Читать книгу Воронихи - Кэсс Морган - Страница 4

«Ты не выбираешь сестер. Это делает магия». Так сказала ей няня Минни за много лет до того, как Скарлетт Винтер вступила в Каппа-Ро-Ню[2]. Эти слова вспомнились Скарлетт сейчас, когда ее мать въезжала на автомобиле в кованые железные ворота колледжа Вестерли, где собрались стайки девушек. Некоторые из них, юные и взволнованные с виду, вцепились в свои чемоданы, другие разглядывали кампус голодными глазами, будто готовясь завоевать его. Где-то в этом девичьем море были и те, кто пополнит Каппу. Эти новые Воронихи (так называли себя сестры), если все пойдет, как задумала Скарлетт, и магия будет к ней благоволить, уже в течение этого года признают ее своим лидером.

Когда они миновали ворота, она почувствовала себя свободнее и сильнее, будто вышла из тени своей родни на свет. На самом деле это было полной нелепицей, потому что ее мать Марджори и старшая сестра Эжени встречались в Доме Каппы повсюду. Их лица смотрели с групповых фотографий на стенах. Их имена были на устах старших девушек из сестринства. Они уже оставили тут свой след до нее. Но как бы ни давили на Скарлетт чужие ожидания, она была намерена продемонстрировать всем и каждому, что лучшая из семейства Винтер учится в колледже именно сейчас. Да, она тоже станет президентом, как ее родственницы, но будет лучше, талантливее, сильнее и, в отличие от них, произведет неизгладимое впечатление. В этом-то и прелесть положения той, кто идет следом: можно превзойти своих предшественниц. Ну, так она себе говорила.

– Все-таки тебе надо было надеть красное платье, – сказала Марджори, хмурясь на отражение дочери в зеркале заднего вида. – Оно больше подходит для будущего президента. Ты должна излучать могущество, хороший вкус, лидерские качества…

Скарлетт взглянула в то же зеркало на свое отражение. Кожа Скарлетт, Эжени и Марджори была коричневой, но разных оттенков. Все три дамы семьи Винтер выглядели потрясающе, но старшая сестра очень походила на мать, тогда как младшая сильно отличалась от них обеих своим острым носиком и широко расставленными глазами. Пока росла, она всегда завидовала сходству матери и Эжени, у которых все, включая идеальные носы, было одинаковым.

Скарлетт разгладила свое зеленое платье.

– Мама, я сильно сомневаюсь, что Далия выбирает кандидатку в президенты Каппы, принимая во внимание цвет платья в первый день занятий. А нарядиться в красное, когда тебя зовут Скарлетт[3], как-то слишком банально.

Выражение лица Марджори стало убийственно серьезным.

– Скарлетт, тут принимается во внимание все.

– Кстати, она права, – подхватила с переднего сиденья Эжени.

– Слушай, что говорит сестра, она была президентом два года подряд, – гордо сказала Марджори. – А теперь твой черед подхватить семейную традицию.

Эжения ухмыльнулась.

– Если, конечно, ты не намерена просто отсидеться в уголке.

– Конечно нет, я же Винтер, правда? – Скарлетт выпрямилась и уставилась на сестру пронзительным взглядом.

Она не знала точно, зачем Эжени настояла на том, чтобы поехать сегодня в Вестерли; обычно она только и твердила, что очень занята в юридической фирме матери, где была младшим партнером. С другой стороны, Эжени хваталась за каждую возможность указать младшей сестре ее место. Например, усаживалась на переднее сиденье и вынуждала Скарлетт расположиться сзади, хотя вся поездка затевалась именно ради нее.

Мать резко кивнула.

– Никогда не забывай об этом, дорогая.

Марджори подвинулась, чтобы посмотреть на Скарлетт, и та уловила аромат духов, легкую жасминовую нотку, напомнившую, как мать, заработавшись на своей фирме, в ночи пробиралась к ней в комнату и целовала ее в лоб. Скарлетт всегда притворялась спящей, потому что мама очень старалась не разбудить ее, хотя на самом деле не имела ничего против того, чтобы проснуться. Это напоминало ей о том, как сильна мамина любовь, та самая, которую Скарлетт не всегда ощущала, бодрствуя.

