Читать книгу Корона когтей - Кэтрин Корр - Страница 5

Мы глядим друг на друга, и ропот невысказанных мыслей и чувств заполняет мне рот. Тишина сгущается, пока не становится удушающей. Пока не становится до того тяжелой, что может выдавить воздух из моих легких. Если я не заговорю, то задохнусь.

– Мне очень жаль, – первые слова вырвались наружу, и мне стало легче дышать.

– Вам жаль?.. – вопрос Люсьена пронизан презрением.

Я колеблюсь.

– Я имею в виду лорда Бастьена. Ваша кузина была убита горем.

– О, – Люсьен отворачивается и смотрит на огонь. – Что вам сказала Нисса?

– Она может рассказать об этом вам лично, если пожелает. Вы проследите, чтобы врач осмотрел ее?

Я хочу верить – я должна надеяться, – что взгляды и желания Ниссы, как и ее горе, со временем смягчатся.

Он не отвечает. Просто продолжает смотреть на пляшущие языки пламени, а я смотрю на него, поглощенная тем, как отблески огня краснеют на его губах и превращают его кожу в золото. Я помню ту ночь. Ночь, когда он лежал в моих объятиях, позолоченный светом свечей, когда мое тело дрожало от его прикосновений. Понемногу желание вытеснило все здравые мысли. Совершенно того не желая, я протягиваю к нему руку.

– Люсьен…

– Тетя говорит, что вы предлагаете вознаграждение за информацию о Таллис и Зигфриде.

Я опускаю руку.

– Да. Я не прекращу охоту на них. Обещаю.

Люсьен чуть не умер от рук Таллис. Он бы умер, если бы я не успела вовремя его спасти, если бы я в прямом смысле не отбилась от стражей, пытавшихся его убить. Наш вид быстро излечивается. Ранения, кроме самых тяжелых, быстро заживают. Вероятно, на нем больше нет следов кнута, которым его истязали. Но ведь он не мог забыть о том, что я сделала?

На каминной полке стоит украшение – лебедь, сотканный из стеклянной пряжи. Свадебный подарок от посла из Риски. Люсьен поднимает его и крутит в пальцах так, чтобы на нем заиграл свет.

– А что же Селония? Мы будем вторгаться в поддержку их знати?

– Скайн соберется послезавтра. Но мне бы не хотелось. Надеюсь, нам удастся избежать конфликта, – я вспоминаю то, что мои советники рассказывали мне о Селонии. – Тем более, вполне возможно, что их знать получила по заслугам…

– Вы меня удивляете.

– Почему?

– Кажется, сегодня вы были очень довольны селонийской знатью, – он ставит стеклянного лебедя на маленький столик у камина. – В частности, одним селонийским дворянином.

Я чувствую, как краснею, когда улавливаю смысл его слов.

– Я сражалась с ним один раз, Люсьен. И я не понимаю, почему вас это должно волновать…

– Но короля может это волновать, – его губы кривятся в насмешливой улыбке. – Вы сказали мне, что мы не можем быть вместе из-за вашего обещания Арону. Ваша приверженность брачным обетам ослабевает, миледи? Или ваши слова были не более чем ложью? Способом смягчить правду: я никогда не имел для вас значения. Или, вернее, я мало что значил для вас. Я для вас ничто по сравнению с короной.

На какой-то миг я слишком потрясена, чтобы ответить ему. Но только на миг.

– Как вы можете так говорить? Как вы можете быть таким жестоким, когда точно знаете, что значите для меня? – я с трудом сглатываю. – Я вас не узнаю, Люсьен. И начинаю сомневаться, знала ли я вас хоть когда-нибудь.

Он широко раскрывает глаза и делает шаг вперед.

– Адерин…

Я отрицательно качаю головой.

– Убирайтесь.

– Но я не…

– Убирайтесь!

Люсьен на миг колеблется, прежде чем стремительно выйти из комнаты. В спешке он бьется о маленький столик; стеклянный лебедь соскальзывает с гладкого дерева на гранитный очаг.

Я спешу к камину и падаю на колени. Лебединые крылышки сломаны. А когда я поднимаю его, пытаясь собрать отколотое, он трескается еще сильнее. Разваливается в моих руках на кусочки.

Это был такой пустяк. У меня не было причин так переживать. Но я начинаю плакать и не могу остановиться.

