? – отвлёк меня от плана мести сухой мужской голос.

– Да, это я!

Не уж то Вадим уже донёс обо мне своим будущим работодателям?! Тут же мысленно похвалила себя за вовремя собравшуюся в кучку жизнь.

На плече я почувствовала крепкий Машин хват. Она уже не плакала, и сейчас намертво впилась глазами в державшую телефон руку.

– Мне жаль сообщать столь прискорбные новости. Наверно, вы уже слышали об утреннем нападении на заправочной станции учебного района?

– …нет.

Район, где…

– Вот как, – мужчина медлил, – в общем.

Нелли вцепилась мне в руку.

– Сегодня в двенадцать часов, при вооружённом ограблении… на заправке, Ваши мать и брат, были серьёзно ранены. Мне очень жаль, но спасти их не удалось.

Бордо

– А эта как? – без стеснения тыкал Денис носом в мимо проходящую девушку.

– Ну… Ничего.

Ничего красивого, никаких признаков интеллекта, никакого стиля и в лифчике, – ничего.

Я откинулся на диван, потирая глаза.

– Ничего? Блин, чувак, мы с тобой каши не сварим!

– Да, соберись Мил! – пихал меня в плечо Игорь.

– Ну вот та, – постарался я склонить голову, ненавязчиво намекая на девушку в чёрной короткой кожаной юбке. Только нафига на ней молния сзади?.. Юбка же, и задрать можно!

– Ты угораешь? Это звезда с четвёртого курса, её подружайки на нас в жизни не посмотрят!

– А ты ей расскажи телегу, как в сорок, она будет мечтать о муже на пятнадцать лет младше, – посмеивался я, сражаясь с усталостью.

– Залог счастливой семейной жизни!! – заорали парни в один голос, заумно оттопыривая указательные пальцы и ударились в ржач.

– Чем тебя наши не устраивают? – обернулся я на соседний столик.

– Не съезжай, Мил. Мне эти девственницы-ботанички не упёрлись! Да и они ещё твою фишку не просекли.

На нашем столе вместо декантера стояла Колба Эрленмейера, и меня больше интересовало, какой извращенец это придумал, но никак ни девки. Я уцепил со стола пробирку с вином и задрал к софитам. Бюроло сочно посверкивало, отбрасывая розоватые блики на наши новые белые халаты. Додумались же… Лучше б бейджи раздали.

– Как кровь… – завораживала меня игра итальянского цвета.

– Игорь, за что нам так в жизни не повезло? Ты случаем бабкам на пешеходных не отказывал?

– Видимо, Мил на мед поступал, чтоб учиться.

– Очень смешно. А вы зачем поступали? Что б я вам баб помогал снимать? – на какой-то чёрт задал я вопрос, на который и так знал ответ.

– Да!!

Глава 6. Черемша

Трубка с дребезгом врезалась в пол.

– Это… шутка?

Я обвела взглядом застывших подруг.

– Нет, Вера. Это не шутка, – твёрдо ответила Нелли.

– Н… Но как вы узнали?! – заорала я, пытаясь вырваться из мёртвого захвата.

– Полтора часа назад был экстренный выпуск новостей. У тебя нет телевизора… так что…

– Да быть не может! Тут какая-то ошибка!

Маша зашла мне за спину и ухватила под подмышки прижимая к себе. Нелли не отрываясь смотрела мне в глаза.

– Показывали видео, просили… они просили позвонить, если кто знает пострадавших. При них не нашли ни бумажника, ни документов. На видео, в конце парковки стоял жёлт…

– Нет! Вы могли ошибиться! Это невозможно!

– Могли, – сопровождаемый горячим дыханием шёпот прошёлся по уху, – поэтому Ани сейчас в морге, она их опознала. Они час подтверждали эту информацию, и тут не может быть ошибки. Мне, мне очень жаль, – Маша отпустила меня и отошла чуть в сторону.

Нелли обвила меня руками. Чайник на кухне истошно выл.

– З… за пошарпанную стену тебе придётся ответить.

Я рухнула на пол и разревелась. Ани не могла ошибиться, по мимо прочего, она пол жизни прожила с нами в одном подъезде.

Или… могла?

Масик возник на пороге, аккурат, когда силы удерживающих меня подруг иссякли.

– Вера! Успокойся! – рявкнул он. – Мы все в шоке, Ани ели пустили на опознание, тебя сейчас в таком состоянии точно никто не пустит!

