Читать книгу Дочь Авраама - Кеннет Дун - Страница 8

– Я несколько раз встречалась с Роббеном на различных академических приемах. Точнее с обоими Роббенами.

– Это как? – спросил я, поворачивая голову, любуясь обнаженным плечом Аманды и изгибами ее фигуры, едва накрытой простыней.

Простившись с Биллом Гровенером, я перекусил в баре точно таким же сэндвичем, оказавшимся совсем недурственным. Потом неторопливо поехал в сторону своего дома, где посвятил некоторое время наведению порядка.

Ближе к одиннадцати вечера, закончив работу на киностудии, ко мне на такси приехала Аманда.

Я не готовил для нее никакого ужина, не украшал стол цветами и свечами, даже напитки не стал предлагать. Едва она переступила порог моей квартиры и сняла туфли, мы сразу же направились в постель.

Любовниками с леди Амандой Хэйр мы стали совсем недавно и совершенно внезапно, еще пару месяцев назад подобное развитие событий даже не могло прийти мне в голову. Во-первых, потому что она была матерью Лекси Бальтазар, моей давней приятельницы и бывшей партнерши по детективному агентству. Во-вторых, Аманда была замужем – как мне казалось, счастливо – за своим вторым мужем, английским баронетом сэром Грегори Хэйром, отцом их общих сыновей-близнецов. Аманда была всего на пару лет старше меня, Лекси она родила очень рано, еще когда сама училась до войны в Сорбонне, будучи наполовину француженкой, наполовину американкой, и отчаянно влюбилась в другого студента, такого же неприкаянного американца на чужбине.

С Амандой мы не виделись несколько лет, казалось, поводы для общения окончательно иссякли, когда Лекси ушла из агентства и переехала на Восточное побережье, чтобы получить докторскую степень по психологии и сотрудничать с ФБР.

Однако случай свел нас снова в конце прошлого года, и я узнал, что в жизни матери Лекси также назревают большие перемены. Ее супруг, сэр Грегори, в течение многих лет преподававший какую-то заумь в Калифорнийском Университете Лос-Анджелеса, решил не продлевать свой контракт и вернуться в родной Оксфорд. Причина была в том, что ему все никак не могли предложить обещанного пожизненного места, что, как я понял, в академических кругах считается величайшим оскорблением. Когда мы последний раз беседовали на эту тему с Амандой накануне Рождества, она сомневалась в том, что ей хочется покидать Калифорнию и ехать с мужем в Англию – в конце концов, у нее здесь была интересная и весьма хорошо оплачиваемая работа в собственной продюсерской компании, имеющей постоянный контракт с ведущими голливудскими студиями. Она до последнего надеялась, что Грегори как-то уладит свои разногласия с деканом колледжа и советом попечителей.

Как оказалось, рождественские каникулы совсем не сгладили, а только усугубили эти самые разногласия. Уже в январе Грегори объявил, что даже не будет дожидаться окончания учебного года, а уедет сразу в конце весеннего триместра перед пасхальными каникулами. Аманда была раздосадована, что такое решение муж принял, не посоветовавшись с ней, но, кажется, ожидала чего-то подобного. Так что супруги договорились временно пожить раздельно – пока Грегори будет обустраиваться на новом месте в Оксфорде, навещать старых друзей и родственников, Аманда начнет постепенно «завершать свои дела в Америке».

Не знаю, что именно она там планировала завершать, но одно странное дело она точно начала без подготовки. Две недели назад поздним вечером я услышал настойчивый звонок, а когда открыл дверь, то на пороге увидел Аманду с бутылкой красного вина. И не каким-то калифорнийским каберне, а с настоящим бургундским.

С тех пор Аманда приезжала ко мне вечерами два-три раза в неделю, все-таки предварительно позвонив и убедившись, что я дома. Она отпускала своего личного водителя и брала такси, поскольку даже спустя десять лет после возвращения в Штаты так и не нашла времени научиться водить машину.

Как ни странно, наша любовная связь началась совершенно естественно и не причиняла нам обоим ни малейшей неловкости. Более того, Аманда оказалась первой женщиной, которую я без смущения принимал в своей крошечной квартире, где не было места даже для дивана.

Я знал, что она никогда не останется в этой квартире надолго, и что мне нет места в ее роскошном доме с бассейном, отдельным гаражом и ровными лужайками, но не испытывал из-за этого никаких страданий, а просто наслаждался каждой минутой, даже когда мы просто сидели рядом на кровати и пили вино, завернувшись в простыни.

– Прикури мне сигарету, – попросила Аманда, подкладывая подушку под спину.

Я раскурил две, для нее и себя.

– Так что ты говорила об обоих Роббенах?

– Вим Роббен и его сын Кристиан. Они часто появляются на разных университетских церемониях и торжественных сборищах.

– Про старика я могу понять. Он бывший сенатор и владеет собственным колледжем. А сын здесь причем?

– Ну как же. Кристиан профессор юриспруденции. Он возглавляет юридическую кафедру в колледже Роббена.

– Ты серьезно? Роббен преподает в Роббене? Ему совсем некуда было податься?

– Я не настолько близко с ними знакома, повторю, мы сталкивались только на публичных мероприятиях, где я сопровождала Грега. Но насколько я слышала, он серьезный ученый. Закончил Гарвард, защитил докторскую, потом работал в Кэмбридже и Колумбийском. Скорее уж это он слишком хороший куш для колледжа Роббена. В конце концов, это достойное, но не самое звездное заведение.

– А что ты еще можешь о них рассказать? О Роббенах, я имею в виду.