Больше всего Марджори заботило, чтобы обе дочери пошли по ее стопам и стали президентами Каппы. Пока Скарлетт росла, она постоянно слышала: «У президента Каппы не может быть только одно хорошее качество, она должна обладать многими: умом, стилем, добротой. Она должна быть девушкой, которая в равной степени вызывает зависть и уважение. Девушкой, для которой на первом месте ее сестры и которая одновременно обладает могуществом, достаточным для того, чтобы изменить мир».

Сколько себя помнила Скарлетт, она всегда знала, что она – ведьма, и что Каппа – это ее судьба. Поступление туда было для нее необходимостью; по праву стать там президентом – самой важной надеждой. Вот почему Минни, которая, прежде чем стать нянькой Скарлетт, растила ее мать, посвятила часть своих преклонных лет тому, чтобы учить младшую Винтер магии, как перед этим учила Марджори и Эжени.

Каждая ведьма рождается с собственной магией. Всего их четыре вида: магия Кубков под знаком Воды, Пентаклей – под знаком Земли, Мечей – под знаком Воздуха и Жезлов – под знаком Огня. Скарлетт всегда забавляло, что каждый знак соответствует масти в картах Таро. Скептики считают Таро орудием шарлатанов, не имея ни малейшего представления о том, насколько близки к истине те, кто использует этот инструмент.

Скарлетт была Кубком – это означало, что лучше всего ей удавалось воздействовать на стихию воды. От Минни девушка узнала, что, используя нужный символ и произнося нужные слова, она может сделать мир куда более приятным и ярким местом.

Сама Минни не была Воронихой; ее семья пришла к колдовству своим путем, используя тайны и заклинания, передаваемые из поколения в поколение. Однако она всю свою жизнь знала Винтеров и лучше других понимала, какое давление оказывают на Скарлетт родственницы. Минни всегда верила в нее и подбадривала, когда материнское разочарование или высокомерие сестры выбивали из колеи. Именно она сказала Скарлетт, что та может стать самой могущественной ведьмой в мире, если поверит в себя и доверится своей магии.

Когда Минни умерла прошлой весной от старости, Скарлетт так сильно рыдала, что вызвала дождь. Вспоминая нянюшку, она до сих пор чувствовала пустоту в сердце, но знала, что она больше всего на свете хотела счастья для своей воспитанницы. Это подпитывало желание Скарлетт оказаться настолько могущественной, чтобы стать следующим президентом сестринства, даже сильнее, чем доказать свою мощь матери с сестрой, да и всем остальным Воронихам.

О провале не может быть и речи.

Марджори остановила машину перед Домом Каппы, и сердце Скарлетт пропустило удар. Это было красивое светло-серое здание в стиле французского ренессанса с обнесенными коваными решетками балконами на каждом этаже и огороженной перильцами крышей, где сестры иногда практиковались в плетении чар и заклинаний. К нему стекались девушки с чемоданами, они обнимали друг дружку после долгой летней разлуки. Среди них была Хейзел Ким, второкурсница и звезда легкоатлетической команды колледжа; Джулиет с выпускного курса, которая блистала на курсах химии и зельеварения; третьекурсница Мэй Окада, которая меняла свою внешность так же легко, как наряды.

Марджори заглушила двигатель и ступила на землю, будто военачальник на поле битвы.

– Где же Мейсон? Мне хотелось бы узнать о его путешествиях.

– Он не приедет до завтрашнего дня, – сказала Скарлетт, стараясь сдержать довольную улыбку.

Она не видела Мейсона почти два месяца. Они начали встречаться два года назад, и их самая долгая разлука вот-вот должна была завершиться. После свадьбы друзей семьи Мейсон, повинуясь мимолетному капризу, решил побродить с рюкзаком по Европе. Он увильнул от стажировки в юридической фирме своего отца и от всех остальных планов, которые Скарлетт понастроила для них обоих. Сама она стажировалась у матери, трудилась над документами и вместе с другими Воронихами составляла для сестринства график светских мероприятий, постоянно ожидая коротких беспорядочных сообщений и фотографий, из которых можно было узнать о перемещениях Мейсона: «Просто купаюсь в озере Комо, жаль, что ты не со мной»; «Тебе нужно увидеть воду на Капри – привезу тебя сюда после окончания учебы». Это не было похоже на него, обычно он не уклонялся от семейных обязательств и не оставлял ее в одиночестве на все лето. Не в правилах Скарлетт было ждать кого-то или чего-то, но Мейсон стоил того, чтобы сделать для него исключение.

