Читать книгу Ключ - Кэтрин Хьюз - Страница 6

Ноябрь 1956 года

Она вспомнила прошлый раз, когда ей тоже пришлось проходить через эти ворота и пробираться по избитой дороге к пугающе огромному зданию. Тогда она тоже жутко нервничала – во рту пересохло так, что было не облизать потрескавшиеся губы. Она подняла голову и посмотрела на синее небо, которое посветлеет только через час. Пока стоял ночной туман, а зеленая трава сияла инеем. Она поглубже запахнула накидку и сделала глубокий выдох, который превратился в пар.

Из-за поворота показалось величественное здание с взмывающей в небо водонапорной башней, и к нервному состоянию примешалась едва заметная капелька восторга. В первый день занятий преподаватель сказал им, что все сумасшедшие дома Викторианской эпохи строились вдали от людских глаз, в окружении высоких стен, к которым всегда вела длинная извилистая дорога. Она выросла в тени Эмбергейта или, как все его называли, «Большого дома», и слышала за эти годы немало ужасных историй. В воображении юной девушки пациенты представлялись полуголыми заросшими волосами дикарями с безумными глазами. Они прятались по кустам и изрыгали нечленораздельные вопли, а изо рта у них текла слюна. В ее семье никто точно не знал, что происходит за теми стенами, но Эллен прекрасно помнила, что говорила мама, когда ругала ее или младшего брата: «Вы оба меня до Эмбергейта доведете». Или, если они совсем расходились в шалостях, она говорила: «Если не будете хорошо себя вести, позову сюда людей в белых халатах, и они заберут вас в Большой дом». Даже хорошая взбучка была гораздо более желанна, чем эта ужасная участь.

У главного входа ее мысли переключились на всех несчастных, заключенных на территории этого огромного склада для сумасшедших. Про многих давно забыли даже их родные. Она решительно сжала губы, прибавила шагу и поднялась по каменным ступенькам. Нажав на звонок, услышала его резкий и долгий звук. Не успела она поправить шляпку, как дверь открыла миниатюрная женщина в твидовом костюме и оглядела ее поверх очков.

– Доброе утро, – сказала она, подняв брови. – Вас зовут?

– О… доброе утро. Меня зовут Эллен. Эллен Кросби.

Женщина приоткрыла дверь пошире, чтобы Эллен могла переступить через порог. В нос ударил больничный запах дезинфицирующих средств и переваренной капусты. Воспоминания о последнем посещении этого места накатили на нее с новой силой. Это был день вступительного экзамена, и ее привели в кабинет в самом конце бесконечного коридора. Там было ужасно душно, а единственными звуками было царапание ее ручки по бумаге и гидравлические удары в трубах.

Ей удалось справиться только с двумя третями заданий, поэтому она была удивлена, получив через несколько недель письмо с предложением пройти стажировку медсестрой. Возможно, это было как-то связано с тем, что кроме нее других желающих сдать экзамен не было. Перед этим она четыре года отработала на фабрике по производству одежды, где был достойный заработок, но длинный рабочий день и монотонный труд. Ее мать очень ценила вклад дочери в семейный бюджет, но при этом знала, что Эллен с детства лелеет мечту стать медсестрой. К шестому дню рождения дочери миссис Кросби сшила ей медицинскую форму, и девочка две недели носила ее не снимая. Достать ткань в военные годы было непросто, и миссис Кросби решила пожертвовать старой наволочкой и голубой блузкой, которая видала лучшие времена, но вполне могла послужить еще несколько лет. И именно миссис Кросби оставила на кухонном столе газету, открытую на странице с вакансиями. Она обвела красным кружком объявление, где в психиатрическое отделение требовались студенты без законченного образования. Это должно было заставить насторожиться.

– Вы начинаете в крыле F10. Долгосрочники.

Эллен недоуменно смотрела на женщину, которая успела взять папку.

– Что? О, простите. Да, конечно. Куда мне идти?

– Сейчас я кого-нибудь позову, и вас проводят. Пока подождите здесь.

Она указала на деревянную скамейку. Эллен села на краешек и поставила сумку на колени. Утром она так нервничала, что не смогла позавтракать, и теперь в желудке урчало так громко, что эхо раздавалось по всей комнате. Она стала искать в кармане леденец, чтобы успокоить желудок.

– Сестра-стажер Кросби?

Полная женщина с одутловатым лицом протянула ей обветренную руку. Эллен пожала ее и почувствовала, что мозолистая ладонь больше напоминает промышленную кожу, а не человеческую.

– Да, это я. Как поживаете?

– Очень хорошо, спасибо. Я сестра Уинстенли. Зовите меня просто сестра, хорошо? Следуйте за мной.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и пошла в том направлении, откуда пришла. Эллен поспешила за ней, удивляясь, как женщина такой комплекции может передвигаться настолько быстро – так, что ляжки трутся друг о друга.