Я плохо сплю. Мне снится Люсьен. Каким-то образом в моих кошмарах он становится лордом Бастьеном: я вижу искалеченное тело Люсьена, лежащее на скалистом берегу Итана. И Нисса, превратившаяся в Таллис, смеется надо мной и ведет армию на Цитадель. Я смотрю, как она сражается и убивает Арона, прежде чем снова впадаю в беспамятство. Когда я наконец просыпаюсь с затуманенным взглядом, солнце ярко светит из разрывов в шторах моей спальни. Я приподнимаюсь, потягиваюсь и дергаю за колокольчик рядом с кроватью.

Вскоре в комнату входит моя служанка Фрис и делает реверанс.

– Доброе утро, Ваше Величество. Могу я раздвинуть шторы?

– Пожалуйста. Который сейчас час?

– Без четверти пять, Ваше Величество. Гм… – она нервно заламывает руки. – Госпожа Летия велела вас не беспокоить. Потому что сегодня День красных угольков.

Конечно. Сегодня никаких дел не будет. Никаких банкетов. Я встаю с постели и подхожу к высоким окнам с ромбовидными стеклами, выходящим на сады Цитадели и горы за ней. Солнечный свет, отражающийся от снега, слепит меня, но я вижу внизу людей, расчищающих тропинки между голыми деревьями. И когда я открываю окно, воздух кажется немного теплее, чем в последнее время, бледно-голубое небо соблазняет меня высунуться в окно, чтобы ощутить солнечный свет на лице. Фрис стоит рядом с моим халатом.

– Спасибо, Фрис. Принесешь мне завтрак, ладно? – Я подпрыгиваю на цыпочках, мне не терпится сбежать из Цитадели, пусть даже всего на пару часов. – И попроси Летию встретиться со мной в конюшне. Я думаю, мы можем рискнуть и вывести лошадей.

После завтрака я надела новый костюм для верховой езды – зеленую тунику и такую же длинную юбку из тонкой светлой шерсти, сотканную в Дакии, – и велела оседлать мою лошадь Хенгу. Путь к конюшням лежит через великолепный вестибюль Цитадели. Моя кузина Одетта, одетая в белый бархат, с распущенными белокурыми локонами, разговаривает с молодым дворянином, имени которого я не помню. Когда я прохожу мимо, она отворачивается от него и окликает меня.

– Кузина, ты идешь в храм? Почтенные сестры поют службу огню, – она вздыхает. – Бедная Нисса.

Наверное, сестры поют по лорду Бастьену. Последний полет жениха Ниссы еще не назначен, но служба позволит желающим зажечь свечу за возвращение его души. Я колеблюсь. Если Нисса там, я, вероятно, последний человек, которого она захочет видеть.

– Возможно, позже. Сейчас я собираюсь покататься. Но если хочешь прогуляться со мной…

Одетта берет меня под руку, и мы пересекаем холл.

Арон рассказывал мне о ее кошмарах: что Зигфрид, или Таллис, или они вместе вернутся. И в этот раз ему удастся убить ее. И хоть она и заняла себя, погрузившись в проекты по улучшению жизни бескрылых в Фарне, и говорит, что счастлива, я не могу не заметить бледности ее лица. Как она похудела. Я прерываю ее на моменте описания нового здания больницы.

– Кузина, ты действительно здорова? Ты ведь расскажешь мне, правда? Если есть хоть что-то…

– Со мной все в порядке, Адерин. Честно. У меня наконец-то появилась цель. Сколько бы я ни убеждала себя, что люблю Зигфрида, что хочу выйти за него замуж, я никогда не хотела быть королевой, – она сжимает мою руку. – Знаешь, почему я так много времени проводила в полете? Чтобы не думать о будущем, которое меня ждет. Но сейчас… – она пожимает плечами. – Обо мне можешь не беспокоиться. Я рассказывала тебе, что мы наняли первого учителя для новой школы?

Она переводит тему разговора. Вскоре после этого мы расходимся; Одетта идет на встречу с несколькими пожилыми дворянами, чтобы обсудить постройку больницы для бескрылых, и я иду к конюшне одна. Летия ждет меня. Конюхи, которых предупредили обо мне, заперли рабочих лошадей в стойлах; присутствие оборотней в лучшем случае пугало их. Арон единственный из известных мне дворян обучил лошадь слушаться его. Но моя Хенга надежна, и чувствует себя со мной комфортно. Она вскидывает голову и фыркает, когда я приближаюсь, пытаясь вырваться от держащего ее конюха.

