Читать книгу Красный, белый и королевский синий - Кейси Маккуистон - Страница 1

На крыше Белого дома, в углу Променада[1], огибающего Солнечную комнату[2], есть отколотый кусочек облицовки. Нажав в нужном месте, можно отогнуть его достаточно, чтобы обнаружить сообщение, нацарапанное ключом или, может быть, даже острием украденного в Западном крыле канцелярского ножа.

Даже в тайной истории президентских семей – закрытой от внешнего мира фабрике сплетен, под страхом смерти поклявшейся хранить все в секрете, – не дается определенного ответа, чьих это рук дело. Но все уверены в том, что только сын или дочь президента осмелились бы осквернить священное здание Белого дома. Некоторые уверены, что это был Джек Форд[3] с его страстью к творчеству Джимми Хендрикса и ночными перекурами на крыше, к которой вплотную примыкала его двухуровневая комната. Другие утверждают, что это была юная Люси Джонсон[4] с широкой лентой в волосах, но все это не имеет значения. Надпись же остается на своем месте для тех, кто достаточно сообразителен, чтобы ее найти.

Алекс обнаружил ее в первую же неделю своего пребывания в Белом доме, но никогда никому не рассказывал, как именно это случилось.

Надпись гласит:

Правило № 1: НЕ ПОПАДАЙСЯ

Восточная и Западная спальни на втором этаже, как правило, предназначались для членов президентской семьи. Сначала они представляли собой гигантских размеров опочивальню на время визитов французского политика Маркиза де Лафайета к президенту Джеймсу Монро, но в конечном счете она была разделена на два помещения. Восточная спальня напротив зала заседаний принадлежит Алексу, Джун же обитает в Западной, находящейся возле лифта.

Оба выросли в Техасе, тогда их комнаты с абсолютно идентичными планировками были расположены по разные стороны коридора. Уже в то время было легко угадать увлечения и стремления Джун лишь по тому, что украшало стены ее спальни. В двенадцать это были рисунки акварелью. В пятнадцать – лунные календари и таблицы с драгоценными камнями. В шестнадцать – вырезки из журнала The Atlantic, флаг Техасского университета в Остине, плакаты с американской феминисткой Глорией Стайнем, писательницей-афроамериканкой Зорой Ниэл Херстон и обрывки статей знаменитой активистки Долорес Уэрты.

Комната Алекса всегда оставалась неизменной, и только трофеев по лакроссу и рефератов со временем становилось все больше. Все они теперь пылятся в доме, который они с Джун все еще считают своим, но вынуждены были покинуть. Ключ висит у Алекса на шее – на цепочке, скрытой от посторонних глаз с тех пор, как он переехал в Вашингтон.

Теперь расположенную по другую сторону холла спальню Джун в белых, светло-розовых и мятных тонах, навеянных старыми дизайнерскими журналами 60-х годов, которые хозяйке комнаты удалось отыскать в одной из гостиных Белого дома, украшают обложки Vogue. Комната Алекса когда-то была детской Кэролайн Кеннеди[5], став впоследствии, по словам Джун, предварительно окурившей комнату шалфеем, кабинетом Нэнси Рейган[6]. Алекс оставил нетронутыми симметрично висевшие над диваном пейзажи, но перекрасил стены, бывшие при младшей дочери Барака Обамы, Саше, розового цвета, в благородный темно-синий оттенок.

Обычно президентские дети живут в резиденции лишь до своего совершеннолетия – по крайней мере, такова традиция последних десятилетий. Но в январе, тогда же, когда его мать официально вступила в должность президента Соединенных Штатов, Алекс поступил в Джорджтаунский университет, что, естественно, сделало нелогичным выделение дополнительной охраны и статьи расходов на однушку, в которой ему предстояло жить во время учебы. Той же осенью Джун выпустилась из Техасского университета. Она никогда этого не озвучивала, но Алекс знал, что сестра переехала, чтобы присматривать за ним. Лучше, чем кто-либо другой, она знала, какие номера мог выкинуть ее брат, находясь в самой гуще событий, и лично не раз вытаскивала его из Западного крыла.

За закрытыми дверями своей спальни Алекс может слушать Hall & Oats на стоящем в углу проигрывателе, и никто не услышит, как он мурлычет себе под нос песню Rich Girl, как когда-то его отец. Здесь он может носить очки для чтения, тем временем убеждая всех остальных в том, что они ему не нужны. Он может часами сидеть над своими учебниками, приклеивая на важных страницах разноцветные стикеры. Он не собирается становиться самым молодым конгрессменом в истории США, не заслужив этого, но окружающим необязательно знать, сколько усилий он прикладывает. На кону стоит его репутация секс-символа страны.

