Читать книгу Дюна: Дом Харконненов - Кевин Дж. Андерсон, Кевин Андерсон - Страница 24

При всей своей дьявольской злобности барон Владимир Харконнен никогда раньше не испытывал такой ненависти.

Как эта сука Бене Гессерит смогла сделать мне такую гадость?

В одно туманное утро он вошел в свой тренировочный зал, запер за собой дверь и приказал не беспокоить его. Из-за чрезмерной тучности он не мог пользоваться отягощениями и системами блоков, поэтому барон просто сел на пол и попытался поочередно поднимать ноги. Когда-то он отличался большой ловкостью в телесных упражнениях, а теперь даже такое элементарное упражнение давалось ему с большим трудом. В течение двух месяцев после того, как доктор Юэх поставил свой диагноз, в мозгу Владимира Харконнена возникали картины сладостной мести. Хорошо бы схватить Мохиам и постепенно вырывать из ее чрева внутренние органы – медленно, один за другим, – так, чтобы ведьма оставалась в сознании. Потом он бы позабавился с ее внутренностями, заставив ее смотреть на это. Уж он бы постарался доставить ей интересное зрелище… сжег бы печень, заставил бы эту суку сожрать ее собственную селезенку, а потом удавил бы Преподобную ее кишками.

Теперь понятно, почему Мохиам смотрела на него с таким самодовольным видом на банкете у Фенринга.

Это она меня искалечила!

Барон посмотрел на свое отражение в большом, во всю стену зеркале и в ужасе отшатнулся. Своими мощными руками он оторвал плазовое зеркало от стены и швырнул его на пол. Зеркало не разбилось, и Харконнен принялся гнуть его, отчего отражение приняло еще более жуткий вид.

Было ясно, что Мохиам отомстила ему за изнасилование, это барон понимал, но, с другой стороны, это она, ведьма, шантажировала его, заставив вступить с ней в связь первый раз. Это она требовала, чтобы он оплодотворил ее – дважды! – чтобы она родила от него дочь для Бене Гессерит. Это было нечестно. Это он жертва, а не она.

Барон кипел, возмущался и негодовал. Нельзя было и думать о том, чтобы хотя бы один соперник из Ландсраада узнал о причине его болезни. Все они хорошо понимают разницу между силой и слабостью. Если же соперники будут и дальше верить, что тучность и отечность барона Харконнена суть следствия его излишеств, свидетельство его успехов, то он сможет сохранить власть и влияние. Если же всем станет известно, что этой отвратительной болезнью его наградила женщина, заставившая его, Владимира Харконнена, совокупиться с ней, то… От такой мысли барону становилось физически плохо.

Да, конечно, слушать вопли Мохиам – это сладкая месть, но все же это мелочь, недостаточная для человека его положения. Все же Мохиам была всего лишь отталкивающим придатком Ордена Бене Гессерит. Ведьмы воображают себя всемогущими, способными сокрушить любого, даже великого главу Дома Харконненов. Наказать их – дело фамильной чести и гордости, дело утверждения власти и положения во имя всего Ландсраада.

Кроме того, это доставит ему удовольствие.

Но если он будет действовать необдуманно и поспешно, то никогда не получит от ведьм средств для исцеления. Доктор Сук сказал, что науке не известны средства лечения, что возможность излечиться целиком и полностью находится в руках Преподобных Матерей Бене Гессерит. Община Сестер сделала из барона развалину, и только она может вернуть ему прежнее великолепное тело.

Будь они прокляты!

Ему придется притворяться, влезать в их дьявольский ум, чтобы понять, что там находится. Надо будет найти способ шантажировать их. Он сдерет с них (фигурально, конечно же, фигурально!) черные похоронные накидки и заставит голышом дожидаться его суда.

Он швырнул измятое зеркало на плиты пола, угодив в тренажер. В руках у барона не было трости, поэтому он не смог сохранить равновесие и грохнулся спиной на мат.

Нет, это просто невыносимо…

Взяв себя в руки, барон проковылял в свой захламленный кабинет и вызвал Питера де Фриза. Громовой голос Владимира Харконнена разнесся по коридору, и слуги со всех ног кинулись искать ментата.

Целый месяц де Фриз выздоравливал после глупейшей выходки с передозировкой пряности. Идиот заявил, что видел падение Дома Харконненов, но не смог предложить никакого средства, с помощью которого барон сумел бы избежать такого печального будущего.

Сейчас ментату предоставлялась возможность искупить свой промах и предложить план удара по Бене Гессерит. Каждый раз, когда де Фриз своей очередной глупостью доводил барона до белого каления и рисковал быть казненным, он находил какое-то очень удачное решение и вновь доказывал свою незаменимость.

Как мне причинить вред Бене Гессерит? Как скрутить их в бараний рог и заставить корчиться?