– Успокойся, Хенга. Мы сейчас поедем, – я надеваю перчатки, беру яблоко из ближайшего хранилища и протягиваю ей на ладони; я не рискну прикоснуться к ней или погладить, как бы мне того ни хотелось. Пока Хенга наслаждается яблоком, я с помощью балки сажусь верхом. Летия подводит свою лошадь, Васту, и мы идем по дороге, ведущей от задних ворот Цитадели к фьорду. Два темных стражника, тоже верхом, следуют за нами на некотором расстоянии. Необходимая, но неприятная мера предосторожности.

Полуденное солнце светит ярче, и заметна небольшая оттепель. Земля промерзла, но с деревьев капает вода. Время от времени слышится приглушенный стук падающего с крыш и ветвей снега, а ближе к краю фьорда легкий ветерок доносит голоса бескрылых рыбаков, осматривающих повреждения своих лодок после нескольких недель штормов и бездействия. Кто-то поет, хотя я не могу разобрать слов. Я поворачиваюсь к Летии, чтобы сделать несколько замечаний о рыбацких лодках в гавани Мерл. Но моя подруга, кажется, отвлеклась. Она смотрит пустыми глазами на затылок Васты, кусая губу.

– Летия? Что случилось?

– О… ничего, – она откидывает свои светло-пепельные волосы за спину. – Я просто подумала, что мы слишком давно не устраивали скачки. С тех пор, как покинули Мерл прошлой весной.

Она права, мы ездили верхом чуть ли не каждый день, пока я не стала королевой. Но даже тогда мы исследовали местность не более чем рысью. Мы не устраивали скачек с того самого дня на пляже под замком Мерл, когда песчаный крот напугал Хенгу, и та скинула меня. В тот же день я встретила Люсьена. В тот же день меня чуть не убил каменный дракон, у которого, как я позже узнала, мой отец добыл яд, которым отравили короля.

Летия снова морщит лоб; витает в своих мыслях и точно не думает о каменистой, заснеженной тропе перед нами.

– Пожалуйста, скажи мне, что тебя беспокоит. Это Нисса? То, что она сказала вчера вечером? Или… – я колеблюсь. – Или Люсьен?

Я рассказала ей о том, что выдал Люсьен, и Летия разозлилась. Разозлилась настолько, что мне пришлось приказать ей не следовать за ним и не вступать в спор.

– И то, и то, пожалуй, – она вздыхает. – Горе и утрата меняют людей. Так говорила моя бабушка.

Впереди нас ждет поляна, окруженная темными елями и падубами. Поваленный ствол дерева преграждает путь, и мы замолкаем, чтобы сосредоточиться на прыжке через препятствие. Неугомонные от слишком долгого пребывания в конюшне, Хенга и Васта перелетают через ствол так высоко и быстро, что заставляют меня ухмыльнуться. Но Летия едва улыбается.

Я подталкиваю ее локтем.

– Значит… что-то серьезнее, чем Нисса и Люсьен, беспокоит тебя. И дело не только в отсутствии скачек.

Я украдкой смотрю на Летию. Она ссутулилась в седле.

– Один из темных стражников разбил тебе сердце? Если так, просто скажи мне его имя. И как бы ты хотела, чтобы его казнили.

Это заставляет ее рассмеяться. Она протестующе качает головой.

– Мое сердце пока в целости.

– Что же тогда? Если ты мне не скажешь, ты знаешь, я воображу что-то похуже.

Она поворачивается в седле, чтобы взглянуть на меня.

– Хорошо. Не сердись, Адерин, но я больше не хочу быть твоим клерком.

Не то, что я ожидала услышать. Я поднимаю брови.

– Это из-за леди Крамп?

– Отчасти. Я ненавижу леди Крамп. Но она лишь говорит то, что у всех остальных на уме.

– Это неправда…

Теперь Летия окидывает меня недоверчивым взглядом.

