Читать книгу Доброй ночи, мистер Холмс! - Кэрол Дуглас - Страница 9

Я никогда не сталкивалась с человеком, который относился бы к своему имуществу более небрежно, чем Ирен Адлер. И дело не в том, что у нее не было личных вещей, как раз наоборот. Еще когда мы жили в скромной квартирке в итальянском квартале на улице Сефрен-Хилл, комнаты были битком забиты самым разным барахлом.

Словно котенок, чье любопытство перевешивает страх и робость, я обследовала свое новое жилье постепенно, шаг за шагом. Сперва я обнаружила, что Ирен невероятно щедра и относится к богатству воистину по-рыцарски. Все ее вещи автоматически принадлежали и мне. Стоило моему взгляду чуть дольше мгновения задержаться на какой-нибудь шали, покрытой причудливым узором, как Ирен тут же бросалась в бой:

– Что, Нелл, вещица приглянулась? Забирай!

– Нет, – тут же поспешно начинала протестовать я.

Бросающие в жар краски, бахрома и шелка были не в моем вкусе и, что более важно, не из моей жизни.

Тут Ирен подходила к распахнувшему крышку-пасть сундуку, будто изрыгавшему из своих недр вещь за вещью, которые потом громоздились кучей на кровати моей подруги, и доставала из него еще одну шаль, скажем цвета слоновой кости с бахромой покороче.

– Вот эта тебе придется больше по вкусу, – говорила подруга со столь непоколебимой уверенностью в голосе, что я чувствовала себя просто обязанной заявить, что и эта шаль для меня слишком безвкусная.

Однако у меня не поворачивался язык возразить Ирен.

Однажды мне так надоел всякий скарб, загромождавший комнаты, что я решила выяснить, чем же все-таки мы владеем. Мебели в квартире стояло немного, и практически вся она утопала под грудами барахла. Исключение Ирен сделала только для приземистого пианино, да и то лишь в той степени, чтобы можно было поднять крышку. Возле камина стояли два мягких кресла с яркой, но, увы, попорченной молью обивкой. Напротив у стены примостился раскладной диван, над которым висела афиша «Гамлета» с Генри Ирвингом[5] и Эллен Терри[6] в главных ролях.

На каминной полке была свалена всякая кухонная утварь, надо сказать совершенно бесполезная, поскольку хозяин запретил нам готовить в квартире. Единственным украшением служила здесь пустая бутылка из-под вина, которое мы с Ирен выпили в день нашего знакомства. Теперь, поскольку цветов нам все равно никто не дарил, в бутылке стояла метелка для пыли, сделанная из красно-зеленых петушиных перьев. Надо добавить, что метелку до моего появления в квартире крайне редко использовали по прямому назначению.

Спальня Ирен, в которую она меня часто приглашала, словно в знаменитый салон, была еще более необычной. Первый визит в этот по-византийски роскошный покой едва не обернулся для меня обмороком, когда я заметила в неосвещенном углу темный силуэт.

– Да ладно тебе, Нелл, не бойся, – рассмеялась Ирен. – Безголовые женщины не просто безвредны, но и бесполезны. Как же мало мужчин отдают себе в этом отчет!

Я внимательно всмотрелась в силуэт. Им оказался напоминающий формой песочные часы манекен, обитый черной трикотажной тканью, из тех, что используют портные. Как и у всех манекенов подобного рода, головы у него не было, имелся лишь металлический штырь, торчащий из шеи, над которым цвела роскошная бледная лилия. Неудивительно, что я приняла силуэт за призрак с обезображенным лицом.

Ирен встала у манекена, по-свойски положила руку ему на черное плечо и ухмыльнулась, как уличный мальчишка:

– Я зову ее Джерсийской Лилией[7], – озорно и вместе с этим нежно промолвила она, воткнув в ткань манекена шляпную булавку.

– Как Лилли Лэнгтри, – вдруг дошло до меня. Я не уставала поражаться своеобразному чувству юмора Ирен. Подойдя поближе к манекену, я спросила: – Как ты думаешь, у них с принцем Уэльским… ну… в общем, правду про них говорят?

– Если Лилли не стала его любовницей, значит, она дура, а он дурак даже больший, чем она, – резко ответила моя подруга.

