Читать книгу Работа над ошибками - Кэтрин Полански - Страница 5

Она стояла над ним в мягком свете молодого месяца и расстегивала блузку, медленно, как обмелевшая река струится по гладким камням. Ни на секунду не сводя с него глаз, она медленно обнажила сначала одно, потом другое плечо. Улыбка расцвела на ее полных губах, когда она опустила руки, и блузка скользнула вниз. И упала на траву к ее босым ногам.

Как ни прохладна была трава, на которой он лежал, но она не могла унять сжигавший его жар. Он едва терпел, полубезумный от желания. Так было всегда, когда она смотрела на него этим взглядом, открытым и полным страсти.

От внезапного порыва ветра ее волосы затрепетали, а грудь сделалась рельефнее под шелком бюстгальтера. Она была прекрасна. Сам собою его взгляд побежал по ее телу вниз, по ее плоскому животу и дальше. В горле пересохло. Он уставился на темные тени между ее ногами. Там его ждал рай, едва прикрытый крошечным треугольником розового шелка.

– Скажи, Тайрен, – выдохнула она и уселась на него верхом.

Он весело взял ее за ягодицы обеими руками.

– С днем рождения, Дженна, – прошептал он и губами коснулся ее шеи. А потом, крепко прижимая ее к себе, перевернулся вместе с нею.

Теперь она лежала под ним. Как хорошо она пахла. Лесными фиалками и медом.

– Я хочу твой рот, – сказала она.

Медленно, до изнеможения медленно, он наклонял голову, пока их губы не оказались совсем близко – на расстоянии одного удара сердца. Кончиком языка она раздвинула губы и приоткрыла рот. Ее взгляд – одно сплошное желание.

Он положил свои руки на ее лицо, готовый взять то, что ему предназначалось, и чего он ждал годами – нет, всю свою жизнь.

Но вдруг ее взгляд потемнел.

– Тайрен, я… я должна идти…

Он поцеловал ее в кончик носа.

– Ты ничего не должна, любимая, только забыть обо всем и наслаждаться.

Ее взгляд побежал по его лицу, к его рту и вернулся назад – к глазам, словно она раздумывала над его предложением. А потом он ощутил ее руки. На своем лице, в волосах. Застонал и прижал ее к себе.

– Я так люблю, когда ты меня трогаешь.

– Тайрен, я должна идти, – чуть слышно прошептала она, но все так же продолжая его гладить.

Он почувствовал, как кивнул.

– Позже.

– Сейчас. – Ее голос был спокойным, но решительным.

– Что случилось, любимая?

– Я не люблю тебя. Я тебя не любила никогда. – Но она по-прежнему крепко держала его. – У меня есть другой.

– Нет!!!

Лукавая улыбка. А потом ее лицо совсем близко, и ее шепот в его ухо:

– Ты такой дурак, Тайрен Те Ароа.

Тайрен вдруг проснулся. Утреннее солнце било ему в глаза, просачиваясь огненными ручейками прямо в мозг. Одеяло валяется на полу, а он сам – мокрый от пота. В своей постели. Руки сжаты в кулаки, скулы свело до боли. Какого черта?.. Взгляд упал на часы. Половина восьмого.

Похоже, опять это началось. Он провел рукой по лицу. Почти три года он не видел этот сон. Этот поганый сон, из-за которого его тело вечно болело от тоски по Дженне, тогда как, собственно, он проклинал ее.

Успокойся, Те Ароа, сказал он себе. Ее не будет здесь через пару недель. Не будет ни в твоей жизни, ни в твоих снах. Навсегда.

Он снова взглянул на часы. Без двадцати семи минут восемь. Но, может быть, он освободится на самом деле, если пройдет по плану этот день. Ему вдруг показалось, что это вполне возможно, особенно, если вечером Лина Мантерс внесет свою лепту. Она всегда просит, чтобы он остался до утра. Он пока никогда не делал так, но почему бы сегодня вечером ему не принять ее предложение? Это внесет некое разнообразие и поможет мыслям перестроиться.

С Линой Тайрен иногда проводил вечера, когда приезжал в Оушен-Хилл. Прелестная вдовушка никогда не настаивала на каких-либо обязательствах и не предъявляла претензий. К черту, правила для того и есть, чтобы их нарушать. Прежде всего, если того требуют чрезвычайные обстоятельства.

А то, что Дженна Фарсон снова в Оушен-Хилл, – обстоятельство чрезвычайное.

