Читать книгу Горький аромат фиалок. Роман. Том второй - Кайркелды Руспаев - Страница 3

А что же наш Заманжол Енсеев? Он счастлив! Небольшое семейство его увеличилось на целую взрослую дочь. Сколько радости для Заманжола и Амины и сколько новых забот.

Алтынай поместили на диване в детской. Счастью Амины не было предела! Целыми днями она не отходила от своей новоприобретенной сестры, – вроде бы старшая, а нужно нянчиться, как с маленькой – кормить, поить, одевать, учить всему, что знала, что умела сама. Всегда охотно ходившая в школу, Амину теперь с трудом приходилось отправлять на занятия.

Заманжол ухаживал за Алтынай и одновременно разрабатывал особую программу обучения. Все было внове – до этого ему приходилось иметь дело с нормальными детьми, с более или менее прогнозируемыми умственными способностями. Другое дело Алтынай. Она представлялась Заманжолу сплошным белым пятном. И, хотя девушка выказывала способность к обучению, Заманжол не знал, какими темпами вести обучение и он действовал, руководствуясь интуицией. Пришлось дополнительно самообразовываться. Он копался в библиотеках города, советовался с Парфеновым, начал переписку с известными психиатрами и психологами. И постепенно занятия начали давать первые результаты. Алтынай произносила все больше простых слов, и, хотя еще не дошла до «мама мыла раму», но с каждым днем ее словарный запас пополнялся новыми словами.

Балжан, несмотря на постоянные увещевания Заманжола, так и не приблизилась к ней. Но при этом внимательно следила за тем, как муж обихаживает Алтынай, с подозрением в глазах заглядывала в детскую, когда обучающий и обучаемая почему-либо затихали – ей все казалось, что они разыгрывают ее и «крутят» любовь у нее под носом. И каждый раз разочарованно удалялась, увидев, как Заманжол выносит судно, или меняет запачканную простыню – иногда Алтынай ходила под себя.

Прошла неделя, и стало ясно, что Алтынай нужно искупать – от нее шел неприятный запах пота и прелой кожи. Оказалось к тому же, что у нее исправно идут месячные. Заманжол попросил Балжан искупать ее.

– Я одна кормлю вас всех, и еще должна стать сиделкой?! – вскинулась та, – Сходи в собес, пусть выделят нянечку. Или пусть назначат пособие – мы наймем женщину по уходу. Я вообще не понимаю, почему ее отдали без пособия. Сбыли с рук, нашли дурака! И прошу, Заманжол, не приставай ко мне, я была против этой затеи с самого начала. И знаешь, почему?

Она взглянула на Заманжола, но он молчал. Он был уверен, что не услышит ничего утешительного для себя.

– А потому, что знала – ты постараешься взвалить все заботы на меня. Знаю я вас, мужчин… легко быть добреньким, человеколюбивым за чужой счет. Как играть с ней… – тут Балжан помедлила, – забавляться… ты можешь. А как коснулось до грязного – «Давай, Балжан, искупай!» Не по-лу-чит-ся!

Заманжол отошел, не проронив ни слова. Конечно, если б он обратился в собес, то, наверное, выделили бы сиделку или назначили пособие. Но ему не хотелось опять собирать бесчисленные справки – он был сыт ими по горло! И еще одно соображение не позволяло нанимать сиделку – ему хотелось, чтобы Алтынай чувствовала себя полноправным членом семьи, чтобы она прочувствовала заботу своих новых родственников, тепло их рук. Ведь не пришло бы им в голову нанимать сиделку для Амины, если бы она, не дай Бог, заболела.

И ему пришлось самому взяться за помывку Алтынай. Он стал готовить воду в ванной. Долго, долго он возился, регулируя температуру, и дело было не в том, что он никак не мог подобрать оптимум. Он думал, как будет купать Алтынай, как обнажит ее, как будет прикасаться к ней, к ее интимным местам.

Заманжол вздохнул и закрыл кран. Он рывком встал и отправился за Алтынай. Чуть задержался возле нее, затем быстро раздел и понес в ванную.

Алтынай была – словно пушинка. Ее светлая кожа как бы подсвечивалась изнутри. Волнистые волосы уже достигли плавно изгибающихся плеч; Заманжол ощущал их нежное прикосновение при ходьбе, словно сказочная птица овевала его лицо своими крыльями. А груди! Еле уловимая розовость нежно разливалась по ним, контрастируя с сочными пуговками сосков.

Изящные линии рук и ног покоряли грациозностью в своей невольной неподвижности. А шея! Она изгибалась, легко реагируя на перемещения ее тела, плавно передвигая легкую головку из одного положения в другое, непосредственно и одновременно кокетливо склоняя ее на бок.