– Привет, – слышится голос у двери. Алекс поднимает глаза от экрана ноутбука и видит Джун с двумя айфонами и стопкой журналов под мышкой одной руки и тарелкой в другой. Она заходит в комнату и ногой закрывает за собой дверь.

– Что стянула сегодня? – спрашивает Алекс и освобождает сестре место на кровати, подбирая бумаги.

– Пончики, – отвечает она, залезая на постель. На ней юбка-карандаш и розовые остроносые балетки. Алекс сразу представляет себе колонки журналов на следующей неделе: фото Джун в этом прикиде под заголовком очередной статьи о том, насколько незаменима такая обувь для современной активной девушки.

Ему становится интересно, где же Джун пропадала весь день. Кажется, она упоминала какую-то статью в Washington Post[7]. Или это была фотосъемка для ее блога? Может, и то и другое одновременно? Алексу никогда не удается поспевать за событиями в жизни сестры.

Она кидает стопку журналов на кровать и принимается внимательно их изучать.

– Вносишь свой вклад в великую американскую индустрию сплетен?

– Именно для этого я и училась на журналиста, – отзывается Джун.

– Что-нибудь стоящее на этой неделе? – спрашивает Алекс, потянувшись за пончиком.

– Дай подумать. В In Touch[8] пишут, что я встречаюсь с французской моделью?

– А это так?

– Если бы. – Она пролистывает несколько страниц. – О, и они утверждают, что недавно ты отбеливал себе очко.

– Ну это правда, – бормочет Алекс с полным ртом шоколада с посыпкой.

– Так и думала. – Пролистав почти весь журнал, сестра сунула его в самый низ стопки и схватила новый выпуск People[9]. Она рассеянно просмотрела его. – Журналисты People всегда пишут лишь то, что прикажут им сверху. Скукотища. На этой неделе про нас не так уж много… о, мое имя есть в кроссворде.

Отслеживание новостей об их семье для Джун – что-то вроде хобби, и это поражает и выводит из себя их мать. Но Алекс довольно самовлюблен, поэтому просит сестру зачитывать ему самые яркие заголовки. Чаще всего статьи – абсолютная выдумка или в них содержится то, что журналистам скормила их пресс-служба, но это бывает очень кстати, когда нужно перехватить совершенно дикие и отвратительные слухи. Будь у него выбор, Алекс, разумеется, читал бы одни фанфики, наперебой прославляющие его обезоруживающий шарм и невероятную жизненную энергию, однако Джун наотрез отказывается читать такие вслух, как бы сильно брат ее ни упрашивал.

– Посмотри в Us Weekly[10], – говорит Алекс.

– Хммм… – Джун достает журнал из стопки. – Смотри, на этой неделе мы на первой странице!

Она поворачивает к брату глянцевую обложку, где с фото в углу на него смотрят их с сестрой лица. Волосы Джун заколоты на затылке, а сам Алекс выглядит слегка потрепанно, не растеряв при этом привлекательности, со своим мужественным подбородком и вьющимися темными локонами. Заголовок под фото жирными желтыми буквами гласит: «БУРНАЯ ВЕЧЕРИНКА ПРЕЗИДЕНТСКИХ ОТПРЫСКОВ В НЬЮ-ЙОРКЕ».

– О, да. Безумная была ночка, – хмыкает Алекс, откинувшись на высокое кожаное изголовье кровати и сдвинув очки на нос. – Целых две речи за раз. Нет ничего сексуальнее, чем коктейль из креветок и полтора часа выступлений на тему выбросов углерода.

– Здесь пишут, что у тебя было какое-то тайное свидание с «загадочной брюнеткой», – читает Джун. – «Несмотря на то, что вскоре после торжества дочь президента умчалась в лимузине на вечеринку с участием множества знаменитостей, двадцатиоднолетний покоритель дамских сердец Алекс был замечен тайком пробирающимся в отель W Hotel для встречи с загадочной брюнеткой. Номер он покинул около четырех утра. Источники из отеля сообщают, что из комнаты доносились характерные звуки. Судя по слухам, брюнеткой оказалась не кто иная, как… Нора Холлеран, двадцатидвухлетняя внучка вице-президента Майка Холлерана из Трио Белого дома. Неужели эти двое возобновили свой роман?»

– Да! – в восторге восклицает Алекс, и Джун начинает стонать. – Прошло даже меньше месяца! Ты должна мне пятьдесят баксов, детка.

