Читать книгу Зеркальная страна - Кэрол Джонстон - Страница 5

Я стою на тротуаре, пока автобус не исчезает из виду. То ли погодное приложение на айфоне слетело, то ли погода наладилась: день холодный и солнечный, на небе ни облачка. Пронизывающий ветерок со стороны города доносит запахи дыма, омнибусов, пивоварен, горящего угля. Странное чувство: вроде все знакомое и в то же время другое. Дома и дорога все те же, супермаркет «Колкохун» тоже на своем месте – в цокольном этаже жилого здания. Налетает ледяной бриз, ерошит мне волосы. Стараюсь не вспоминать слова напыщенного спасателя с замашками ковбоя. Наверное, в море гораздо холоднее, чем здесь…

Дом тридцать шесть на Уэстерик-роуд ничуть не изменился. Железная ограда с калиткой, ровная лужайка, обсаженная живой изгородью, посередине дорожка. Мрачный симметричный фасад, облицованный серыми кирпичами, и высокие, узкие решетчатые окна. Две боковые каменные стены, белые глиняные балясины и красная деревянная дверь.

Оступаюсь и резко оглядываюсь. Никого. Сердце колотится как бешеное. Через дорогу – ряд жилых домов из красного песчаника, которые мы с Эл прозвали Пряничный курятник. Узкие стандартные коттеджи с белыми дверными и оконными рамами, на подоконниках стоят ящики с анютиными глазками и петуньями. Какой резкий контраст по сравнению с мрачным серым домом напротив… Ощущение, что за мной наблюдают, усиливается, волосы на затылке встают дыбом.

Снова поворачиваюсь к дому под номером тридцать шесть, открываю калитку, иду по дорожке, поднимаюсь по четырем каменным ступеням и вижу красную металлическую скребницу для обуви перед приоткрытой парадной дверью. Однажды я спросила у мамы, почему его не называют Красный дом; та удивленно моргнула и посмотрела на меня как на дурочку. Думая о ней теперь, я не могу вспомнить больше ничего, кроме этого взгляда.

«Это Зеркальный дом. Совсем как ты с Эллис. Совсем как Зеркальная страна».

Вероятно, когда-то мы с Эллис обладали такой же непреклонной симметрией, как и этот дом, однако ничто не остается неизменным вечно. Толкаю дверь, вхожу в прихожую. Черно-белая плитка в шахматном порядке, темные дубовые панели и неожиданно малиново-красные стены. Закрываю глаза и слышу тяжелый лязг засова. Вспышка черной тьмы. «Беги!» Испуганно оглядываюсь, но дверь открыта, и в нее льется теплый солнечный свет.

Поворачиваю бронзовую ручку второй двери, ловлю в ней отражение своего испуганного лица и оказываюсь собственно в холле; вдали маячит изгибающаяся тень лестницы. Старый ковер исчез, на его месте – сверкающий паркет. Солнце проникает сквозь фрамугу над дверью, и я отчетливо вижу себя в детстве: сижу в пятне света на кусачем ковре, скрестив ноги, и читаю дедушкину энциклопедию.

Стены холла завешены декоративными тарелками, маленькими и большими, с рельефными и позолоченными краями: зяблики, ласточки, малиновки на зеленых ветвях, на голых ветвях, на заснеженных ветвях. Высокий дубовый телефонный столик и дедушкины часы именно там, где и были всегда – по бокам двери в гостиную. И хотя это кажется странным и даже невероятным, ведь прошло почти двадцать лет, они всё так же стоят на страже. Запах совершенно не изменился: старое дерево, старые вещи, старые воспоминания. Мое недоверие сменяется неожиданным облегчением с примесью вполне понятной тревоги. Набираю полную грудь воздуха, и вдруг внутри словно высвобождается и рвется наружу странное чувство, отчасти похожее на страх – хрупкое, с острыми краями и в то же время теплое. Оно глубокое, как океан, у него свои ожидания. По большей части я рада вернуться. Я рада, что все здесь осталось прежним, как бы невероятно это ни звучало.

Захожу в кухню, словно я у себя дома, и на сине-белом плиточном полу вижу стоящего на четвереньках Росса. Он поднимает голову и вздрагивает.

Я слишком занята мыслями о том, чего сказать не могу, и не нахожу ничего лучше, как ляпнуть:

– Преклонять колена – это уже слишком. Мог бы просто сказать «привет».

