Читать книгу Умный ген. Какая еда нужна нашей ДНК - Кэтрин Шэнахан - Страница 8

Во многом именно мои нездоровые гены вдохновили меня сначала пойти в медицинское училище, а потом – написать эту книгу. У меня с самого начала спортивной карьеры дела не задались. В сборной школы по легкой атлетике я страдала от воспаления ахиллова сухожилия, потом – от бурсита этого сухожилия, потом – от синдрома подвздошно-большеберцового тракта"; я тогда практически постоянно [2] то засовывала корректирующие вставки в кроссовки, то добавляла новые терапевтические упражнения в тренировочную программу В колледже у меня начались новые проблемы с мягкими тканями, в том числе такой тяжелый случай «расколотой голени», что из-за нее я едва не лишилась своей спортивной стипендии.

Когда голень стала болеть настолько сильно, что я начала пропускать тренировки, я в очередной раз отправилась к врачу нашей команды. Доктор Скотти, коренастый, усатый, с густыми черными волосами и высоким голосом, сказал, что на этот раз ничем не может мне помочь. Нужно просто меньше тренироваться и ждать, пока все пройдет. Но я была уверена, что должна сделать что-то еще. Может быть, я как-то неправильно питаюсь? Воспользовавшись познаниями из начального курса биологии, я предположила, что, может быть, из моей соединительной ткани получаются не очень хорошие сухожилия. Как и многие мои сегодняшние пациенты, я просила доктора Скотти добраться до глубинных причин моей проблемы. У меня даже созрел план: просто сделать биопсию моих сухожилий и сравнить материал со здоровым сухожилием. Мои идеи закончились ничем, как, думаю, и многие другие подобные. Доктор Скотти нахмурил свои кустистые брови и сказал, что не слышал ничего о таких анализах. Я читала статьи в Newsweek и Time о мощных диагностических инструментах, появившихся благодаря молекулярной биологии. По своей наивности я не могла поверить, что доктор Скотти не знает, как воспользоваться всеми этими научными достижениями, чтобы помочь мне. Я так изумилась его нежеланием даже рассмотреть курс действий, который казался очевидным, и так влюбилась в идею докопаться до молекулярных корней физиологических проблем – ив перспективы бурно растущей биотехнологической отрасли, – что отказалась от планов стать инженером-химиком и записалась на все доступные курсы изучения генетики. Я окончила Корнелльский университет, где узнала о регуляции генов и эпигенетике от ученых, получивших Нобелевскую премию, а потом поступила в Медицинскую школу Роберта Вуда Джонсона в Нью-Джерси, надеясь применить мои знания фундаментальных основ генетики по назначению.

А потом я узнала, почему доктор Скотти так удивился моим вопросам. В медицинских училищах врачей не учат докапываться до самого корня проблемы. Там врачей учат лечить проблемы. Это практическая наука с практическими целями. В этом главнейшее отличие медицины от других естественных наук. Возьмите, например, физику, которая накопила огромный свод глубочайших знаний, потому что постоянно старалась докопаться до самого корня. Физики уже копнули так глубоко, что пытаются ответить на один из самых фундаментальных вопросов: как появилась вселенная? Но медицина отличается от других наук, потому что даже в большей степени, чем наука, это бизнес. Вот почему, когда у людей, принимавших таблетку от сердца «Лонитен», стали обильно расти волосы на руках, ученые-исследователи даже не спросили, почему это происходит. Они просто начали искать новых клиентов. Так что «Лонитен», таблетка от сердца, превратилась в «Рогаин», спрей для лысеющих мужчин. Медицина полна подобных примеров; один из самых коммерчески успешных – открытие силдафенила, лекарства, которым первоначально лечили гипертонию, но потом у него обнаружился очень удачный побочный эффект – продление эрекции, – и его стали продавать под названием «Виагра». Поскольку медицина – это бизнес, медицинские исследования должны приводить к появлению продукта, который можно будет продать. И именно поэтому мы до сих пор не знаем, что именно вызывает даже такие распространенные проблемы, как «расколотая голень».

Я пошла в медицинское училище не для того, чтобы стать бизнесвумен. Мои мечты выросли из семени, зароненного в мою душу в пятилетием возрасте из-за случая с птенцом малиновки. Однажды весенним утром я сидела на бордюре перед домом, и маленький пухлый птенчик слетел с кленового дерева и приземлился на дорогу прямо передо мной. Посмотрев на меня, он защебетал и захлопал крыльями, словно говоря: «Смотри, как я могу!»… а потом я увидела, как у него за спиной появилось колесо большой машины. В мгновение ока самое прелестное существо из всех, что мне доводилось видеть, превратилось в лепешку из перьев, безжизненное мертвое пятно на асфальте. Я была возмущена и охвачена чувством вины. Водитель этой машины даже не подозревал, какую травму нанес двум юны жизням. Тогда я впервые осознала, что смерть – это навсегда, и во мне пробудился защитный инстинкт, который с тех пор управлял всей моей карьерой: предотвращать боль и вред. Вот почему я захотела стать инженером-химиком (чтобы изобрести нетоксичные детские пеленки), вот почему пошла в медицинскую школу. Я сосредоточилась на профилактике, а это значило, что мне нужно понять, благодаря чему наш организм работает хорошо, а из-за чего – заболевает.

К сожалению, вскоре после поступления в медучилище я обнаружила, что пропасть между моей детской мечтой и реальностью ограниченных медицинских познаний огромна – настолько огромна, что я даже сделала вывод, что преодолеть ее невозможно. Единственным способом воплотить свою мечту о предотвращении боли и вреда была «профилактическая медицина», а лучшим местом, где я могла ей заниматься, оказалась работа врача первичной медицинской помощи. Сказать по правде, я даже подзабыла о своей идее докопаться до глубинных причин болезни, и много лет после окончания медицинского училища я жила обычной жизнью. Пока не произошло кое-что, что вернуло меня на эту орбиту.