– Погоди. Так это действительно была Нора?

В голове Алекса всплывают события прошлой недели и то, как он заявился в номер Норы Холлеран с бутылкой шампанского в руках. Их интрижка во время избирательной кампании была мимолетной и изначально обреченной на провал. Одному было семнадцать, второй – восемнадцать, и оба искренне считали, что каждый превосходит интеллектом другого. Только вот Алекс вынужден был признать, что Нора умнее его и ей уж точно хватит мозгов, чтобы не встречаться с ним.

В том, что пресса отказывается забывать об их романе, нет его вины. Журналисты лелеют саму мысль о том, что эти двое могут быть вместе, словно новая чета Кеннеди. Так что Алекс не виноват, что они с Норой случайно напились в одном номере отеля за просмотром «Западного крыла» и издавали потом громкие стоны на радость назойливым журналистам. Они попросту решили превратить неприятный инцидент в свою личную забаву.

А возможность развести сестру – приятный бонус.

– Возможно, – отвечает он, растягивая гласные.

Джун шлепает брата журналом так, словно Алекс – это особенно назойливый мерзкий таракан.

– Так нечестно, придурок!

– Пари есть пари, – заявляет Алекс. – Мы договаривались. Если в течение месяца об одном из нас пускают слух, другой должен ему пятьдесят баксов. Можешь перевести по Venmo[11].

– Я не буду платить, – вспыхивает Джун. – Завтра, когда мы с Норой увидимся, я прикончу ее. Кстати, что собираешься надеть?

– Куда?

– На свадьбу.

– Чью свадьбу?

– Ну, королевскую свадьбу, – напоминает ему Джун. – В Англии. О ней трубят с каждой обложки, я же тебе только что показывала.

Она снова поднимает выпуск Us Weekly, и на этот раз Алекс замечает заголовок, написанный большими буквами: «ПРИНЦ ФИЛИПП ГОВОРИТ “ДА!”», под которым примостилась фотография на редкость невзрачного британского наследника и его такой же скучной, но обходительно улыбающейся блондинки-невесты.

Абсолютно уничтоженный, Алекс роняет свой пончик.

– Так она на этих выходных?

– Алекс, утром мы уже улетаем, – отвечает Джун. – Перед церемонией у нас запланировано две встречи. Не могу поверить, что Захра до сих пор не проела тебе мозг на эту тему.

– Дерьмо, – стонет Алекс. – Я ведь знал, у меня все записано. Просто отвлекся.

– На сговор с моей лучшей подругой, чтобы попасть в прессу ради пятидесяти баксов?

– Нет, на мою исследовательскую работу, острячка, – отвечает Алекс, драматично указывая на стопку записей. – Я целую неделю убил на изучение римской политической мысли. И я думал, мы оба сошлись на том, что Нора – наш общий лучший друг.

– Только не говори, что это реальный предмет в универе, – говорит Джун. – Думаю, ты действительно забыл о главном международном событии года из-за того, что не хочешь пересекаться со своим заклятым врагом.

– Джун, я сын президента Соединенных Штатов. А принц Генри – лишь формальный глава Британской империи. И ты не можешь вот так запросто объявить его моим «заклятым врагом», – говорит Алекс. Вновь взявшись за свой пончик, он начинает задумчиво жевать, а затем добавляет: – Выражение «заклятый враг» подразумевает, что этот человек хоть в чем-то может со мной конкурировать, а не быть обычным высокомерным мудаком и плодом инцеста, который, готов спорить, на досуге дрочит на собственные фотки.

– Ну ты и завернул.

– Да ладно, это я так, к слову.

– Ты не обязан любить его. Просто постарайся выглядеть счастливым и не спровоцировать международный скандал хотя бы на свадьбе его брата.

– Жучок, а когда мне не приходилось изображать счастливое лицо? – спрашивает Алекс. На его лице на секунду появляется фальшивое, но настолько болезненно-мрачное выражение, что, к его удовлетворению, заставляет Джун отшатнуться.

– Эх. В любом случае, ты уже знаешь, в чем пойдешь на свадьбу?

– Да, я выбрал костюм, и Захра одобрила его еще в прошлом месяце. Я же не полный идиот.

– В своем платье я все еще сомневаюсь, – признается Джун. Она наклоняется и выхватывает у брата ноутбук, не обращая внимания на ворчание Алекса. – Темно-красное или то, что с кружевом?

– Конечно, с кружевом. Это же Англия. Может, хватит уже мешать мне заниматься? – спрашивает Алекс, протягивая руку к ноутбуку, которую Джун тут же отталкивает. – Иди, копайся в своем «Инстаграме», или что ты там делаешь. Достала уже.

