Читать книгу Инкарцерон - Кэтрин Фишер - Страница 3

Дуб, похоже, был настоящий, только специально состаренный. Подобрав юбку, она легко взбиралась по огромным ветвям все выше. Трещали сучья, марал пальцы зеленый лишайник.

– Клодия! Уже четыре часа! – визгливо крикнула Элис откуда-то из розового сада.

Клодия сделала вид, что не услышала, раздвинула листву и выглянула наружу.

С высоты она видела всю усадьбу: огород, теплицы и оранжереи, корявые яблони в саду, амбары, в которых зимой устраивались танцы. Видела просторные зеленые лужайки, спускавшиеся к озеру, и полосу буков, за которыми скрывалась тропинка на Хитеркросс. Дальше, к западу, дымились трубы фермы Элтана, на холме Эрмер возвышалась колокольня старой церкви, увенчанная сверкающим флюгером. Еще дальше на мили и мили простирались обширные земли поместья Смотрителя: луга, деревни, дороги, туманная дымка над реками – словно сине-зеленое лоскутное одеяло.

Она облокотилась о ствол и вздохнула. Какая мирная картина, столь совершенная в своем обмане. Как тяжело будет покинуть все это.

– Клодия! Поторопись!

Теперь голос звучал тише. Видимо, нянька убежала обратно к дому – беспокойно захлопали крыльями голуби, словно кто-то поднимался по ступеням мимо голубятни. Куранты на конюшне начали отбивать время, жаркий день наполнился перезвоном.

Сквозь знойное марево Клодия заметила на тракте карету.

Девушка поджала губы. Что-то он рано.

Даже с такого расстояния было видно, как из-под колес черного экипажа поднимаются клубы дорожной пыли. Четыре вороных коня в упряжке и восемь всадников свиты. Клодия тихонько фыркнула. Смотритель Инкарцерона даже путешествует с шиком. На дверцах кареты красовался его герб, длинный флажок трепыхался на ветру. На передке сражался с упряжью кучер в черно-золотой ливрее, отчетливо слышался посвист хлыста.

Она сидела очень тихо. Пищала, перепрыгивая с ветки на ветку, неведомая пичуга – и наконец устроилась в листве неподалеку от Клодии. Выдала короткую мягкую трель. Наверное, какой-то зяблик.

Карета подъехала к деревне. Из кузни выглянул кузнец, стайка детей выбежала из сарая. Собаки ответили громким лаем на грохот копыт кавалькады. Кони плотно сбились, въезжая в узкий проход между нависающими домами.

Клодия достала из кармана визор. Он был вне Эры и вне закона, но это не имело значения. Натянув визор на глаза, она переждала краткий головокружительный миг привыкания к линзам, а потом изображение увеличилось. Теперь она видела всадников во всех подробностях: отцовский управляющий Гаррх на чалой лошадке; загадочный секретарь Лукас Медликоут; вооруженная охрана в пестрых костюмах.

Визор был так хорош, что она почти прочитала по губам кучера ругательство. Сигнальщики на мосту дали отмашку, и Клодия поняла, что отряд уже достиг рва и дворцовых ворот. Мистрис Симми бежала к выходу с кухонным полотенцем в руке, разгоняя суетливых кур.

Клодия нахмурилась и сняла визор, спугнув птичку. Мир вернулся на свои места, карета снова уменьшилась.

– Клодия! Они уже здесь! Иди же переодеваться! – запричитала Элис.

На какое-то мгновение она позволила себе подумать, что никуда не пойдет. С удовольствием представила, как у него на глазах спускается с дерева и предстает перед ним во всей красе – с растрепанными волосами и в старом зеленом платье с разодранным подолом. Отец, конечно, разозлится, но ничего не скажет. Наверное, если бы она заявилась голой, он ничего бы не сказал. Лишь: «Клодия, моя дорогая». И холодный поцелуй в щеку.

Она развернулась на ветке и начала спускаться, гадая, получит ли подарок. Обычно получала. Что-нибудь дорогое, изящное, выбранное за него одной из придворных дам. В прошлый раз это была хрустальная птица в золотой клетке, издававшая пронзительные визгливые трели. Хотя в поместье и без того хватало птиц, в основном настоящих, – они летали повсюду, шумно выясняли отношения и щебетали под застрехами.

Спрыгнув, Клодия побежала через лужайку к широким каменным ступеням. Дворец вырастал у нее перед глазами: нагретые солнцем камни, багряные цветы глицинии, оплетавшей башенки и кривые углы, три изящных лебедя на темной глади глубокого крепостного рва. На крыше ворковали и самодовольно семенили голуби, время от времени перелетая на угловые башни и прячась в кучках соломы, собранных в амбразурах и бойницах многими поколениями их предшественниц. Ну или предполагалось, что это так.