– Приезжай с ним в гости, как только сможешь, – потребовала Марджори, голос которой при этом был как никогда теплым. Эжени поерзала на своем месте и принялась с ожесточением просматривать рабочую почту.

Скарлетт спрятала самодовольную улыбку. Отношения с Мейсоном были единственным, в чем она пока что превзошла старшую сестру. Мейсон был дополняющим – таким словечком в сестринстве обозначали достойных Вороних партнеров. Требования к дополняющим были чрезвычайно высокими, подобной чести могли удостоиться лишь лучшие из лучших, и Мейсон как раз таким и был. У него имелось не только подходящее происхождение – сын второго по значимости (после Марджори, конечно) юриста Джорджии, президент студенческого союза, – но и будущее. Лучший на своем курсе, спортивный, убийственно сексапильный парень – и весь ее. Ну и вишенка на тортике – Марджори его просто обожала.

– Спасибо, что подвезла, мама, – сказала Скарлетт, взявшись за ручку двери автомобиля.

– Да, кстати, – проговорила мать, будто внезапно о чем-то вспомнив, и протянула на заднее сиденье нарядно упакованную коробочку.

Взяв ее в руки, Скарлетт почувствовала воодушевление, потому что не могла припомнить, чтобы Эжени хоть раз получала подарок в честь возвращения в колледж после каникул. Она с трудом сдерживалась, чтобы не разорвать бумагу, а аккуратно развернуть ее.

В коробочке оказалась изумительная колода карт Таро. С рубашки каждой из них разве что не подмигивала одетая в отделанное перьями платье женщина, которая улыбалась многозначительной улыбкой.

– Это твои? – спросила Скарлетт, гадая, не те ли это карты, что принадлежали матери и Эжени, когда тех избрали президентами. Кажется, ее приобщили к семейной традиции, и это тронуло девушку.

– Нет, это новая колода. Я заказала ее у влиятельной ведьмы-Кубка, которая занимает высокий пост в Сенате. Она лично создала эти карты, – похвасталась Марджори.

Грудь Скарлетт сдавило разочарование. Конечно, она питала слабость к политикам высшего уровня, но как мать могла сделать ей сейчас такой подарок?

– Они очень симпатичные, мам, но у меня уже есть колода Минни.

В голове у Скарлетт просто не укладывалось, как мать умудряется настолько не понимать собственную дочь. Ни за что она не променяет принадлежавшие Минни карты на такие вот новенькие, блестящие.

– Новый учебный год, новые начинания, – ответила Марджори. – Я знаю, как много значила для тебя Минни, да и я была ничуть не меньше к ней привязана. Но я же вижу, что ты до сих пор горюешь, а няня не хотела бы, чтобы ты несла эту скорбь в свою новую жизнь. Для нее было очень важно, что ты – Ворониха и что ты станешь президентом.

«Ты хочешь сказать, что это очень важно для тебя», – подумала Скарлетт, убрала колоду в карман, отстегнула ремень безопасности и поцеловала мать в щеку.

– Конечно, мама. Спасибо тебе, – пробормотала она, хотя вовсе не собиралась пользоваться новыми картами.

Повинуясь чувству долга, Скарлетт поцеловала Эжени, потом еще раз мать, открыла багажник и достала оттуда два чемодана. Она предварительно заколдовала их, и поэтому они стали легкими, как будто внутри у них был только воздух. Потом она долго махала вслед уезжавшей по улице машине, пока та не исчезла за углом. А отступив обратно на тротуар, врезалась в крепкое, мускулистое тело.

– Эй, смотри, куда идешь! – раздраженно фыркнула она.

За спиной у нее раздался негодующий возглас:

– Ты же сама в меня врезалась!

Обернувшись, Скарлетт увидела Джексона Картера, с которым они в прошлом году пересекались на лекциях по философии. Он слегка запыхался, на нем были шорты для бега и наушники. На темно-коричневой коже проступили капельки пота, мокрая футболка липла к мускулистой груди, губы недовольно кривились.

– Хотя чему я удивляюсь! Вы, Каппы, ведете себя так, будто все тут принадлежит вам.

– Нам действительно все тут принадлежит, – не полезла за словом в карман Скарлетт.

Это был их первый обмен репликами, не касавшимися умерших философов, и ей показалось, что со стороны Джексона ужасно по-хамски начинать разговор с оскорбления.

– Ты стоишь напротив нашего дома.

