Читать книгу День смерти - Кэти Райх - Страница 8

Меня беспокоил скелет Элизабет. То, что я увидела, просто невероятно, даже Ламанш и тот заметил. Мне не терпелось разрешить загадку, но следующим утром моего внимания потребовал набор крошечных костей у раковины в лаборатории гистологии. Слайды были готовы, и я потратила несколько часов на дело Пелетье.

Не найдя у себя на столе других запросов, в пол-одиннадцатого я позвонила сестре Жюльене, чтобы как можно больше узнать об Элизабет Николе. Я задавала ей те же вопросы, что и отцу Менару, и получала те же ответы. Элизабет – «pure laine». Чистокровная уроженка Квебека. Но никакие бумаги ее родословную не подтверждают.

– А вне монастыря, сестра? Вы проверяли другие архивы?

– A, oui. Я изучала все архивы епархии. У нас есть библиотеки по всей провинции. Я запрашивала материалы из многих монастырей.

Я видела кое-какие из этих материалов. По большей части письма и личные журналы, имеющие отношение к семье. Несколько попыток исторического повествования, но явно непохожих на то, что мой настоятель назвал бы «достойным обзором». Многие представляли собой чисто анекдотические описания, где слух на слухе ехал и слухом погонял.

Я сменила тактику.

– До недавнего времени в Квебеке свидетельствами о рождении занималась церковь, правильно?

Мне рассказывал отец Менар.

– Да. Всего несколько лет назад.

– Но документы на Элизабет так и не нашли?

– Нет. – Пауза. – У нас случилось несколько трагических пожаров за эти годы. В тысяча восемьсот восьмидесятом сестры Непорочного зачатия построили чудесный материнский монастырь на берегу Мон-Ройяля. К несчастью, он сгорел дотла через тринадцать лет. Наш материнский монастырь обрушился в тысяча восемьсот девяносто седьмом. В пожарах мы потеряли сотни бесценных документов.

Она на какое-то время замолчала.

– Сестра, вы не знаете, где еще я могу поискать информацию о рождении Элизабет? Или ее родителей?

– Гм… ну, наверное, можете попробовать в светских библиотеках. Или в исторических обществах. Или в каком-нибудь университете. Семьи Николе и Беланже произвели на свет несколько важных персон французско-канадской истории. Я уверена, что их изучают в историческом аспекте.

– Спасибо, сестра. Так я и сделаю.

– В Макгилле есть профессор, которая занималась исследованиями в наших архивах. Ее знает моя племянница. Профессор изучает религиозные движения и интересуется историей Квебека. Не помню, кто она конкретно, антрополог или историк. Может, она вам что-нибудь подскажет. – Сестра Жюльена замялась. – Конечно, университетские источники отличаются от наших.

Я мысленно согласилась, но промолчала.

– Вы не помните, как ее зовут?

Возникла длинная пауза. Я расслышала чужие голоса на линии, далекие, будто доносившиеся с другого берега озера. Кто-то засмеялся.

– Это было давно, извините. Могу спросить у племянницы, если хотите.

– Спасибо, сестра. Я последую вашему совету.

– Доктор Бреннан, когда вы закончите с останками?

– Скоро. Если все пойдет как надо, я сдам отчет к пятнице. Запишу возраст, пол, расу и другие наблюдения, потом проанализирую, совпадают ли они с данными об Элизабет. Вы можете отослать в Ватикан то, что посчитаете нужным.

– Вы позвоните?

– Конечно. Как только закончу.

На самом деле я уже закончила и точно знала, что будет в отчете. Почему бы не сказать им сейчас?

Мы попрощались, я отключилась, подождала гудка и снова набрала номер. Где-то в городе зазвонил телефон.

– Митч Дентон.

– Привет, Митч. Темпе Бреннан. Ты все еще самый главный босс?

Митч возглавлял кафедру антропологии, которая наняла меня преподавателем на неполный рабочий день, когда я только приехала в Монреаль. С тех пор мы дружим. Он специализируется на французском палеолите.

– Завяз по уши. Хочешь прочитать у нас курс летом?