Я их всех ненавидела. Срывающийся с губ рык, глухо тонул в футболке Машиного мужа, который сжал меня подобно смирительной рубашке. Они не имеют права!

– Вы не имеете права! Это ошибка, я должна сама! – предпринимала я тщетные попытки вырваться.

Маша металась.

– Ладно, – донеслось до меня согласие. – Пол часа, у тебя пол часа чтобы успокоиться и привезти себя в порядок. Погром в морге тебе никто не простит.

Дверь за ней захлопнулась.

Да, нужно успокоиться. Это просто не может быть правдой.

Стоящий в горле ком вырвался утробным ржачем, сгибающим меня пополам. Только я почувствовала свободу в действиях и колени коснулись пола, меня сразу вырвало. Неусвояемые мелочи вчерашнего ужина растекались по полу, дверь в ванну щёлкнула.

Нелли раздевала меня и пихала под холодную воду. Параллельно Масик пытался засунуть мне в рот таблетку.

– Жуй. Жуй Вера, – он сидел на краю ванной положив мне руку на голову.

Нелли, стоя на корточках, замочила почти всю блузку, пока пыталась меня умыть. Вот это восемнадцать плюс…

А таблетка и вправду помогла. У меня не было даже сомнений насчёт того, что мне сунули, а именно, что я буквально неделю назад клялась больше никогда не брать в рот. Но это был экстренный случай. Меня нужно было застопорить, и чёртов наркотик с этим прекрасно справлялся.

Я зевнула.

– Нель, найди ей одежду, и сама, – Масик ткнул носом на ставшую прозрачной блузку, – переоденься.

– Нафига… если нас не пустят, мы отправим её торго-о-оваться!

Я крутила головой, и отчего-то сцена показалась мне крайне забавной.

– Шутишь? Хорошо… Ты ела? Завтракала?! – Лёха запаниковал, когда я не смогла самостоятельно выбраться из ванной.

Он вытаскивал меня попутно обтирая полотенцем, которое сразу после отправилось на пол в коридор. Ноги меня не держали.

– … нет, жди нас там. Да. Мы её не остановим… – донёсся Нелин голос из спальни.

С кем это она?.. Куда остановим? Я застыла на проходе.

К глазам резко подступили слёзы, мешая мне ухватить джинсы, любезно расстеленные на кровати. А вот эффект стирания памяти за этой отравой ранее не был замечен…

– Многовато целой таблетки, надо было половину.

– Я не подумал, что она не ела, идиот!

– Спокуха, – я пошатываясь натягивала майку. – Сколько нам ехать?..

– Часа два… Может чуть больше, – сказал Масик.

– Окей.

Я развернулась и быстро, насколько смогла, зашагала на кухню.

Три стакана воды за пол минуты разбавили пустой желудок, и я кинулась к унитазу вымывать из организма эту отравляющую дрянь. Уже достаточно помогло… Соображала я медленнее, а нездоровая радость только мешала.

Грёбаная таблетка! На кой чёрт я её проглотила?.. Хорошо не жевала! Если брат спалит, что я под наркотой, он неделю не будет со мной разговаривать. Надо ж ещё планшет показать…

Таблетка со скрежетом прошла через глотку.

Отлично…

– Поехали, – махнула я рукой, по направлению к двери, за секунду до того, как рассудок потух.

Синяя Ёта дребезжала у входа в подъезд.

И почему они не покрасят хоть одну стену?

О, у Нельки футболка как у меня…

Отрыжка отозвалась звоном в ушах, в следующий миг я отрубилась, устроив голову на чём-то мягком.

Пахнет… ванилью.

Разбудила меня внезапно наступившая тишина. Пушистые ошмётки чехлов щекотали нос. Проклиная этот безвкусный дизайнерский ход, я резко поднялась и вписалась головой в голый металлический потолок.

Мама…

Вадик!

Я выпала из машины, царапая руки об асфальт. Движения стоили мне многих усилий.

Кто-то тут же подхватил меня под руки. Голову пронзила острая боль, чёртова вывеска светила невыносимо холодным синим, создавая в мозгу новые завитки.

Меня придерживали Маша с мужем.

– Сколько меня не было? – корчась от боли сипела я.

– Мы только приехали.