Подобного ответа я не ожидала:

– Но она же замужняя женщина!

– Принц тоже женат.

– Кроме того, она дочь священнослужителя.

– Дочки священников как раз в первую очередь поддаются искушению. Какой толк быть праведницей? Воздаяние за безгрешную жизнь обычно разочаровывает.

– Ирен! Не знай я, что ты шутишь, я бы стала волноваться за твою душу или как минимум репутацию.

– Забыла, что у меня нет ни того, ни другого? Я актриса, – парировала она.

– Неужели ты одобряешь безнравственное поведение миссис Лэнгтри?

– Конечно, нет. При этом я не могу отказать ей в уме. Ты с ней знакома? Нет. А вот я – да.

– И какая она из себя? – Мне хотелось, чтоб вопрос прозвучал равнодушно, но у меня ничего не получилось.

– Я как раз собиралась тебе об этом рассказать, – с улыбкой ответила Ирен. – На самом деле – ничего особенного. Слухи о ее красоте сильно преувеличены. Профиль у нее рельефный, мужеподобный, одним словом, напоминает ножовку. Впрочем, подобный профиль художники-эстеты предпочитают называть греческим.

– А как же ее портрет на рекламе мыла? Она там настоящая красавица.

– Это всего лишь картинка. Рисунок. На самом деле мужчина, разбирающийся в женщинах, счел бы ее не привлекательней грузчика. Впрочем, не буду отрицать, у нее есть определенный шарм. В тот вечер, когда Лилли познакомилась с принцем Уэльским, она носила траур – стояла себе в черном, собрав волосы в скромный пучок, среди расфуфыренных дам. Понятное дело, что на общем фоне она выделялась, как скворец, затесавшийся в стайку малиновок.

– И она привлекла внимание принца?

– Ну конечно. Если хочешь выделиться в осеннюю пору, когда опадают листья, лучше одеваться в зеленое, чем во что-нибудь пестрое, желтое и огненно-красное. Кроме того, у Лилли в привычке смеяться над условностями, по крайней мере самыми тривиальными, и потому она редко носит корсет.

– Ходит без корсета… – Подобное поведение было за гранью моего понимания. – Но почему?

– Хватит, довольно о Лилли Лэнгтри. Мы и так уже уделили ей излишне много внимания. Все равно ее роман с принцем окончен, и она снова полезла на сцену. Нахалка лишает работы нас, завоевывавших место под солнцем упорным трудом и талантом, в то время как она развлекалась, избегая света рампы. – В голосе Ирен звучало неподдельное раздражение. – В нашей безнравственной профессии, Нелл, сложно добиться успеха и безо всяких распутных дилетанток, мечтающих о театральной карьере.

– Если ты хотела потрясти меня своим цинизмом, Ирен, то у тебя ничего не получилось, – без всякой искренности заявила я. – Ты никогда не будешь вести столь аморальную жизнь, как она. Даже ради карьеры.

– Это верно, – посерьезнев, согласилась Ирен, воткнув в манекен еще одну булавку. – Я не подушечка для иголок и не готова добиваться намеченных целей, приняв горизонтальное положение. Наверное, поэтому мне вряд ли стоит рассчитывать на большой успех.

– Может, ты выйдешь замуж и уйдешь со сцены?

– Никогда. Замужество представляет собой кричаще безвкусный обмен свободы на безопасность. Кроме того, эта безопасность мнимая, ведь кто как не муж решает, что жене можно, а чего нельзя. Брак – это лишь сделка, скрепленная вместо контракта гражданскими церемониями и религиозными ритуалами.

– Я всегда считала брак священным союзом, главным, наивысшим долгом, который обязана исполнить каждая женщина. Порой в силу обстоятельств некоторым женщинам оказывается не под силу его выполнить, – я вспомнила о болезни нашего сладкоголосого викария Джаспера Хиггенботтома и запнулась, сглатывая образовавшийся в горле предательский комок, – однако мы все-таки о нем мечтаем. И вот теперь ты говоришь, что брачный союз – западня и бред. Тебя послушаешь и приходишь в отчаяние – столь незавидной получается женская доля.

