Читать книгу Танец паука - Кэрол Дуглас - Страница 18

Из дневника Нелли Блай

Я посмотрела на голое пятно на Парк-Роу, а потом снова перевела взгляд на возвышающиеся фасады зданий «Нью-Йорк трибьюн» и «Таймс» справа. Я с трудом подавила в себе возглас восторга от впечатляющего вида, известного как «газетный ряд». Затем я снова взглянула на моего спутника. Он вел себя очень галантно, хотя, будучи англичанином по рождению, принадлежал к нации противных напыщенных типов.

Меня теперь частенько узнают на улицах, и не только потому, что девушки-репортеры теперь сами становятся темами статей: просто моя повесть «Загадка Центрального парка» вышла с портретом на обложке – я в огромной, но приличествующей событию шляпе.

Должна признаться, что я одной из первых отказалась от крошечных шляпок и взяла на вооружение новую моду – головные уборы с безрассудно широкими полями и плюмажем. Поскольку женщин в нашем деле все еще очень мало, то неплохо иметь отличительный знак (если только я не маскируюсь), а такую шляпу не заметить нельзя.

Разумеется, всем было любопытно, с кем из джентльменов я общаюсь. Странно: как только женщина становится известна благодаря своей работе, окружающие первым делом хотят выдать ее замуж.

Я удостоверилась, что объекты моей привязанности не имеют отношения ни к каким скандальным историям, да их, привязанностей, практически и не существовало. Пускай уж лучше судачат о Нелли Блай. Чем больше обо мне говорят, тем более интересные темы мне будут давать и тем прочнее я закреплю свое положение.

Я посмотрела оценивающим взглядом на англичанина, идущего рядом, поскольку знала, что так же на него посмотрят и те, кто кивает мне при встрече.

Разумеется, лучше англичан никто не умеет шить, и в выборе одежды Квентину Стенхоупу не было равных даже среди соотечественников. Никаких мешковатых пиджачных пар: на нем был легкий летний шерстяной костюм в серо-кремовую клетку, хотя он и уступил жаре, надев соломенную шляпу. Несмотря на теплую летнюю гамму одежды, Квентин казался твердым как сталь, возможно, потому, что его светлые глаза сужались всякий раз, когда он на что-то смотрел, словно бы мгновенно оценивая все и вся вокруг. Загорелое лицо выглядело необычно привлекательным на фоне этого летнего костюма; Стенхоуп непринужденно размахивал тростью, и мне подумалось, что с таким же успехом он мог воспользоваться ею как дубинкой. На самом деле он был ходячим противоречием: цивилизованный до мозга костей англичанин, с которым могли соперничать лишь немногие американцы, но при этом такой опасный. Сейчас он был само очарование, но я прекрасно понимала, что его очарование готово истощиться.

– Ты говорила, – напомнил он мне монотонным голосом, – что прогулка несет просветительский характер.

Ой-ой-ой, неужели прославленное британское терпение истончилось донельзя? Я с раздражением подумала, что он недоволен необходимостью сопровождать меня, но охотно согласился бы пройтись с этой дурочкой Нелл Хаксли.

– Взгляни только, как внушительна эта яма под фундамент, – сказала я. – Видишь, как здания, принадлежащие «Трибьюн» и «Таймс», возвышаются над парком.

– Очень впечатляет, – пробурчал Квентин, но по голосу стало ясно, что он нисколько не впечатлен. – В них должно быть этажей пятнадцать или что-то около того, а вместе со шпилем «Трибьюн» дотягивает и до двадцати. Думаю, в Нью-Йорке в скором времени чудеса света начнут вырастать одно за другим.

– И я намерена войти в их ряд.

Его блуждающий взгляд остановился на мне в довольно угрожающей манере.

– Ты шутишь?

– Я ме́чу высоко и не стесняюсь в том признаться. А здесь вырастет новое здание редакции «Уорлд». Двадцать шесть этажей и золотой купол.

– Прямо как собор Святого Петра в Риме.

– Но ничего похожего в Нью-Йорке, разве что ратуша по соседству, однако купол «Уорлд» будет намного больше и выше. Когда его достроят в следующем году, это будет самое высокое здание в мире. О мистере Пулитцере ходят легенды. Раньше на том самом месте, где вскоре будет владычествовать «Уорлд», стоял элегантный отель, пока мистер Пулитцер не выкупил участок и не снес гостиницу до основания, чтобы расчистить место под строительство нового здания редакции «Уорлд».

– Удивительно небрежное отношение, – покачал головой Квентин. – Мы не спешим сровнять с землей старый Лондон, чтобы построить новый. Подождем по крайней мере пару сотен лет.

– Но это еще не вся история. Чуть больше двадцати лет назад, когда мистер Пулитцер только-только иммигрировал из Венгрии и пошел добровольцем в армию Севера во время гражданской войны, его выкинули из этого самого отеля, поскольку истрепанная в боях униформа раздражала модную публику. Что это говорит об Америке?

– Что кругом одни снобы?