– Пошли…

Синеющие буквы венчавшие невысокое здание, окрашивали всю парковку, манили на них взглянуть. Я не могла оторвать глаз от земли, но что-то подсказывает букв больше, чем положенные четыре. Остаточное явление успевшей усвоиться таблетки спицами пронизывало кожу.

– Дальше я сама. Привет, Вер.

Под руку меня схватила Ани, и мерзкая синь наконец-то скрылась за глухими дверьми.

– Как себя чувствуешь? Масик конечно хватил… Но кто ж знал, что в обед ты будешь ещё совсем не жравши!

– Сделай одолжение, не ори… голова трещит.

Белоснежные полы рассекала ярко жёлтая плитка, на которой то и дело вырисовывался смайлик. Очень весело… Они меня решили в психушку сразу?..

На стенах непрерываемой очередью висели рисунки. Я остановилась отдышаться и взглянуть по ближе. Это были детские каракули… квадратные папы, треугольные мамы… палочки ножки и ручки. Видимо, начирканные под чьим-то руководством, потому что все были слишком похожи. Только жёлтые круги солнца разнились.

Мы брели по бесконечному коридору. Папа, мама, я. Квадрат, треугольник, треугольник. Квадрат, треугольник, квадрат.

Квадрат, треугольник, треугольник, квадрат… Слезы комом стыли в висках. Квадрат, квадрат… треугольник.

– Что это за место?.. – пыталась я отодрать взгляд от взывающих к панике рисунков.

– Это детский хоспис. Отсюда есть проход в морг, сейчас у другого входа слишком людно. У репортёров никогда не было совести.

– Хоспис в морге… как мило! – язвила я. – Лучше б сразу убивали…

– Здесь нигде не написано, что это морг. Я еле нашла, мелкая табличка с главного входа единственный указатель.

– И ты думаешь родители не в курсе, что их детей при жизни отправляют в МОРГ?

– У детей, которые здесь находятся, нет родителей.

– Откуда ты знаешь?! – вырвала я руку со злостью.

– Я тут уже пять часов. Я знаю! – рявкнула Ани.

Пришлось тряхнуть головой, чтобы успокоиться.

– Прости, я…

– Ничего, идём.

Взгляд опять упал на всё продолжающиеся каракули.

– Тогда понятно, почему и мамы, и папы, у всех нарисованы одинаково…

Ани промолчала, слегка кивнув. Злость утихала. Но взамен, с каждым приближающим к факту шагом накатывало отчаяние. Я знала, что там увижу. Мать и брата. Ани не могла ошибиться.

Нас встретил мужчина в строгом синем костюме. Белоснежные редкие волосы, подобно цветкам черемши, едва скрывали череп, и пытались свести его за добродушного старика, и совокупи с расходящимися на животе пуговицами рубашки им это почти удалось, но едва тронутое морщинами лицо, выдавало его с потрохами. Почему-то я ожидала увидеть белый халат…

– Вера, как вы себя чувствуете?

Он сдержанно улыбнулся, но заглянув в глаза с осуждающим видом замотал головой.

– Нормально.

– Ну что ж, тогда пройдём.

Я не думала, что десяток наполированных столов, встретит нас сразу за поворотом. Всё-таки не морг находился при хосписе, а хоспис при морге. Тяжёлые двери отварились, и мне на плечи легло что-то тяжелое. Кофта. Тут и вправду было прохладно.

– Это все,.. с заправки? – оглядывала я застеленные столы, которых было не меньше пятнадцати.

– Это даже не половина. Лаборатория загружена, вам повезло, что ваши родственники попали в… заключительную партию, – на последних словах он осёкся, видимо, взвешивая, успела ли я подготовиться к сравнению своей семьи с мясом. «Повезло», его почему-то не смутило.

Но ощущение мясной лавки быстро перебилось. Расставленные ровными рядами столы, с высившимися на них белоснежными тряпками, напомнили…

– Как заснеженные горы… – промямлила я.

– Да, и правда, – заинтересованно оглянулся мужчина. Он проверил прицепленную к тряпке бумажку. – Вас тут быть не должно. Личности уже подтвердили, так что благодарите подругу, за… настойчивость. Иначе вас пустили бы не раньше, чем через неделю.

Обольстительным голубоглазым блондинкам трудно отказать… мы в курсе.

Меня оставили одну указав на две леденящие блеском стойки на колесах, стоящие по соседству.

Встав между ними, я провела пальцами по белому силикону, изначально принятому мной за материю.

Покрывало скрипело о кожу, открывая лица.