– Нет, это правда. И, может быть, мне должно быть все равно, но мне не все равно. Я устала. Я устала целыми днями иметь дело с людьми, которые меня презирают. Если бы при дворе было больше бескрылых в таком же положении…

– Но ведь есть врачи, стражники, советники…

Летия слишком сильно дергает поводья, и Васта фыркает. Моя подруга останавливает лошадь, и я тоже. Наше морозное дыхание повисает в зимнем воздухе.

– Здесь много врачей и стражников, и дворяне к ним привыкли. И эти бескрылые счастливы, когда делают работу, которую не хотят делать. Но бескрылый никогда не был клерком королевы, – она гладит Васту по шее, успокаивая. – Я не хочу быть экспериментом, Адерин. Это слишком тяжело.

На расстоянии вытянутой руки от нас растет падуб. Я срываю одну из сморщенных от мороза ягод, пытаясь вспомнить, спрашивала ли я Летию о том, хочет ли она быть моим клерком, или просто поставила ее в известность.

– Я просто думала… Я хотела, чтобы люди увидели, как ты важна для меня. Что ты больше, чем просто служанка.

– Знаю, подруга моя, знаю, – посмеивается Летия. – Ни ты, ни я не занимаемся тем, о чем мы мечтали в детстве. Помнишь?

– Да, – воспоминание заставляет меня улыбнуться. – Первое, что ты мне сказала, – это то, что хочешь стать знаменитой портнихой. А я хотела стать исследовательницей.

Оставшись взаперти в замке Мерл после смерти матери, я могла глядеть на мир только с помощью карт и книг. Я вглядываюсь в лицо Летии.

– Ты будешь счастлива, если я найду другого клерка?

Она кивает.

– Тогда я так и сделаю.

Мы вновь возвращаемся к езде. Только медленно: деревья теснятся друг к другу, закрывая небо, и мне приходится низко наклоняться к шее Хенги. Внезапно тропинка обрывается, и я, прищурившись, смотрю на кристально яркий фьорд перед нами. Вода волнуется от ветра и блестит на солнце. Отсюда мы можем глядеть на устье и море, башня видна дальше, она выглядывает из воды ближе к Цитадели. Мы с Летией были заперты там Зигфридом; ночь, которую никто из нас не хочет вспоминать. Мы останавливаемся у кромки воды. Два темных стражника ждут на берегу.

В море виднеются рыбацкие лодки, цвета их парусов образуют что-то вроде радуги на фоне заснеженных гор. Я глубоко вдыхаю свежий воздух.

– Здесь очень красиво.

– Так и есть. Хотя не так красиво, как в Атратисе.

Мысли разбегаются, возвращая меня обратно в зимний Мерл. Бури хлестали водой, превращая соленые брызги в туман, пока серое море и серое небо не сливались практически в одно целое. Более тихие дни, когда бледное солнце окрашивало покрытые инеем сады в серебро. Ночи, когда снегопад приглушал все звуки в замке… А потом Летия возвращает меня в реальность.

– Фрис рассказала мне кое-что странное, – замечает она. – Насчет ее кузины.

Фрис была моей служанкой два последних года. Став королевой, я послала за ней и еще несколькими служащими в Мерл; Летии нужна была помощь, и я предпочла окружить себя своими людьми, а не шпионами, которых леди Крамп могла бы попытаться мне навязать. Фрис трудолюбивая и приятная, но у нее есть склонность к эпическим историям по поводу ее обширной семьи.

– Это та кузина, подруга которой услышала неземной крик на пляже? Или кузина, которая держит трактир в Окцифине и клянется, что ее эль был проклят речными призраками?

– Нет, это другая кузина. Она живет в Нижнем Фарне.

– О, – в худшем случае, Нижний Фарн – это что-то немыслимое. Битком забитые дворы в ближайшем к фьорду районе – это переполненные трущобы, полные болезней, нищеты и смерти. Мы с Ароном разработали программы, направленные на улучшение жизни жителей, но прогресс идет медленно. – Ей нужна помощь в переезде?

– Нет, дело не в этом. Она беременна. А отец ребенка… – она замолчала, закусив нижнюю губу.

– Он уклоняется от своих обязательств? Я могу дать ей денег. Послать врача.

– Он исчез. Но перед уходом сказал ей, что не совсем бескрылый. К тому же он не был дворянином, не умел обращаться. Утверждал, что он другой.

– Как это? – я приподнимаю бровь. – Дай угадаю: волшебный?

– Нет. Человек, но не такой, как ты или я. Другой вид людей.