На мгновение он прикрыл глаза и тут же опять увидел ее перед собой: она стояла – почти голая, если не считать пары полосочек розового шелка, – над ним, и ее изумрудные глаза говорили, что она его хочет.

– Проклятье! – Он открыл глаза, отшвырнул подальше и так уже печально скукожившееся одеяло и выскочил из кровати. После сегодняшнего дня Дженна будет всего лишь воспоминанием, которое поблекнет со временем. Он это жестко приказал себе.

– Думаю, морковка – то, что надо. – Дженна взяла за руку свою дочку; они выходили из супермаркета. – Если бы ты была лошадкой, чтобы ты больше всего любила кушать?

– Жвачку с мороженым, – мгновенно выпалила Синди, как будто выстрелила из пистолета.

До чего же она у меня непосредственная, с улыбкой подумала Дженна. Ей нравилось раскованное поведение дочки, нравилось болтать с ней. В своем детстве Дженна редко отваживалась высказываться так свободно и легко, не говоря уже о поступках. Единственный раз, когда она все же решилась действовать по велению чувств, обернулся катастрофой… хотя сначала все казалось чудесным. А с Синди она словно наверстывала упущенное. С дочкой ей даже удавалось порой отрешиться от собственной серьезности, почувствовать себя чуть-чуть беззаботнее. А уж сегодня-то ей точно предстоит прыгать выше головы ради этой самой беззаботности. Общение с Тайреном потребует огромных усилий.

Через полчаса они договорились встретиться у Тайрена, посмотреть его лошадей. Понятно, это интересно только Синди. Дженне же очень не хотелось идти туда, в предчувствии серьезного разговора, но ведь все-таки любопытно увидеть дом Тайрена и чего он там еще добился в своей жизни. И она все равно рада видеть его, даже если это и означает, что ей придется рассказать правду.

– Не отпускай мою руку, солнышко, – сказала она дочке; они переходили улицу.

– Мамочка, а почему здесь все ходят медленно-премедленно?

Дженна повеселела.

– Думаю, потому что людям здесь некуда особенно торопиться. По сравнению с Оклендом, правда же, тут очень спокойно?

Синди кивнула.

– Мне тут нравится.

Дженна остановилась возле своей машины и задумчиво посмотрела на дочь.

– Да? Правда, мое солнышко?

Синди энергично закивала, а в ее глазах можно было прочесть тысячу желаний одновременно. Ей нравилось все. Она каждое утро просыпалась с улыбкой, умывалась, завтракала и бежала играть. Для Синди мир еще был приятнейшим местом, а редкие обиды и неудачи, хотя и сопровождались по малолетству бурными слезами, быстро забывались. Со взрослыми все не так; взрослые помнят дольше… Синди сверкнула серебристым взглядом и начала подпрыгивать еще энергичнее.

Наверное, действительно глаза – зеркало души, – подумала Дженна. А вот если бы кто-то заглянул в ее глаза – если бы, конечно, у кого-то нашлось на это время, – этот кто-то определенно бы в них увидел, что в Окленде ей не особенно уютно, да никогда и не будет. Окленд никогда не был ее домом; так неуютно носить одежду, сшитую на заказ для кого-то другого. Вроде и подходит тебе по комплекции и размеру, вроде и скроено ладно, а все равно что-то не то…

Дженна открыла дверцу машины. Через пару недель все равно придется уехать отсюда, хотят ли они с Синди того или нет. Здесь для них обеих есть нечто такое, отчего они чувствуют себя дома, но ведь в Окленде она зарабатывает им на жизнь. Боже, у нее фантастическая работа и куча клиентов. Она больше не принадлежит Оушен-Хилл. Это все в прошлом.

– Смотри, мамочка! Вон, старый дяденька на нас смотрит!

Дженна оглянулась. На противоположной стороне улицы стоял пожилой мужчина. Она не видела его всего четыре года, но такое ощущение, что гораздо дольше. Он изменился не очень сильно, только морщины у глаз и рта стали глубже. Дженна почувствовала раздражение. С чего, спрашивается, ему выглядеть таким несчастным? Хотя, даже тратить на него мысли – слишком жирно после всего, что он ей сделал.

– Мамочка, что?

Дженна крепко схватила Синди за руку.

– Ничего, Синди. Пойдем.

Пойдем, прежде чем я его вдруг окликну, или он меня…

– Дженна?

Слишком поздно.

– Здравствуй, папа.

И вдруг на его лице она увидела выражение, какого у отца она не видела никогда прежде, но тысячи раз – в зеркале. Сомнение и неуверенность. Она не могла этому поверить. У Рэндальфа просто не может быть такого выражения лица, природа не наделила.