– Нет, спасибо. У меня к тебе вопрос.

– Давай.

– Помнишь, я говорила тебе о своем археологическом исследовании? Для епархии архиепископа.

– Кандидат в святые?

– Точно.

– Конечно. Лучший случай в твоей практике. Ты нашла ее?

– Да. Но заметила кое-что странное, мне нужно узнать побольше о ее прошлом.

– Странное?

– Неожиданное. Слушай, одна из монахинь сказала, что в Макгилле кто-то занимается исследованием религии и истории Квебека. Не припоминаешь кто?

– Как же, как же! Наша Дейзи Джин собственной персоной.

– Дейзи Джин?

– Для тебя доктор Жанно. Профессор религиоведения и лучший друг студентов.

– Подробности, Митч.

– Дейзи Жанно. Официально работает на кафедре религиоведения, но также читает лекции по истории: «Религиозные движения Квебека», «Древние и современные верования» и тому подобное.

– Дейзи Джин? – повторила я.

– Всего лишь прозвище. Лучше ее так не называть.

– Почему?

– Она может повести себя несколько… странно, говоря твоими словами.

– Странно?

– Неожиданно. Жанно из Дикси, понимаешь?

Я пропустила замечание мимо ушей. Митч из Вермонта. Он так и не смирился с моей южной родиной.

– Почему ты считаешь ее лучшим другом студентов?

– Дейзи проводит с ними все свободное время. Вывозит на экскурсии, дает советы, путешествует с ними, приглашает к себе на обеды. Перед ее дверью постоянно стоит очередь несчастных душ, ищущих утешения и совета.

– Здорово.

Он хотел что-то сказать, но замолчал на полуслове.

– Наверное.

– Доктор Жанно может что-нибудь знать об Элизабет Николе и ее семье?

– Если тебе кто-нибудь и поможет, то только Дейзи Джин.

Митч дал мне ее номер, и мы договорились встретиться в ближайшее время.

Секретарь сказала мне, что доктор Жанно принимает с часу до трех, и я решила зайти после обеда.

Чтобы понять, когда и где можно оставить машину в Монреале, надо обладать аналитическим умом, достойным степени по гражданскому строительству. Университет Макгилла находится в сердце Сентервилля, поэтому, даже если удастся понять, где разрешено парковаться, найти свободное место практически невозможно. Я обнаружила одно на Стенли, где, похоже, можно останавливаться с девяти до пяти с первого апреля по тридцать первое декабря, кроме промежутка с часа до двух по вторникам и четвергам. Районного разрешения не требовалось.

Пять раз дав задний ход и основательно повертев руль, я сумела втиснуть «мазду» между «тойотой» и «олдсмобилем-катлас». Неплохо на крутом подъеме. Вылезая из автомобиля, я почувствовала, что жутко вспотела, несмотря на мороз. Взглянула на бампер – до соседней машины еще около шестидесяти сантиметров. Отлично.

На улице уже не так холодно, как раньше, но скромное потепление принесло с собой повышенную влажность. Столб холодного воздуха повис над городом, небо приобрело цвет старой консервной банки. Пока я шла вниз к Шербруку и на восток, пошел тяжелый мокрый снег. Первые снежинки растаяли, как только коснулись асфальта, следующие задержались, угрожая превратиться в сугробы.

Я потащилась вверх по холму к Мактавишу и зашла в Макгилл через западные ворота. Университет нависал надо мной, серые каменные здания ютились на холме от Шербрука до Доктор-Пенфилда. Люди сновали вокруг, ссутулившись от холода и сырости, закрывшись от снега книгами и пакетами.

Я прошла мимо библиотеки и срезала угол за музеем Редпат. Вышла через восточные ворота, повернула налево и пошла вверх по холму к университету. Ноги устали так, будто я одолела не меньше шести километров по лыжной трассе. Перед Беркс-Холлом я едва не столкнулась с высоким молодым человеком; он шел опустив голову, волосы и очки были покрыты крупными хлопьями снега.