Открылось окно. Элис выдохнула в панике:

– Где ты была? Ты что, не слышишь?

– Все я слышу, успокойся.

Когда она взбегала по ступеням, карета уже громыхала по бревнам моста. А потом Клодию поглотил прохладный полумрак дома, пахнущий розмарином и лавандой. Из кухни выскочила служанка, присела в торопливом реверансе и исчезла. Клодия взлетела вверх по лестнице.

В ее комнате Элис вытаскивала из шкафа громоздкий наряд. Шелковая нижняя юбка, синее с золотом платье, корсаж. Стоя посреди комнаты и позволяя напяливать на себя роскошные неудобные одежды и затягивать шнурки, Клодия ненавидела клетку, в которую ее запихивали. Через нянькино плечо она бросила взгляд на хрустальную птичку, разинувшую клюв в своей крошечной тюрьме, и скорчила ей рожицу.

– Стой спокойно.

– Я и стою.

– Полагаю, ты была с Джаредом.

Клодия пожала плечами. Настроение стремительно портилось, и ничего не хотелось объяснять.

Корсаж был слишком тесным, но она привыкла. Элис безжалостно причесала и уложила под жемчужную сетку волосы, вспыхнувшие искрами статического электричества от соприкосновения с бархатом платья. Запыхавшаяся нянька сделала шаг назад.

– Ты намного симпатичнее, когда не глядишь волком.

– Как хочу, так и гляжу, – огрызнулась Клодия.

Потом повернулась к двери, неся на себе платье.

– Когда-нибудь я завизжу, заору и завою прямо ему в лицо.

– Не думаю.

Элис спрятала старое зеленое платье в шкаф. Глянула на себя в зеркало, заправила под чепец выбившиеся седые пряди, достала косметическую палочку, открутила колпачок и сноровисто удалила морщинку под глазом.

– Кто меня остановит, если я стану королевой?

– Он, – парировала нянька. – И ты боишься его точно так же, как любой другой.

Правда. Степенно сходя по лестнице, Клодия знала, что это всегда было правдой. Ее существование делилось на две части: время, когда отец был дома, и время, когда он отсутствовал. И такой двойной жизнью жила не только она, но и все слуги, все поместье, весь мир.

Идя по деревянному полу между двумя рядами истекающих потом, затаивших дыхание садовников, молочниц, лакеев, факельщиков к карете, остановившейся на мощеном дворе, она размышляла, знает ли об этом отец. Возможно. Вряд ли что-то могло ускользнуть от его внимания.

Она остановилась на ступенях. Фыркали кони, в замкнутом пространстве двора перестук их копыт оглушал. Кто-то крикнул, старый Ральф поспешил вперед, два напудренных ливрейных лакея спрыгнули с запяток, открыли дверь и развернули ступеньки.

Какое-то мгновение проем был пуст.

Затем за дверцу ухватилась рука, показалась темная шляпа, плечи, башмак, черные бриджи.

Джон Арлекс, Смотритель Инкарцерона, выпрямился и небрежно отряхнул дорожную пыль перчатками.

Высокий, статный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой, в камзоле и жилете из великолепной парчи. Клодия не видела его полгода, но он ничуть не изменился. Любой другой человек в его звании постарался бы стереть следы возраста с лица, но он, казалось, вообще не пользовался косметической палочкой. Взглянув на дочь, Джон благосклонно улыбнулся. В темных волосах, стянутых черной лентой, серебрилась элегантная седина.

– Клодия. Прекрасно выглядишь, дорогая.

Шагнув вперед, она присела в глубоком реверансе, но рука отца подняла ее, и Клодия ощутила на щеке ледяной поцелуй. Прикосновение его пальцев – всегда холодных и чуточку влажных – было неприятным, и, словно сознавая это, он обычно носил перчатки даже в теплую погоду. Интересно, находит ли он, что дочь изменилась?

– Вы тоже, отец, – пробормотала она.

Секунду он смотрел на нее – взгляд серых глаз, как всегда, тверд и ясен, – затем обернулся.

– Позволь представить тебе нашего гостя. Королевский канцлер, лорд Эвиан.

Карета покачнулась, и на свет божий протиснулся невероятно толстый человек, распространяя крепкий, почти осязаемый аромат духов. Клодия спиной почувствовала интерес слуг. Сама же она испытывала лишь смятение.