– Заткнись, я пытаюсь выбрать, что посмотреть. Фу, ты добавил «Страну садов» в избранное? Звонили из 2005-го, передавали привет.

– Ненавижу тебя.

– Ммм, я в курсе.

За окном по лужайке гуляет ветер, пригибая липы к земле. Закончившаяся пластинка в граммофоне наполняет комнату тихим шипением. Скатившись с кровати, Алекс переворачивает ее и переставляет иглу, выбрав London Luck, & Love[12].

Если уж говорить начистоту, частные самолеты – одна из тех вещей, которые ему никогда не надоедят, даже спустя три года после вступления их матери в должность.

Алекс не так часто путешествует по воздуху, но когда все же появляется такой шанс, для него это всегда знаменательное событие. Он родился среди холмов Техаса в семье женщины, воспитанной матерью-одиночкой, и сына мексиканских иммигрантов, – оба беднее некуда. Так что элитный транспорт для него по-прежнему роскошь.

Пятнадцать лет назад, когда его мать впервые баллотировалась, все газеты Остина прозвали ее «Ломета-Без-Шансов». Покинув свой крошечный родной городок у Форт-Худа, она стала брать ночные смены в закусочных, чтобы прокормить себя во время учебы в юридическом. Уже к тридцати годам она участвовала в громких делах, связанных с дискриминацией, в Верховном суде США. Их мать была человеком, от которого меньше всего ожидали подобного скачка в стране, в то время участвовавшей в Иракской войне: уроженка Техаса, пепельная блондинка из небольшой межрасовой семьи и в то же время смышленая демократка на высоченных шпильках, говорящая тоном, не терпящим возражений.

Поэтому все эти перелеты через Атлантику в удобном кожаном кресле, где Алекс сидит, высоко закинув ноги и поедая фисташки, до сих пор кажутся ему чем-то из области фантастики. Нора сидит напротив него; ее лицо скрыто за рассыпавшимися каштановыми кудрями. Она трудится над кроссвордом из нового выпуска New York Times.

Возле нее разместился до неприличия здоровый агент секретной службы по имени Кассий, которого обычно зовут просто Кэшем. Держа в своей гигантской ручище номер той же газеты, он пытается первым закончить кроссворд. Курсор ноутбука выжидающе подмигивает Алексу, остановившись на работе по римской политической мысли, но что-то мешает ему сосредоточиться на учебе.

Эми, любимая сотрудница его матери из секретной службы, бывший спецназовец ВМС, которая, по слухам, убила нескольких человек, сидит через проход. На кресле возле нее лежит открытый пуленепробиваемый кейс из титана, в котором хранятся принадлежности для рукоделия, а сама Эми невозмутимо вышивает на салфетке цветочный узор. Однажды Алекс увидел, как она ткнула кого-то в коленную чашечку точно такой же иглой.

И, наконец, в соседнем кресле располагается Джун, опершись на локоть и уткнувшись носом в выпуск People, который зачем-то взяла с собой. Для полетов сестра всегда выбирает самое неподходящее чтиво. В последний раз это был потрепанный разговорник кантонского диалекта китайского языка. До него – роман «Смерть приходит за архиепископом».

– Что читаешь на этот раз? – спрашивает ее Алекс.

Джун переворачивает журнал так, чтобы брат смог прочесть заголовок, растянувшийся сразу на целый разворот: «СВАДЕБНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ ПО-КОРОЛЕВСКИ!» Алекс стонет. Это куда хуже, чем Уилла Кэсер с ее «Архиепископом».

– А что? – спрашивает Джун. – Я хочу быть готова к своей первой королевской свадьбе.

– Ты же была на выпускном, так? – спрашивает Алекс. – Просто представь себе то же самое, только в миллион раз хуже, где тебе к тому же придется постоянно улыбаться и быть чертовски вежливой.

– На один только торт они потратили 75 тысяч долларов, можешь себе представить?

– Жуть какая.

– И, судя по всему, принц Генри появится на свадьбе без пары. Все просто с ума от этого сходят. Здесь сказано, что, по слухам, – она карикатурно изображает британский акцент, – в прошлом месяце он встречался с бельгийской наследницей, но теперь фанаты принца не знают, что и думать.

Алекс фыркает. Для него невероятен сам факт, что куча людей пристально следит за ужасно скучной личной жизнью королевских отпрысков. При этом он прекрасно может понять, почему людей заботит, в чей рот он сует свой язык, – у него хотя бы есть индивидуальность.