* * *

– Кэ-эт! – протяжно восклицает Росс, словно в моем имени два слога.

Он встает, и я замечаю на полу разбитую фарфоровую тарелку.

– Помочь?

– Потом уберу. – Он перешагивает осколки и останавливается прямо передо мной. Мы оба улыбаемся через силу. – Как там в Лос-Анджелесе?

– Жарко.

– Добралась нормально?

– Да, хотя лететь очень долго.

Не знаю, почему разговор дается мне с таким трудом. Зачем мы вообще пытаемся вести эту идиотскую беседу? Росс прежний и в то же время другой, как и дом. Лицо бледное, мешки под глазами больше, чем видно в новостях, уже не лиловые, а черные. Темная щетина, растрепанные волосы. Он выглядит старше, но ему идет. Потеря Эл далась ему нелегко: вокруг карих с серебристыми искорками глаз залегли морщинки, лицо исхудало. Интересно, осталась ли прежней его кривая улыбка, заходит ли еще левый клык на соседний резец?

– Говорят, возвращаться тяжело, – замечает он.

– Да уж.

Росс прочищает горло.

– Я имел в виду путешествие с запада на восток.

– Знаю, – говорю я.

Футболка на нем мятая, руки покрылись гусиной кожей. Он шагает ко мне, останавливается, проводит ладонями по лицу.

– Сколько же лет прошло?

– Двенадцать? – шепчу я, словно не считала каждый год. В горле ком, глаза щиплет. Эл, Росс, наш старый дом… Я устала, мне грустно, страшно и я чертовски зла. Возвращаться явно не стоило, хотя в глубине души я об этом мечтала. Не прошло и суток, как я покинула свою прекрасную квартирку на Пасифик-авеню, но теперь она значит для меня не более чем глянцевая открытка из места, где я побывала давным-давно.

Росс порывисто прижимает меня к себе так крепко, что щетина царапает шею; кожу согревает теплое дыхание, знакомый, давно забытый голос отдается во всем теле. Он совершенно не изменился.

– Слава богу, ты вернулась, Кэт!

* * *

Мы поднимаемся по лестнице, и я изо всех сил пытаюсь не смотреть по сторонам. Дубовые перила, гладкие и изогнутые, на мозаичной облицовке ступеней – зеленые и золотые всполохи света из витражного окна. Лестничная площадка скрипит под ногами, как прежде, и я на автомате направляюсь в первую комнату. Росс стоит на пороге комнаты напротив с моим чемоданом в руках и смущенно улыбается.

– Там теперь наша спальня, – сообщает он.

– Извини, – говорю я, поспешно возвращаясь на площадку. – Конечно.

Интересно, как выглядит комната теперь? Когда там жили мы с Эл, покрывала были золотисто-желтые, обои – буйство зеленых, коричневых и золотых красок – настоящий тропический лес. Ночью мы опускали деревянные жалюзи и представляли себя викторианскими исследователями в джунглях на севере Австралии. Захожу за Россом во вторую спальню. Знакомая аккуратная мебель из сосны и высокое окно, выходящее в сад за домом. В углу стоит заляпанный красками мольберт и палитра, к стене прислонены два холста. Бурный океан, зеленые пенистые волны под темными грозовыми облаками. Эл научилась рисовать раньше, чем ходить.

– Как тебе комната? – спрашивает Росс.

Внезапно я узнаю комод и платяной шкаф и гадаю, на месте ли грим, оранжевые парики, разноцветные нейлоновые комбинезоны и накладные носы. Потом вижу, что петли и щели закрашены краской. Снова оглядываю комнату с обоями в бело-красную полоску и улыбаюсь. Ну конечно! Я – в кафе «Клоун».

– Кэт?

– Извини, задумалась… Да, годится. Просто отлично!

– Наверное, странно вернуться сюда через столько лет.

Не могу смотреть ему в глаза. Я все еще помню тот день, когда Росс сообщил мне о покупке дома. Я сидела на веранде шумного бара на бульваре Линкольна, мучаясь от похмелья и жары. К тому времени я прожила в Калифорнии уже несколько лет, но так и не привыкла к безжалостному южному солнцу. Узнав новость, я испытала потрясение. Представила, как Эл с Россом сидят в обнимку в гостиной перед облицованным зеленой плиткой камином, пьют шампанское и строят планы на будущее… Хотя после этого Росс не раз пытался до меня дозвониться, больше трубку я не брала никогда.