Кабинет сестры находился в конце палаты, и по пути Эллен украдкой косилась на тех, кто лежал на кроватях справа и слева. Никакого личного пространства у пациентов не было – прикроватные шторы отсутствовали, да и между самими кроватями было не более полуметра. Несмотря на безукоризненную чистоту, стоял затхлый запах – явно от тел под одеялами.

– Присаживайтесь, – сказала сестра скорее командным, чем приглашающим тоном и указала на стул напротив своего стола. – Вы завтракали сегодня?

– Нет, не смогла, – покачала головой Эллен.

– Скажите, как вы предполагаете выдержать 14-часовую смену на голодный желудок?

– Я не смогла ничего проглотить, я слишком…

Сестра жестом остановила ее.

– Только не говорите, что вы нервничали. У нас здесь не место для пугливых. Вы должны быть сильной, вести себя с пациентами властно, и начинать нужно прямо сейчас. – Она стукнула кулаком по столу так, что задребезжала чашка на блюдце. – Забудьте те полтора месяца, что провели в училище. Это все ерунда. А вот теперь вы прибыли в настоящую шахту. – Она сделала длинную паузу, дав Эллен возможность осознать ее слова. – Вы уверены, что у вас хватит кишок?

Эллен выпрямилась на стуле и решительно подняла подбородок.

– Да, сестра, хватит, – твердым голосом произнесла она.

Сестра смотрела на нее несколько секунд, и в ее нахмуренных бровях читалось легкое сомнение.

– Хорошо, значит, мы поладим, – сказала она с некоторым подобием улыбки и встала. – Как насчет пары вареных яиц?

Эллен тщательно выскоблила остатки белка с внутренней поверхности яичной скорлупы и почувствовала, что в дверях кто-то стоит. Сестра в другом конце палаты отчитывала пациентку за то, что та делала дела над горшком стоя, а не сидя. Эллен повернула голову и улыбнулась пациентке, которая тем временем подошла поближе.

– Доброе утро. Я сестра Кросби. А вы?

Пожилая женщина с желтыми белками глаз и темно-синими зрачками смотрела куда-то сквозь нее. Рот у нее запал под беззубые челюсти, она была похожа на исхудавшую гаргулью. Эллен встала и взяла ее за покрытую пятнами руку. У нее была настолько прозрачная кожа, что вены под ней напоминали карту рельефа местности.

– Вам что-нибудь принести?

Женщина продолжала неподвижно смотреть в одну точку, не давая никакого ответа. Ее тонкая хлопковая ночная рубашка расстегнулась и обнажила переднюю часть тела. Эллен застегнула ее, заботясь о приличиях. Пациентку, в отличие от Эллен, они уже вряд ли волновали.

В дверях появилась сестра Уинстенли со свирепым выражением лица.

– Сколько можно повторять? Нельзя вставать без разрешения! – негодовала сестра, хватая пациентку за руку. – Возвращайтесь в постель, Герти. Сейчас принесу вам зубы. Иногда они совсем от рук отбиваются! – посетовала она, повернувшись к Эллен.

Не сказав ни слова, женщина поплелась к кровати, держась за стену. Шла она, сильно хромая и подтаскивая левую ногу.

– Почему она здесь? – спросила Эллен.

– Старая Герти? Не имею ни малейшего понятия, – пожала плечами сестра. – Мне нет до этого дела. Надо посмотреть. Она здесь уже сорок с лишним лет, если не ошибаюсь, и я ни разу не слышала от нее ни одного слова.

Эллен быстро посчитала в уме.

– Вы хотите сказать, она поступила сюда еще до войны? До Первой мировой?

Сестра потерла подбородок и смерила Эллен недоуменным взглядом.

– Ей обеспечен хороший присмотр, ее кормят три раза в день, купают по возможности, выводят гулять, когда есть время.

– Вы говорите о ней, как о собаке.

– Слушайте, стажерка Кросби! – Она встала, уперев руки в бока. – Сегодня ваш первый день, поэтому на первый раз прощаю. Но вы должны понимать, что многие наши пациенты не смогут выжить вне стен больницы. Их пребывание здесь обоснованно, и будет крайне жестоко вышвырнуть их отсюда. Они и дня не продержатся.

– Но…

– Хватит. Вы начинаете испытывать мое терпение. У меня нет времени стоять и разглагольствовать по этому поводу! – Она провела руками по жесткому накрахмаленному фартуку и немного смягчила тон. – Поймите, мы делаем для них все, что в наших силах. Где бы сейчас была Герти, если бы не мы?

Эллен бросила взгляд на пациентку, сидевшую на краешке кровати и ковырявшую ноготь. Она снова расстегнула завязки на ночной рубашке, выставив наготу на обозрение всей палаты.

– Отведете Герти в туалет? – спросила сестра.

– Да, это я смогу, – кивнула Эллен.

– Только не сидите там полдня. У нас тридцать с лишним пациентов, и всех нужно поднять и одеть к завтраку.

Эллен подошла к Герти, помогла встать с кровати и обвила ее руку своей.

– Герти, давайте сходим в ванную, хорошо?

Ответа не было. Они пришли в туалетную комнату, и Эллен указала ей на одну из кабинок.