Джексон явно не был уроженцем Саванны, даже и думать нечего. Это сразу становилось ясно по отсутствию как хороших манер, так и элементарного уважения, а об отсутствии протяжного произношения и упоминать не стоит. Согласные в его речи так и подталкивали друг дружку, в то время как сама Скарлетт эффектно растягивала гласные. Джентльмен уже предложил бы взять у нее чемоданы. Впрочем, джентльмену для начала и в голову бы не пришло отчитывать ее за то, что она стоит на своем собственном тротуаре.

Джексон подался ближе к ней:

– Каппы становятся бездушными постепенно, или это происходит мгновенно, как когда пластырь сдираешь?

Скарлетт ощетинилась. Она знала, как воспринимает ее этот парень, и понимала почему. Существовал миллион фильмов, где девушек из женских студенческих союзов изображали примитивными бесчувственными ведьмами, причем последнее слово в этой формулировке не имело отношения к магическим способностям.

К сожалению, подобный имидж подтверждали многочисленные истории из реальной жизни и документальные ролики. Скарлетт поежилась, вспомнив ставшее вирусным видео с «Ютьюба» о девушке из студенческого сообщества, которая написала сестрам открытое письмо, где в деталях рассказала, что именно в них ненавидит. Однако Скарлетт была уверена, что на каждую из таких ужасных историй приходилось не меньше десятка других – о девушках, которые вступили в сестринство из самых добрых побуждений. А Каппа давала своим членам куда больше, чем простое ощущение дружеского плеча; их дом предоставлял защиту, он был тем безопасным местом, где ведьмы ковена могли учиться и совершенствовать свои магические способности. Но, конечно, Джексону этого не объяснишь.

– Это происходит мгновенно, – сказала ему Скарлетт. – Странно, как ты не заметил этого, глядя сверху вниз на нас, бедных, аморальных девушек из сестринства.

– Ну хоть на чем-то мы с тобой сошлись. – Джексон скрестил руки на груди, сверкнув карими глазами.

– Если мы до такой степени тебя не устраиваем, – проговорила Скарлетт, набирая обороты, – может, будешь повнимательнее во время своих пробежек?

– Это что, угроза? – Он выгнул одну бровь, словно заново оценивая собеседницу. – Потому что, как я слышал…

Неожиданно его глаза затуманились, а взгляд стал пустым и устремился куда-то над головой Скарлетт, как будто та только что внезапно исчезла из его мира. Потом он резко отвернулся и, не произнеся больше ни слова, возобновил свою пробежку.

Скарлетт обернулась назад, к зданию Каппы. От него по дорожке шли под ручку ее лучшая подруга Тиффани Беккет и президент сестринства Далия Эверли, собранные в белокурый хвост волосы которой были на тон темнее платинового хвостика Тиффани. Далия подмигнула, давая понять, что это именно она только что наложила чары на Джексона.

– Вот спасибо!

Скарлетт выпустила из рук чемоданы и бросила последний сердитый взгляд на удаляющуюся спину парня. Говоря по правде, она понятия не имела, что на того нашло и почему он так сильно ненавидит девушек из Каппы. Наверное, весной одна из сестер его отшила, а мальчишки порой бывают такими уязвимыми!

– С чего вдруг такие переживания? По твоему виду можно подумать, что вот-вот начнется буря с жертвами и разрушениями, – проговорила Далия.

– Ну, это вряд ли. Парень вроде этого даже дождичка не стоит.

– Зачем ты вообще вступила с ним в разговор? – наморщила носик Далия. Эта девушка зарекомендовала себя как весьма надменный президент сестринства; с ее точки зрения, тот, кто не входил в один из студенческих союзов, не стоил того, чтобы тратить на него время.

– Я не вступала. Он сам в меня вступил или, если точнее, врезался на бегу.

Тиффани засмеялась, потянулась к Скарлетт, и та бросилась в объятия лучшей подруги, сильно прижав ее к себе – пусть и не настолько сильно, чтобы измять шелковую блузку, в которую та была одета.

– Я соскучилась.

– И я тоже. – Тиффани повернула голову и быстро поцеловала Скарлетт, причем ее темно-красная помада не оставила на щеке ни малейшего следа. Косметика Вороних никогда не пачкается и не размазывается.

– Как мама? – спросила Скарлетт.

На лицо Тиффани набежала тень. Далия поежилась от неловкости.

– Сейчас мы пробуем новое лечение. Скоро станет ясно, помогает оно или нет.