А лицо! А губы! А глаза! Не передать всех ее прелестей…

– Любуешься? – раздался голос Балжан за спиной. Заманжол обернулся и встретился с ее холодными глазами.

– Хороша, да?

– Да, – признался Заманжол, – Ты права. Я дотоле не видел такой красоты.

Балжан уязвлено скривилась.

– Ты забыл, какой была я? В юности все мы прекрасны. А какой она станет лет через десять? После парочки детей все ее прелести отвиснут.

– Ты так говоришь, будто сама нарожала кучу детей, – Заманжолу захотелось задеть ее. И возможно, это удалось. Она хотела как-то ответить на реплику, но Заманжол отвернулся и принялся намыливать спину Алтынай. Та вздохнула блаженно и отдалась в его ласковые руки. Он с трепетом прикасался к ее податливому телу, и чувствовал, как оно откликается на его прикосновения неуловимыми движениями нежных мускулов. Под ее кожей словно прокатывались тихие волны, и эти волны, вызывая в нем ответные, как бы настраивали его тело, его существо в единое гармоничное целое.

Заманжол помыл ее шею, затем руки его перешли к небольшим тугим грудям. Он чувствовал, как ее твердые соски касаются ладоней, и испытывал давно забытое волнение юноши, впервые прикоснувшегося к прелестям любимой девушки. Заманжол находился в каком-то трансе, хотя руки его не бездействовали – терли, намыливали, и вновь терли, намыливали, – он словно счастливо парил в нереальном пространстве наедине с прекрасной феей, ангелом, неземным существом.

В какой-то момент, как бы очнувшись, он почувствовал беспокойство. Он не сразу понял, откуда оно исходит. Пока не заметил в зеркале напряженное лицо Балжан. Возможно, она наблюдала за ним все это время.

– Ш-ш-то? – запинаясь, проговорил он, – Что ты так смотришь?

Балжан не могла не видеть, как девушка волновала Заманжола, и как сама Алтынай реагировала на прикосновения его рук. В ней вновь возникли черные мысли, вновь со дна души поднялась мутная взвесь подозрений. Она не оставила мысли, что все происходящее – спектакль, умело разыгрываемый мужем и этой юной красавицей. Правда, Балжан смущала детская непосредственность Алтынай, ее безмятежный взгляд, ее, казавшаяся естественной, радость от общения с Аминой. «Неужели она способна так играть? – спрашивала она саму себя, – Тогда она должна быть гениальной актрисой. Нет, она и вправду идиотка. И я зря мучаю себя подозрениями…

Но моменты просветления проходили, и Балжан вновь окуналась в неверие. «Ладно, пусть она больна, – продолжала она размышлять, – Но почему тогда Заманжол так волнуется? И не только он один. Видно же, что они оба возбуждаются. Ведь он попросту ласкает ее, и она прямо балдеет от его ласк!

Балжан пришла в голову шальная мысль – пощупать член мужа, проверить, не возбужден ли он, – она была уверена, что это так. Она долго боролась с искушением, но так и не осмелилась, и стояла, довольно нервируя Заманжола. Он взмок. Нужно было переходить ниже, к бедрам Алтынай, ягодицам, низу живота, но Заманжол физически ощущал взгляд жены, которая, как ему казалось, ждала, чтобы посмотреть, как он будет мыть интимные места девушки.

– Балжан, пожалуйста, не стой над душой! – взмолился он, – Помогла бы, что ли…

– Купай, купай, тебе же приятно, – отозвалась она, не сдвинувшись с места.

Заманжол разозлился, и, решительно окунув руки в воду, начал водить губкой по всему подряд; взял одну ножку, демонстративно помыл ее, затем другую, после чего провел по промежности. Когда он спустил воду и начал обмывать Алтынай под душем, оказалось, что Балжан ушла. Он облегченно вздохнул, и, взглянув в сияющее лицо Алтынай, не удержался и прикоснулся губами к ее зарумянившейся щеке. Слегка раскрытые губки девушки манили прильнуть к ним страстным поцелуем и обуреваемый противоречивыми чувствами, он подхватил ее и отнес в детскую.

Проходили дни. Алтынай быстро восстанавливалась под заботливыми руками Заманжола. Она все больше привязывалась к своему «папе» и Амине, имя которой несколько искажала. Естественно, нельзя было не заметить ее настороженности по отношению к Балжан, к которой вначале пыталась обращаться «мама», также подражая Амине, но перестала, так как та каждый раз грубо обрывала ее.

– Я тебе не мама! Можешь не подлизываться, я тебе все равно не верю. Поняла?!