Я знала, что Ани не ошиблась.

– А щёчки всё такие же…

Я поцеловала брата. Прильнула лбом к губам матери. Не глядя вернула накидки на прежние места и зашагала к выходу.

Ани завидев меня так быстро откровенно удивилась, но ничего не сказала.

– Слёзы на сегодня кончились, – брякнула я, и мы двинулись к выходу.

Только бы Маша не сообразила… А Масик не напомнил.

– Знаешь, – спокойно заговорила я, – она ведь по-прежнему улыбается.

– Были сомнения? Она всю жизнь будет тебе улыбаться, Вера. Посмотри на это, – Ани провела рукой по вновь явившимся взгляду рисункам. – Разве не грустно. У тебя жизнь не ограничивается квадратами и треугольниками.

– Да, я бы наверняка добавила им зубастую улыбку.

Единственное настоящее, что виделось мне на этих «семейных» изображениях, – солнце. Оно разнилось от рисунка к рисунку, дети в нём неосознанно изображали себя, мечтая стать этими маленькими треугольниками и квадратами, что стоят за ручку с мамами и папами.

Анни подвезла меня к дому.

– Остаться с тобой?

– Нет, нормально.

– Я завтра позвоню. Если начнёшь игнорить, Маша выбьет твою хлипкую дверку в два счёта. Тебе сейчас не нужны лишний траты, будь благоразумна.

– Да, всё будет нормально.

Мы поцеловались на прощание, и я зашагала к дому. На кнопку лифта жала уже содрогаясь от накатывающей истерики.

– Чёртова рухлядь!

Необдуманный пинок подъездной стены отозвался болью и специфическим хрустом.

– Быстрее…

Я переминалась с ноги на ногу, и, прихрамывая протиснулась в едва начавшие разъезжаться створки.

Хоть бы они оставили этот чёртов пакет!

Подойдя к двери я трясущимися в предвкушении руками начала пихать ключ, но с ужасом обнаружила, что она открыта.

Масик сидел на моём стуле, покачиваясь из стороны в сторону, и держал на коленях мешок… с так нужными мне таблетками. Я старалась не придавать этому значения, но взгляд намертво впился в заветный сверток. Леха это заметил.

По квартире разносился запах свежеприготовленной еды.

– Маша?

– Она устала. Завтра придёт. – Он поднялся. – Садись.

Мне под нос сунули огромную тарелку жареной печени с картошкой.

– Как-то не хочется.

– Ешь. Пока ты не съешь хотя бы половину, я буду стоять здесь столбом.

Нехотя я уцепила вилку, и начала запихивать это безвкусное месиво в себя.

– Не спеши, плохо будет…

– Номана…

Слупила я всю тарелку за пять минут. Нужно быть хорошей девочкой…

– Оставь, – указала я на пакет. – Я поела. Хорошо поела.

Масик склонил голову, и выудил из пакета заветную упаковку с оранжевой полосой. На этой отраве никогда не печатали названия, и благодарны за неё мы могли быть только Звёздным окраинам. Леха знал, где достать, в былые времена оно нас и веселило, и позволяло как следует высыпаться перед экзаменами. Всё дело в дозировке. Универсальное средство…

– Ч…

– Больше не получишь. – На стол опустилась одна таблетка. – Тебе хватит. Замучает бессонница, скажешь.

– Да ч…

– Ты думаешь мы идиоты? Или Ани не написала нам о твоём волшебном внезапно наступившем смирении?

– Хорош гнать! – взбесилась я. – Оставь чёртовы таблетки и вали!

– Какого это, потерять разом всю семью?! – Лёха подошел вплотную и схватил меня за футболку. – Не понравилось?! И вместо того, чтобы принять это, и улыбаться за троих, ты решила обдолбаться и сдохнуть?!

– Да что ты понимаешь!? Ты даже представить не можешь…

Слёзы вновь кинулись долой из глаз. Я вцепилась в Лёхины ладони, и, вырываясь, пыталась расковырять их до мяса.

– Ты сама ещё нихрена не понимаешь! – он отпустил меня и забрал со стола так любезно оставленную таблетку.

– Нет!

Леха отвёл свою длиннющую руку с зажатым в ней снадобьем в сторону, а второй крепко прижал меня к себе.