Я отрицательно качаю головой.

– Другого вида не существует. Вероятно, он придумал историю, чтобы впечатлить ее и затащить в постель. Он не первый человек, который плетет такую чушь. И определенно не последний.

– Но Фрис говорит, что он рассказывал ее кузине в подробностях, – внезапный порыв ветра отбрасывает волосы Летии с плеч. – Что он прибыл с Безгроших островов, с севера Фениана, и что есть много других людей, подобных ему, и что дворяне не могут их обжечь; они каким-то образом невосприимчивы к их прикосновениям. Он утверждал, что они великие воины, намного сильнее обычных людей. Она говорит, что у него был на плече символ, знак, который, по его словам, носят все его люди. – В ее голосе слышится тоска. – Подумай об этом, Адерин, о целой расе людей, обладающих сверхчеловеческой силой. Может быть, если это правда, они могут помочь тебе. Помочь найти Зигфрида и Таллис. А раз уж они не умеют летать, то, может быть, и нам, бескрылым, предложат помощь – заступятся за нас, будут на нашей стороне. И тогда, может быть, Собрание наконец одобрит твою просьбу. И дворяне начнут видеть в нас таких же людей, как и они сами.

В рассказе кузины Фрис есть что-то такое, что не дает мне покоя, отголосок того, о чем я читала или слышала. Но это невозможно: Безгрошие острова даже не заселены. Я открываю рот, чтобы напомнить Летии об этом факте, чтобы сказать, что как бы ни была печальна ее ситуация, кузину Фрис просто обманул этот человек, а она поверила, потому что хотела верить.

И все же, если эта история может дать Фрис, Летии и всем остальным бескрылым хоть какую-то надежду, за которую можно зацепиться, зачем мне ее отнимать? Мы даем им совсем мало. Я обещала Летии, что для бескрылых все изменится, но не изменила.

– Может быть, в этом что-то есть. Я посмотрю, что смогу выяснить.

Очередной порыв ветра приносит с собой капли дождя. Позади нас, на севере, собираются темные тучи. Массивная гранитная громада Серебряной Цитадели, ее башни и стены еще пару мгновений поблескивали на солнце, прежде чем погрузиться во мрак. Я вздрагиваю и поворачиваю лошадь обратно.

На следующее утро я готовлю список дворян – в котором абсолютно точно нет дочери леди Крамп, – которые могли бы заменить Летию на посту моего клерка. Но сегодня, скорее всего, времени на собеседования не будет. Скайн собирается на обсуждение критического положения в Селонии, и вскоре после завтрака я должна буду одеться по этому случаю. Надев перчатки, чтобы защитить свою кожу от моей обжигающей силы, Фрис помогает мне облачиться в серое парчовое атласное платье, такое же мрачное, как и мое настроение. Когда ряд пуговиц, извивающийся вниз по моей спине, застегнут, а волосы заколоты, Летия надевает мне на шею ожерелье монарха. Золотые звенья из замысловато тисненых переплетающихся петелек изображают изогнутые шеи лебедей. Она заколола мои черные волосы и надела мне на голову золотой обруч, украшенный огненно-красными драгоценными камнями, которые символизировали власть. Ожерелье тяжелое и давит мне на грудь, а обруч немного тесноват; это трофей из предыдущего правящего дома, и обруч не был сделан лично для меня. Но я твердо решила носить эти украшения. Сегодня мне нужно, чтобы все точно помнили, кто я.

Мы с Ароном встречаемся в зале для аудиенций, который находится между нашими покоями, и направляемся в тронный зал. Гул голосов Скайна – и только Скайна, так как галерка закрыта, – затихает, когда мы входим и направляемся к помосту в конце комнаты. Арон подводит меня к богато украшенному резьбой и позолотой трону, прежде чем сесть рядом со мной; короли и королевы Соланума всегда правили парами, и здесь достаточно места для нас. Ниже расставлены стулья для защитников, а дальше – поменьше и пониже – стулья для членов Собрания. Это, может быть, и совет, но не встреча на равных.

Я киваю четверым присутствующим защитникам. Двадцать восемь членов Собрания во главе с лордом Семпером Корваксом занимают свои места после защитников. Но есть еще два пустующих места и два незнакомца, застывшие рядом. Одного я узнаю: Верон, мой партнер по фехтованию двухдневной давности. Другой очень похож на него – хотя выше, немного стройнее и моложе, думаю, ровесник Арона, – должно быть, его брат. Они уставились на меня, и я вспоминаю, что никогда не называла ему своего имени.

