Читать книгу Красный, белый и королевский синий - Кейси Маккуистон - Страница 3

ИЗ АМЕРИКИ С ЛЮБОВЬЮ: фальшивая дружба Генри и Алекса

УГРОЗА НОВОГО БРОМАНСА? Фото сына президента США и принца Генри

ФОТОГРАФИИ: Выходные Алекса в Лондоне

Впервые за неделю Алекс не выходит из себя, листая новостную ленту. Все благодаря очередной подброшенной People утке – всего несколько строк о том, как сильно Алекс «ценит» дружбу с принцем, разделяющим его собственный «жизненный опыт» сына одного из мировых лидеров. Читая это, Алекс думает о том, что единственное, что они с Генри разделяют, – это желание не видеть друг друга до конца своих дней.

Его мать больше не желала его смерти, пусть даже подстроенной, и, перестав получать тысячи злобных твитов в час, Алекс счел это за личную победу.

Пытаясь скрыться от назойливого поклонника-первокурсника, который не переставал пялиться на него, он покидает холл кампуса с восточной стороны, допивая остывший кофе. Первым занятием в этот день был факультативный курс под названием «Президентство и СМИ», который он посещает со смесью мрачного очарования и научного любопытства. Все еще не отойдя от перелета, единственной целью которого было не позволить прессе разрушить позиции его матери, Алекс может оценить подобную иронию.

Лекция в тот день была посвящена секс-скандалам в президентской истории. Выйдя из аудитории и достав телефон, он набирает сообщение Норе:

Вероятность того, что кто-то из нас ввяжется в секс-скандал еще до конца второго семестра?

Ответ приходит в считаные секунды:

94 %, что твой член вновь предстанет пред лицом всей нации. Кстати, ты видел это?

К сообщению прилагается ссылка – пост неизвестного блогера, трещащий по швам от изобилия фото и анимированных картинок с ним и Генри, выступающими в эфире утреннего шоу. Дружеское приветствие кулаками. Взаимные искренние улыбки. Таинственные переглядывания. Сотни комментариев под постом о том, как это мило и как прекрасно эти двое смотрятся вместе.

«Да хосспади, замутите уже, наконец», – читает Алекс один из комментариев и смеется так, что чуть не сваливается в фонтан.

Охранник у дверей здания сената настороженно окидывает взглядом Алекса, когда он скользит мимо ее поста. Она по-прежнему убеждена в том, что именно он испортил табличку на дверях офиса одного из сенаторов, подправив букву в имени Митч. Но, как говорится, не пойман – не вор.

Увязавшийся вслед за Алексом Кэш и глазом не моргнул, когда парень на пару часов пропал на какой-то из своих очередных разведывательных миссий в сенате. Кэш лениво откинулся на спинку скамьи, слушая свои подкасты. Он всегда терпеливее всех относится к выходкам президентского сына.

Алекс помнит план здания наизусть с тех самых пор, как его отец был избран в сенат. Именно здесь он почерпывает свои энциклопедические знания о политике и судопроизводстве, здесь он проводит больше дней, чем должен, соблазняя чьих-то помощниц, собирая и распуская сплетни. Его мать, делая вид, что ее раздражает поведение сына, впоследствии частенько выведывает у того все, что ему удалось узнать.

Из-за того, что сенатор Оскар Диас находится в Калифорнии на совещании по контролю за оборотом оружия, вместо его этажа Алекс нажимает кнопку лифта с цифрой пять.

Его любимый сенатор – новичок Рафаэль Луна, тридцатидевятилетний член независимой партии из Колорадо. Отец Алекса взял его под свое крыло, когда он был всего лишь подающим надежды адвокатом. Теперь же Луна любимчик среди политиков по нескольким причинам: а) следующим друг за другом победам во внеочередных и всеобщих выборах за место в сенате и б) лидирующей позиции в списке пятидесяти самых красивых людей по версии печатного издания The Hill.

Алекс провел целое лето 2018 года в Денвере в предвыборном штабе Луны, поэтому между ними сложились особые нездоровые отношения, основанные на поедании Skittles со вкусом тропических фруктов с заправок и ночным написанием пресс-релизов. Порой к нему вновь возвращается карпальный синдром, эта давно забытая боль в запястье.

Он находит Луну в его офисе в очках в роговой оправе, нисколько не портивших его внешность кинозвезды, случайно попавшей в политику. Алекс всегда предполагал, что томные карие глаза, идеально стриженная борода и эффектные скулы вернули Луне все те голоса, что тот потерял, будучи уроженцем Латинской Америки и открытым геем.

В кабинете тихо играет классическая музыка – любимая музыка Алекса, которую он помнит еще со времен в Денвере: альбом Мадди Уотерса. Подняв глаза и увидев Алекса в дверном проеме, Луна роняет ручку на беспорядочную кучу бумаг и откидывается на спинку кресла.

– Ты что тут забыл, малец? – спрашивает он, бросив на Алекса свой кошачий взгляд.

Алекс засовывает руку в карман, вытаскивает из него пакетик Skittles, и на лице Луны тут же появляется улыбка.

– Отлично, – говорит он, хватая пакетик в тот же момент, как тот приземляется на пресс-папье, и выдвигает ногой кресло из-под стола перед собой.

Алекс садится, наблюдая, как Луна разрывает упаковку зубами.

– Чем сегодня занят?

– Ты и так знаешь гораздо больше, чем должен знать обо всем, что есть на этом столе.

Алекс действительно знает: это все та же реформа системы здравоохранения, застопорившаяся с тех пор, как они проиграли промежуточные выборы в сенат.

– Серьезно, ты что тут делаешь?

