Читать книгу Охота на Джека-потрошителя - Керри Манискалко - Страница 9

Я гоняла картофель с приправой из трав по тарелке до тех пор, пока не выложила из него знак вопроса.

Прошло два дня с тех пор, как моего отца отправили за город и мы с Томасом открыли настоящую первую жертву нашего убийцы. С тех пор мы не слишком далеко продвинулись. Теперь ночные часы, когда меня раньше преследовали призраки, не поддающиеся моему контролю, заполняли вопросы, на которые я не могла ответить. Клянусь, я ела их на завтрак, обед и ужин. Когда я считала, что уже наелась, мне подавали на серебряной тарелке новое блюдо, в котором было полно новых вопросов.

Натаниэль наблюдал за мной поверх края своего бокала с вином, на его лице читались тревога и раздражение. Наша тетушка и кузина должны были приехать на этой неделе, поэтому мне нужно было к тому времени привести себя в порядок. Я не годилась на роль веселой хозяйки дома, а терпение брата быстро испарялось. Дядя взял с меня клятву хранить тайну; и даже если бы я хотела поделиться своими мыслями с Натаниэлем, я не могла этого сделать.

Не говоря уже о том, что интересующая меня тема едва ли подходит для обсуждения за обеденным столом. Обсуждать пропавшие яичники и одновременно просить передать соль – это у любого вызвало бы отвращение, а не только у девушки моего положения.

Я откусила маленький кусочек и изо всех сил постаралась его проглотить. Марта исключительно вкусно приготовила жареную индейку, тушеную морковку и картофель с розмарином, но ароматный запах и застывающая темно-коричневая подливка вызывали у меня тошноту. Оставив все попытки делать вид, что я ем овощи, я гоняла кусок индейки по белоснежной тарелке.

Натаниэль поставил свой бокал на стол с такой силой, что мой бокал задребезжал.

– С меня довольно! Ты за последние два дня и двух кусочков не проглотила. Я не позволю тебе продолжать помогать этому сумасшедшему, если причина в этом.

Я уставилась на него, держа вилку над своим недоеденным обедом. Мы оба знали, что это пустая угроза. Натаниэль первым отвел взгляд, потирая виски круговыми движениями. Сегодня вечером он надел чрезвычайно модный костюм, из импортного материала и идеально сидящий на его фигуре. Брат приказал слуге принести бутылку своего любимого вина, изготовленного в тот год, когда даже отец еще не родился.

По тому, как он слегка горбил плечи, будто на них навалилась непосильная тяжесть, я видела, что на брата давит плохое здоровье отца.

Он всегда был самым чувствительным и добрым из нас, отпускал на свободу всех жучков, которые пробирались в наш дом. Скармливал каждому бродячему животному, появлявшемуся у нашей двери, больше еды, чем необходимо, пока я пыталась представить себе, как будут выглядеть внутренности этого животного, если оно умрет. Он считал бабочку олицетворением красоты, которая заслужила право порхать по миру и вносить свой вклад в его многоцветие. Я же видела блестящую металлическую иглу, которую мне хотелось воткнуть в ее тельце, приколов ее к доске для дальнейшего научного изучения.

Он пошел в нашу маму.

– Не могу допустить, чтобы ты умерла с голоду, сестра, – Натаниэль оттолкнул от себя тарелку, налил еще вина из стоящего перед ним заново наполненного хрустального графина. Я смотрела, как зачарованная, на капельки красного вина, брызнувшие на белую скатерть, – они напоминали капельки крови на стенах рядом с головами жертв.

Я закрыла глаза. Куда бы я ни смотрела, я видела напоминание о чудовищных преступлениях, совершенных в Уайтчепеле.

Возможно, я слишком много думала о смерти. Я искренне сомневаюсь, что моя кузина Лиза стала бы думать о брызгах крови. Она бы, наверное, позвала служанку и велела ей поскорее ликвидировать пятно, пока оно не впиталось. Тетушка Амелия хорошо воспитала ее и, несомненно, надеялась, что я стану такой же – при должном воспитании.

Натаниэль сделал большой глоток из своего бокала, потом осторожно поставил его. Его пальцы отстукивали медленный ритм по ножке бокала, пока он придумывал другие доводы, которые могли бы убедить меня бросить мои занятия. Такая преувеличенная демонстрация родительской заботы начинала мне надоедать.

Я подняла ладонь и помахала ею, как белым флагом, – я слишком устала, чтобы спорить с ним. Если я на несколько дней воздержусь от посещения лаборатории дяди и это успокоит брата, пусть будет так. Нет особой необходимости проводить исследования оттуда.

Но брату об этом знать не надо.

– Ты прав, дорогой брат. На время остаться в стороне от всех этих неприятных вещей – это именно то, что доктор прописал, – я одарила его самой искренней улыбкой, и мне было приятно видеть, как он улыбнулся в ответ. – Обещаю, что перекушу позже, перед сном, – я положила салфетку на стол и встала. – Если не возражаешь, я пойду немного отдохнуть. У меня совсем нет сил.