– Прошу тебя, Нелл, не отчаивайся! Не надо думать, что раз большинство безропотно смиряется со своим уделом, уподобляясь овцам, которых гонят на заклание, мы обязаны следовать их примеру. Мы из тех овечек, у которых хватает мозгов сбежать с бойни, чтобы вновь весело резвиться на лужку. – Она отвернулась от манекена и улыбнулась: – Кстати сказать, я хотела попросить тебя о помощи. Мне надо решить, что надеть. У меня во вторник утром важная встреча.

– Снова прослушивание? Новая опера? Гильберт и Салливан[8] опять что-то сочинили?

Ирен покачала головой:

– Все далеко не так банально. Мне предстоит познакомиться с мистером Тиффани.

– Мистером Тиффани?

– Это же знаменитый ювелир из Нью-Йорка. Ты что, с необитаемого острова?

– Нет, из Шропшира, – отрезала я, обеспокоенная тем, что Ирен уважительно назвала Тиффани мистером. – Надеюсь, ты собираешься встречаться с ним не в Нью-Йорке?

– В Нью-Йорке? Вряд ли. Я легка на подъем, но летать пока не научилась. Нет, наша встреча состоится на Трафальгарской площади, в отеле, где он сейчас проживает.

– Но так нельзя!

– Это еще почему?

– Ты оправишься к нему в отель? Одна? Утром? Тебя могут принять за…

– За актрису? Да, я знаю. Ну и что? Нелл, неужели ты не понимаешь, какая мне подвернулась роскошная возможность себя проявить! Ко мне обратился по конфиденциальному делу первостепенной важности сам Чарльз Льюис Тиффани. Его ко мне направило агентство Пинкертона. Неужели ты хочешь, чтобы я с ним встречалась здесь?

– Боже, нет, конечно! Это было бы еще более неуместным.

– Кроме того, «Морли» – очень хороший отель. Если бы на моем месте оказалась миссис Лэнгтри, поверь, слухов было бы не больше.

– Тогда решено. Я пойду с тобой.

– Никогда прежде не слышала столь непоколебимой уверенности в твоем голосе. А ты не боишься, что тоже станешь объектом нелицеприятных сплетен?

– Это не важно, – расправила я плечи, – пусть чешут своими погаными языками о нас обоих.

– Славно сказано, – улыбнулась Ирен. – Кроме того, твое присутствие добавит мне определенный вес. Я могу сказать, что ты моя секретарша.

– Но это же ложь, – с сомнением промолвила я.

– Отнюдь. Возьмешь блокнот и будешь все записывать, – с торжествующим видом парировала подруга.

– Ты права, – подумав, согласилась я.

– Значит, договорились. Во вторник утром мы встретимся с мистером Тиффани в гостинце «Морли». Ты будешь вести записи. А теперь помоги мне выбрать подобающий наряд для столь важного свидания.

Я с удовольствием приступила к делу. Мне все больше и больше нравилось одевать Ирен. Несмотря на ее броскую внешность, гардероб моей подруги был на удивление небогат и состоял в основном из недорогих платьев, купленных на уличных рынках. Лишь правильный выбор деталей туалета да ленты, кружева и прочие с безупречным вкусом подобранные аксессуары помогали Ирен преображаться, наряжаясь в соответствии с требованиями обстоятельств и ее настроением.

Впрочем, моя подруга совершенно не придавала значения тому, с какой легкостью ей удавалось это преображение. Я, наученная некогда вышивать крестиком, нередко вечерами завороженно наблюдала, как Ирен широкими стежками на скорую руку приметывает яркие, блестящие ленты к обычному неброскому платью, полностью меняя его облик. К тому же эти ленты в случае необходимости с легкостью можно было спороть.

Для встречи с прославленным ювелиром мы с Ирен подобрали себе наряды, которые моя подруга обозначила выражением «дорого, но при этом достойно». Ранним утром во вторник я старалась не задавать лишних вопросов, однако, должна признаться, за время поездки в омнибусе мои затянутые в перчатки ладони взмокли от пота.