– Ваши Величества, почтенные защитники, лорды и леди Собрания, – лорд Корвакс снова встает. – Позвольте представить вам лорда Верона Гардьен из Гира, и его брата лорда Валентина, оба из дома Фалько Гир. Их Светлости недавно бежали из Селонии.

Селонийские дворяне кланяются Арону и мне, низко опускаясь, вытягивая руки назад в имитации крыльев, – правильный жест при первой встрече с правящим монархом, и неуверенно оглядывают стол, направляясь к пустым стульям. Они едва успевают устроиться на своих местах, как Патрус из Бритиса встает.

– Я надеюсь, лорд Корвакс объяснит нам всем, почему посторонние были приглашены в качестве свидетелей Скайна без предварительного разрешения защитников?

– Они здесь потому, что я пригласил их, милорд из Бритиса. – Арон скрещивает ноги и холодно глядит на Патруса, презрительно приподняв бровь. – Мне кажется, нет смысла обсуждать то, что произошло в Селонии, не выслушав тех, кто там присутствовал, не так ли?

Патрус краснеет, бормочет что-то неразборчивое и затихает.

– Если ни у кого больше нет комментариев, – я обвожу взглядом присутствующих, надеясь, что выгляжу так же уверенно, как Арон, – предлагаю позволить нашим гостям высказаться. Я бы хотела знать, как это произошло. В докладах из Селонии до солнцестояния не было сказано ни о каких слухах о восстании.

Верон встает и кивает Арону.

– Я должен поблагодарить Ваше Величество за эту возможность и еще больше за то, что вы предоставили нам убежище, лекарства и еду. Некоторым из моих людей повезло меньше: они бежали в страны, которые мы считали своими друзьями, но оказались не приняты.

– Ваши люди? – спрашивает Арон. – Вы претендуете на лидерство?

– Да, к сожалению, – из-за эмоций акцент Верона усиливается. – Как я понимаю, мой кузен, король, и вся его семья были казнены. Даже дети были утоплены в озере перед дворцом…

Он отворачивается, но я вижу, как на его сжатых руках выступают жилы.

– По праву трон Селонии, или точнее, то, что от него осталось, принадлежит мне. Меня не было при дворе, когда вспыхнуло восстание, но присутствовал мой брат. Если вы позволите ему выступить перед вами… – Арон согласно кивает, и Валентин встает.

– Что ж… – он прочищает горло и проводит пальцем под воротником туники. – Думаю, все началось с голода. Урожай в этом году был плохой, даже хуже, чем в прошлом. Была… – он поворачивается к брату и произносит какое-то слово на селонийском.

– Зараза? – предлагает Верон.

– Да. Зараза была на том, что вы называете вощеной пшеницей, урожай, на который полагаются бескрылые. Стало известно, что некоторые дворяне, в том числе члены королевской семьи, собирали вощеную пшеницу, чтобы продать ее за границу. Но затем рано наступила зима, выпал снег, и цены на древесину в городах…

– Какой в этом смысл? – Тэйн из Фениана рычит, хлопая себя ладонью по бедру. – Бескрылые всегда страдают. Это их удел. Вы здесь, чтобы рассказать нам о восстании и страданиях людей благородной крови.

Валентин вспыхивает.

– Вы не поняли, милорд. Страдания бескрылых привели к страданиям дворян. По крайней мере, – он бросает взгляд на брата, – я так думаю. – Он делает паузу, но Верон молчит. – Все же, раз вы хотите, я расскажу вам только факты. Люди начали умирать от голода в большом количестве. Те, кто не умер от голода, погибали от мороза. Смертей было так много, что кладбища забились, и тела оставляли на улицах. Разразилась чума. И среди всех этих страданий король… – он слегка посмеивается. – Король отправился в свое зимнее убежище и оттуда издал приказ о повышении налога для бескрылых.

– Налога? – спрашиваю я. – Чтобы оказать помощь бедным?

– Нет. Чтобы они платили за брак своего старшего сына.

Бесчеловечность и глупость такого поступка должны быть очевидны даже для самых тупоголовых из собравшихся здесь дворян; когда я оглядываю Скайн, большинство смотрит в пол.