И пронизывала бедную девушку уничтожающим взглядом, под которым та растерянно никла. Дети, даже такие большие, как Алтынай, чувствуют, когда их не любят, и Алтынай не была исключением. Она чувствовала неприязнь, исходившую от Балжан, и всегда замолкала при ее появлении. Она стала побаиваться ее и всегда затихала, когда они оставались наедине. Особенно страшно было ей, когда Балжан подступала к ней со своеобразным допросом, мучая ничего не понимающую девушку вопросами.

– Слушай, чего ты прикидываешься? – говорила Балжан, присаживаясь рядом, – Неужели ты думаешь, что я так глупа? Можете не стараться, вам меня не провести. Я же все вижу! Я же вижу, как он ест тебя глазами, как он возбуждается, прикасаясь к тебе. Готова спорить, – вы занимаетесь любовью, когда меня нет. Занимаетесь? Конечно, занимаетесь!

Алтынай хлопала ресницами, не понимая, что Балжан нужно, улавливая из ее речи только слово «Заманжол».

– А ты хорошо играешь свою роль, – продолжала Балжан, – У тебя талант. Я думаю, тебе нужно перестать маяться дурью и поступить на театральный. С тебя выйдет хорошая актриса. И на фиг тебе сдался Заманжол? Стоит он того, чтобы так мучиться? Не надоело валяться целыми днями? Скоро бока отлежишь.

Балжан пристально вглядывалась в глаза Алтынай, и устрашенная этим взглядом девушка тупила свой взор и съеживалась. Алтынай ее невзлюбила и начинала сильно беспокоиться, когда Заманжол должен был отлучиться, а Амины не было дома. Ее глаза красноречиво просили Заманжола не уходить, умоляли не оставлять наедине с Балжан. Заманжол начал догадываться, что в его отсутствие жена как-то достает Алтынай. Он несколько раз подступал к Балжан с расспросами, что она делает с Алтынай в его отсутствие, просил не трогать ее. И, конечно, та легко отшивала его.

– Отстань! – отрезала она, кривя губы в злорадной улыбке, – Мне нет дела до нее. Ты не доверяешь мне, и хочешь при этом, чтобы я доверяла тебе. Откуда я знаю, чем вы тут занимаетесь в мое отсутствие!

Заманжол замолкал. Балжан с каждым днем все больше усложняла их отношения, они чаще стали ссориться, хотя Заманжол старался не поддаваться на ее провокации. Балжан упрекала его тем, что он сидит дома, требовала, чтобы он устроился на какую-нибудь работу. Он соглашался с ней, но не мог оставить Алтынай одну.

С некоторых пор кто-то стал доставать Заманжола звонками, играя при этом в молчанку. Заманжол слышал в трубке чье-то дыхание, и каждый раз явственно слышался шум машин, что свидетельствовало о том, что звонили из таксофона или с сотки.

– Алло! Кто это? Что вам нужно? – спрашивал Заманжол, но на том конце лишь вздыхали и вешали трубку. Скоро эти звонки стали играть на нервы. Заманжол подозревал Балжан, он думал, что таким образом она пытается контролировать его.

– Это ты, Балжан? – кричал он в трубку, – Ты уже достала, перестань! Мы не одни, с нами Амина.

На том конце провода молчали. Тогда Заманжол подзывал Амину и просил ее поговорить.

– Кто звонит, пап? – спрашивала она.

– Не знаю, наверное – твоя мама, – удрученно отвечал Заманжол.

Амина прикладывала трубку к уху и тут же возвращала – телефон коротко пищал.

– Что за ерунда! – возмущался Заманжол, – Идиотизм какой-то!

И подступал к Балжан, когда та возвращалась домой.

– Это ты все время звонишь? Перестань! Ты уже достала. Не даешь спокойно заниматься с Алтынай. Пойми, мне нельзя отвлекаться. Представь, что будет, если тебя постоянно отвлекать от урока? У меня не менее важные уроки. Если так уж хочется контролировать нас – установи в квартире видеокамеры, а не мучай телефон!

– Да иди ты! – искренне возмущалась та, – Нужны вы мне! Это не я.

– Тогда кто?

– Откуда я знаю!

Однажды Балжан предположила:

– А может, это ее хахаль звонит?

– Какой еще хахаль? – не понял Заманжол.

– Какой-какой! Какой-нибудь. Не думаешь же ты, что у такой крали до тебя не было никого.

– Что значит – «до тебя»?

– А то и значит! – Балжан удостоила его презрительным взглядом и ушла на кухню. А телефон продолжал звонить. Заманжол не мог отключить аппарат – часто звонил Парфенов, справлялся о самочувствии Алтынай, звонили другие специалисты, интересовались успехами, звонила и Балжан, и Амина, – да мало ли кто!