Величественный фасад гостиницы выходил окнами на конный памятник Карлу I. Впрочем, куда больше меня заинтересовал «шар времени» над Центральным телеграфом справа от нас – устройство, сообщавшее точное время по Гринвичу жителям центрального Лондона. Именно этот шар отвлек меня от уличной сутолоки. Подобные гениальные изобретения всегда действовали на меня завораживающе. Под действием пневматического давления цинковый шар шести футов в диаметре поднимали на высоту десяти футов. Каждый день ровно в час дня на механизм подавался ток из Гринвичской обсерватории, в результате чего шар опускался вниз, благодаря чему жители Лондона могли сверить свои часы и выставить точное время.

По левую руку от нас над приземистым зданием гостиницы высился шпиль располагавшейся за отелем церкви Святого Мартина. Увидев шпиль, я почувствовала себя куда спокойнее.

Таким образом, находясь аккурат посередине между Богом и современной наукой, мы с Ирен неторопливо прошествовали в отель «Морли». Толстые турецкие ковры деликатно приглушали звук наших шагов. Один из служащих провел нас в обеденную залу. Двухстворчатые двери распахнулись, и мы увидели бодрого пожилого джентльмена. Несмотря на суровый вид, он смотрел на нас ласково.

– Мисс Ирен Адлер? – спросил он, переводя взгляд с меня на подругу.

– К вашим услугам, мистер Тиффани, – промолвила Ирен и, выпростав из муфты руку, протянула ее джентльмену для рукопожатия. – Это моя секретарша, мисс Хаксли.

Подобное поведение явно покоробило мистера Тиффани, да и меня, признаться, тоже. Однако Ирен в ее наряде из голубой парчи и шляпке с синим павлиньим пером, слегка касавшимся ямочки на щеке, выглядела настолько очаровательно, что мы с мистером Тиффани тут же ее простили.

– Не думал, что вы американка, – признался ювелир. – Присаживайтесь, дамы. Я занятой человек, времени у меня мало, поэтому предлагаю побеседовать за завтраком. Располагайтесь.

– Превосходно, – промолвила Ирен, присаживаясь за столик с массой всяческих угощений и пузатым фарфоровым чайником. – Нелл, ты за нами не поухаживаешь, пока мы с мистером Тиффани поговорим о деле?

Я тут же принялась хлопотать. Уж чему я мастерски научилась в доме отца, так это заваривать и разливать по чашкам чай.

Пожилой джентльмен откинул фалды черного фрака и несколько неловко опустился в кресло.

– Я вынужден признаться, мисс Адлер, – нахмурившись, начал он, – что, несмотря на блестящие рекомендации агентства Пинкертона, я все еще колеблюсь, не будучи уверенным, стоит ли поручать это дело вам. Вы очень молоды…

– Как и вы, когда основали вашу фирму. Вам было двадцать пять лет. Я ничего не путаю?

Морщины на переносице мистера Тиффани моментально разгладились. Пожилой джентльмен потер внушительный римский нос.

– Кроме того, дело, о котором пойдет речь, весьма конфиденциального характера.

– Смею вас заверить, я, мягко говоря, не болтунья. Мисс Хаксли – дочь пастора. Она как никто другой умеет хранить секреты.

– Допустим. И все же… Дело в том, что выполнение задания, которое я хочу вам поручить, возможно, связано с определенным риском.

– Превосходно! – просияла Ирен, придвинув к себе чашку чая, который я ей налила. Пригубив его, она внимательно посмотрела на мистера Тиффани: – Если задание опасное, значит, оно интересное и стоящее. О каком украшении идет речь?

– Я не говорил, что дело касается украшения.

– Принимая во внимание ваш род занятий, уточнять эту деталь было необязательно, – улыбнулась Ирен.

– Но я мог обратиться к вам с просьбой о помощи личного характера.

– К непроверенному агенту вроде меня? Вне зависимости от сопутствующих обстоятельств, мне это представляется крайне маловероятным.

– Должен признать, у вас острый ум, мисс Адлер, – склонил голову ювелир.

– Быть может, мистер Тиффани, наличие у меня острого ума заставит вас переменить взгляды, и вы наконец начнете брать к себе в Нью-Йорке на работу женщин.

На мгновение мне показалось, что пожилого джентльмена хватит апоплексический удар.

– Мои магазины сродни банкам, – сердито заявил он. – Их репутация, мисс Адлер, должна быть безупречна. Кроме того, вы забываете, что именно в моих магазинах по обеим сторонам Атлантики впервые появились комнаты отдыха для покупательниц и их детей. Ни о чем подобном в других универмагах даже речи не шло. Одно дело, когда женщины, вне зависимости от их красоты или очарования, находятся в гостиной или салоне…

– Или магазине, – перебила Ирен.