– Машка, всё что у меня есть, если ты что-нибудь с собой сделаешь… ей будет очень больно. Часть неё умрёт с тобой. Меня до глубины души бесит одно то, что ты готова травануться из её рук! Мы ей об этом, конечно, не скажем. Она, я, Нелли и Ани, мы все любим тебя, ты никогда не будешь одна. Никто из нас тебя не поймёт, но все мы будем рядом, чтобы хотя бы попытаться это сделать! Уважай нас и память о своих родных!

Я визжала от боли, пытаясь вылезти из собственного тела. Трусость, не позволяла мне кончить с жизнью раньше, а сейчас она изо всех сил вопила во мне, взывая к этому.

– Это не выход, слышишь?!

– …я знаю!

Масик раскачивал меня из стороны в сторону, будто убаюкивал. Мне и правда становилось легче. Крики нисходили на вой, а через пару минуту от отчаянного порыва остались только слёзы и боль в горле.

«У тебя жизнь не ограничивается квадратами и треугольниками».

Мне стало стыдно.

Он прав.

Он чертовски прав.

Масик дождался пока я полностью успокоюсь и ушел, но перед этим всё же сжалился и оставил мне одну таблетку.

Живот недовольно уркнул, тяжело ему давалась запиханная еда…

Сидя на кухне, я беспомощно глядела на валяющийся на столе белый кругляшек, и никак не могла перестать думать о мамином лице. Я видела её буквально пару часов назад, смотрела на неё, на Вадима, но как последняя мразь, в этот момент думала только о себе. Мысль отравиться посетила меня одновременно с «заснеженными горами». Засуха, одолевшая слёзные железы выдала меня с потрохами. Я не думала о том, что мне предстоит увидеть убитых родных, я вся была в предвкушении нашей скорой встречи, где-нибудь в несуществующем мире.

Нужно перестать себя жалеть.

Сейчас, в голову начинали прокрадываться здравые мысли. Это мама никогда не увидит внуков, не улыбнётся новому дню, не будет хлопотать на кухне, предвкушая очередную встречу гостей. Остаётся только надеяться, что Вадим сейчас где-то рядом с ней. Ему уже не стать ведущим IT инженером, не поесть маминой пиццы, он всю свою жизнь потратил на отличную учёбу, и мне даже страшно представить, как много он потерял и чего не успел. Смерть всегда приходит раньше, чем мы успеваем полюбить жизнь, и тут не важно, двадцать тебе, или сорок пять.

Шум сливного бочка сопроводил последний танец так желанной отравы. Шок пройдёт, придёт боль, и уж она будет со мной до конца, и что бы это принять, прожить жизнь так, как мы все хотели, разум должен быть чист.

Я не хотела спать, и, ни о чём не думая, вытащила планшет.

Палочка… палочка…

Я нарисовала своё солнце. Оно было в самом центре, ярко оранжевое, длинные лучи веером расходились по направлению к стоящим внизу двум треугольникам и квадрату.

Размазывая слёзы по щекам, я всё же дорисовала родным зубастые улыбки.

Коричневый

Нейрохирургия, пластическая или сердечно сосудистая?.. Может оториноларингология… Гинекология?

Взгляд упал на устроенную на стул футболку.

– Я сейчас уберу, спокуха, – перебирал Ден свой шкаф, сражаясь с ленью. – На, – кинул он в меня книгу, – порелаксируй.

– Дай анатомию. – Уставился я в потолок.

Это всего лишь книга Мил, спокойно, с твоими нервами только в таксисты. Ещё пять минут и будет порядок. Может вытребовать отдельную комнату?..

– Госпди… А это что?.. – крутил Денис в руках маленькую книжку, в кожаной обложке, похожую на библию.

Глава 7. Розовая трава

Заварив кофе по крепче, я малевала до самого утра. Ничего не получалось: линии дрожали, и мне катастрофически не хватало красок. Трава розовела, зелёные облака выплёвывали красных птиц. Было страшно закрыть глаза. Я едва сошла с порога, отделяющего меня от пропасти, а теперь пресловутая чёрная полоса растекалась чернильным пятном, и я пыталась его разукрасить.

Разбитый телефон тускло замерцал. Пришло смс от начальника отдела с работы. Он выражал свои соболезнования, и уже написал за меня заявление на вынужденный десятидневный отпуск. Я ответила одним «спасибо».

И кто ему интересно доложил?..