Ожидая ментата, барон выглянул в окно и посмотрел на промышленный пейзаж Харко-Сити, с его маслянисто блестящими закопченными зданиями, вокруг которых не было и намека на зелень. Обычно вид успокаивал барона, но на этот раз он лишь еще больше упал духом. Прикусив от досады губу, барон почувствовал, как из его глаз потекли слезы жалости к себе.

Я сокрушу Общину Сестер!

Эти женщины не глупы. Далеко не глупы. Для своих селекционных программ и политических махинаций они сами выращивали интеллектуалов для пополнения своей элиты. Для того чтобы усовершенствовать программу и усилить Орден, им потребовались гены высшей пробы – гены барона Харконнена. Как же он ненавидел их!

Надо разработать очень тонкий план… Поможет только хитрость, помноженная на хитрость…

– Милорд барон, – произнес Питер де Фриз, открывая дверь. Голос выползал из его глотки, как ядовитая змея из гнезда.

Из коридора до слуха барона донеслись крики, шум и лязг металла. Что-то грохнуло в стену, посыпались осколки мебели. Барон отвернулся от окна и увидел входящего в кабинет похожего на медведя племянника, пришедшего вслед за ментатом. Раббан нисколько не напрягался, но каждый его шаг громом отдавался под сводами кабинета.

– Это я, дядя.

– Вижу. А теперь оставь нас. Я звал Питера, а не тебя.

Обычно Раббан проводил все свое время на Арракисе, выполняя приказы барона, но, возвращаясь на Гьеди, он всегда горел желанием принять участие в обсуждении важных дел.

Барон вздохнул и задумался.

– Я передумал, Раббан. Ты можешь остаться, если хочешь. Так или иначе, но я все равно буду вынужден тебе об этом рассказать.

В конце концов, это чудовище – его наследник, единственная надежда Дома Харконненов. Этот парень все равно лучше, чем его отец, размазня Абульурд. Какие они разные, хотя у обоих есть серьезные недостатки.

Племянник расплылся в счастливой кукольной улыбке, гордый от сознания того, что и его посвятят в какое-то важное дело.

– Рассказать о чем, дядя?

– О том, что я собираюсь предать тебя смерти.

Взгляд Раббана на мгновение потускнел, но потом снова прояснился.

– Этого не может быть.

– Почему ты так уверен? – Глаза барона сверкнули. Ментат переводил взгляд с дяди на племянника, наблюдая за пикировкой.

Раббан быстро нашелся:

– Потому что если бы ты действительно собирался предать меня смерти, то не стал бы меня об этом предупреждать.

На оплывшем лице барона появилась мимолетная улыбка.

– Да, кажется, ты не такой уж полный кретин, как я думал.

Приняв эти слова как комплимент, Раббан уселся в кресло-собаку, которое, изогнувшись под его тяжестью, постепенно приняло форму тела племянника.

Барон рассказал подробности того, как Мохиам заразила его, и потребовал составить план мести Ордену Бене Гессерит.

– Нам надо найти способ поквитаться с ними. Мне нужен план, умный и хитрый план, который приведет нас к выигрышу.

Женственные черты ментата расслабились, лицо обмякло, глаза потеряли выражение. В режиме ментата он прокручивал в мозгу все вероятные возможности с невероятной скоростью. Язык поминутно высовывался изо рта, де Фриз облизывал губы, вымазанные ярко-красным соком сафо.

Раббан пнул пяткой кресло, чтобы оно приняло иную конфигурацию.

– А почему бы нам не организовать полномасштабное нападение на Валлах IX? Мы же можем попросту стереть их города с лица планеты.

Де Фриз вздрогнул и в какую-то долю секунды взглянул на Раббана. Движение было столь быстрым, что барон не смог бы сказать, действительно ли ментат оглянулся на племянника барона. Владимиру Харконнену была невыносима сама мысль о том, что примитивные измышления Раббана могут повлиять на тонкое рафинированное мышление ценного ментата.

– Ты хочешь сказать, что мы должны действовать, как салусанский бык, попавший на торжественный обед? – спросил барон. – Нет, нам нужно больше изящества. Посмотри в словаре определение этого слова, если оно тебе не известно.

Однако Раббан не обиделся. Он подался вперед и прищурил глаза.

– У нас есть корабль-невидимка.

Барон ошеломленно воззрился на племянника. Как только барон начинал думать, что этот оковалок не способен даже служить рядовым в гвардии, Раббан вдруг поражал его неожиданной способностью проникать в суть вещей.

Они осмелились применить невидимку только однажды, уничтожив тлейлаксианские корабли, чтобы подставить герцога Атрейдеса под удар. Раббан убил эксцентричного ришезианского изобретателя, и технология изготовления невидимок оказалась навсегда утраченной. Но, как бы то ни было, в распоряжении Харконненов имелось оружие, о существовании которого никто не подозревал, даже ведьмы Бене Гессерит.