– Может быть, все женское население Европы наконец осознало, что принц так же неотразим, как комок мокрой шерсти? – предполагает Алекс.

Нора опускает свой кроссворд, закончив его первой. Заметив это, Кассий тихо выругался.

– В таком случае ты пригласишь его на танец?

Алекс закатывает глаза, неожиданно представив, как кружится в танце с Генри, а тот шепчет ему на ухо слащавую, банальную чушь о крокете и охоте на лис. От одной мысли его чуть не выворачивает наизнанку.

– Только в его мечтах.

– Оу, – говорит Нора, – а ты покраснел.

– Послушай, – сообщает ей Алекс, – королевские свадьбы – это бесполезная хрень. Всякие принцы и принцессы, которые устраивают эти самые королевские свадьбы, – бесполезная хрень. Империализм, который в принципе позволяет принцам существовать, – бесполезная хрень. Так что от начала до конца все это мероприятие – бесполезная хрень.

– Репетируешь свою речь для TED Talk[13]? – спрашивает Джун. – Ты же понимаешь, что Америка – это держава, признающая своей целью геноцид?

– Да, Джун, но, по крайней мере, нам хватает достоинства держаться подальше от такого явления, как монархия, – отвечает Алекс, бросая в нее фисташкой.

Есть несколько фактов об Алексе и Джун, которые обязан узнать каждый нанятый в Белый дом сотрудник, прежде чем приступить к работе. У Джун аллергия на арахис. Ночные просьбы Алекса принести кофе. Бывший парень Джун бросил ее, уехав в Калифорнию, но до сих пор из всей почты лишь его письма доставляются ей напрямую. Ну и, само собой, вечное ворчание Алекса по поводу молодого британского принца.

В целом, это не вражда и даже не конкуренция. Лишь покалывающее, нервирующее раздражение, от которого у Алекса потеют ладони.

Все мировые СМИ с самого первого дня пребывания Алекса в Белом доме стали считать его американским принцем Генри, раз уж в Штатах был свой отдаленный аналог королевской семьи в виде Трио Белого дома. Алексу никогда не казалось это оправданным. Его образ харизматичного, гениального и остроумного парня с глубокомысленными интервью и фотографиями на обложках GQ[14] никак не сочетается с бесстрастными улыбками Генри, его благородством и заурядными благотворительными раутами – типичный образец прекрасного принца. По мнению Алекса, роль принца Генри играть гораздо проще.

Возможно, чисто технически, это и есть соперничество. Впрочем, какая разница?

– Что ж, интеллектуалка, – говорит Алекс, – мне нужны конкретные цифры.

Нора ухмыляется.

– Хмм, – она делает вид, что напряженно думает, – оценка рисков: вероятность того, что сын президента Соединенных Штатов вляпается в неприятности прежде, чем успеет это заметить, и понесет потери более чем в пять сотен гражданских, очень высока. Принц Генри будет выглядеть как абсолютная голубая мечта – вероятность девяносто восемь процентов. А Алексу навсегда закроют въезд в Великобританию – вероятность семьдесят восемь процентов.

– Наши шансы даже выше, чем я ожидала, – отмечает Джун.

Алекс смеется под нарастающий рев самолета.

Лондон не похож ни на один другой город мира. Улицы у Букингемского дворца наводнены прохожими, тут и там люди размахивают над головой британскими флагами. Везде, куда ни глянь, продаются памятные сувениры в честь королевской свадьбы – лица принца Филиппа и его невесты улыбаются отовсюду, начиная с плиток шоколада и заканчивая нижним бельем. Алекс с трудом верит, что все эти люди так пекутся о чем-то настолько скучном. Он уверен в том, что, если Джун или он сам когда-нибудь примут решение сочетаться с кем-то браком, это не вызовет такой шумихи у стен Белого дома. Он бы такого не хотел в любом случае.

Сама церемония длится целую вечность, хотя она, надо признаться, довольно мила. Не то чтобы Алекс не верил в любовь или недооценивал узы брака. Дело в молодоженах. Марта – идеальная дочь из респектабельной аристократической семьи, а Филипп – наследный принц. В их союзе не больше сексуальности, чем в стандартной деловой сделке. Никакой страсти, никакого напряжения. Алекс, будучи поклонником Шекспира, предпочитает любовные истории совсем иного рода.

Ему кажется, что прошли годы, прежде чем он садится за стол в банкетном зале Букингемского дворца между Джун и Норой. К тому моменту он уже достаточно раздражен, чтобы вести себя опрометчиво. Нора передает ему бокал шампанского, который он с радостью принимает.