Отложив планшет, я залезла в интернет. Первый раз за сутки меня посетила мысль узнать, что именно случилось. Видимо, так и приходит осознание. По крайней мере с отрицанием закончили…

Я не знала, как обозначить вчерашнее происшествие, так что просто открыла новостную сводку. И, конечно же, не прогадала. Такое чувство, что в городе за последние сутки не случилось ничего, кроме нападения на заправке институтского района.

Я вспомнила столы в морге. «Даже не половина», – звучало не однозначно, но в первой же статье попалось точное число жертв: сорок восемь человек. Но уже увидев фотографию места, на котором и произошло убийство, я просто не смогла поверить глазам. Да это же кассовый терминал!

Открывая ссылку за ссылкой, я всё пыталась найти опровержение этой информации, потому что стрельба при ограблении именно кассового здания, просто не могла закончиться таким… малым количеством жертв. Но от страницы к странице место только подтверждалось.

Утро весенней субботы, – час пик на заправках отдалённых от центра районов. Неугомонные дачники, кидают там свои машины на целые недели, чтобы заряда хватило добраться до загорода и благополучно вернуться. Так же, в терминале 3-Б помимо заправочных карточек продают билеты на пригородные поезда.

Я не думаю, что следствие будет разглашать репортёрам детали. Прошло слишком мало времени. Пришлось заставить себя не относиться к представленной информации в серьёз. Странным было и отсутствие хоть пары слов о самих нападающих. Все новостные издания в один голос орали, что никто так и не был задержан, хотя этим бы полиция хвасталась в первую очередь. Видать и правда, никого задержать не удалось.

Выглядело это абсурдно. В толпе людей, некто убивает каждого десятого, и при этом ещё умудряется скрыться. Камеры слежения там висят на каждом углу и столбе! Ещё на нечётных заправках располагались станции беспроводного заряда коптеров, они кружили над терминалами как мухи, выжидая место. И следящих машин силовиков среди них хватало, от чего ситуация казалась ещё нереальнее.

Обновив кофе, я вернулась к новостям. Время близилось к обеду. Каждая из подруг уже позвонила по разу, но сильно меня не пытали. После вчерашнего, их вполне устраивало, что я могу ответить на звонок.

Спина затекла, глаза высохли настолько, что последний час я пыталась не моргать, но всё же сдалась и решила прилечь, продолжая изучение форумов со смартфона.

И с каждым сайтом ситуация становилась всё бредовее, вероятность умереть от падения сосульки на голову казалась больше. По слухам, стрелявших было около десяти человек, но никто даже приблизительно не мог их описать. Точнее, описаний убийц было хоть завались, от клоунских масок, до клювов чумных докторов, но всё это были не более чем фантазии. Идя на преступление, только идиот будет цеплять на себя яркий, буквально вопящий карнавальный наряд. Да и скрыться в таком сложно. Будь это группа в костюмах, репортёры наверняка бы осветили это, сладостно мусоля новость о появлении в городе группировки умалишённых головорезов в балетных пачках.

Множество сообщений от якобы очевидцев происшествия говорили о карманных кражах. Ничего удивительного что кто-то, пользуясь паникой, решил поживиться. «При них не нашли документов», вспомнила я, что мне поведали в морге. Вот это уже странно. Допустим, некоторых обокрали в давке, но кто полезет трупы обдирать, когда над головой пули свистят… Бред… как не посмотри. Если их конечно раньше не обчистили.

Глаза закрывались. Я хотела дотерпеть до ночи, чтоб ни одна мысль не помешала мне заснуть и боялась перебить сон. Настрочив Маше сообщение с вопросом, через минуту же получила ответ: через пол часа.

Обновив ленту, я вернулась к последним новостям и увидела, что буквально пять минут назад вышел официальный комментарий от управления станции на которой произошёл «теракт». Меня надолго зацепил заголовок. Странно, что до этого происшествие называли множеством имён, но про теракт заговорили только сейчас. Всё потому, что управление терминалом на пресс-конференции огорошило всех признанием, что из касс не было украдено и копейки. А убийство случайных людей без цели наживы никак иначе не назовёшь…

– Вот как…

Во входную дверь пару раз стукнули и зашли, не дожидаясь ответа.

– Сейчас кто-то будет мыть мне полы… – окинула я взглядом бесцеремонно забежавших в комнату Ани и Машу.

Возвращались в коридор они уже на цыпочках, но мокрые следы от обувных протекторов всё же остались. Страшно даже представить, что они ожидали тут увидеть. Но явно ни как я валяюсь на кровати глядя в экран смартфона.