– Эта подойдет?

Герти тихо зашла в кабинку задом, задрала ночнушку и уселась на унитаз.

Эллен вдруг поняла, что дверей у кабинок нет. Ей хотелось обеспечить Герти некое подобие личного пространства, поэтому она отвернулась и стала поправлять полотенца. В раковинах лежали потрескавшиеся грязные куски карболового мыла, и она решила, что попросит их заменить. Услышав, что Герти выходит из кабинки, Эллен повернулась.

– Все? Сейчас я только смою… Боже, что это у вас? – замерла она, не в силах вымолвить ни слова.

Ладонь Герти, передняя половина ночнушки и стенки кабинки были перепачканы коричневыми разводами.

– Что? О, Герти, какая грязь… Герти!

В училище их к такому не готовили. Она схватила пациентку за руки, подставила их под струю горячей воды и намылила этим странным мылом. Намочив горячей водой висевшее на вешалке полотенце, Эллен принялась вычищать стены кабинки. От запаха ее чуть не стошнило, и она задышала одним ртом. Как же она сожалела о съеденных только что яйцах!

– Герти, это было очень некрасиво! – отчитала она пожилую женщину, прекрасно понимая, что такое обращение больше подошло бы ребенку.

В двери показалась голова сестры.

– Что вы здесь копаетесь так долго? Я же сказала, у нас… – Увидев коричневые разводы на ночнушке Герти, она покачала головой. – Вы что, спиной к ней повернулись?

Эллен закусила губу и кивнула.

– Не хотела нарушать ее личные границы.

Сестра вздохнула.

– У нас не просто так нет дверей в кабинках. С этих чудиков нельзя ни на секунду сводить глаз.

Эллен усиленно моргала, чтобы не заплакать.

– Простите. Больше этого не повторится.

Сестра улыбнулась.

– Вижу, вы хорошенько усвоили урок, поэтому больше к этому возвращаться не будем.

– Спасибо, сестра. Еще раз простите.

– Настанет день, и вы будете вспоминать об этом происшествии со смехом, поверьте мне. Но это случится не сегодня. Так, идем. Хоп-хоп! – сказала она, хлопая в ладоши.

К восьми утра все пациенты, одетые в одинаковые бесформенные коричневые балахоны, сидели за длинным обеденным столом. Посередине стояла горка поджаренного хлеба. Десятки рук потянулись за куском, и горка развалилась.

– По одному! – крикнула сестра, собрав хлеб и заново сложив его горкой. – Стажерка Кросби, выдайте всем по кусочку. А то с каждым днем наш завтрак все больше напоминает обезьяний вольер.

Эллен понесла тарелку с гренками вокруг стола, а дежурная сестра стала разливать по чашкам некрепкий чай. Суета улеглась, когда сестра Уинстенли разложила по тарелкам весьма неаппетитного вида серую яичницу. Пациентки сосредоточились на завтраке. Эллен отметила, что они никак не взаимодействовали друг с другом – за столом не было ни шума, ни болтовни. Было слышно только чавканье и хлюпанье чаем, большая часть которого проливалась из чашек в блюдца.

Она медленно ходила вокруг стола, держа руки за спиной, кивала и улыбалась пациенткам. Кто-то улыбался в ответ, остальные гримасничали или отворачивались. Заметив, что Герти закончила завтракать и начала раскачиваться на стуле и хлопать в ладоши, она обратилась к ней:

– Герти, не хотите съесть последний тост?

Не успела она задать этот вопрос, как пожилая пациентка, сидевшая рядом с Герти, протянула руку и сама взяла этот тост. Герти тут же схватила вилку и вонзила, как кинжал, в ее ладонь. Та закричала, на скатерть хлынула кровь. Сестра оказалась на месте происшествия за считаные секунды.

– Ради всего святого, Герти, ты не ищешь легких путей, да?

Эллен же, парализованная ужасом, стояла, раскрыв рот. Ей хотелось кричать от бессилия.

– Стажерка Кросби! – выпалила сестра. – Займитесь Ритой, а эту возьму я.

Она взяла Герти под руки и поставила на ноги. Та начала сопротивляться и выбрасывать ноги вперед, как при езде на велосипеде, но ей было совершенно не под силу тягаться с внушительной тушей сестры Уинстенли. Другие пациенты начали что-то бубнить – то ли сами себе, то ли друг другу – понять было невозможно, потому что крики Риты заглушали все. Она прижала больную руку к груди и обрушила на обидчицу весь свой гнев.

– Тупая корова, по тебе изолятор плачет! – на полном серьезе кричала она.

– Спасибо, Рита, – вмешалась сестра Уинстенли. – Я разберусь. А вы посчитайте столовые приборы! – гаркнула она Эллен. – Должно быть тридцать две вилки и тридцать три ножа, включая тот, что в пачке маргарина.

Она позвала дежурную сестру, и вместе они потащили Герти по коридору, так что ее ноги едва касались пола. На всем протяжении этой сцены пожилая женщина не издала ни единого звука.