– Не ехидничай, Квентин! Это страна безграничных возможностей. Всего за пару лет мистер Пулитцер смог превратить «Уорлд» в прямого конкурента «Геральд» Джеймса Гордона Беннетта. А теперь новое здание «Уорлд» в прямом смысле слова затмит редакцию газеты «Сан», хозяином которой является Чарльз Генри Дана. Короче говоря, мистер Пулитцер планирует превзойти «Трибьюн» и «Таймс», самые важные печатные издания Нью-Йорка, а я намерена стать частью этого процесса.

– К чему ты клонишь, Пинк?

Должна признаться, что мое прозвище, слетевшее с этих четко очерченных губ, волновало гораздо больше, чем те сладкие слова, что американские джентльмены нашептывали в мое невосприимчивое ухо. Но раз я покорила их, и он тоже не устоит.

– К тому, что мое молчание касательно поимки Джека-потрошителя минувшей весной – незаурядное требование. Чтобы подчиняться ему, мне потребуется поддержка.

– Я не могу надолго задержаться в Америке и опекать тебя, – предупредил Квентин.

– Меня никогда никто не опекал, да мне это никогда и не требовалось. Я говорю лишь о том, что мне нужна сенсация. Сенсация, которая поразит весь мир. Мне плевать, в каком странном уголке земного шара она отыщется, а я знаю, что ты знаком с самыми странными местами. Мне нужна хорошая тема, в противном случае придется выдать мистеру Пулитцеру единственную имеющуюся у меня историю – о Джеке-потрошителе.

Все, долой любезности. Квентин выглядел рассерженным и наверняка мечтал поколотить меня своей тростью. Хотя он, разумеется, ничего подобного не сделал бы.

– Не смей так поступать: это вызовет вражду правительств нескольких европейских держав, а королева и премьер-министр ополчатся против тебя.

– Не говоря уже о Шерлоке Холмсе. – Мне не удалось сдержать смешок. – Я никого из них не боюсь. Так что, возможно, тебе стоит подумать о другой истории, которую я раскручу и которая получит всестороннее одобрение правительств европейских держав.

– Я и те, чьи интересы я представляю, не имеют дела с шантажистами.

– А в этой стране свободная пресса, Квентин. Настолько свободная, что даже общедоступная. Я прошу всего лишь об одной маленькой сенсации. Определенно в твоем шпионском багаже найдется история о махарадже, который обезглавливал своих жен… современная версия сказки о Синей Бороде. Для начала.

– Вы, американцы, очень кровожадный народ.

– Мы не притворяемся «цивилизованными», поскольку таковыми не являемся. Ну что, найдешь для меня еще одного Джека-потрошителя?

– Моя дорогая Пинк, – сказал он тихо.

Думаю, Нелл Хаксли упала бы в обморок, если бы Квентин Стенхоуп прошептал ее имя с той же интонацией прямо на ухо. Я выдержала его вызывающий взгляд. Англичанин чуть сильнее, чем нужно, сжал мой локоть и увел меня от потрясающей ямы, вырытой под фундамент здания, которое станет вскоре моим новым профессиональным пристанищем, единственным домом, что меня по-настоящему волнует.

– Моя дорогая Пинк, – повторил он. – Я сделаю все, что в моих скромных силах, чтобы найти для тебя историю, которая переплюнет рассказ о поимке Джека-потрошителя, дай только время.

– Конечно же. Здание будет построено лишь через несколько месяцев. Я хочу оказаться на первой полосе, когда редакция обоснуется на новом месте. А пока можете якшаться со своими подругами Ирен и Нелли – полагаю, они не возражают.

Его пальцы на моем локте сжались в знак предупреждения.

– То, чем я занят, в восточной половине мира называют Большой игрой, но смею тебя заверить, Пинк, что это далеко не игра. А со мной играть небезопасно. Просто пока руки у меня связаны, но они не навсегда останутся таковыми.

– Но и со мной шутки плохи. Я никогда не отступала ни перед кем, даже перед этой грубой скотиной, моим отчимом, и потому имя Нелли Блай гремит на весь город. А теперь я хочу, чтобы обо мне узнали во всем мире. Разве это плохо?

– Не хуже, чем то, чего хотел гунн Аттила, – ухмыльнулся Квентин, и веселость замаскировала железные нотки в его голосе. – Позволь мне поразмыслить над твоим требованием. А пока прошу уволить меня от дальнейших прогулок по авеню. Я буду слишком занят, разыскивая сенсацию, достаточно громкую для Нелли Блай.

Я отстранилась от своего сопровождающего и хлопнула в ладоши:

– Вперед! Уверена, другие будут рады твоему обществу больше меня.

Квентин сдержался и ничего не ответил, лишь приподнял шляпу, а потом свистом подозвал двухколесный экипаж, заплатил извозчику вперед, помог мне подняться, как сказочный принц, и слегка поклонился, когда экипаж тронулся.

Глаза Квентина сузились, превратившись в два стилета, и я понимала, что он желает мне провалиться в глубины преисподней.

Я не возражала, лишь бы он нашел для меня историю, которая мне так нужна.