– Что ж, это возможно… если только у Питера нет других идей.

– Они есть, мой барон. – Веки де Фриза дрогнули, глаза обрели ясность выражения. – Суммация ментата. – Тон стал высокопарным. – Я нашел удобную лазейку в законах империи. Это очень интригующе, мой барон.

Питер слово в слово, как запоминающая машина, произнес текст закона, а потом предложил свой план.

От эйфории у барона моментально прошли все его боли и недомогания. Он повернулся к племяннику.

– Теперь ты видишь, какой у него потенциал, Раббан? Я бы тоже предпочел прославиться тонкостью, нежели грубой силой.

Раббан неохотно кивнул:

– Все же я думаю, что нам надо захватить корабль-невидимку. Так, на всякий случай.

Племянник вспомнил, как пилотировал невидимку, когда поразил корабли тлейлаксов, чтобы спровоцировать полномасштабную войну между ними и Домом Атрейдесов.

Не желая слишком потворствовать самодовольству ментата, барон согласился с предложением Раббана.

– Никогда не повредит иметь запасной план.

Приготовления были скорыми, но весьма тщательными. Капитан Криуби приказал своим людям буквально следовать всем наставлениям Питера де Фриза. Раббан расхаживал по ангарам и казармам с видом верховного главнокомандующего и поддерживал на должном уровне боевой дух войск.

Транспорт Гильдии был уже вызван, а харконненовский фрегат был нагружен сверх нормы людьми и вооружением, не говоря о сверхсекретном корабле-невидимке, который использовался только один раз, десять лет назад.

С военной точки зрения, невидимое оружие предоставляло такие преимущества нападающей стороне, каких не знала вся военная история человечества. Теоретически оно давало Дому Харконненов возможность наносить врагам сокрушительные удары, оставаясь в тени. Вообразите только, какую сумму заплатил бы виконт Моритани за возможность обладать таким оружием.

При первом использовании невидимка сработала очень эффективно, но дальнейшее выполнение плана пришлось затормозить из-за возникших неполадок в механической части корабля-невидимки. Большинство проблем были мелкими, но некоторые – касавшиеся генератора невидимого поля – плохо поддавались устранению. Ришезианского изобретателя не было в живых, и никто не мог оказать содействия. Тем не менее последние испытания прошли довольно успешно, хотя механики дрожащими от страха голосами докладывали, что судно может оказаться не вполне боеспособным…

Одного нерасторопного такелажника пришлось медленно раздавить паровым прессом, чтобы его товарищи не тянули время, прониклись трудовым энтузиазмом и не сорвали срок отправления. Барон спешил.

* * *

Полностью нагруженный фрегат завис на геостационарной орбите над Валлахом IX, непосредственно над учебным комплексом Школы Матерей. Сидя на капитанском мостике вместе с Питером де Фризом и Раббаном, барон не стал посылать предупредительный сигнал в штаб-квартиру Бене Гессерит. Впрочем, он и не должен был этого делать.

– Изложите свое дело, – из системы сообщений донесся женский голос, напряженный и неприветливый. Не было ли в нем оттенка удивления?

Де Фриз ответил по всем формальным правилам межпланетного этикета:

– Его Превосходительство барон Владимир Харконнен с Гьеди Первой желает говорить с Вашей Верховной Матерью по частному каналу.

– Это невозможно, поскольку отсутствует предварительная договоренность.

Барон подался вперед и заговорил громовым голосом:

– В вашем распоряжении пять минут на установление частной связи с Верховной Матерью, в противном случае я буду говорить по открытой системе, а это может вызвать некоторые… э-э… неудобства.

Последовала несколько затянувшаяся пауза. За несколько секунд до истечения пяти минут в системе раздался хриплый старческий голос:

– Я – Верховная Мать Харишка. Мы говорим по моей персональной связи.

– Отлично, а теперь слушайте внимательно. – Барон победно улыбнулся.

Де Фриз доложил обстоятельства дела.

– Статьи Великой Конвенции весьма недвусмысленно трактуют определенные серьезные преступления, Верховная Мать. Эти законы были установлены во времена, когда мыслящие машины наводили ужас на человечество. Одним из самых страшных преступлений считается применение атомного оружия против людей. Другим преступлением считается ведение биологической войны.

– Да, да. Я не военный историк, но могу найти человека, который в точности процитирует нужные статьи закона. Почему ваш ментат не позаботился о таких бюрократических мелочах, барон? Я не вижу, какое отношение все это имеет к нам. Может быть, вы еще захотите рассказать мне какую-нибудь детскую сказку на ночь?

