Читать книгу День 21 - Кэсс Морган - Страница 9

Покидая квартиру, Гласс и Люк молчали. Они вышли в оглушающе пустой коридор, и Гласс, испугавшись тишины, взяла Люка за руку. Хаос, царивший на корабле последние несколько дней, прекратился, уступив место тяжелому отчаянию. Слабо мерцало тусклое освещение, наводя на мысли о сонном ребенке, который изо всех сил старается не закрывать глаз.

Они тихо прошли по главной лестнице, добрались до нижнего уровня корабля, где были размещены энергетические и сантехнические системы. До тех пор пока Гласс не подвела Люка к воздухозаборнику и не потянулась, чтобы снять решетку, не было произнесено ни слова.

– Пожалуйста, – сказал Люк, – позволь мне. – Он потянул решетку, извлек ее из стены и подчеркнуто аккуратно положил на пол. – Подумать только, я провел долгие часы, ломая голову, где назначить свидание, вместо того чтобы романтично ползать по вентиляционным коридорам.

– Это все твое влияние, – проговорила Гласс. Она силилась улыбнуться, несмотря на подступающие слезы.

– Что? – спросил Люк, взъерошив ей волосы. – Тяга к трущобам?

Гласс поднялась на носочки, чтобы поцеловать его.

– Нет, тяга к авантюрам.

Люк заключил ее в объятия.

– Я люблю тебя, – шепнул он ей на ухо, подсадил к вентиляционному коридору, подождал, пока она вскарабкается в него, и поставил решетку на место.

Гласс на мгновение замерла, чтобы вытереть слезы, из-за которых она, казалось, ослепла.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала она, зная, что Люк не сможет ее услышать, а потом стиснула зубы и поползла по узкому металлическому желобу.

Медленно пробираясь вперед и напрягая зрение, чтобы хоть что-то видеть в тусклом свете, Гласс пыталась представить, какое лицо будет у мамы, когда она откроет дверь. Она почувствует облегчение? Или будет злиться, что Гласс рисковала жизнью, отправившись на Уолден? Сердце сжалось, когда она подумала, сколько горя причинила матери за последний год. Если конец близок, ей нужен шанс попросить прощения, нужно получить последнюю возможность сказать маме, как сильно она ее любит.

Гласс ударилась ногой о металлический пол и поморщилась. Если бы пару лет назад кто-нибудь сказал ей, что наступит время, когда она станет ползать по вентиляции с Феникса на Уолден и обратно, Гласс только посмеялась бы. Но все изменилось – она сама изменилась. И Гласс улыбнулась во тьме. Может, теперь ее жизнь и в опасности, но зато она стоит того, чтобы за нее побороться.

* * *

«…Когда грянул Катаклизм, в мире существовало сто девяносто пять суверенных государств, большинство из которых состояло в четырех больших альянсах».

Гласс зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Преподавательница приглушила свет, чтобы голограммы были лучше видны, и поэтому, скорее всего, не заметит, что Гласс отвлеклась.

«За первые шесть недель Третьей мировой войны погибло около двух миллионов человек…»

– Кора, – шепнула Гласс, пригнувшись к парте, – Кора!

Кора вскинула голову и сонно моргнула на Гласс:

– Что?

«…а в следующие пол года больше пяти миллионов умерло от голода».

– Ты получила мое послание?

Кора потерла глаза и еще раз моргнула, активируя транслятор на сетчатке глаза. Потом она прищурилась, прокручивая непрочитанные сообщения, среди которых было и послание Гласс, где та спрашивала, не хочет ли подруга пойти после уроков в Обменник.

Через секунду в поле зрения Гласс, в его правом верхнем углу мелькнула вспышка. Девушка моргнула, чтобы прочесть сообщение Гласс:

«Конечно, если быстро. Я встречаюсь с мамой в три».

«Зачем?» – снова моргнула Гласс.

«Дежурство по теплицам».

Гласс улыбнулась. Фраза «Дежурство по теплицам» обозначала в семье Коры внеплановый визит на солярные плантации. Такие визиты были совершенно незаконны, но охрана закрывала на них глаза, потому что отец Коры занимал должность заведующего ресурсами, и никто не рисковал с ним связываться. Гласс не было до этого никакого дела, потому что у ее семьи тоже были кое-какие привилегии, к тому же подруга всегда приглашала ее на свежие ягоды.

– Да, Кларк? – Преподавательница сделала приглашающий жест поднявшей руку девчонке за первой партой.

Гласс и Кора переглянулись. У Кларк всегда есть какие-то вопросы, а все учителя приходят в такой восторг от ее «любознательности», что позволяют ей выступать, даже когда урок, по идее, уже должен закончиться.

– Какие-то виды животных уже вымерли? Или это произошло после Катаклизма?

– Это очень интересный вопрос, Кларк. К середине двадцать первого века как минимум три…

– Хоть бы она сама вымерла, – пробормотала Гласс, не утруждая себя тем, чтобы посылать сообщение. Кора засмеялась в ответ, потом вздохнула и снова опустила голову на парту.

– Разбуди меня, когда все это закончится.

Гласс застонала.

– Этой девчонке что, заняться нечем? – шепнула она. – Если она не заткнется, я ее своими руками отправлю в открытый космос.

Как только урок закончился, Гласс вскочила на ноги и схватила за руку Кору.

– Погнали, – заныла она, – мне нужно найти пуговки для платья.

– Вы идете в Обменник? – оживленно спросила Кларк, поднимая глаза от парты. – Тогда я с вами. Мне нужно подушку для друга достать.

Гласс смерила Кларк взглядом. Та была одета в совершенно неэлегантные брюки и простецкую рубашку, выглядевшую так, словно ее раздобыли в Обменнике на Аркадии.

– Можешь сжечь свои портки, завернуть пепел в рубашку, и – вуаля, подушка для твоего друга готова. Заодно и мы этого уродства больше не увидим.

Кора расхохоталась, но Гласс почему-то не почувствовала ожидаемого удовлетворения. Глаза Кларк округлились от удивления и боли, она крепко сжала губы и удалилась, не проронив ни звука.

«Ну и пусть, – подумала Гласс, – это ей за то, что она такая подхалимка и испоганила день всем остальным».

Поскольку они задержались, Кора уже не успевала в Обменник, и Гласс отправилась домой, потому что ненавидела делать шопинг в одиночестве. Ей не нравилось, как пялятся на нее охранники, когда их старший этого не видит. Или, раз уж на то пошло, как пялятся на нее мужчины, стоит их женам отвернуться.

По пути домой она думала о том, как бы заставить отца раскошелиться на дополнительные рационные баллы. На носу День Памяти павших, и Гласс твердо решила, что на этот раз ее платье будет красивее, чем платье Коры.

Она вошла в квартиру и бросила школьную сумку на пол.

– Мам! – позвала она. – Мам, ты не знаешь, где папа?

Мать понуро вышла из спальни. Ее лицо под слоем искусно наложенных румян было бледно, а глаза как-то странно блестели, хотя, возможно, виной всему было освещение.