– Поверить не могу, что после стольких лет все по-прежнему на своих местах! Здесь ведь жили другие люди…

– Пожилая пара, Макдональды, – Росс кивает. – Видимо, они приобрели бо́льшую часть обстановки вместе с домом и особо ничего не меняли. Купив дом, мы добавили кое-какие вещи…

Я смотрю на него.

– Добавили?..

– Ну да. Крупную мебель они оставили: кухонные шкафы и стол, плиту, диван и кресла в стиле честерфилд, а все прочее – новое. То есть не совсем новое, ты ведь понимаешь. – Росс улыбается с несчастным видом, едва сдерживая отчаяние и злость. – На выходных Эл постоянно таскала меня по всяким антикварным магазинчикам.

Услышав имя сестры, я невольно вздрагиваю. Росс смотрит на меня долго и внимательно, не спеша отвести взгляд.

– Ты так и не спросила, – медленно говорит он, – почему мы купили этот дом.

Я отворачиваюсь, смотрю на окно и закрашенную дверцу буфета.

– Его выставили на аукцион. Эл увидела объявление в газете. – Росс устало садится на кровать. – Я подумал, что зацикливаться на прошлом – неправильно. То есть… Ну, ты понимаешь.

Еще бы! Когда-то я была здесь счастлива. А потом, после ухода, несчастна. И все же я знаю: возврата к прежней жизни нет.

– Я собрал задаток и помог ей с покупкой. – Росс пожимает плечами. – Ты ведь знаешь, какой упорной была Эл, если ей чего-то хотелось.

Лицо пылает, по коже бегут мурашки. Он говорит о ней в прошедшем времени! То ли считает мертвой, то ли потому, что у меня с сестрой давно нет ничего общего.

Росс прочищает горло и лезет в карман.

– Подумал, что они тебе пригодятся, чтобы ты могла приходить и уходить, когда захочешь. – Он протягивает мне два ключа от автоматического замка. – Первый – от двери в прихожую, которую я обычно не запираю, второй – от входной двери. Еще там есть засов, но ключ у меня один, поэтому пока не буду им пользоваться.

Беру ключи, подавляя внезапно нахлынувшее воспоминание о черной тьме. «Беги!»

– Спасибо.

Росс резко поднимается с кровати, словно его дернули за ниточки. Вышагивает по комнате, проводя руками по волосам, сжимает кулаки.

– Кэт, я должен предпринять хоть что-нибудь, но что?

Он бросается ко мне, выкатив красные от недосыпа глаза.

– Кэт, они считают, что Эл мертва! Ходят вокруг да около, вслух не говорят, только я вижу, что они думают! Завтра уже четвертый день, как она пропала. Как считаешь, сколько ее будут искать? Отговорки про погоду, время и ресурсы кончатся, и спасатели скажут: «Извините, доктор Маколи, больше мы ничего не можем поделать». – Росс взмахивает руками; на футболке под мышками влажные пятна. – Эл ведь не просто исчезла – она ушла на чертовой двадцатифутовой яхте с двадцатидвухфутовой мачтой! Как можно не найти такую огромную яхту? К тому же Эл отлично с ней управлялась, – добавляет он, метаясь по комнате. – Она прекрасно знала, что я терпеть не мог ее чертовых прогулок в одиночку! – Падает на кровать, словно кто-то перерезал ниточки. – Я ведь предупреждал, что этим кончится…

– Понятия не имела, что Эл умеет ходить под парусом, – замечаю я. – Не говоря уже о том, что у нее была яхта.

К тому же пришвартованная в гавани Грантон… Внезапно перед глазами встает картинка из прошлого: мы с сестрой стоим у бушприта «Сатисфакции», хохочем, кричим, наши волосы треплет горячий тропический ветер, и я чувствую то ли тоску, то ли ярость.

– Эл купила ее пару лет назад. Обязательный договор, невозвратный депозит. Она неплохо зарабатывала на комиссионных, но выставки бывали редко, и остаток выплатил я. Да сперва она даже управлять чертовой лодкой не умела! Господи, зачем я только… – Росс судорожно проводит руками по лицу. – Это я во всем виноват!

Мне хочется сказать, что Эл жива, но я не могу: Росс пока не готов.

– Почему ты винишь себя?

Росс был в отъезде – отправился в Лондон на ежегодную конференцию по психофармакологии. Это обязательное требование для всех практикующих клинических психологов.

