Читать книгу Карантин - Кэти Чикателли-Куц - Страница 3

Когда я просыпаюсь, глаза горят от яркого света в комнате. Я плохо спал. Как всегда перед полетом. Пытаюсь сосредоточиться на шуме волн за стенами комнаты, но он лишь напоминает о том, через какое огромное пространство воды перелетит мой самолет. Панических атак не было всю поездку, и я не собираюсь поддаваться им в свое последнее утро в Доминиканской Республике.

Выбравшись из кровати, хватаю какую-то одежду и иду в ванную. Так устаю, пока чищу зубы, что роняю в слив колпачок от зубной пасты. Придется выкинуть весь тюбик. Паста в любом случае почти закончилась, так что переживать о потерянном колпачке глупо, но меня это все равно бесит.

Раздраженный, я быстро одеваюсь и направляюсь в холл отеля, где для волонтеров сделали столовую. Все уткнулись в телефоны, просматривая вызовы, почту и сообщения. Эмили с Девоном болтают. Ее ладонь ложится поверх его руки, и я едва не возвращаюсь в свою комнату, но она замечает меня и машет. Не уверен, что это приглашение, но все равно решаю подойти, даже если Девон, мягко говоря, не в восторге от того, что я направляюсь к их столу.

Из-за этого нового загара голубые глаза Эмили кажутся еще ярче. Ее улыбка сменяется выжидающим взглядом.

– Присядешь? – спрашивает она.

– Конечно, – отвечаю, опускаясь на стул, но быстро вскакиваю обратно и бормочу: – Только сначала возьму завтрак.

– Мы подержим тебе место, – выкрикивает Эмили, пока занимаю очередь к буфету. Хочу положить на тарелку яичницу, но от усталости роняю ее на стопку блинов. Чувствуя, как горят уши, я застываю с лопаткой в руках, не зная, то ли собирать все обратно, то ли оставить как есть.

Решаю ничего не делать, но, возвращаясь к столу, слышу, как в очереди говорят:

– Фу, кто-то уронил яйца в блины. Просто отвратительно.

Присаживаясь, чувствую, что уши чуть ли не огнем полыхают. Эмили и Девон копаются в телефонах. Кажется, будто они не заметили моего возвращения. Но Эмили поднимает взгляд как раз в тот момент, когда я закидываю еду в рот.

– Оливер, я слышала, тебя нет в списке пассажиров.

Я только что откусил огромный кусок, поэтому просто киваю, но они смотрят на меня в ожидании продолжения.

– Возвращаюсь ранним рейсом, – наконец удается выдавить мне.

Девон закатывает глаза.

– Видимо, в Бруклине намечается большая вечеринка, на которую тебе нужно успеть?

Уши вновь вспыхивают. Вообще-то так оно и есть, но говорить об этом Девону, естественно, не стоит.

– Это… по семейным обстоятельствам, – лгу я.

Девон снова закатывает глаза и подхватывает свой поднос.

– Хорошего полета, – говорит он полным сарказма голосом, затем улыбается Эмили. – Увидимся на пляже в десять?

Эмили бросает на него неприязненный взгляд, но Девон уходит, улыбаясь.

– Иногда он такой мудак, – она провожает его взглядом, потом снова оборачивается ко мне: – Нет, правда, почему ты возвращаешься один? Кажется, ты единственный волонтер, который на самом деле хочет уехать из Доминиканы.

Я ерзаю на стуле.

– Просто дома неожиданно кое-что случилось. – И это неправда лишь наполовину. Да, Келси упоминала вечеринку в первый же день моей поездки, но пригласила она меня только вчера утром.

– Олив… – Эмили изобрела для меня это прозвище. Мне не хватило духу сказать ей, что моя тетя Джана с трех лет звала меня «Олив, потому что ты слишком мал, чтобы быть целым Оливером», и ничто не раздражало меня сильнее.

Я избегаю ее взгляда, достаю из кармана телефон и начинаю вертеть в руках.

Эмили быстро тянется через стол и выхватывает телефон у меня из рук. Там открыто фото. Конкретнее – фотка Келси, сохраненная с «Фейсбука».

– А Келси имеет какое-нибудь отношение к твоему раннему отъезду?

Попался. Возможно, я слишком много говорил о Келси с Эмили. Возможно, я слишком много говорил о Келси со всеми.

Она вскидывает бровь, но я лишь пожимаю плечами. Эмили открывает контакты, чтобы добавить свой номер.

– Меняемся, – говорит она, пододвигая мне собственный телефон. Он совершенно непохож на мой, поэтому я немного замешкался. Она наблюдает, как я добавляю свой номер. На автомате пишу «Оливер» полностью, спохватившись, только когда возвращаю ей телефон. Я подталкиваю его чуть сильнее, чем надо, и Эмили едва успевает поймать телефон, прежде чем тот падает со стола.

