Читать книгу Новая Ты - Кэролайн Кепнес - Страница 3

Она побрила ноги. Я знал, что она понятливая. И я свое слово сдержал. Теперь мы – те самые засранцы, которые колесят по курортам Род-Айленда на красном кабриолете, вызывая всеобщую зависть. Мы – ваш худший ночной кошмар. Мы переполнены счастьем. И нам нет до вас никакого дела: думайте что хотите, делайте что хотите. Я за рулем шикарной тачки, рядом девушка моей мечты. Никаких забот. Никаких тревог. Наконец-то. Только любовь.

Верх поднят, мы поем «Goodbye Yellow Brick Road» Элтона Джона. Я хочу отмотать все назад, хочу вернуть очарование вещам, отравленным болезненной порочностью моей бывшей девушки Джиневры Бек (теперь-то я понимаю, что она страдала пограничным расстройством личности, а это – увы! – не лечится). Бек и ее ненормальные друзья надолго лишили меня привычных радостей жизни. Весь город долго напоминал мне о ней. Я думал, что не смогу больше гулять по Нью-Йорку и наслаждаться музыкой сэра Элтона, потому что его песня звучала, когда я убивал Пич.

Эми гладит меня по плечу и показывает на хищную птицу, парящую в небе. Я улыбаюсь. Какое счастье, что она не из тех дур, которые тут же прикручивают музыку и принимаются нудно обсуждать скрытый символизм увиденного! Она классная. И любит меня. Все чудесно. Но факт остается фактом.

Я забыл опорожнить кружку!

И это меня гложет. Я боюсь последствий. В той ситуации у меня не было выбора: организм требовал своего. Но я не могу простить себе последующей безалаберности. Как можно было оставить свой биологический материал на месте преступления, словно легкомысленная девица – трусики у случайного кавалера? Это оплошность. Сбой системы. Доказательство моего несовершенства, вопреки обычной аккуратности и педантичности. А хуже всего, что у меня даже нет запасного плана, хотя в новой счастливой жизни с Эми я должен быть чист. Кристально чист.

Она протягивает мне свои солнечные очки, покрытые царапинами.

– Ты за рулем – тебе нужнее.

Бек так никогда не поступила бы, а Эми заботится обо мне.

– Спасибо, малышка.

Она нежно целует меня в щеку. Неужели все это происходит со мной? Я не сплю? Любовь преображает мир. В моем сердце не остается ни капли ненависти. Эми, моя целительница, мой очаровательный антисептик, уничтожила ненависть подчистую. Раньше я нередко зацикливался, некоторые даже могут обвинить меня в одержимости. Но Бек была в полном раздрае, так что ради ее же блага мне приходилось обыскивать ее квартиру, читать почту, контролировать «Фейсбук» и «Твиттер», переживать по поводу ее навязчивой писанины, ее противоречий, ее лжи. Однако я усвоил урок. С Эми у нас все чудесно, потому что виртуальная жизнь ее не интересует. Она вне системы. Ее нет ни в «Фейсбуке», ни в «Твиттере», ни в «Инстаграме». У нее даже электронной почты нет. Она пользуется одноразовыми мобильниками, и мне приходится чуть не каждую неделю забивать в память ее новый номер. Она на сто процентов аналоговая. И мне она идеально подходит.

Поначалу эта ее особенность меня ошарашила и насторожила. Как можно не пользоваться Интернетом? Она что, напыщенная дура, возомнившая себя неизвестно кем? Или лгунья?

– Как же переводить тебе зарплату? – поинтересовался я тогда. – Мне нужен номер банковского счета.

– У меня есть подружка в Квинсе. Я выписываю чеки на ее имя, и она мне их обналичивает. Мы все так делаем. Она никогда не подводит.

– Все?

– Ну да, мы все – кто предпочитает жить офлайн. Я не одна такая.

Тупые овцы из Интернета мнят себя феями и снежинками. Они хотят, чтобы им непрерывно твердили, как они уникальны, необычны и неповторимы, и чтобы Принс пел «Nothing compares» (да бедняга скорее в гробу перевернется!). Все эти богини «Инстаграма»… «Ах, посмотрите, как я мажу маслом бутерброд!» Наконец-то (хвала Господу!) нашелся кто-то совершенно иной. Эми ничего из себя не строит и не оригинальничает. Мне не приходится в гнетущем одиночестве следить за обновлениями ее статуса и разглядывать постановочные фоточки фальшивого веселья. Когда мы вместе – мы вместе. А когда она уходит, я могу быть спокоен, что она идет туда, куда сказала.