– Кто-нибудь знает, что представляет из себя виконт? – спрашивает Джун, поедая сэндвич с огурцом. – Я познакомилась по меньшей мере с пятерыми, и каждый раз вынуждена была вежливо улыбаться, притворяясь, что знаю, что значит этот титул. Алекс, кажется, ты посещал курс по сравнению международных систем управления или что-то типа того? Кто это?

– Думаю, это когда вампир создает свое государство и собственную армию озабоченных девушек, – отвечает Алекс.

– Звучит похоже на правду, – говорит Нора, складывая в причудливую форму салфетку пальцами со сверкающими в свете люстр черными наманикюренными ноготками.

– Хотела бы я быть виконтом, – мечтательно произносит Джун, – чтобы сексуальные девчонки разбирали мою почту.

– Думаешь, они владеют навыками переписки? – спрашивает ее Алекс.

Салфетка Норы к тому моменту начинает походить на птицу.

– Думаю, это весьма интересный подход. Их письма были бы одновременно трагичными и экстравагантными. – Ее голос становится низким и хриплым. – О, прошу вас, умоляю вас, возьми меня! Возьми меня с собой на ланч, чтобы обсудить образцы тканей, ненасытное животное!

– Странно, но может сработать, – отмечает Алекс.

– Вы оба немного не в себе, – мягко произносит Джун.

Алекс раскрывает рот, чтобы возразить, но в этот момент возле их стола возникает королевский капельдинер, словно угрюмый и мрачный призрак в дурацком парике.

– Мисс Клермонт-Диас, – произносит мужчина, чье имя, судя по виду, какой-нибудь Реджинальд или Бартоломью. Он кланяется, и лишь чудом его парик не сваливается в тарелку Джун. За его спиной Алекс обменивается с сестрой скептичным взглядом. – Его королевское высочество принц Генри интересуется, не окажете ли вы ему честь стать его партнером на ближайший танец.

Рот Джун застыл, наполовину открывшись, и Нора, изобразив на лице притворную улыбку, тут же спешит вмешаться:

– О, она была бы очень рада. Она ждала этого приглашения весь вечер.

– Я… – начинает Джун и замолкает, улыбаясь и сверля глазами Нору. – Конечно. Это было бы чудесно.

– Превосходно, – отвечает Реджинальд-Бартоломью и, повернувшись, подает знак через плечо.

Тут же перед ними появляется Генри собственной персоной, как никогда статный в своем элегантном костюме-тройке, с всклокоченными русыми волосами, высокими скулами и мягкой, дружелюбной линией рта. Молодой человек держится в своей природно-безупречной позе так, словно родился в этом идеальном смокинге в одном из прекрасных садов Букингемского дворца.

Его взгляд падает на Алекса, и что-то, отдаленно похожее на досаду или прилив адреналина, разгорается у того в груди. Где-то с год он не разговаривал с Генри. А его лицо по-прежнему возмутительно идеальное.

Генри пытается изобразить небрежный кивок, словно Алекс для него лишь один из гостей, а не тот, над кем он еще в подростковом возрасте одержал победу, впервые появившись на страницах Vogue. Вскипев, Алекс моргает, наблюдая, как Генри наклоняет свой идиотский точеный подбородок в сторону Джун.

– Здравствуй, Джун, – произносит принц, протягивая руку сестре Алекса, которая тут же краснеет. Нора же притворно млеет. – Умеешь танцевать вальс?

– Я… уверена, что смогу подхватить, – отвечает она и осторожно принимает его руку, словно решив, что все это какой-то розыгрыш. Алекс думает, что сестра слишком большого мнения о чувстве юмора Генри. Взяв Джун за руку, принц ведет ее в толпу кружащихся в танце аристократов.

– Так вот что происходит? – спрашивает Алекс, уставившись на салфетку-птицу Норы. – Теперь он решил заткнуть меня, обхаживая мою сестру?

– О, дружочек, – протягивает Нора, наклоняясь и хлопая его по руке. – Как мило, ты думаешь, что мир крутится только вокруг тебя.

– А ему следовало бы, если честно.

– Мне нравится твой оптимизм.

Алекс бросает взгляд в толпу, где Генри кружит в танце Джун. На лице сестры застыла нейтральная, вежливая улыбка, а принц продолжает смотреть в пустое пространство позади нее. От этого досада Алекса только усиливается. Джун великолепно выглядит. Самое меньшее, что Генри может сделать, это хотя бы обратить на нее внимание.

– Думаешь, она ему вправду нравится?