– И что же произошло? – тороплю я. – Полагаю, были протесты против этого налога?

– Гораздо хуже, – Валентин слегка поворачивает голову, как будто внезапно замечает темных стражников, стоящих по краям комнаты. – Королевские гвардейцы – сами бескрылые, несмотря на свое привилегированное положение, – повернулись против правителя, который так мало заботился о подобных им. Они начали восстание. И оттуда… – он делает глубокий вдох. – То, что начиналось как стремление к справедливости, быстро превратилось в жажду мести. Ярость бескрылого большинства, когда она наконец обрушилась на нас, не удалось сдержать. Ходят слухи, что представители за пределами Селонии поощряли худшие бесчинства толпы. Так это или нет, но большая часть страны была в скором времени напоена кровью. Мы едва спаслись.

Валентин садится.

Интересно, ждет ли такое будущее и нас, если мы не предпримем мер, чтобы его предотвратить.

Арден из Дакии качает головой.

– Летающие правят; бескрылыми управляют, – цитирует он законы. – Так было всегда, а в Селонии их ничуть не меньше, чем у нас. Бескрылые прячутся после первого же нашего прикосновения. Я не понимаю, как селонийская знать позволила подобному случиться.

– Вы не слушали, лорд Арден? – рявкаю я. – Да, мы можем сжечь бескрылых одним прикосновением пальца. Но они превосходят нас числом. Если мы потеряем верность тех, кого используем в качестве стражников, если бескрылые готовы умереть за свою свободу…

– Они готовы, – перебивает Валентин. – Мы уничтожили бесчисленные тысячи этих людей, но желающих занять их место всегда было больше. По крайней мере, – он проводит рукой по лицу, – в Селонии было. Я не могу сказать, как все обстоит здесь.

Наступает тишина. Некоторые из Скайна хмурятся, неловко ерзают на своих местах; возможно, беспокоятся о бескрылых обитателях своих собственных владений и доминионов?

Верон наблюдает за мной, облокотившись на подлокотник кресла и подперев подбородок рукой.

– Вы согласны с мнением своего брата, лорд Верон?

Он слегка пожимает плечами.

– Мой брат говорит то, что считает нужным. Что касается меня, я согласен с тем, что недавнее отношение с бескрылыми было самоубийственным и излишне жестоким. Но насилие, которое мы получили в ответ…

Я жду, но он не продолжает.

– А эти иностранные представители, о которых вы говорите, лорд Валентин, – спрашивает Арон. – Те, что якобы поощряют жажду крови толпы, откуда они?

– Мы обладаем скудной информацией. Большинство говорит, из Фрайанландии, во что я могу поверить, – тон Валентина презрителен. Я не удивлена – в прошлом году ходили слухи о возможном конфликте между Фрайанландией и Селонией, – но прежде, чем я успеваю задать вопрос, он добавляет: – Хотя некоторые говорили о вмешательстве со стороны Соланума…

– Невозможно. Мы бы никогда не допустили этого. – Я говорю твердо, но, по правде говоря, понятия не имею, что могут предпринять Зигфрид и Таллис или те, кто их тайно поддерживает. Я прижимаю кончики пальцев к вискам, пытаясь отогнать начинающуюся головную боль. Все ведет к ним. Пока они на свободе, мы с Ароном не можем рассчитывать на твердую поддержку, что бы ни говорили нам в лицо дворяне. Но без полной поддержки поймать их становится все труднее и труднее.

Зигфрид и Таллис преследуют меня, я и ни на секунду не верила, что они мертвы.

Королевский советник откашливается.

– Если позволите, Ваши Величества? – я киваю в знак согласия, и он продолжает. – Как раз перед тем, как собрался Скайн, я получил письмо от посла из Фрайанландии: наследный принц желает встретиться с нами.

– Желает встретиться? – бормочет Арон. – Какое совпадение.

Мы все глядим на Верона.

Он пожимает плечами.

– Стервятники начали кружить вокруг падали. Они предложат союз, объединить силы и направить их с миссией милосердия на Селонию. Во всяком случае, так они это будут называть.

Я отрицательно качаю головой.