(Конечно, я следил. И телефон ее время от времени проверяю. Должен же я убедиться, что она не врет. Хватит с меня лжи!)

– Кажется, я чувствую запах моря, – замечает она.

– Нет, еще рано.

Эми кивает. Она не спорит по мелочам. В нет той злобы, что была в Бек – в этой маленькой хронической лгунье, которая обманывала самых близких людей: меня, своих товарищей по учебе… Она соврала мне, что ее отец мертв (хотя он живет и здравствует). Она утверждала, что, как и Пич, ненавидит фильм «Магнолия» (хотя в письме заявляла обратное, я своими глазами видел).

Эми – славная девочка и врет лишь незнакомцам из вежливости, а любимым людям – никогда. Например, сейчас на ней потертый топик с эмблемой университета Род-Айленда, хотя она в жизни в нем не училась. Она, как и я, вообще нигде не училась. Мне для этой поездки Эми припасла футболку Брауновского университета.

– Будем всем говорить, что я – студентка, а ты – мой профессор. – Она хихикнула. – Мой женатый профессор.

Она раскапывает подобную одежду в комиссионках. На ее груди постоянно красуются надписи и логотипы. Когда в магазине покупатели спрашивают, правда ли, что она училась в Принстоне, университете Массачусетса или в Нью-Йоркском университете, Эми всегда отвечает «да» (я сам слышал). С женщинами она любезна и вежлива, а мужикам позволяет думать, что у них есть шанс (хотя, конечно, нет). Ей просто нравится общаться, нравится слушать чужие истории. Она – мой маленький антрополог, мой исследователь.

Мы приближаемся к повороту на Литтл-Комптон, и когда мне начинает казаться, что жизнь прекрасна и лучше уже быть не может, в зеркале заднего вида я замечаю мигалку. Нас догоняет полицейская машина. Настойчиво. Быстро. Сирена ревет. Я выключаю музыку. Бью по тормозам. Сдерживаю дрожь в коленях.

– Что за черт?! – возмущается Эми. – Ты же не превысил.

– Вроде нет, – выдавливаю я, наблюдая в зеркало за выходящим полицейским.

Эми поворачивается ко мне:

– Что ты сделал?

Что я сделал? Убил свою бывшую девушку Джиневру Бек. Тело закопал в пригороде Нью-Йорка рядом с домом ее психотерапевта, доктора Ники Анжвина, которого и обвинили в убийстве. Перед этим задушил ее навязчивую подругу Пич Сэлинджер – меньше чем в пяти милях отсюда, на пляже рядом с загородным домом ее семьи – и обставил все как самоубийство. А до этого устранил ее лживого дружка-наркомана Бенджи Киза, торговавшего никому не нужной органической содовой; тело кремировал и спрятал в его же тайном хранилище. Семья даже не стала искать беднягу, решив, что он обкурился и утонул… Ах да. Еще была Кейденс, моя первая любовь, упокоившаяся в море. Никто на свете не знает, что во всех этих смертях виноват я. Так что вопрос Эми можно считать риторическим.

– Представления не имею.

Эми вытаскивает из бардачка договор аренды на машину и с силой захлопывает дверцу. Офицер Томас Дженкс подходит к нам, не снимая солнечных очков. У него покатые плечи, форма висит мешком.

– Права и договор, – требует он и опускает взгляд на мою футболку. – Возвращаетесь в университет?

– Едем в Литтл-Комптон, – отвечаю я и добавляю: – А что?

Он не обращает внимания на мой пассивно-агрессивный тон. Какого черта?! Я не превышал скорость. И я не тупой заучка (вот почему обычно не ношу университетские майки). Офицер внимательно изучает мои нью-йоркские права. Да сколько можно?

Эми покашливает.

– Офицер, что мы нарушили?

Он неторопливо поднимает на нее взгляд, переводит на меня.

– Не включили поворотник.

Он что, мать его, издевается?