Беркс появился словно из другого времени: готический стиль, резные дубовые стены, огромные соборные окна. Здесь хочется говорить шепотом, а не болтать и обмениваться записками, как в обычных зданиях университета. Вестибюль на первом этаже похож на пещеру, на стенах висят портреты серьезных мужчин, смотрящих сверху вниз с ученой напыщенностью.

Я добавила свои ботинки к коллекции обуви, пачкающей тающим снегом мраморный пол, и шагнула поближе – взглянуть на величественные произведения искусства. Томас Кранмер, «Архиепископ Кентерберийский». Хорошая работа, Том. Джон Баньян, «Бессмертный мечтатель». Времена меняются. Когда я училась, студента, замеченного в абстрактных размышлениях на занятии, называли по имени и стыдили за невнимательность.

Я взобралась по винтовой лестнице на третий этаж мимо двух деревянных дверей на втором – одна ведет в башню, другая в библиотеку. Здесь элегантность вестибюля уступала натиску времени. Краска местами отстала от стен и потолка, то тут, то там не хватало плитки.

Я остановилась оглядеться. Кругом – гнетущая тишина. Слева ниша с двойной дверью, ведущей на балкон. По обе стороны от двери – коридоры, в каждом деревянные двери через определенные промежутки. Я миновала башню и направилась в дальний коридор.

Последний кабинет слева оказался незапертым, но пустым. На табличке изящными буквами выведено: «Жанно». По сравнению с моим кабинетом комната походила на часовню Святого Иосифа. Длинная и узкая, с колоколообразным окном в дальнем конце. Сквозь витраж виднелись административные здания и подъезд к Медикаль-Денталю. Пол из дуба, доски за много лет пожелтели от неутомимых ног.

На каждой стене выстроились в ряды полки с книгами, журналами, блокнотами, видеокассетами, слайдами, кипами бумаг и распечаток. Перед окном – деревянный стол, справа – рабочий компьютер.

Я посмотрела на часы. Двенадцать сорок пять. Еще рано. Я вернулась в коридор и стала рассматривать фотографии на стенах. Теологическая школа, выпуск 1937 года, и 1938-го, и 1939-го. Застывшие позы. Угрюмые лица.

Я добралась до 1942-го, когда появилась девушка. Джинсы, свитер с высоким воротом и шерстяная клетчатая рубашка до колен. Белокурые волосы подстрижены до уровня шеи, густая челка закрывает брови. Ни следа макияжа.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросила девушка по-английски, дернула головой, и челка разлетелась в стороны.

– Да, я ищу доктора Жанно.

– Доктор Жанно еще не пришла, но будет с минуты на минуту. Может, я могу чем-то помочь? Я ее ассистент.

Она стремительно заправила волосы за правое ухо.

– Спасибо, я хотела бы задать доктору Жанно несколько вопросов. Я подожду, если позволите.

– О да, конечно. Думаю, все в порядке. Просто она… не знаю. Она не всех пускает в свой кабинет. – Девушка посмотрела на меня, на открытую дверь и снова на меня. – Я была у ксерокса.

– Ничего страшного. Я подожду здесь.

– Нет, доктор Жанно может задержаться. Она часто опаздывает. Я… – Ассистентка повернулась и оглядела коридор. – Можете посидеть в кабинете. – Снова заправила волосы. – Но не знаю, понравится ли ей это.

Похоже, никак не могла решиться.

– Мне и здесь хорошо. Правда.

Девушка посмотрела мимо меня, потом опять мне в глаза, закусила губу и снова заправила волосы. Она казалась слишком юной для студентки. По виду я дала бы ей лет двенадцать.

– Как, вы сказали, вас зовут?

– Доктор Бреннан. Темпе Бреннан.

– Вы профессор?

– Да, но не здесь. Я работаю в лаборатории судебной медицины.

– В полиции? – Она нахмурилась.

– Нет. В медицинской экспертизе.

– А…

Девушка облизнула губы, посмотрела на часы – единственное свое украшение.

– Ладно, проходите. Я буду с вами, так что, думаю, все в порядке. Я просто ходила к ксероксу.