– Соланум не будет участвовать во вторжении. Я не позволю втянуть королевство в чужую войну, – взгляды собравшихся вокруг стола говорят мне, что большинство из Скайна согласны со мной. Или мне кажется. Но Тэйн из Фениана задумчиво смотрит на селонийцев, словно взвешивая, что можно выиграть и что потерять, если впутаться в проблемы наших соседей.

И если он первый задумался о выгоде войны, то не он последний; Соланум пару сотен лет назад владел большими путями Селонии, и я знаю, что среди дворян до сих пор есть считающие, что мы должны попытаться их вернуть.

Вспышка головной боли заставляет меня вздрогнуть.

Арон, должно быть, заметил. Он говорит что-то Верону и Валентину на селонийском, и я жалею теперь, что не выучила этот язык. Арон склоняет к братьям голову, прежде чем добавить:

– Скайн вновь соберется послезавтра. Вас уведомят о времени.

Вот и все: никаких извинений, никаких объяснений. Несмотря на мои «уроки» от леди Крамп, он справляется со своей королевской ролью гораздо лучше меня. Этому трюку он научился у своего отца. Арон был рожден, чтобы стать королем, и всегда желал править. Кажется несправедливым, что из-за потери руки он должен полагаться на меня в борьбе за свой трон.

По пути от помоста мы проходим мимо изъеденного временем пьедестала из темного камня. Именно здесь должна была находиться древняя Корона Когтей – королевский символ Соланума, выставленный на всеобщее обозрение. То ли она была украдена, то ли уничтожена Таллис, но корона пропала, и это пустое пространство глазело на меня, изнывая, как выбитый зуб. Постоянное напоминание о том, что Арон и я были недостаточно быстры в тот день, когда претендовали на трон; что мы потеряли то, что успешно охранялось до нас длинной чередой правителей.

Возможно, она годилась разве только к моей коронации, которая в результате оказалась неполной. Лишь имитацией реальности. Я уверена, многие из моих дворян все еще думают, что я лишь девчушка, играющая в королеву.

Я отворачиваюсь от пустого пьедестала и выхожу из тронного зала.

* * *

В тот же день мы с Ароном вновь встречаемся в тренировочном зале. Хоть тренировки и были его идеей, он все же кажется раздраженным. Его гнев действует на его же концентрацию, и я быстро выигрываю первый поединок. Во второй схватке он справляется лучше, в конце концов вырывая меч у меня из рук и приставляя острие своего клинка к моему подбородку. Но его настроение становится все хуже. Летия говорит мне, что слышала, как он огрызался на своего камердинера за то, что тот неправильно заколол пустой рукав его туники, а за обедом ругался на слугу, который помогал ему резать мясо. Когда мы наконец остаемся одни в гостиной, я останавливаю его, прежде чем он успевает пожелать мне спокойной ночи.

– Подожди, Арон. Пожалуйста, скажи, что случилось?

– Что случилось? – он колеблется на мгновение, прежде чем издать резкий смешок. – Да ничего. Кроме этого, – он хлопает по пустому рукаву своей туники. Довольно сильно, чтобы заставить меня вздрогнуть.

– Боль снова усилилась? – я замолкаю, думая о Скайне в то утро. – Или это из-за меня, из-за того, что ты должен сам по себе быть королем, но я…

– Нет! – он обрывает меня и начинает вышагивать по ковру. – К тебе это не имеет никакого отношения. Или к короне. И в любом случае это совершенно нелепо, – он замолкает, вздыхает и трет переносицу. – И это не имеет значения, потому что я женат. Но если бы не был – кому бы я был нужен, Адерин? Калека, бескрылый, как я… Какой еще дворянин взглянет на меня?

Я не знаю, что сказать. Он подносит ладонь к одному глазу, затем к другому.

– Не обращай внимания. Я устал.

– Мой дорогой Арон… – я касаюсь его пальцев. – Не говори подобных слов. Может, ты и не можешь летать, но ты умен и красив, и в тебе больше истинного благородства, чем такие, как Патрус и Тэйн, могли бы себе вообразить. Больше благородства, чем они могли бы вместить…

Раздается стук, двери открываются, и в комнату врывается Фрис. Я встаю перед Ароном, заслоняя его.

– Фрис, не сейчас!

– Но, Ваше Величество… – ее голос дрожит от страха.

– Что случилось?

– Летия. Ее обвинили в измене.

Фрис глотает слезы.

– Ее арестовали.