– Присутствие женщин-продавщиц будет нарушать привычную картину мира… – запнувшись, все-таки закончил мистер Тиффани.

– Ну да, мужчины-продавцы, напоминающие гробовщиков, естественно, куда лучше, – буркнула Ирен в чашку с чаем.

– Вам доводилось бывать в моем нью-йоркском магазине на площади Юнион-сквер?

– Когда я жила в Америке, – с улыбкой кивнула Ирен. – Впрочем, как и большинство людей, я зашла туда не за покупками, а просто поглазеть.

– Какая вы откровенная молодая особа! Отчасти мне кажется, что вы надо мной смеетесь. Пожалуй, для выполнения задания мне нужен человек именно с такими качествами, как у вас, хотя, не буду отрицать, я все же колеблюсь – стоит ли мне доверять столь деликатное поручение женщине.

– В чем оно заключается? – поинтересовалась Ирен.

Пожилой джентльмен взглянул на меня, будто мое скромное поведение действовало на него успокаивающе.

– Вещица, которую я ищу, представляет собой своего рода драгоценную цепь, – понизив голос, поведал он.

– Жемчужное ожерелье?! – не в силах сдержаться, воскликнула я.

Ирен с мистером Тиффани посмотрели на меня с жалостью, как на слабоумную.

– Это было бы слишком ожидаемо, – шепнула мне подруга.

– Означенная цепь представляет собой пояс из отборных бриллиантов, достаточно длинный для того, чтобы им могла подпоясаться женщина с тонкой талией. При этом конец цепи все равно будет доставать до пола. Я вижу, вы хмуритесь, мисс Адлер. Быть может, вы случайно знаете, о каком предмете я сейчас веду речь?

– Нет, – покачала головой Ирен, – однако, судя по описанию, эта вещица должна быть старинной.

– Вы правы – если считать конец минувшего века далеким прошлым, а в вашем юном возрасте то время видится именно так.

– И этот предмет утрачен?

– Именно так.

– Значит, если его обнаружат, заявить на него права будет некому?

– Совершенно верно.

– Верно, – улыбнувшись, повторила Ирен. – Да и не удивительно. Все ее родные уже сгинули, став героями романов о дворцовых интригах.

– «Ее», мисс Адлер?

– Я говорю об изначальной владелице пояса, мистер Тиффани, покойной Марии-Антуанетте, являвшейся одним из символов французской монархии, ныне тоже почившей.

– Как вы узнали? – Кровь отхлынула от лица пожилого джентльмена.

– Я не знала. Я догадалась. Вы поддались искушению и подсказали мне правильный ответ. Во-первых, предмет, который вы описали, мог принадлежать только особе королевской крови. При этом заявить на него права некому. Во-вторых, судя по слухам, достаточно скоро настанет день, когда драгоценности, принадлежавшие французскому королевскому дому, будут выставлены на аукцион. Вполне естественно ожидать нового всплеска интереса к этой пропавшей вещице.

– Черт возьми, вы на удивление хорошо информированы для непрофессионального агента, – восхитился мистер Тиффани. – Боюсь, сударыня, я вас недооценил. В агентстве Пинкертона мне сказали, что вы обладаете живым острым умом, но я никак не ожидал, что вы обыграете меня на моем поле.

– Я опираюсь на здравый смысл, а не на какие-то секретные сведения. Я не разбираюсь в мире коммерции, мистер Тиффани, но толк в моде знаю. Итак, пояс, который вы описали, носила королева. Исходя из этой посылки, я и строила дальнейшие рассуждения. Я отдаю себе отчет в том, что мне вряд ли суждено надеть что-нибудь из драгоценностей французской короны, но я не могу игнорировать сплетни о них. Подавляющее большинство женщин испытывает к драгоценным камням неподдельный интерес. Впрочем, об этом, учитывая род ваших занятий, вы знаете сами.

– И вы считаете, что вам под силу взяться за мое задание?