– Я не хочу причинять…

– Ничего страшного. – Она кивнула на дверь и зашла в кабинет. – Проходите.

Я вошла и села на маленький диванчик, на который мне указала ассистентка. Девушка в дальнем углу комнаты принялась разбирать журналы на полке.

Доносился шум электрического мотора, но я не могла понять откуда. Я огляделась. Никогда не видела, чтобы книги занимали столько места в кабинете. Я пробежала глазами названия.

«Основы кельтской традиции». «Глиняные скрижали, или Новый Завет». «Тайны масонства». «Шаманизм: древние способы достижения экстаза». «Царские ритуалы Египта». «Комментарии Пика к Библии». «Церковь, которая ранит». «Реформа мысли и психология тоталитаризма». «Армагеддон в Уэйко». «Когда времени не станет: пророческие верования в современной Америке». Эклектичная коллекция.

Минуты тянулись медленно. В кабинете было слишком жарко, затылок начинал пульсировать от боли. Я сняла куртку и взглянула на гравюру справа. Обнаженные дети греются у очага, их кожа сияет в свете пламени. Внизу подпись: «„После купания“, Роберт Пил, 1892». Картина напомнила мне о другой такой же, в бабушкиной музыкальной комнате.

Я посмотрела на часы. Час десять.

– Давно вы работаете у доктора Жанно?

Девушка сидела, склонившись над столом.

– Давно? – резко выпрямилась она, услышав мой голос.

Замешательство.

– Вы одна из ее выпускниц?

– Я ее студентка.

Свет из окна очерчивал силуэт девушки. Я не видела черт ее лица, но поза была напряженной.

– Я слышала, она очень привязана к своим студентам.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

Странный ответ.

– Просто любопытно. У меня никогда не хватает времени на студентов вне университета. Доктор Жанно удивительная женщина.

Мое объяснение, кажется, удовлетворило девушку.

– Для многих из нас доктор Жанно больше чем просто учитель.

– Почему вы решили изучать религию?

Она долго не отвечала. Когда я уже решила, что так ничего и не дождусь, медленно заговорила:

– Я встретила доктора Жанно, когда записывалась к ней на семинар. Она… – еще одна длинная пауза; из-за света я не могла увидеть выражения ее лица, – вдохновила меня.

– Как так?

Снова молчание.

– Благодаря ей я захотела поступать правильно. Научиться поступать правильно.

Я не знала, что сказать, но на сей раз девушку не понадобилось подбадривать.

– Она заставила меня понять, что многие ответы уже написаны, просто надо научиться их находить. – Глубокий вздох. – Это трудно, правда трудно, но я начала понимать, какой вред наносят люди миру и что только избранные просвещенные…

Девушка слегка повернулась, и я снова увидела ее лицо: глаза широко распахнуты, губы сжаты.

– Доктор Жанно… Мы просто разговаривали.

В дверях стояла женщина. Не больше пяти футов ростом, темные волосы убраны со лба и туго стянуты в пучок на затылке. Кожа того же орехового цвета, что и стена позади нее.

– Я выходила к ксероксу. Всего на несколько секунд.

Женщина не двигалась.

– Она не оставалась тут одна. Я бы не допустила.

Студентка закусила губу и опустила глаза.

Дейзи Жанно не пошевелилась.

– Доктор Жанно, она хочет задать вам пару вопросов, и я подумала, что ей лучше подождать в кабинете. Она медицинский эксперт. – Голос девушки почти дрожал.

Жанно и не взглянула на меня. Я не понимала, что происходит.

– Я… я раскладывала журналы. Мы просто болтали.

Я заметила на верхней губе ассистентки капельки пота.

Еще секунду Жанно не сводила с девушки глаз, потом медленно повернулась ко мне:

– Вы выбрали не совсем подходящее время, мисс…

Мягкий выговор. Теннесси. Или Джорджия.

– Доктор Бреннан. – Я встала.

– Доктор Бреннан.

– Простите, что я без предварительной записи. Секретарь сказала, что это ваши приемные часы.