Я и не заметила, что дождь пошёл, хотя било по окнам знатно. Подоконник вибрировал. Наверное, благодаря этому мне было немного спокойнее. В шуме сложно чувствовать себя одиноким.

– Есть будешь? – плюхнулась рядом Ани.

– Конечно будет! – ходила с половой тряпкой по комнате Маша.

– Вы видели новости? Говорят, это был теракт.

– Теракт? Кто-то взял на себя?.. – щурилась Ани, глядя в потолок.

– Нет, управа заправки подтвердила, что у них ничего не украли. А смысл тащиться в кассовый терминал, устраивать там стрельбу и ничего не взять?

Маша по-хозяйски ушла на кухню, варганить нам ужин.

– Я слышала, людей обворовали…

– Да ну брось, если бы дело было в этом, зачем убивать?

– Вы может присоединитесь ко мне?! – закричала из кухни Машка. – Я вам не нанималась…

Мы послушно поднялись, иначе был шанс очнуться с кастрюлей на голове.

– А ты что думаешь? – обратилась я к поварихе.

– Насчёт теракта?

– Да.

– Не знаю, Веро. Как-то это всё странно. Тащиться в толпу народу, допустим теракт, не пойми неправильно, но жертв что-то маловато.

– В морге, Юрий, ну тот, в костюме, сказал, что все были убиты выстрелом в спину или бок, вероятнее всего оружием с глушителем. На потолке терминала нашли огнестрельные отверстия, но пишут, кроме этих выстрелов никто ничего не слышал.

– А мама и Вадим? Как их убили? – вылупилась я, осознавая, что даже не поинтересовалась куда рани их.

Ани замялась. Я спиной почувствовала, как Маша косится на нас.

– Говори, я же всё равно узнаю.

– Вадик умер быстро у него прямое в сердце. Со спины, вряд ли он вообще успел что-то понять, – тараторила подруга.

Мне стало чуточку легче.

– У мамы три сквозных ранения в области живота, тоже со спины, Юрий не смог точно сказать которое стало смертельным. Он владелец морга, но не врач. Только читал заключение скорой.

Я упёрлась кулаками в глаза, пытаясь прервать накатывающую истерию.

– Нормально… – отмахнулась я от намечавшегося объятия. – Но почему в спину?

Маша оценила моё состояние, видимо, взвешивая насколько я готова к таким разговорам. Я склонила голову и вопросительно уставилась на Ани. Сиротливая слеза всё ещё висела на подбородке, но меня хотя бы не трясло.

– Мне кажется, выстрелами в потолок они спровоцировали панику. А затем, в давке, никто просто не обращал внимания на падающих людей, террористы, как и прочие пробирались к выходу, параллельно расчищая путь… Так, чтоб никто не заметил.

– Звучит бредово… – сказала Маша.

– Да, но это «бредово», позволило им убить сорок восемь человек в самом оживлённом субботнем месте города, где камеры нет только в унитазе, и спокойно уйти, – рассуждала я.

Мне стало ещё больше не по себе. Смерть в момент ограбления, ещё поддавалась осмыслению, но это… Чёрт пойми … Ни угроз, ни требований. У меня сложилось впечатление, что кто-то просто решил поразвлечься, стреляя в случайных прохожих.

– Если всё так, как рисуют, – сказала Маша, – то похоже на отвлекающий манёвр.

Мы с Ани переглянулись.

– От чего отвлекающий? – первой уточнила она.

– Ну хрен его знает. Сама подумай, пришли, ничего не взяли, людей зачем-то поубивали. Или возможно, нам просто не говорят настоящей причины. Но не думаю, что владелец заправки настолько идиот, что, скрывая преступление, стал всем утверждать, что ничего не украли.

– Может у них там не только заправка? Что там рядом располагается… я и не помню.

Мы раскрыли карту, и начали играть в детективов. Но было бы рядом совершено ещё какое-нибудь преступление, информация бы просочилась. Люди на форумах часто высказывали похожее на Машино мнение, и «правда-любы» уже наверняка излазили все окрестности с камерой в руках.

Нелли пришла, когда мы дожевывали последние куриные крылья. Сегодня она была больше похожа на себя. Ракушкой собранные волосы, наглаженная белая блуза, строгая чёрная юбка, делали её похожей на адвоката. Причём стиль не менялся, сколько я себя помню. По началу, курсе на втором, она рядом с нами смотрелась как учительница. Строга и по-своему прекрасна, подобно белоснежной лилии.