Он улыбнулся нерешительно.

– Ты снова дома.

Дженна молча кивнула. Как будто в горло залили свинец, и она не могла протолкнуть через него ни слова. Отец никогда раньше не говорил с нею так. Это звучало неестественно, будто он плохо выучил роль и сейчас пытается ее сыграть, но у него выходит неважно.

– Так приятно тебя видеть. – Он перевел взгляд на девочку. – Это Синди?

Дженна опять кивнула и еще сильнее сжала дочкину ручку.

– Да.

Пожалуйста, не наговори ей сейчас каких-нибудь пошлостей, мысленно взмолилась она, когда отец присел возле Синди на корточки. Было заметно, что это далось ему с трудом. Он вообще стал гораздо медленнее двигаться.

– Привет, – сказал он.

– Привет. – Синди прижалась к матери. – Ты кто?

Дженна затаила дыхание.

– Я твой дедушка.

Синди улыбнулась.

– Ну, хорошо, – и пожала плечами.

Дженна испытала облегчение, но всего лишь на миг. Она не доверяла отцу.

– У меня скоро день-рождение. – Синди подняла шесть пальчиков вверх. – Вот через сколько месяцев.

Он улыбнулся.

– Я знаю.

Синди хихикнула.

– Правда?

Естественно, он это знал. День рождения Синди всегда будет днем позора Рэндальфа Фарсона. Дженна потянула Синди за руку.

– Нам пора идти, папа. У нас встреча.

– Мне можно смотреть лошадок Тайрена! – объявила Синди. – Ты знаешь Тайрена?

Рэндальф Фарсон выпрямился. Выражение его лица стало жестким. Вот так уже гораздо привычнее.

– Да.

Ну и нисколько он не изменился. Каким был, такой и есть – бездушный старый ханжа. Зачем, вообще, она стоит здесь и с ним разговаривает? Дженна торопливо распахнула заднюю дверцу машины.

– Залезай, Синди.

Синди колебалась.

– До свидания, дедушка, – пропела она.

– До свидания, Синди. – Он улыбнулся вновь. А потом обогнул машину и подошел к Дженне.

– Может быть, ты как-нибудь заглянешь ко мне? – Его тон снова стал неестественно кротким. Но Дженна больше не желала обманываться.

– У нас не очень много времени. – Она смотрела мимо.

– Может быть, сообразим маленький ужин? Ты, Марта и Синди.

Дженна попыталась проглотить комок в горле. Почему он это делает? Почему он такой приветливый? Что ему нужно? Рэндальф никогда и ничего не делает просто так.

– В четверг?

Их глаза встретились.

– Часиков в шесть? – Он смотрел на нее с такой надеждой.

Она заглянула к Синди в машину. Та сидела в своем креслице и сияла. Ее взгляд тоже был полон надежды. Вполне можно понять: в жизни Синди мужчины – редкость, а тут вдруг – дедушка! Она и слово-то это знает так, понаслышке, и сама произносила очень редко: сведения о Рандольфе, который получала дочь, мать старалась сторого дозировать. Дженна не могла позволить, чтобы ее отец довел до слез ее сладкого, доверчивого ребенка, а она знала: он это сделает, раньше или позже. Она не допустит никогда, чтобы ее дочери сделали больно. Хватит ее самой – пока она может защищать Синди, она защитит дочь от всего, что будет угрожать ее благополучию.

– К сожалению, – торопливо сказала Дженна, усаживаясь за руль, – едва ли.

А потом просто оставила отца стоять посреди улицы и уехала. Сердце колотилось дико. Синди не сказала ничего, лишь смотрела на него в окно. Признаться, Дженне это было только приятно.

А потом, уже на шоссе, она задумалась, почему чувствует себя такой виноватой.

Потому что ты цепляешься за тайны и старые раны, от которых ты должна, наконец, освободиться, подсказал здравый смысл. Если ты не сделаешь этого сейчас, то не сделаешь никогда. Вернуться в родной город, это значит – быть готовой столкнуться лицом к лицу со всеми своими страхами. А теперь ей предстояло самое ужасное – встреча с Тайреном. В его доме.