Нора пожимает плечами.

– Кто знает? Члены королевской семьи странные. Может быть, обычная учтивость, а может… о, вот он где.

Перед ними возник королевский фотограф и несколько раз щелкнул танцующих, которые – Алекс это точно знал – будут проданы People и появятся в новом выпуске на следующей неделе. Так вот зачем это все? Он использует дочь президента США, чтобы привлечь к себе внимание с помощью слухов? Бог не допустит, чтобы Филипп хотя бы одну неделю появлялся в газетах чаще него.

– А он неплох, – замечает Нора.

Алекс подзывает официанта, решив провести остаток вечера, методично напиваясь.

Алекс никогда не говорил и никогда никому не скажет о том, что впервые встретил Генри, когда ему было еще двенадцать. Он позволяет себе вспоминать об этом, лишь прилично набравшись.

Алекс уверен, что видел лицо Генри в новостях еще раньше, но это был первый раз, когда он увидел его вживую. Джун тогда едва исполнилось пятнадцать, и она потратила часть денег, подаренных ей на день рождения, на ослепительно красочный выпуск молодежного журнала. Ее страсть к скандальному глянцу зародилась довольно рано. В центре журнала были миниатюрные постеры, которые можно было вырвать и приклеить у себя в школьном шкафчике. Если быть максимально осторожным и поддеть скобы ногтем, можно было вытащить постер, не рискуя порвать его.

В одном из таких журналов, прямо посередине, была фотография мальчика с густыми, песочного цвета волосами, огромными голубыми глазами, теплой улыбкой и битой для игры в крикет, перекинутой через плечо. Должно быть, фото не было постановочным, потому что в выражении его лица светилась неподдельная счастливая уверенность. В уголке страницы виднелась подпись розовыми и голубыми буквами: «ПРИНЦ ГЕНРИ».

Алекс по-прежнему не мог понять, что заставляло его вновь и вновь возвращаться к этой фотографии. Он тайком проникал в комнату Джун, находил страницу и касался изображения кончиками пальцев, будто бы это могло помочь ощутить текстуру волос того мальчика. Чем выше его родители взбирались по политической лестнице, тем больше Алекс отдавал себе отчет, что вскоре мир узнает, кто он такой. Тогда он представлял себе фото Генри, пытаясь перенять его уверенность в себе.

(Алекс даже думал о том, чтобы осторожно отогнуть скобы и забрать фото из журнала себе, но так этого и не сделал. Его пальцы были слишком короткие и совсем для этого не предназначены, в отличие от изящных пальчиков Джун.)

Но потом он впервые встретил Генри, услышал от него первые холодные, отстраненные слова. Алекс решил, что ошибся, что тот симпатичный дружелюбный паренек с фотографии нереален. Настоящий Генри оказался красивым, но сухим, скучным и закрытым человеком. Неужели именно с ним сравнивали его все журналы, сравнивал он сам, считая Генри лучше себя и всех, кто на него похож. Алекс не мог поверить в то, что когда-то ставил его себе в пример.

Он продолжает пить, продолжает размышлять и одновременно гнать от себя мысли, затем растворяется в толпе, кружит в танце хорошеньких наследниц европейских престолов и все не может избавиться от воспоминания.

Расставшись после танца с одной из них, Алекс замечает одинокую фигуру, в нерешительности застывшую возле торта и фонтана с шампанским. Это принц Генри с бокалом в руке, наблюдающий за принцем Филиппом, танцующим с невестой. Он, в своей обычной невыносимой манере, выглядит наполовину заинтересованным, словно сейчас ему нужно быть где-то в другом месте. Алекс не может противостоять соблазну разоблачить этот блеф.

Протиснувшись сквозь толпу, он берет с подноса бокал вина и опрокидывает в себя половину его содержимого.

– Если уж решаешь установить себе такой фонтан, – говорит Алекс, незаметно подходя к принцу, – то следует делать сразу два. Всего один фонтан с шампанским на свадьбе – это настоящее позорище.

– Алекс, – говорит Генри со своим невероятно раздражающим напыщенным акцентом. Жилет под его пиджаком расшит золотом и украшен бесчисленными мелкими пуговичками. Чудовищно. – Я все думал, имел ли удовольствие поздороваться.

– Видимо, сегодня у тебя удачный день, – говорит Алекс, улыбаясь.

– И правда, поистине незабываемый, – соглашается Генри. Его улыбка, белоснежная и безукоризненная, просто создана для того, чтобы печатать ее на купюрах.