Легко махнув рукой в знак приветствия, она выудила из огромной чёрной сумки кипу документов.

– Нель, ты б завязывала, – сказала Ани, неодобряюще мотая головой, – мужики и так шарохаются от твоей деловитости. Того и гляди сразу брачный договор подсовывать начнёшь!

– Меня, в отличии от некоторых, – Нелли оценила декольте до пупа на алом топе подруги, – не интересуют однодневные отношения. Пусть «шарохаются».

Мы с Машей молча уставились в свои тарелки, тихонько хихикая. Для всех было загадкой, как эта парочка сошлась, и что у них вообще может быть общего. Басни про притяжение противоположностей в женской дружбе вообще не работали, и летающие по помещению искры, что неизменно сопровождали их каждую встречу, это только подтверждали.

Наверное, находясь вместе они пытались минимизировать крайности друг друга: рядом с такой строгой подругой Ани не выглядела слишком легкомысленно, а Нелли просто не могла быть ханжой в такой яркой дружбе. Хотя однажды нам с Машей пришло в голову и другое сравнение: сутенёрша и проститутка, но о нём мы, конечно же, предпочли утаить. И сейчас переглянувшись, явно подумали об одном и том же.

– Что смешного? – уставилась на нас Нелли, но быстро смягчилась, – я рада, что тебе легче.

Я молча кивнула.

Тарелки пришлось быстро опустошать, чтобы освободить единственный в квартире стол, на который упала приличная стопка бумаг. Все понимали, что это, и зачем здесь находится.

– Спасибо. – Промямлила я, разглядывая прайс лист похоронного агентства.

– Ритуальные менеджеры, все, как один склоняются к похоронному процессу после завтра. Я столкнулась там с женщиной, чей муж и сын погибли вчера в этом… – Нелли задумалась, – теракте. Она уже написала запрос в бюро судебно-медицинской экспертизы, ей ответили, что изначально планируемых задержек не будет.

Мне в очередной раз стало стыдно. Страшно даже представить, какого это, хоронить собственного ребёнка, но люди как-то находят в себе силы.

– Так, давай сразу свой проанализированный вывод. Веро будет в этом неделю капаться. – Озвучила мои мысли Машка.

Мы-то все знаем, что наша лилия уже разобралась в вопросе и список рекомендаций наверняка завалялся тут среди кипы брошюр. У меня правда нет сил во всё это вникать, но нужно достойно пережить хотя бы похоронную процессию.

Мне в руки сразу сунули исписанный лист, где педантично было выведено сальдо.

– Это самый экономный вариант из… более-менее приемлемого сегмента. У могилы вашего отца уже нет мест, но в этом же секторе, чуть ближе к ограде есть участок, я попросила поставить его на бронь. Так же, нас сразу внесли в список, ты сама понимаешь, хоронить лучше с утра, а очередь уже стоит. Если тебя всё устраивает, нужно позвонить для утверждения.

Я кивнула.

– А где памятник?

– Памятники не ставят сразу, Веро. Сначала крест. Потом у тебя будет целый год, чтоб на эту плиту скопить.

На коммерческом посмертном предложении было расписано всё до самых мелочей. Я перечитала его три раза, но не смогла даже незначительной правки внести.

– Утверждай.

Нелли сразу вышла в спальню совершить звонок.

– Так, теперь другой вопрос, – выхватила у меня Маша бумажку. – Сколько у тебя денег?

Я не скрываясь вывела на монитор банковскую вкладку.

– Тут не переживай, мы поможем. – Вернулась Нелли. – На половину? – оглядела она всех.

Ани с Машей сразу кивнули.

– Н…

– Не надо, Веро.

Я покорно заткнулась. Отказываться в самом деле было не в моих интересах. После трат на прошлой неделе от накоплений осталось сорок шесть тысяч. На зарплатном счету три, и пополнится он только через две недели. А организация похорон выйдет аж в сорок пять тысяч.

Нелли вручила мне список адресов, которые я все должна обойти за завтра. Нотариус, ритуальное агентство, мед бюро, в котором нужно забрать вещи родных и свидетельство. Я заплакала, быстрее чем успела понять внезапно направленные на меня сочувственные взгляды.

Звёздные окраины. Том 1

Подняться наверх