Скарлетт еще раз обняла Тиффани. Та провела лето в Чарльстоне со своей матерью, которая боролась с раком. В прошлом году Тиффани попросила Далию устроить для нее всеобщий исцеляющий обряд; хотя каждая Ворониха вполне могла колдовать сама, но объединенная магия всего ковена была гораздо сильнее. Будучи президентом, Далия выбирала, какую именно волшбу предстоит сотворить совместно, и беззастенчиво наслаждалась этой ролью. Девушка из высших слоев Хьюстона, она любила главенствовать, любила быть той, на кого обращены все взгляды. Благодаря уверенности в себе из нее вышел замечательный президент, но бывали времена, когда Скарлетт казалось, что собственные происхождение и власть важнее для нее нужд других девушек сестричества. Если верить Далии, в истории Каппы было множество неудавшихся исцеляющих обрядов такого масштаба. «Некоторые вещи просто не в нашей власти», – сказала как-то она.

Тиффани так и не простила Далии отказ, подозревая, что ту больше беспокоило впечатление, которое может произвести подобный обряд, и возможные риски, чем здоровье ее матери. Скарлетт, которая увидела ужас в обычно бесстрашных голубых глазах лучшей подруги, тоже осталась недовольна решением Далии и рассказала обо всем Минни. Тогда она еще не знала, что и самой Минни оставалось уже недолго.

– Будь у нас лекарство от смерти, мы были бы не ведьмами, а бессмертными… чары, которые могут повлиять на смерть, имеют такую же обратную силу, – с грустной улыбкой предупредила нянюшка.

Ну а сейчас, когда объятия разжались, Тиффани отстранилась с широкой и, как было известно Скарлетт, деланой улыбкой. Она быстро заморгала, определенно, чтобы прогнать слезы, которые явно всегда были у нее где-то близко, хоть Тиффани и принадлежала к Мечам, а не к Кубкам.

– Как идет подготовка к отборочной вечеринке? – резко сменила тему Скарлетт, давая подруге прийти в себя и подняв глаза на Дом Каппы.

– Хейзел и Джесс как раз сейчас украшают дом, – сказала Тиффани с явным облегчением от того, что взгляды обеих сестер больше не устремлены на нее.

Скарлетт кивнула. По традиции, сестры-второкурсницы украшали Дом Каппы для вечеринки новобранцев. В этом году его предстояло стилизовать под нелегальный бар времен сухого закона, и она не могла дождаться, когда увидит, что же сделали с домом другие члены сестричества.

– Ты привезла бенгальские огни? – спросила Далия.

– Все тут, – ответила Скарлетт, похлопывая по одному из чемоданов. – Заколдовала их прошлой ночью.

Минни всегда говорила, что настоящий выбор делает магия, и она была права – по большей части. В каждой девочке, когда она подрастает, есть способности к колдовству, и не важно, знает ли она о них. Значение имеет только сила этой магии. В некоторых она, как едва слышный шепот, почти незаметна, а другие могут вызывать ветра, не уступающие по силе торнадо. Бенгальские огни, которые девушки из Каппы раздавали на отборочной вечеринке новеньким, показывали, в ком из них достаточно сил, чтобы стать Воронихой. Но не только способности имеют значение. Воронихи должны производить впечатление. Каждой из них необходимы индивидуальность, хорошее происхождение, природный ум и утонченность. И, кроме того, способность быть хорошей сестрой.

– Жду не дождусь, когда мы познакомимся с потенциальными новыми талантами, – сказала Тиффани, улыбаясь и сложив ладошки домиком.

– Конечно, нам подойдут только лучшие из лучших, – добавила Скарлетт.

Искать одаренных ведьм среди новичков было все равно что искать настоящий бриллиант в огромной куче фианитов. Когда она станет президентом, ей ни к чему проблемы со строптивыми второкурсницами.

– Конечно, – эхом подхватила Далия, и на лбу у нее залегла морщинка, портя идеальные черты лица. – Мы должны оберегать Каппу. Последнее, что нам нужно, это осложнения вроде тех, которые возникли с Харпер.

В животе у Скарлетт что-то сжалось, она тщательно избегала взгляда Тиффани. «Осложнения с Харпер». Что-то темное проскользнуло между ней и Тиффани, что-то невысказанное. Что-то такое, о чем Скарлетт не разрешала себе задумываться. Потому что оно могло разрушить все, к чему девушка так стремилась, прилагая такие громадные усилия.