– А-а-а… – говорю я. – Извините.

Дженкс заявляет, что ему нужна «пара минут», разворачивается и топает к своей машине, переходя на трусцу. Какого черта? Почему он так торопится? Я вспоминаю свои проступки, свои тайные деяния, и у меня перехватывает горло.

– Джо, расслабься, – шепчет Эми и гладит меня по коленке. – Это мелкое нарушение.

Она понятия не имеет про четыре трупа. Меня бросает в пот. Я слышал о таких случаях: человека задерживают за какую-нибудь ерунду, его имя загоняют в дьявольскую компьютерную систему, и выясняется, что он виноват во всех смертных грехах. Будь у меня пистолет, я застрелился бы.

Эми включает радио. Проходит двадцать минут, пять песен, а офицера Томаса Дженкса с моими документами по-прежнему нет. Если все дело в штрафе за невключенный поворотник, то куда он сейчас названивает? И что он так внимательно изучает в компьютере? Неужели все закончится прямо сейчас? На взлете? Хотя мой «Айфон» показывает, что будет ясно, небо над головой затягивается тучами. В прошлом году я уже сталкивался здесь с полицией, только тогда представился офицеру Нико как Спенсер. А если он узнает меня по фотографии? И позвонит Дженксу? И скажет: «Я знаю этого парня»? И…

– Эй, Джо, – окликает меня Эми (я уж и забыл, что она здесь). – У тебя паническая атака? Не переживай ты так. Ничего страшного.

– Знаю. Просто ненавижу копов.

– Понимаю…

Она хлопает меня по коленке и достает из дорожного холодильника бутылку содовой. Содовой! Черт бы ее побрал! Это добивает меня. Эми делает большой глоток, а я вспоминаю Бенджи, и Пич, и… кружку!

Ту самую злополучную кружку с мочой!

Чтоб ей сгинуть! Я представляю, как горничная, убираясь, ненароком задевает ее, а потом с отвращением вытирает тряпкой лужу и промывает пол с хлоркой, чтобы даже запаха не осталось. Представляю золотистого ретривера (люди, покупающие летние дома у моря, любят больших собак), который, унюхав кружку, случайно опрокидывает ее и убегает на зов хозяина, а улика просачивается сквозь половицы и исчезает; я в безопасности. Представляю кузину Сэлинджеров, мерзкую, беззаботную сучку, не вылезающую из мессенджеров и соцсетей, которая не глядя закидывает в шкаф свои драгоценные туфли от «Маноло Бланик» или сандалии от «Тори Берч», а потом слетает с катушек, заметив, что они пропахли мочой, и с омерзением выкидывает их в помойку – и я в безопасности.

Хлопает дверца. Показывается Дженкс. Сейчас он попросит меня выйти. Или начнет что-то врать. Или попросит Эми покинуть машину. Я чувствую запах его одеколона – запах неудачников. Он вручает мне документы.

– Извините за задержку. Новый компьютер барахлит.

– Да уж, технологии… – выдыхаю я. Свободен. Свободен! – Мы можем ехать?

– Только не забывайте про поворотники. – Он улыбается.

– Конечно, офицер, еще раз простите.

Дженкс интересуется, где мы живем в Нью-Йорке.

– Наверно, на Манхэттене? – с завистью тянет он.

Я отвечаю, что нам больше нравится Бруклин, там спокойнее. Гроза миновала. Господь хранит меня. От офицера несет не только парфюмом, но и большими надеждами. Я вижу его скучную жизнь как на ладони: все те мечты, что он не решился воплотить и никогда уже не решится – не из-за того, что он ссыкло или тряпка, а из-за того, что у него нет воображения. Он просто не способен представить будущее в красках, ярко и осязаемо, чтобы поднять свою задницу и начать действовать. Копом он стал лишь потому, что не надо думать, как одеться утром.

– Развлекайтесь. – Полицейский берет под козырек. – И будьте осторожны.

Я завожу машину и благодарю Господа за то, что этот чудесный день и моя жизнь продолжаются. Одна рука на руле, другая – на груди у подружки. Впереди поворот на Литтл-Комптон, и я не хочу впредь видеть ни одного полицейского. Никогда. Поэтому больше никаких ошибок.

Я включаю гребаный поворотник.