Алекс знает, что его ненависть взаимна, и это раздражает сильнее всего. Генри просто обязан его ненавидеть, ведь эти двое – полные противоположности друг другу. Но принц почему-то отказывается в открытую демонстрировать свою неприязнь. Алекс не понаслышке знает, что политика предполагает притворство по отношению к тем, кого ты не выносишь, но в глубине души желает, чтобы хотя бы раз Генри повел себя как обычный человек, а не как начищенная до блеска заводная игрушка, выставленная в сувенирном магазине дворца.

Он идеален настолько, что Алексу хочется ему врезать.

– Никогда не устаешь притворяться, – спрашивает Алекс, – что ты выше всего этого?

Генри поворачивается и смотрит на него.

– Не совсем понимаю, о чем ты.

– Я имею в виду… вот ты стоишь здесь и заставляешь фотографов носиться за тобой. Ты слоняешься без цели, словно презираешь внимание, что абсолютно точно не так, ведь из всех девушек ты танцевал с моей сестрой, – говорит Алекс. – Ты ведешь себя так, словно слишком важен, чтобы находиться где угодно. Разве это не утомляет?

– Я… все немного сложнее, – пытается возразить Генри.

– Ха.

– О, – Генри прищуривает глаза, – да ты пьян.

– Я просто говорю о том, что ты мог хотя бы притворяться, что тебе весело. Хоть иногда, – говорит Алекс, небрежно опершись локтем о плечо Генри, что оказывается нелегко из-за того, что Генри на целых четыре чертовых дюйма выше его.

Генри печально смеется.

– Кажется, тебе пора рассмотреть возможность перехода на воду, Алекс.

– Думаешь? – хмыкает Алекс, совершенно не задумываясь о том, что именно несколько бокалов вина придали ему смелости самым наглым образом напасть на Генри с его застенчивым и ангельским взглядом. – Неужели я обидел тебя? Прости, что не одержим тобой так же, как все остальные. Должно быть, тебя это удивляет.

– Знаешь что? – усмехается Генри. – Думаю, ты именно одержим.

У Алекса от изумления отвисает челюсть, а у Генри приподнимаются уголки рта, отражая самодовольство с долей язвительности.

– Просто мысли вслух, – продолжает Генри с обычной вежливостью. – Разве ты не обращал внимания, что я ни разу не подходил к тебе с подобными заявлениями и всегда, когда мы общались, вел себя максимально корректно? Тем не менее ты здесь и пытаешься чего-то от меня добиться. – Он отпивает шампанское. – Так, простое наблюдение.

– Что? Я не… – Алекс запинается. – Ты…

– Приятного вечера, Алекс, – отрезает Генри и поворачивается, чтобы уйти.

Так он решил, что последнее слово за ним? От этой мысли Алекс напрочь слетает с катушек. Не соображая, что делает, он протягивает руку и дергает Генри за плечо.

Но тут принц разворачивается и на этот раз почти отталкивает Алекса. На долю секунды тот испытывает искреннее удивление, увидев искорки в глазах Генри – внезапный проблеск его настоящего характера.

Следующее, что Алекс осознает, – как путается в собственных ногах и налетает спиной на ближайший стол. К своему ужасу, он видит, что на нем возвышается массивный восьмиярусный свадебный торт, но уже поздно. Схватив Генри за руку в попытке удержаться на месте, Алекс тянет его за собой, и оба, потеряв равновесие, с грохотом обрушиваются на столик.

Словно в замедленной съемке он наблюдает за тем, как торт накреняется, пошатывается и, наконец, соскальзывает с подставки. Сделать что-либо уже поздно. Белоснежной кремовой лавиной исполинский кошмар диабетика стоимостью в 75 тысяч долларов рушится на пол.

В ту же секунду во всем зале воцаряется тишина. Всего одно мгновение – и вот они с Генри лежат на узорчатом ковре среди развалин торта, и Алекс все еще сжимает пальцами рукав принца. Бокал, который Генри держал в руке, разбился, расплескав содержимое на обоих участников происшествия. Уголком глаза Алекс замечает, как порез от осколка на щеке Генри начинает кровоточить.

Первое, о чем думает Алекс, пялясь в потолок – с ног до головы облитый шампанским и измазанный в глазури от торта, – что танец Генри и Джун станет не самым знаменательным событием вечера.

Потом он думает, что мать, несомненно, его хладнокровно прикончит.

Он слышит, как лежащий неподалеку Генри медленно бормочет:

– Твою же мать.

Прежде чем его ослепила вспышка камеры, Алекс смутно осознает, что впервые слышит, как принц выругался.