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Во-первых, вам меня рекомендовало агентство Пинкертона. Во-вторых, если я найду сокровище, ничто на этой земле не заставит меня припрятать его для себя. Если, конечно, вы все-таки решите воспользоваться моими услугами.

Чарльз Льюис Тиффани, точно также как некогда Джефферсон Хоуп, подался вперед и впился взглядом в колдовские янтарные глаза Ирен Адлер. Она спокойно выдержала взгляд, оставаясь царственно равнодушной. Наверное, именно так в свое время держалась сама Мария-Антуанетта.

– Решено. – Голос мистера Тиффани звучал устало, будто старый джентльмен только что преодолел подъем по крутой лестнице. – Предмет, о котором идет речь, называется Бриллиантовый пояс. Его никто не видел после того, как он пропал из дворца Тюильри во время революции сорок восьмого года, свергнувшей Людовика-Филиппа. Ходят слухи, что пояс попал в Англию. Во время Сентябрьской революции в семидесятом году императрица Евгения со своей наперсницей графиней Монглас бежала из Франции, прихватив немало драгоценностей, которые она сдала на хранение в Банк Англии.

– Надеюсь, вы не хотите поручить нам добыть Бриллиантовый пояс из этого несравненного заведения? – нахмурилась Ирен.

– Существует список драгоценностей императрицы, и пояс там не значится. Я вам привел в пример случай с императрицей Евгенией в качестве иллюстрации. Дело вот в чем. Так исторически сложилось, что представители королевского дома Франции в случае затруднений бежали в Англию, и наоборот. Я клоню к тому, что интересующий меня предмет, вероятнее всего, в Лондоне. Не буду скрывать – я привлек к поискам и других агентов, однако им не под силу пойти тем путем, которым сможете пройти вы. Я не исключаю, что Бриллиантовый пояс находится в частной коллекции какого-нибудь богача, предпочитающего любоваться им в одиночестве. Велика вероятность того, что он не сможет отказать себе в искушении показать этот пояс чуткой, понимающей женщине…

– Которая не является его женой, – уточнила моя подруга.

Мистер Тиффани с облегчением кивнул, довольный тем, что Ирен избавила его от необходимости пускаться в объяснения, а тем самым – от неизбежного чувства неловкости.

– Вы все схватываете на лету, мисс Адлер. Поскольку вы знакомы с театральным миром…

– Где, собственно, и обретается основная масса чутких, понимающих женщин…

– Совершенно верно. Мне показалось, что вы идеально подходите для того, чтобы, так сказать, прощупать почву, не поднимая при этом лишнего шума. Если я прав и Бриллиантовый пояс действительно принадлежит частному коллекционеру, я готов предложить за этот предмет внушительную сумму. Быть может, восторг, который испытывал коллекционер от осознания факта, что вещь принадлежит ему одному, к настоящему моменту несколько угас.

Ирен с задумчивым видом глотнула чаю:

– Должна вам честно признаться, мистер Тиффани, я сильно сомневаюсь в том, что путь, который вы мне предлагаете, приведет вас к Бриллиантовому поясу. Таким образом, нанимая меня, вы, возможно, всего лишь бросаете деньги на ветер.

– Я это знаю. И все же не хочу упускать ни малейшего шанса, сколь бы ничтожным он ни был. Не стану отрицать, что в данном случае нужные сведения будет проще добыть именно женщине, однако я испытываю неловкость оттого, что мне предстоит впутать представительницу слабого пола в столь неприглядное дело.

– Будучи актрисой, мне приходилось играть роли женщин, как раз участвовавших в столь же неприглядных делах. Увы, мистер Тиффани, в моей актерской карьере количество падений превышает число взлетов, и потому мне приходится выполнять задания вроде вашего.

– Однако отправлять вас на поиски драгоценностей… Возможно, вам предстоит столкнуться с недостойными представителями нашего общества…

Я энергично кивнула в знак согласия и продолжила лихорадочно скрипеть пером.