– Старый сенатор до сих пор производит впечатление. Вообще-то его имя Уильям, но все зовут его Вим, как я понимаю, семейство очень гордится своими голландскими корнями. Отец и сын оба нордические великаны, в них есть что-то от викингов. Или румяных бюргеров, как посмотреть. Вим Роббен напоминает старого льва, главу прайда. Даже его седые волосы похожи на расчесанную и уложенную гриву. Ну а его жена, Эллен Роббен – настоящая львица. Она младше мужа лет на десять, значит, ей около шестидесяти, может, чуть больше, но она по-прежнему красавица. Говорю безо всякой зависти, потому что это какая-то сверхъестественная красота, она не имеет отношения к возрасту или ухищрениям косметологов. Эллен вроде бы не голландка по происхождению, а датчанка, хотя, кем бы ни были ее предки, она явно выбила джек-пот в генетической лотерее. Мне она напомнила одновременно Елену Прекрасную и валькирию. Такая не просто начала бы Троянскую войну, она бы ее возглавила.

– Ого. Если она на тебя произвела такое впечатление, представляю, что о ней думают мужчины. Или думали. В ее молодости.

– Не уверена, что у Эллен было много поклонников. Как я говорила, такая красота скорее отпугивает. В отличие от книг в жизни мало кто из мужчин хочет обладать женщиной, которую надо вначале завоевать. Если он, конечно, не Вим Роббен.

– Ну а его сын Кристиан?

– О, вот он по-настоящему красивый мужчина. Он немного похож на отца, но больше пошел в мать. Если в лице Вима есть нечто львиное, но Кристиан мне напомнил гравюры Блейка11. Всех этих златокудрых Люциферов из иллюстраций к Мильтону или Исаака Ньютона. Хотя, может быть, это просто мое воображение.

– Ты очень поэтично описываешь знакомых.

– Да. У Кристиана удивительно пропорциональное лицо. И золотые кудри, как у матери. Он потрясающе киногеничен.

– Ты не предложила ему случайно попробовать силы в Голливуде? – со смехом спросил я.

– Я бы не упустила возможности, – улыбнулась Аманда. – Но, боюсь, у Кристиана Роббена нет шансов. При всей внешней красоте у него абсолютно нет… харизмы, вот точное слово. Сенатор сразу оказывается в центре внимания, он излучает мужественность и силу, которую ты физически ощущаешь и затягиваешься в его орбиту. А Крис… совершенно замороженный, он неуютно чувствует себя в обществе. Заметно, какие мучения ему причиняют светские разговоры на приемах. Нет, конечно, он улыбается и кивает, временами вставляет уместную шутку, но видно, что мыслями он где-то далеко. К тому же, когда он волнуется, а волнуется он в любой компании, то начинает преувеличенно четко и медленно произносить слова. Я думаю, что это следствие вылеченного заикания. Окружающих это слегка пугает. Как будто перед ними не живой человек, а искусственно созданный андроид. Так что Крис при любой удобной возможности стремится улизнуть от толпы, зато когда встречает коллегу, с которым может поговорить о каком-то редком юридическом казусе, то может делать это часами, наплевав на общество. Его жене нередко приходится вмешиваться, она, кстати, довольно милая. Бев… Бет.. точно, Беттани. Так ее зовут.

– Не знал, что ты увлекаешься научной фантастикой.

– Да ты что! Обожаю Саймака и Шекли. Я бы хотела заняться экранизацией «Снова и снова»12, но сейчас фантастика не пользуется большим успехом в Голливуде. Ну и если поднимать эту тему, что у андроидов должны быть те же права, что у людей… на студии могут решить, что речь идет о гражданских правах негров. Хотя я например андроидов в книге я представляю себе в точности как Кристиан Роббен. Я вообще удивляюсь, как ему удается преподавать студентам. И совсем непонятно, зачем его потянуло в политику. Хотя по телевидению и на фотографиях Крис выглядит очень импозантно, думаю, голоса домохозяек у него в кармане.

– Подожди, в какую политику?

– Ты не читаешь газет?

– Только вторую половину. Там где частные объявления, кроссворды и комиксы.

– О, мы могли бы выписывать одну газету на двоих и делить ее пополам. Так вот, Кристиан Роббен собирается баллотироваться в Конгресс. В конце учебного года он уходит из колледжа и начинает осенью предвыборную кампанию от демократической партии в нижнюю палату от 31-го округа. В принципе, у него неплохие шансы, если бы не дебаты и встречи с избирателями. Но, может, его поднатаскают жать руки и улыбаться. Действующий конгрессмен покидает пост и поддерживает его кандидатуру, политические связи папы сыграют роль, к тому же у него черная племянница, которая будет участвовать в предвыборной кампании. Я видела ее фото в газете, думаю, ради нее многие республиканцы станут демократами и начнут поддерживать расовое равноправие. Она мне напомнила царицу Савскую.

– А я, когда ее увидел, первым делом подумал о Клеопатре.

– Клеопатра была из династии Птолемеев, которые происходили от Птолемея Первого, военачальника Александра Македонского. Они правили всего триста лет и все эти годы женились исключительно на собственных родственниках. Хотя матерью Клеопатры вроде бы была какая-то наложница. Но все равно источники изображают последнюю египетскую царицу как типичную гречанку.

– Ты слишком долго была замужем за профессором. Стоит мне что-то брякнуть, как в ответ я получаю маленькую лекцию. К тому же у Пиппы Роббен голубые глаза. Мне кажется, даже в Средиземноморье, не говоря уж об Эфиопии, в те времена это было большой редкостью.

Аманда улыбнулась и попросила меня смешать ей еще один напиток. Ночью сквозь сон я слышал, как она тихо ходит по комнате, одевается, а после щелчка автоматической двери снова провалился в черноту.