Однажды звонивший осмелился и задал вопрос:

– Извините, я хочу знать, как там Биби?

– Какая еще Биби? Здесь нет никакой Биби! Вы наверно, ошиблись номером.

– Ну, та девушка, что у вас сейчас.

– Алтынай, что ли?

– Значит, вы зовете ее по-своему…

– А кем вы приходитесь ей? – у Заманжола возникло чувство, сродни ревности. Больше всего ему не хотелось, чтобы у Алтынай отыскался кто-нибудь, именно сейчас, когда занятия с ней начали давать первые результаты.

– А… – незнакомец замялся, – Вообще-то никем. Так, знакомый. Я просто хотел узнать, как она там.

– Послушайте, если вы знаете Алтынай, то почему не отозвались, когда искали тех, кто хоть что-либо знает о ней? Может быть, вы причастны к тому, что с нею произошло?

– Нет-нет, я ни в чем не виноват! Я сам не знаю, что с ней. Она исчезла – я ее искал. А потом… потом я узнал… случайно, о том, что ее нашли в вашем городе.

– Хорошо, возможно, все так и было, но почему вы не откликнулись?

Трубка молчала.

– Вы струсили? Я прав?

Заманжол понял, что собеседник и вправду не знает, что произошло с Алтынай.

– Ладно, – сказал он мягче, – Я вам верю. Теперь скажите, знаете ли вы кого-нибудь из ее родственников? Откуда она? Где раньше жила?

На другом конце провода молчали. Заманжол понял, что там не сразу переварят град его вопросов. Тогда он предложил:

– Знаете что. Давайте встретимся и поговорим, у меня к вам много вопросов.

– Нет, я не могу с вами встретиться. Да я сам знаю немного. Мы с Биби познакомились в другом городе. Мы встречались два-три раза, после чего она исчезла. Она не любила рассказывать о себе – говорила, что не помнит, откуда она и кто, что имя Биби ей дали ее «сестры и братья». Она состоит в «Свидетелях какого-то дня», это вроде секта такая. Когда она пропала, я хотел найти этих сектантов, но их уже не оказалось в нашем городе. Я подумал, что, возможно, она уехала вместе с ними, если только ее не принесли в жертву…

– В жертву? – не понял Заманжол, – Как это?

– Ну, совершили жертвоприношение, – разъяснил незнакомец, – От этих сектантов можно ожидать всего.

– Хорошо, – сказал Заманжол, – Я готов поверить в это, – у меня самого еще невероятнее история, связанная с ней. Но это неважно. Что вы хотите теперь от нее?

– Ничего, – отвечал грустно звонивший, – Просто хотел узнать, что с ней, как ей живется.

– С ней все отлично, – заверил Заманжол, – Мы с женой педагоги, занимаемся с ней плотно, и думаем, что Алтынай быстро восстановится. Во всяком случае, уже есть определенные сдвиги. Я понимаю, вы… – Заманжол замялся, не зная, какое слово подобрать, – что вы неравнодушны к Алтынай, но, прошу, не звоните больше, не мешайте нам.

Незнакомец попытался вставить слово, но Заманжол не дал.

– Нет, не надо, – отверг он просьбу собеседника, – Лучше не надо. Она вас все равно не узнает. Она как бы заново родилась и заново всему обучается. Алтынай сейчас как младенец, у нее чистый мозг, абсолютно чистое сознание. Я серьезно занимаюсь с ней и надеюсь, что сумею обучить ее всему. Да, можете время от времени звонить, справляться о ее самочувствии. Я не против, лишь бы не играли больше в молчанку.

– В какую молчанку? – теперь не понял незнакомец.

– Вы же доставали меня звонками! Звоните, и молчите.

– Нет, это не я, – возразил тот, – Я звоню вам впервые.

– Да? – недоверчиво произнес Заманжол, – А я думал – это вы.

– Нет, это не я, – повторили на том конце провода.

– Ладно, я вам верю, – сказал Заманжол и предложил, – Давайте познакомимся – меня зовут Заманжол.

– Нет, я не могу сказать вам своего имени. Да и на что вам оно? Мое имя ничего не скажет вам. Да и звонить я больше не буду – зачем? Поверьте, я знаю не больше того, что сейчас рассказал.

– Ну, тогда прекратим этот разговор, – сказал облегченно Заманжол и, добавив, – Прощайте, – услышал короткие гудки.

Он секунду подержал трубку, затем положил ее и повернулся к Алтынай.

– Кто же ты, Алтынай – Биби? – сказал он, встретив ее безмятежный взгляд, – Знать бы…