Доктор Жанно неспешно изучала меня. У нее были глубоко посаженные глаза с почти бесцветной радужкой, бледность которой подчеркивали накрашенные брови и ресницы. Волосы тоже ненатурального иссиня-черного цвета.

– Ну, – наконец проговорила она, – раз уж вы здесь… Что вы хотели?

Она стояла в дверях не двигаясь. Дейзи Жанно оказалась из тех людей, которые обладают абсолютным спокойствием.

Я рассказала о сестре Жюльене и своей заинтересованности в Элизабет Николе, не раскрывая истинных причин беспокойства.

Жанно немного подумала, потом перевела взгляд на ассистентку. Та без слов положила журналы на стол и вылетела из кабинета.

– Извините мою помощницу, она очень чувствительная. – Доктор Жанно тихо рассмеялась и покачала головой. – Но отличная студентка.

Жанно подошла к стулу напротив меня. Мы сели.

– Это время я обычно приберегаю для студентов, но сегодня, похоже, посетителей не будет. Не хотите чая?

Ее голос был медовым, как у дамы, вернувшейся домой из кантри-клуба.

– Нет, спасибо. Я только что пообедала.

– Вы медицинский эксперт?

– Не совсем. Я судебный антрополог при кафедре Университета Северной Каролины в Шарлотте. Здесь даю консультации следователю.

– Шарлотт – прелестный город. Я часто туда ездила.

– Спасибо. Наш городок очень отличается от Макгилла, он более современный. Завидую вашему прекрасному кабинету.

– Да. Здесь мило. Беркс датируется тысяча девятьсот тридцать первым годом, изначально он назывался Богословским отделением. Здание принадлежало Объединенным теологическим колледжам, пока его не приобрел Макгилл в тысяча девятьсот сорок восьмом. Вы знали, что Богословская школа – один из старейших факультетов в Макгилле?

– Нет.

– Конечно, теперь мы называемся факультетом теологии. Значит, вас заинтересовала семья Николе.

Жанно скрестила ноги и откинулась назад. Меня беспокоили ее бесцветные глаза.

– Да. Мне особенно хотелось бы узнать, где родилась Элизабет и чем тогда занимались ее родители. Сестра Жюльена не смогла найти свидетельство о рождении, но уверена, что Николе родилась в Монреале. По ее словам, вы можете мне подсказать, где продолжить поиски.

– Сестра Жюльена… – Жанно снова засмеялась, как будто вода зажурчала по камням. Потом стала серьезной. – О членах семей Николе и Беланже много написано. В нашей библиотеке есть богатый архив исторических документов. Вы там обязательно что-нибудь найдете. Можете попытать счастья в архивах провинции Квебек, в Канадском историческом обществе и публичных архивах Канады.

Мягкие южные нотки приобрели почти механический оттенок. Я превратилась во второкурсницу, пишущую исследовательскую работу.

– Можете проверить журналы: «Отчет Канадского исторического общества», «Годовой канадский обзор», «Отчет Канадских архивов», «Канадский исторический обзор», «Работы литературного и исторического общества Квебека», «Отчет архивов провинции Квебек», «Работы Королевского общества Канады». – Ее речь стала похожа на запись. – И конечно, есть сотни книг. Я сама очень мало знакома с этим периодом истории.

Наверное, я выдала свои мысли выражением лица.

– Не отчаивайтесь. Вам просто нужно время.

Я никогда не найду столько часов, чтобы пролистать такое количество литературы. Я решила сменить тактику.

– Вы не знакомы с обстоятельствами рождения Элизабет?

– Нет. Как я уже говорила, это не тот период, по которому я проводила исследования. Я знаю, кто она, конечно, и что она сделала во время эпидемии оспы в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году. – Жанно немного помолчала, тщательно подбирая слова. – Я работаю над мессианскими движениями и новыми системами верований, а не над классическими церковными религиями.

– В Квебеке?

– Не только. Семью хорошо знали в свое время. – Она вернулась к Николе. – Так что вам лучше посмотреть старые статьи. Тогда существовало четыре ежедневных газеты на английском языке: «Газета», «Стар», «Геральд» и «Уитнес».