Канцлер был одет в синий шелковый камзол, на шее красовался плоеный воротник, такой высокий, что было непонятно, как его владельцу вообще удается дышать. Гость, несмотря на багровое лицо, отвесил весьма самоуверенный поклон и улыбнулся с тщательно продуманной любезностью:

– Миледи Клодия. В последний раз, когда я вас видел, вы были совсем крошкой. Какое наслаждение встретиться с вами вновь.

Она не ждала визитеров. Главную гостевую комнату заполнял собой недошитый шлейф свадебного платья, уютно расположившийся на разобранной кровати. Нужно потянуть время.

– Большая честь для нас, – откликнулась она. – Не желаете ли пройти в гостиную, подкрепиться сидром и свежими кексами после путешествия?

Остается надеяться, что они согласятся. Поворачиваясь, она отметила, что трое слуг испарились, а оставленные ими пробелы в рядах быстро заполнились. Отец одарил ее прохладным взглядом и поднялся по ступеням, снисходительно кивая кланяющимся и опускающим глаза слугам.

Старательно держа на лице улыбку, Клодия быстро обдумала ситуацию. Эвиан – человек королевы. Ведьма, наверное, прислала его на смотрины. Ну что же, невеста не против – она годами к этому готовилась.

Отец остановился у двери:

– А где Джаред? Надеюсь, у него все хорошо?

– Полагаю, он занят какой-то очень тонкой технологической процедурой. Возможно, даже не заметил, что вы приехали.

Так оно и было, но прозвучало как извинение. В раздражении от его морозной улыбки, подметая юбками голые доски пола, она повела отца и канцлера в гостиную – мрачную комнату, обшитую деревянными панелями и обставленную сервантом из красного дерева, резными стульями и разборным столом. С облегчением обнаружила на усыпанном розмарином и лавандой столе кувшины с сидром и блюда с медовыми кексами.

– Чудесно, – промолвил лорд Эвиан, принюхиваясь к приятным запахам. – Даже при Дворе не всегда соблюдают достоверность.

«Наверное, потому, что большинство декораций при Дворе создано на компьютерах», – сладко пропела она про себя, а вслух заметила:

– Мы в поместье Смотрителя гордимся тем, что у нас все соответствует Эре. Дом по-настоящему древний. Его полностью восстановили после Годов Гнева.

Отец промолчал. Он уселся на резной стул во главе стола, мрачно наблюдая, как Ральф наливает сидр в серебряные кубки. Руки старика задрожали, поднимая поднос.

– Добро пожаловать домой, сэр.

– Рад тебя видеть, Ральф. Думаю, в бровях не помешало бы чуть больше седины. И парик бы пышнее, больше пудры.

Ральф поклонился:

– Я безотлагательно этим займусь, Смотритель.

Хозяин внимательно изучал комнату. Забеспокоившись, что от его взгляда не ускользнет ни единственный кусок пластигласа в уголке оконного проема, ни искусственная паутина на лепном потолке, Клодия поспешила начать светскую беседу:

– Как поживает ее милостивое величество, милорд?

– Королева пребывает в отменном здравии, – сказал Эвиан с набитым ртом. – Чрезвычайно занята приготовлениями к вашей свадьбе. Ожидается великолепное празднество.

– Но несомненно… – нахмурилась Клодия.

Он махнул пухлой рукой:

– Конечно, у вашего отца не было времени рассказать вам, что планы изменились.

– Изменились? – Клодия похолодела.

– Ничего ужасного, дитя, не о чем беспокоиться. Сдвигается дата, вот и все. Граф вернулся из Академии.

Она постаралась держать себя в руках, не показывая тревоги. Но видимо губы все-таки напряглись, а костяшки пальцев побелели, потому что отец плавно встал и обратился к слуге:

– Проводи его светлость в комнату, Ральф.

Старый слуга поклонился и распахнул скрипучую дверь. Эвиан неловко поднялся, с камзола дождем посыпались крошки и, упав на пол, испарились с краткими вспышками.

Клодия мысленно ругнулась: черт, это тоже не пройдет незамеченным.

Отец и дочь молчали, прислушиваясь к тяжелым шагам по певучим ступеням, почтительному бормотанию Ральфа и гудению толстяка, искренне восхищавшегося лестницей, картинами, китайскими вазами, дамасскими драпировками. Когда голоса постепенно затихли где-то в залитых солнцем покоях дома, Клодия взглянула на отца:

– Вы перенесли дату свадьбы.

Он поднял бровь:

– В этом году, в следующем – какая разница? Ты знала, что это произойдет.

– Я не готова…

– Ты уже давно готова.