Натаниэль встал и склонил голову. По его мнению, если я буду есть и спать регулярно, я должна чувствовать себя отлично и сиять, как солнце в ясный день.

– Мне очень приятно, что ты в кои-то веки слушаешься своего старшего брата. Немного времени вдали от всех этих неприятных событий пойдет тебе на пользу, Одри Роуз.

– Уверена, что ты прав, – я одарила его еще одной улыбкой и вышла из комнаты. Слуги закрыли за мной деревянные двери и вместе с братом остались по другую сторону. Я несколько раз вздохнула, потом посмотрела вдоль темного коридора.

Мой поспешный уход из-за стола имел еще одну причину. Отец записывал имена всех наших слуг, и я надеялась отыскать что-нибудь полезное о мисс Мэри Энн Николс.

Я прокралась к кабинету отца, старательно обходя скрипящие половицы пола. Я не хотела, чтобы Натаниэль (или кто-то из слуг) узнал об этом. Остановившись у двери, я смотрела на затейливую ручку. Отец убил бы меня, если бы узнал, что я тайком ходила в его личный рабочий кабинет.

Хоть он никогда прямо этого не говорил, но всем было известно, что комнаты отца после смерти мамы стали запретной территорией. Я была незваной гостьей, тенью, прячущейся в углах собственного дома.

Со стороны черной лестницы доносился стук и звон – там, внизу, большинство слуг наводили порядок после ужина. Сейчас настал идеальный момент, чтобы проникнуть в кабинет незамеченной. Мои руки чесались от желания повернуть бронзовую ручку и проскользнуть внутрь, но я не могла собраться с духом и сделать это.

Что, если он сможет догадаться, что я там побывала? Я сомневалась, что он придумал нечто хитроумное, но, может быть, он устроил какую-нибудь ловушку из проволоки, которая подаст сигнал тревоги…

Я прислонилась к стенке и чуть не рассмеялась. Какая чепуха! Думать, что отец сделает нечто подобное, особенно учитывая то, что туда заходят служанки, чтобы убрать. Я веду себя как глупый ребенок, который боится чего-то неизвестного, прячущегося под кроватью.

Набрав в грудь побольше воздуха, я заставила сердце биться медленнее. Я и не ощущала, как быстро оно стучит в последние несколько мгновений. Конечно же, если я могла бродить ночью по улицам, где охотился убийца, я смогу прокрасться в кабинет собственного отца, пока его нет дома.

Доносящиеся из кухни голоса стали громче – должно быть, Натаниэлю несут десерт. Кровь стремительно неслась по моим жилам.

Сейчас или никогда. Голоса приближались; я бросилась через коридор, повернула ручку и скользнула внутрь, с легким щелчком закрыв за собой дверь. Этот звук прозвучал как пуля, посланная в патронник, и он успокоил меня.

Я постояла, плотно прижавшись спиной к деревянной двери, пока эхо шагов не исчезло в коридоре. В качестве дополнительной меры предосторожности я повернула ключ и заперлась внутри, оставив всех остальных снаружи. В комнате было совершенно темно.

Я моргала, пока не привыкла к черноте, покрывающей все, словно пролитые чернила. Отец наглухо задернул темно-зеленые шторы, отгородившись и от прохлады сентября, и от вечерних огней.

В результате комната выглядела гостеприимной как склеп.

Даже в стенах дядиной лаборатории с ее трупами было больше тепла. Я потерла предплечья, чтобы немного согреть их, медленно шагая к камину, при этом мои шелковые юбки предательски шуршали.

Запах сандалового дерева и сигар вызвал призрак отца, и я невольно все время оглядывалась через плечо, чтобы убедиться, что он не стоит позади меня, ожидая момента, чтобы наброситься. Я готова была поклясться, что чьи-то глаза следят за мной из теней.

Несколько тонких свечей в фонарях «молния» роняли холодные восковые слезы, а гигантский канделябр украшал каминную полку рядом с фотографией моей матери. У нас было очень мало ее портретов, и каждый был для меня дорогим сокровищем.

Я всматривалась в грациозный изгиб ее губ, в ее милую улыбку. Это было все равно что смотреть в зеркало, где отражалась я в будущем; у нас даже выражение лиц было одинаковым. В руках она сжимала медальон в форме сердца с крошечной застежкой, а на ее пальце было то самое кольцо, которое я никогда не снимала. Оторвав от нее взгляд, я вернулась к цели моего прихода.

Мне нужно было только зажечь один из фонарей, чтобы просмотреть записи отца; я надеялась, что никто не заметит слабое мерцание свечи под дверью.

Когда я подняла фонарь, какой-то предмет звякнул об пол. Все мышцы моего тела застыли. Я подождала несколько мгновений, уверенная, что меня кто-то обнаружил, но слышала только торжественную тишину. Заставив себя действовать, я зажгла фонарь. Шипение ожившего пламени заставило меня во второй раз задержать дыхание; любой слабый звук казался мне пушечным выстрелом, выдающим мое местонахождение. В конце концов я нагнулась и подняла маленький бронзовый ключик.

Как странно.

Не желая терять драгоценные секунды, гадая, что он отпирает, я быстро положила ключ на место и снова схватила фонарь.