– Их можно найти в библиотеке?

– Да. Конечно, там есть и французская пресса: «Ля Минерв», «Ле монд», «Ля патри», «Летендард» и «Ля пресс». Французские газеты пользовались меньшей популярностью, чем английские, и были немного тоньше, но там, скорее всего, тоже печатали объявления о рождении.

Я не подумала об отчетах в прессе. Все-таки с ними вроде легче справиться.

Она объяснила, где газеты загружены на микрофильмы, и пообещала написать мне список источников. Потом мы начали разговаривать на другие темы. Я удовлетворила любопытство Жанно насчет моей работы. Мы обменялись опытом – две женщины-профессора в мужском мире университета. Вскоре в дверях появилась студентка. Жанно постучала по часам и подняла пять пальцев. Девушка исчезла.

Мы поднялись одновременно. Я поблагодарила ее, надела куртку, шляпу, шарф и уже уходила, когда Жанно остановила меня вопросом:

– Вы придерживаетесь какой-то религии, доктор Бреннан?

– Меня воспитали в римско-католической вере, но сейчас я не принадлежу к Церкви.

Прозрачные глаза заглянули в мои.

– Вы верите в Бога?

– Доктор Жанно, иногда я не верю даже в завтрашний день.

Потом я завернула в библиотеку и целый час просматривала исторические книги в поисках индекса Николе или Беланже. Нашла несколько, где упоминалось одно или другое имя, и проверила источники, благо я все еще обладала факультетскими привилегиями.

Когда я вышла на улицу, уже стемнело. Падал снег, пешеходы шли либо по дороге, либо по узеньким тропинкам на тротуарах – осторожно, мелкими шажками, опасаясь провалиться по щиколотку. Я тащилась за парочкой – девушка впереди, парень сзади, его руки у нее на плечах. Завязки на рюкзаках болтались из стороны в сторону в такт раскачиванию бедер, когда они пытались не сойти с тропинки. Время от времени девушка останавливалась и ловила снежинки языком.

С заходом солнца температура упала, и, когда я добралась до машины, ветровое стекло уже покрылось льдом. Я достала скребок и убрала замерзший снег, проклиная свою страсть к перемене мест. Любой здравомыслящий человек сидел бы сейчас на пляже.

По дороге домой я проигрывала сцену в кабинете Жанно, пытаясь разгадать странное поведение ассистентки. Почему она так нервничала? Похоже, девушка испытывала перед Жанно священный ужас, выходящий за рамки обычного уважения к преподавателю. Она трижды упомянула о своем походе к ксероксу, но в коридоре у нее не было никаких бумаг. Я вдруг поняла, что даже не спросила имени ассистентки.

Я подумала о Жанно. Она такая любезная, такая невозмутимая, будто привыкла повелевать любой аудиторией. Я представила ее проницательные глаза, не вязавшиеся с крошечным телом и тихой, мягкой, медлительной речью. Она заставляла меня чувствовать себя студенткой. Почему? И тут я вспомнила. Жанно постоянно смотрела в глаза. Да еще и сверхъестественная радужка сбивала с толку.

Дома я обнаружила два сообщения. Первое заставило слегка понервничать. Гарри записалась на свои курсы и собиралась стать современным гуру духовного здоровья.

Второе породило глубоко в груди леденящий холод. Я слушала и наблюдала, как на стене моего сада собирается шапка снега. Новые снежинки ложились поверх серых предшественниц, как новорожденная невинность на прошлогодние грехи.

– Бреннан, если ты дома, подними трубку. Это важно.

Пауза.

– Дело в Сен-Жовите получило новый оборот. – В голосе Райана – печаль. – Мы обыскали хозяйственные постройки и обнаружили еще четыре тела за лестницей.

Он глубоко затянулся, выпустил дым.

– Двое взрослых и два ребенка. Они не обгорели, но зрелище жуткое. Я никогда такого не видел. Не хочу углубляться в подробности, но в игре появились новые, чертовски неприятные обстоятельств. Увидимся утром.