Сарказм говорил только о том, что Верховная Мать начала нервничать.

– Формы надо соблюдать, – наставительно произнес барон. – Наказанием за эти преступления является немедленное уничтожение виновного по решению Ландсраада. Каждый Великий Дом приносит клятву применить для наказания все свои вооруженные силы. – Он помолчал, потом снова заговорил. На этот раз его слова стали еще более угрожающими. – На этот раз форма не была соблюдена, не правда ли, Верховная Мать?

Питер де Фриз и Раббан, ухмыляясь, посмотрели друг на друга.

Барон продолжал:

– Дом Харконненов готов подать формальную жалобу императору и Ландсрааду с обвинением Бене Гессерит в нелегальном использовании биологического оружия против Великого Дома.

– Вы говорите вздор. Орден Бене Гессерит никогда не стремился к военному могуществу.

Верховная Мать явно была в тупике. Неужели она и правда ничего не знает?

– Так знайте, Верховная Мать, – мы располагаем неопровержимыми доказательствами того, что ваша Преподобная Мать, Элен Гайус Мохиам, намеренно использовала биологическое оружие против моей персоны, в то время как я выполнял некую миссию по просьбе Общины Сестер. Спросите эту суку сами, если ваши подчиненные скрывают от вас такую важную информацию.

Барон не упомянул о том, что Община шантажировала его незаконными хранилищами пряности. К обсуждению этого предмета он был готов, поскольку все такие хранилища находились в столь отдаленных уголках владений Харконненов, что их никто никогда не сможет обнаружить.

Довольный барон откинулся на спинку кресла, слушая наступившее молчание и живо представляя себе, как побледнела от страха эта старая Верховная Мать. Он воткнул нож поглубже и повернул его в ране.

– Если вы сомневаетесь в правильности нашей интерпретации, то перечитайте слова Великой Конвенции и подумайте, стоит ли вам рисковать, выступая на открытом суде Ландсраада. Имейте также в виду, что инструмент вашего нападения – Сестра Элен Гайус Мохиам была доставлена на мою планету кораблем Гильдии. Гильдия не выразит своего удовольствия, когда узнает об этом. – Барон побарабанил пальцами по консоли. – Если даже Община Сестер после этого уцелеет, вы столкнетесь с суровыми имперскими санкциями, на вас наложат штраф и, может быть, даже приговорят к изгнанию.

После недолгого молчания Харишка вновь заговорила. Верховная Мать сумела взять себя в руки, и в ее голосе не чувствовалось ни смятения, ни страха.

– Вы преувеличиваете свое дело, барон, но я хочу знать все. Чего вы хотите от нас?

Барон почти физически чувствовал, как кривится лицо Верховной Матери.

– Я спущусь на вашу планету и лично встречусь с вами. Пришлите пилота, чтобы он провел нас сквозь защитные системы Валлаха.

Харконнен не потрудился сообщить Харишке, что в случае, если с ним что-нибудь случится, обстоятельства дела немедленно будут доложены чиновникам Кайтэйна и переданы императору. Верховная Мать и так все давно поняла.

– Конечно, барон, но скоро вы поймете, что все это не более чем недоразумение.

– Пусть Мохиам тоже присутствует на нашей встрече. Обеспечьте меня также средствами лечения и эффективного исцеления – в противном случае я устрою такое представление, что у вашей Общины не останется никаких шансов уцелеть.

На престарелую Верховную Мать тирада барона не произвела видимого впечатления.

– Сколько человек в вашей свите?

– Скажите ей, что у нас целая армия, – прошептал Раббан дяде на ухо.

Барон отмахнулся от племянника.

– Я и шесть человек.

– Ваша просьба о встрече удовлетворена.

Сеанс связи закончился, и Раббан спросил:

– Я могу идти, дядя?

– Ты помнишь, что я говорил тебе об изяществе?

– Я посмотрел это слово и, как вы велели, выучил его определение.

– Оставайся здесь и думай, что значит это определение, пока я буду беседовать с Матерью ведьм.

Рассерженный Раббан затопал в свою каюту.

Час спустя лихтер Общины Сестер пришвартовался к фрегату Харконненов. На палубу ступила молодая женщина с каштановыми волосами и узким лицом, одетая в блестящую черную форму.

– Меня зовут Сестра Кристейн. Я провожу вас на планету. – Глаза ее сверкнули. – Верховная Мать ждет вас.

Барон пошел за женщиной в сопровождении шестерых специально отобранных и вооруженных до зубов солдат. Питер де Фриз тихим голосом, чтобы не услышала ведьма, сказал:

– Не вздумайте недооценивать Бене Гессерит, мой барон.

Фыркнув, барон прошел мимо ментата и ступил на трап лихтера.

– Не волнуйся, Питер, теперь они в наших руках.