Я съеживаюсь, а она снова смеется.

– Пока, Олив. Не разбивай ничьих сердец, договорились?

Эмили убирает за собой посуду и отправляется на пляж.

Я смотрю ей в спину, наблюдая, как она уходит. Эти волосы почти как у Келси. Клянусь, когда-то Келси постоянно носила такую косу. Кажется.

Оставшись за столом в одиночестве, беру телефон и просматриваю нашу переписку с Келси. Я сохранил ее номер с «Фейсбука» еще несколько месяцев назад, но никогда не писал. А на пути в аэропорт вдруг получил ее комментарий и пялился на экран, повторяя себе, что он, должно быть, адресован кому-то другому, пусть даже и под фоткой моего чемодана. Я составил, переписал и удалил ответ, а потом мама наехала на кочку, и палец ударил по смайлику в темных очках. Сперва меня затошнило. Но затем Келси ответила подмигивающим смайликом, и каким-то чудом мы переписывались все весенние каникулы, несмотря на то что вне школы встречались всего раз, когда толпой ходили на каток четыре месяца назад. Я мог бы сосчитать все наши разговоры по пальцам одной руки.

Я отправился обратно в комнату, собирать вещи. Весенние каникулы первого класса старшей школы я провел, помогая строить дома в Доминиканской Республике, так что одежда была по большей части грязной. Забросив в чемодан мятое и потное белье, я кидаю последний взгляд за окно на пляж и пальмы, и вижу Эмили и Девона вместе. Хватаю свой чемодан и отправляюсь в вестибюль.

В этом автобусе я – единственный волонтер. Мы заезжаем на пару курортов, чтобы подобрать других путешественников. У одного мужчины оказывается три огромных чемодана, и водитель не может впихнуть их в меленькое багажное отделение. Чуть перестановок, немного криков, и мужчина, уже весь в поту, наконец, заносит последний чемодан в салон. Отводя взгляд, он обмахивается посадочным талоном.

Мы уже опаздываем, некоторые пассажиры ворчат, но меня это не особенно беспокоит. Чем меньше времени я проведу в аэропорту, ожидая самолет, тем лучше. Хотел бы я, чтоб из Доминиканы в Бруклин ходили поезда. Или даже лодки.

Что-то более приземленное, а не летящее по воздуху на высоте десять тысяч футов. Я глубоко вздыхаю и вытираю взмокшие ладони о брюки.

Когда мы добираемся до аэропорта, прямо передо мной из автобуса высыпают загорелые курортники. Я садился в автобус первым, поэтому водитель вытаскивает мой чемодан в самом конце, рубашкой вытирая пот с лица. Я не видел, как делали остальные, и не знаю, нужно ли оставлять чаевые. Вдруг это считается оскорблением? Выбираю рукопожатие, и водитель выглядит смущенным.

– Gracias! – бормочу и иду в аэропорт. Надо было сказать еще что-нибудь по-испански. Следовало бы знать испанский получше, раз уж мой отец родился в Мексике – но я не знал.

Очередь на досмотр длинная и двигается медленно. Мне звонит мама, но говорить по телефону, когда вокруг столько людей, неловко.

Тогда она присылает мне сообщение… и еще одно, и еще.

«Надеюсь, ты в аэропорту. Ты получил мое последнее сообщение?». Я прямо вижу, как она расхаживает по нашей идеально чистой квартире с телефоном в одной руке, в третий раз за утро протирая шкафы.

Сразу посылаю ей ответ: «Прости, собирал вещи и прощался. Увидимся через несколько часов».

Ее следующее сообщение приходит так быстро, что невольно возникает вопрос, не написала ли она его заранее: «Ты точно в порядке? И просто возвращаешься пораньше ради вечеринки?».

Я оглядываю очередь и глубоко вздыхаю.

«Да, мама. Просто ради вечеринки. Уже на досмотре».

Через миллисекунду: «Окей. Напиши, как сядешь в самолет».

Я закрываю чат с мамой и посылаю одно общее сообщение Келси и Люси, спрашивая адрес, хоть я и был у Люси дома несколько месяцев назад, когда мы делали проект по истории. Моя очередь уже подходит, и я кладу телефон в сумку. Подняв взгляд, вижу, как женщина пытается пройти через рамку металлодетектора, тоже разговаривая по телефону. Она выглядит смущенной, когда охранник заставляет ее повесить трубку. Остальные, кажется, ничем не обеспокоены… если не считать девушку в начале очереди, на которой, клянусь, такая же фланелевая рубашка, как у Келси. Она оборачивается, и наши взгляды на секунду пересекаются. Не задумываясь, я киваю и улыбаюсь, а она улыбается в ответ.

Потрясающая улыбка.

Аэропорт внезапно кажется уже не таким пугающим.

Сам полет кажется уже не таким пугающим, когда я прохожу через ворота и вижу, что девушка летит со мной.