– Вздор, мистер Тиффани. Не забывайте, я оперная певица и достаточно хорошо знакома с тем, как недостойно порой ведут себя люди в театральном мире. Тут меня вряд ли чем-нибудь можно удивить. Будьте уверены, я приложу все усилия к тому, чтобы отыскать ваши бриллианты. От меня требуется лишь настойчивость – только и всего, а уж чем мы, женщины, не обделены, так это именно настойчивостью. Разве не этому нашему качеству ваша компания обязана своим процветанием? Как по-вашему, Лилиан Рассел[9], будучи сущим ничтожеством, убедила в прошлом году Джима Брейди[10] по кличке Бриллиант подарить ей пару подвязок в форме пауков, чьи туловища были сделаны из изумрудов и бриллиантов, а лапки из рубинов?

– Вы опять демонстрируете редкую осведомленность, – склонил голову пожилой джентльмен. – Простите за прямоту, мисс Адлер, но вы действительно весьма настойчивы для представительницы своего пола. Скажите, а зачем вам браться за мое задание, когда вам, вне всякого сомнения, не составит никакого труда убедить какого-нибудь богатого воздыхателя просто подарить вам Бриллиантовый пояс?

– Какая радость от покупки, пусть даже вещицы столь редкой красоты, когда она приобретена на чужие деньги? – быстро возразила Ирен. – Богатые воздыхатели не стоят и ломаного гроша, если у них нет чести. – Моя подруга встала, протянув коммерсанту руку: – Спасибо за задание, мистер Тиффани. Вы остановились в «Морли» до….

– До двадцать восьмого. Времени не так уж и много.

– Для дела подобного рода требуется не время, а удача. Будем надеяться, что мне повезет чуть больше, чем несчастной Марии-Антуанетте, которой пришлось расстаться не только с роскошным поясом, но еще и с головой, – подобной трагедии мир моды еще не знал.

Мистер Тиффани рассмеялся прощальной шутке моей подруги, выписал чек и с поклоном проводил нас до дверей. Когда створки за нами закрылась, я сверилась со своими часами. Еще не было и одиннадцати утра, а я устала так, словно день, причем достаточно долгий, уже подходил к концу.

– Ну и как ты это сделаешь? – спросила я подругу.

– Что именно? – Ирен шла по фойе гостиницы с уверенностью постояльца-завсегдатая, и это при том, что я едва могла вспомнить, где выход.

– Отыщешь пропавшую вещь, – понизила голос я.

– Я расспрошу о ней в высших театральных кругах.

– Ты в них не вращаешься.

– Пока нет, но скоро буду.

– Но как?

– Как-как. Придумаем что-нибудь.

– Мы вместе?!

Ирен подняла чек, выписанный мистером Тиффани, и изучила его на свет, струившийся сквозь оконные стекла в свинцовых переплетах.

– Вот так щедрость, – проговорила она. – Что ж, эта сумма с лихвой покроет все расходы.

– Как ты справишься с заданием? – с настойчивостью повторила я.

Ирен, не ответив, выскользнула из гостиницы. Бронзовый Карл I все с тем же гордым видом восседал на лошади. Я почувствовала дуновение прохладного весеннего ветерка, отвлекшего меня от размышлений о казненных монархах, революциях, войнах, драгоценностях, чести, опасностях и смерти.

Ирен, остановившись, вытащила что-то из темных глубин своей необъятной муфты.

– Что там у тебя? – спросила я, зная, что не удивлюсь, если увижу жуткие паучьи подвязки мисс Лилиан Рассел. Все оказалось еще хуже. – Ирен! Ну как так можно! Ты стащила у мистера Тиффани булочки!

– А кроме них еще хлебцы и пирожки, – с довольной ухмылкой заявила она.

– Но когда ты успела? – взвыла я.

– Пока ты писала, а он говорил. Когда люди что-то рассказывают, они становятся невнимательны, а мистер Тиффани практически не замолкал.

– Но как же так, Ирен! Ты ведь так похвалялась своей честью.

– Честь – понятие слишком возвышенное. На булочки оно не распространяется. Кроме того, нам надо чем-то питаться, пока мы заняты выполнением поручения мистера Тиффани, а выпечки вкуснее я в жизни не едала. Мысль о том, что придется оставить булочки на столе, казалась мне невыносимой. Мы ведь так и не успели толком ими насладиться…

– Ну да. Я была слишком занята – записывала ваш разговор.

– Вот я и решила прихватить несколько штучек с собой.

Я посмотрела на нее, она на меня. Булочки выглядели так аппетитно… Я расхохоталась первой, но Ирен смеялась дольше.