Она усмехнулась, вспомнив ту маленькую комнатку, которую занимал Тайрен у Фарсонов. Он и Кири жили в пристройке к конюшне. Дженна любила наблюдать за Тайреном, сидящим на крыльце и сосредоточенно что-то читающим. Почти все свое свободное время он тратил на занятия. Он заочно учился в Оклендском университете, читал множество серьезных книг. Казалось, его интересовало все на свете. Его целеустремленность поражала. Тайрен готов был расшибиться в лепешку, чтобы получить образование и выбиться в люди. После смерти матери Кири взяла внука к себе, и они вернулись в племя, но простая жизнь не прельщала Тайрена. Ему нужно было больше. Он мечтал принести пользу своему народу – и для этого ему пришлось уйти от них, наняться на ферму Фарсонов. Такой дотошный, серьезный и такой терпеливый и добрый, когда ситуация требовала того. Он слегка хмурился, будто чтение вызывало у него неудовольствие, и, бывало, в задумчивости покусывал кончик шариковой ручки… В такие моменты Дженна раздумывала, как бы это было – жить с ним. Ждать, когда он придет домой после работы, следить за их общим домом, уставать – но не зло уставать, а сладко. Вечером Тайрен всегда будет приветствовать ее поцелуем, и уж точно это будет не просто быстрое соприкосновение губ. О, нет. На это потребуется время даже после двадцати лет супружества. Она будет прислоняться к стене, а он будет жадно целовать ее, обнимая так крепко, что дыхание замрет в груди.

В окна машины залетал горячий ветер и не приносил никакой прохлады. Можно подумать, ей недостаточно жарко от мыслей о Тайрене. Дженна притормозила, сворачивая направо у дома Ламба.

Но от этих мыслей она не могла избавиться, и принялась в который раз сочинять будни фантастических миссис и мистера Те Ароа дальше: после того, как они вволю нацелуются возле двери, она возьмет его за руку и поведет в столовую. Там она наполнит его тарелку тем, что она для него приготовила, а он будет есть и без конца повторять, как это вкусно и еще – какая вкусная она сама. И подмигивать ей задорно. А потом из столовой они направятся в спальню, – если, конечно, им удастся так долго не прикасаться друг к другу, – и приступят к работе над их большим семейным проектом.

Дженна заглянула в зеркальце заднего вида и грустно улыбнулась. Братики и сестрички Синди…

– Смотри, мамочка!

Машина остановилась перед высокими деревянными воротами, обитыми железными полосами. Одна огромная створка открыта, вторая – закрыта. На обоих в центре – бронзовая буква «А». Те Ароа. Дженнины ладони стали влажными. Это от жары, строго сказала она себе.

Она слышала, что Тайрен теперь не бедствует, обзавелся домом и куском земли. Но слова «не бедствует» слабо подходили таким владениям. По обеим сторонам подъездной дороги тянулись бесконечные роскошные зеленые пастбища. Их хозяин определенно очень богат.

– Смотри, мамочка, лошадки! – восторженно воскликнула Синди и показала на трех темно-гнедых красавиц, которые паслись вдалеке.

– Очень красивые, правда? На какой бы тебе хотелось покататься?

– На всех, – тоненько засмеялась Синди. – Как в цирке!

Но, приближаясь к дому, обе притихли прямо-таки благоговейно.

Это был самый прекрасный дом, какой Дженна когда-либо видела. Три этажа, а по бокам – два импозантных дуба. Зеленый фасад прекрасно вписывался в окрестности. Вокруг множество цветов, красных, желтых, белых, лиловых, и изобилие пышных кустарников. Но самое лучшее – веранда вокруг всего первого этажа. Там стоял огромный диван-качели. Как, должно быть, приятно сидеть на нем вечерами, пить зеленый чай или прохладный морс, и разговаривать ни о чем… Крышу веранды поддерживали колонны, богато украшенные резьбой тонкой работы. По обеим сторонам ступеней, ведущих ко входу в дом, стояли плетеные корзины невероятных расцветок и узоров – типичные изделия маорийских женщин. Они все были наполнены травами или сушеными ягодами.

Дженна заглушила мотор и вышла из машины, потом помогла выйти Синди. Девочка даже дар речи утратила, созерцая чудесный дом, который будто явился из сказок, что мама рассказывала ей на ночь.

Тут из дома вышла женщина, которая сплела корзины, стоявшие у крыльца. Несмотря на солидный возраст, она двигалась с изяществом газели.

– Хаае, – по-маорийски поздоровалась она с Дженной. – Очень рада видеть тебя.

– Здравствуй, Кири. – К Дженниным глазам подступили слезы, когда старая женщина обняла ее и прижала к себе. Они так давно не виделись! О Кири у Дженны сохранились лишь хорошие воспоминания. Старая женщина всегда была очень добра к ней.