– «Эффективность и безопасность психоактивных методов лечения», – добавляет он, будто это важно. Название конференции не говорит мне ровным счетом ничего. Росс винит себя за то, что его не было с ней рядом, что он ее не остановил, хотя мы оба знаем: это не помогло бы. Впрочем, он явно чего-то недоговаривает. – Когда я вернулся, Эл уже часов пять как пропала, и откуда ни возьмись налетел шторм.

Вспоминаю фото «День первый», на котором Росс стоит в тени между двумя фонарями.

– Вчера поиски расширили до Северного моря. Ее ищут все рыбацкие суда и танкеры, но… – Росс качает головой и снова встает. – Я знаю, скоро поиски свернут. Полиция наверняка заявится завтра утром. Никто не хочет, чтобы я торчал в гавани и путался под ногами. – Он фыркает. – Безутешный вдовец!

Такой сердитый, такой отчаявшийся…

– Ты, наверное, устал. Приляг хотя бы ненадолго, – предлагаю я.

Росс тут же начинает возражать.

– Мне все равно не уснуть до вечера. Если что-нибудь случится, я тебя разбужу. Обещаю!

Плечи его опускаются. Улыбка такая несчастная, что я поскорее отворачиваюсь и смотрю на качающиеся за окном зеленые кроны.

– Ладно, – сдается он и сжимает мою руку. – Спасибо тебе, Кэт! – В дверях с улыбкой оборачивается и уже слегка напоминает прежнего Росса. – Знаешь, я ведь и в самом деле рад, что ты вернулась.

Роюсь в чемодане и достаю бутылочку водки, купленную в аэропорту. Сажусь на нагретую Россом кровать и выпиваю. На тумбочке фото в рамке: юные Эл с Россом улыбаются на фоне цветочных часов в парке Сады Принцесс-стрит. Он сунул ей пальцы за пояс джинсовых шортов, она обнимает его за торс.

Интересно, это снято после моего отъезда? Помнили ли они обо мне тогда? Смотрю на широкую счастливую улыбку Эл и знаю ответ.

Отворачиваюсь и снова оглядываю комнату. Кафе «Клоун» было целиком и полностью задумкой Эл: воображаемая американская закусочная у дороги с полосатыми красно-белыми стенами и розовыми неоновыми трубками. Старенький проигрыватель был музыкальным автоматом, играющим песни Элвиса. Сосновый буфет – столиком, два высоких табурета – стульями. Кровать служила нам барной стойкой, платяной шкаф – туалетом.

Клоунов я не особо любила; мы с сестрой считали, что они – совершенно другой, отличный от людей вид. Я испытывала к ним смешанные чувства, жалость пополам с брезгливым недоверием: мне казалось, что эти существа больше ни на что иное не годятся, и, хотя мне было всего восемь лет, я понимала, насколько ограничены их возможности. Эл полагала, что путешествовать с бродячим цирком – лучшая работа в мире.

Зато Зубная Фея клоунов боялась, а мы боялись Зубную Фею… Поэтому и прятались в кафе «Клоун» (кожа чешется под слоем грима и пластиковыми носами, нейлоновыми париками и комбинезонами), пили кофе, кушали жареные пончики в компании двух клоунов-старожилов по имени Дикки Грок и Пого. Первый работал поваром в кафе: немой, с грустным лицом, бывший жонглер, который терпеть не мог цирк и рано ушел на пенсию. Второй клоун был щуплым, с большими зубами, – король фарсовых трюков, обожавший подкрадываться к людям сзади и орать в рупор. Меня он ужасал ничуть не меньше, чем Зубная Фея.

Впрочем, оно того стоило, ведь кафе «Клоун» принадлежало только нам. Это было одно из лучших укрытий на свете.

Сглатываю комок в горле. Я не вспоминала про кафе «Клоун» много лет, как и про нас с сестрой… Мне хочется вдохнуть свежего воздуха. Я подхожу к окну и пытаюсь рывком поднять нижнюю раму. Она не поддается. Я с недоумением опускаю взгляд. В подоконник вбито с десяток кривых гвоздей. Хотя бояться нечего, меня охватывает страх. Мне становится так же страшно, как в Лос-Анджелесе, когда на долю секунды я поверила, что Эл мертва. Точнее, не я, а часть меня, которая рада возвращению туда, где наша первая жизнь закончилась и не должна была продолжиться никогда.

– Ах, Эл, – шепчу я, водя пальцами по холодному стеклу. – Что же ты наделала?