Он шагнул к ней. Серебряный кубик на цепочке часов сверкнул в луче света. Клодия попятилась. Если бы отец сбросил официальную сдержанность Эры, стало бы совсем невыносимо: исходящая от него угроза леденила кровь. Но он держался в рамках.

– Позволь объяснить. В прошлом месяце пришло послание от сапиентов. Они сыты по горло твоим женихом и… попросили его покинуть Академию.

– За что? – нахмурилась она.

– Обычные пороки. Выпивка, наркотики, буйство, беременные служанки. Извечные грешки молодых идиотов. Образованием он не интересуется. Да и зачем? Он же граф Стинский и в восемнадцать лет станет королем.

Он подошел к обшитой панелями стене и взглянул на портрет веснушчатого толстощекого семилетнего мальчика в гофрированном коричневом камзольчике.

– Каспар, граф Стинский. Наследный принц Королевства. Превосходные титулы. Его лицо не изменилось, не правда ли? Тогда он был всего лишь наглецом. Теперь он ленив, никчемен, груб и полагает, что ему подвластно все. – Смотритель повернулся к дочери. – Твой будущий муж – крепкий орешек.

Она пожала плечами, прошелестев платьем:

– Я с ним справлюсь.

– Конечно справишься. Я все для этого сделал.

Он приблизился и впился в Клодию оценивающим взглядом. Та смотрела ему прямо в глаза.

– Я создал тебя для этого замужества, Клодия. Наделил вкусом, умом и бессердечием. Ты получила самое строгое и полное образование, лучшее в Королевстве. Языки, музыка, фехтование, верховая езда – я взращивал любую способность, которая проявлялась у тебя хотя бы намеком. Расходы – ничто для Смотрителя Инкарцерона. Ты наследница огромных поместий. Я вскормил тебя как королеву, и ты ею станешь. В каждой семейной паре один ведет, второй следует. И хотя с династической точки зрения для графа это мезальянс, лидером будешь ты.

Она подняла глаза на портрет:

– Каспара я приструню. Но его мать…

– Королеву предоставь мне. Мы с ней понимаем друг друга.

Он взял ее за руку, слегка сжав безымянный палец. Она застыла, стараясь сохранить спокойствие.

– Будет не так трудно, – прошептал он.

Из окна в раскаленную тишину комнаты ворвалось голубиное воркование.

Она осторожно высвободила руку и собралась с силами:

– Итак, когда?

– На следующей неделе.

– На следующей неделе?!

– Королева уже начала приготовления. Через два дня мы уезжаем во дворец. Убедись, что готова.

Клодия промолчала. Она чувствовала себя опустошенной, оглушенной.

Джон Арлекс направился к двери:

– Ты здесь неплохо справлялась. Эра соблюдается безупречно, если не считать этого окна. Пусть переделают.

– Как жизнь при дворе? – спросила она, не двигаясь.

– Утомительна.

– А ваша работа? Как Инкарцерон?

Долю секунды он молчал. Сердце гулко билось в ее груди. Потом обернулся и ответил с холодным любопытством:

– Тюрьма в совершенном порядке. Почему ты спрашиваешь?

– Просто так.

Клодия постаралась улыбнуться, умирая от желания узнать, как он отслеживает жизнь Тюрьмы и где она находится, поскольку шпионы докладывали, что отец ни разу не покидал королевского дворца. Впрочем, тайны Инкарцерона теперь – самая малая из ее тревог.

– Ах да, чуть не забыл.

Он подошел к столу и открыл кожаную сумку:

– Я привез тебе подарок от будущей свекрови.

Вытащил и поставил на стол какой-то предмет. Шкатулка из сандалового дерева, перетянутая лентой.

Клодия неохотно наклонилась, но он сказал:

– Погоди.

Достал палочку-сканер, провел над шкатулкой – на поверхности вспыхнула и погасла череда картинок.

– Безопасно. Открывай.

Он спрятал палочку.

Клодия подняла крышку. Внутри оказалась эмалевая миниатюра в рамке из золота и жемчужин. Черный лебедь на глади озера, эмблема ее семьи. Она достала картину, против своей воли залюбовавшись нежной переливчатой синью воды и элегантным изгибом птичьей шеи.

– Какая прелесть!

– Да, но смотри дальше.

Лебедь двигался. Сначала как будто мирно скользил, но вдруг взлетел, хлопая великолепными крыльями. Из-за деревьев вылетела стрела и пронзила грудь птицы. Та открыла золотой клюв и запела – жуткий, ненатуральный звук. Потом рухнула в воду и исчезла.

– Действительно прелесть! – заметил Смотритель с ядовитой улыбкой.