Я подняла его вверх, мои глаза осматривали каждый предмет в комнате, будто видели их в первый и в последний раз. Я стремилась занести в свою память все, что стояло на полках, чтобы в любой момент вспомнить.

Большой портрет – предположительно – одного из наших предков висел на стене между полками от пола до потолка. Он выпятил грудь от сознания собственной значительности, а ногу поставил на тушу огромного медведя, убитого им. Странно, но его здесь не было в последний раз, когда я тут побывала, хотя это было довольно давно.

– Как очаровательно, – прошептала я себе самой. Море крови окружало мохнатый остров, на котором предок стоял одной ногой. Художник сумел передать безумный взгляд глаз нашего предка, от которого кровь застыла у меня в жилах.

Я снова обвела взглядом комнату. Все было темным: дерево, ковер, большая кушетка, несколько кусков обоев, видневшихся из-за предметов искусства, собранных несколькими поколениями. Даже мраморная облицовка камина была темно-зеленой с более темными прожилками. Не удивительно, что отец не мог избавиться от своего горя; темнота сопровождала его постоянно.

Я подошла к его письменному столу; это был гигантский предмет, занимающий большую часть комнаты, угрожающе огромных размеров. Я закатила глаза. Это похоже на меня – увидеть в обычном письменном столе образ злодея. Угрожающих размеров, подумать только.

Сев в кресло отца, обитое плюшем и кожей, я поставила фонарь, стараясь не сдвинуть с места ни одну из бумаг, разбросанных по нему. Я невольно заметила, что отец сделал довольно много набросков механических приспособлений. Поразительно, как он сумел изобразить все их детали при помощи всего лишь угля и бумаги. Клянусь, я почти слышала стук шестеренок и ощущала запах смазки на деталях.

Всю страницу заполняли красивые изображения средств разрушения.

Летательные аппараты с пушками, прикрепленными к их бортам, и другие миниатюрные военные игрушки занимали каждый дюйм бумаги. Жаль, что он перестал делать детали часовых механизмов: судя по тем картинкам, которые я видела, он не утратил своего таланта.

Я прекратила размышлять и стала открывать один за другим все ящики стола в поисках папок, которые он заводил на всех наших слуг – и нынешних, и бывших. Хотя наш дворецкий обыкновенно вел свои записи, отец настаивал, чтобы у него были свои собственные. Когда я добралась до нижнего ящика, я обнаружила, что он заперт. Я нагнулась ниже. Похоже, отец сам создал для него запорный механизм.

– Где бы я спрятала что-то важное? – я постучала пальцами по подлокотнику кресла. Потом вспомнила тот ключ, который упал из-под фонаря. Подбежав к камину, я схватила его и быстро вернулась назад.

Время пролетело быстро, и десерт подходил к концу, скоро слуги начнут ходить туда-сюда по коридору.

Маловероятно, что ключ подойдет, но я должна попробовать.

Я придвинула фонарь ближе. Дрожащими руками вставила ключ в замок. Повернула его влево, уверенная, что он бы уже открылся, если бы подошел, и тут раздался тихий щелчок, и ящик приоткрылся. Слава богу.

Выдвинув ящик до конца, я провела пальцами по папкам, плотно набитым в ящик. Их было так много, что я испугалась – ушел бы весь вечер на то, чтобы найти необходимую мне запись. Я даже не могла вспомнить, сколько горничных служило у нас за последние пять лет. К счастью, отец разместил бумаги в ящике лучше, чем на крышке письменного стола.

Маленькие закладки с именами выглядывали из папок, как острова из океана чернил и бумаги. Я один раз перебрала их, потом второй и нашла папку мисс Мэри Энн Николс.

Оглянувшись через плечо и проверив, заперта ли дверь, я вытащила папку и быстро прочла то, что там лежало. Всего лишь записи о зарплате. Больше ни слова.

Ни сведений о прежней работе. Ни рекомендательного письма.

Ни одного упоминания о ее жизни до работы у нас. Я поверить не могла, что дядя так легко узнал ее. Если верить записям отца, он работала у нас всего две недели. Я откинулась на спинку кресла, качая головой.

Потом вытащила наугад еще одну папку, хмуря брови. Она была посвящена нашей кухарке. Марта, самая давняя из наших служанок, так как она не часто общалась с нами и отец любил ее черный пудинг.

В ней лежало рекомендательное письмо от предыдущих хозяев, письмо из Скотленд-Ярда, свидетельствующее, что она никогда не была под следствием, ее ежемесячная зарплата, премии и расходы на проживание и ее снимок в типичном наряде кухарки.

Я просмотрела еще несколько папок – все они были такими же, как папка кухарки.

Я наугад порылась в ящике и нашла еще одну служанку, которую уволили только за то, что она уезжала к своей семье больше чем на месяц. Ее жизнь выглядела точно такой же, как жизнь мисс Николс, и это подтвердило мои подозрения, что отец выбрасывает большую часть сведений о тех, кто уже не служит у нас.

Я закрыла папки и не без труда положила все назад – точно так же, как они лежали раньше.