– Хмм. – Алекс перебрасывает ногу через подлокотник кресла. – Меня возмущает сама мысль о том, что я не могу навестить дорогого друга семьи без каких-либо скрытых мотивов.

– Чушь собачья.

Алекс хватается за грудь.

– Ты ранил меня.

– А ты меня утомил.

– Я тебя очаровал.

– Я вызову охрану.

– Справедливо.

– Давай лучше обсудим твою маленькую поездку в Европу, – говорит Луна, сосредоточив на Алексе свой проницательный взгляд. – Ждать ли мне совместного подарка на Рождество от вас с принцем в этом году?

– Вообще-то, – увиливает от темы Алекс, – если уж я здесь, у меня есть к тебе вопрос.

Луна смеется, отклоняясь назад и складывая руки за головой. Алекс чувствует, как на долю секунды его лицо краснеет – едва уловимый след нахлынувшего адреналина, свидетельствующий о том, что он подобрался вплотную к истинной причине своего появления.

– Я так и думал.

– Я хотел узнать, слышал ли ты что-нибудь о Конноре? – спрашивает Алекс. – Нам весьма пригодилось бы одобрение другого сенатора из независимой партии. Думаешь, он пойдет на это? – Он с невинным видом машет ногой, переброшенной через подлокотник. Вид у него такой, словно он спрашивает о погоде.

Стэнли Коннор, эксцентричный и всеми обожаемый пожилой самовыдвиженец с молодежной медиагруппой стал бы большим приобретением в будущей избирательной компании, и они оба это понимают.

Луна причмокивает конфетой.

– Ты хочешь знать, захочет ли он поддержать нас, или спрашиваешь, знаю ли я, за какие ниточки нужно потянуть, чтобы подтолкнуть его к этому?

– Раф. Приятель. Дружище. Ты же знаешь, что я никогда до такого не опущусь.

Луна вздыхает, повернувшись в кресле.

– Он вольная пташка. Ваши взгляды касательно социальных проблем схожи, но ты же знаешь, как он относится к экономической политике твоей матери. Вероятно, ты в курсе результатов голосований даже лучше меня, парень. Он не принадлежит ни к одной партии, но в вопросах налогов может поступить совершенно иным образом.

– А что насчет того, что я не знаю?

Луна ухмыляется.

– Я знаю, что Ричардс обещает самовыдвиженцам политику центризма с большими переменами в сферах, не касающихся социальных проблем. И я также знаю, что часть этой политики идет вразрез с позицией Коннора в области здравоохранения. Можно начать с этого – гипотетически, если бы я захотел принять участие в ваших махинациях.

– И ты не считаешь, что бессмысленно гоняться за другими ведущими кандидатами из республиканской партии, кроме Ричардса?

– Черт возьми, – произносит Луна, помрачнев. – Есть ли какой-то шанс, что против твой матери выйдет хоть кто-то, кроме этого гребаного мессии, правого популиста и наследника всего состояния Ричардсов? Очень сомневаюсь.

Алекс улыбается.

– Люблю тебя, Раф.

Луна вновь закатывает глаза.

– Вернемся к тебе, – говорит он. – Не думай, что я не заметил, как ты сменил тему. Чтобы ты знал, я обыграл коллег, поставив на то, сколько времени тебе потребуется, чтобы создать инцидент международного масштаба.

– Ух ты, а я считал, что могу тебе доверять, – вздыхает Алекс с таким видом, как будто его предали.

– Так в чем там дело?

– Да нет никакого дела, – отвечает Алекс. – Генри всего лишь… знакомый, с которым мы вместе сделали глупость. Я должен это исправить. Все в порядке.

– Ладно-ладно, – говорит Луна, поднимая руки в воздух. – И все же он красавчик, как считаешь?

Алекс корчит лицо.

– Да, если ты любишь смазливых принцев.

– Кто же их не любит?

– Я не люблю, – буркнул Алекс.

Луна выгнул бровь.

– Ну конечно.

– О чем ты?

– Просто вспоминаю прошлое лето, – говорит он. – В моей памяти сохранилось весьма яркое воспоминание о том, как ты мастерил куклу вуду в виде принца Генри за своим рабочим столом.

– Не было такого.

– Или это была мишень для дротиков с его лицом?

Алекс возвращает ногу на пол и негодующе складывает руки на груди.

– На моем столе лежал журнал с его фотографией, потому что в нем была статья про меня, и так вышло, что именно он оказался на обложке.

– Ты пялился на него целый час.

– Ложь, – отвечает Алекс. – И клевета.

– Все выглядело так, словно ты пытаешься взглядом поджечь эту фотку.

– К чему ты клонишь?

– Просто считаю, что это интересно, – говорит Луна. – Как быстро все меняется.

– Перестань, – протягивает Алекс. – Это же политика.

– Ага.

Алекс трясет головой так, словно это поможет замять неприятную тему.

– Кроме того, я пришел сюда обсудить поддержку сената, а не мои постыдные общественные связи.

– Вот как, – произносит Луна с хитрой улыбкой, – но я думал, что ты просто наносил визит другу семьи?

– Конечно. Именно это я и имел в виду.

– Алекс, неужели тебе и правда больше нечем заняться в пятничный день? Тебе же двадцать один. Ты должен сейчас играть в пиво-понг или готовиться к какой-нибудь вечеринке.

– Ну, я готовлюсь, – лжет тот. – Но делаю также и это.

– Да брось. Я лишь пытаюсь дать тебе совет как от старика молодому парню.

– Тебе тридцать девять.

– Моей печени уже девяносто три.

– Ну, в этом не я виноват.

– Вспоминая ночи в Денвере, вынужден с тобой не согласиться.

Алекс смеется.

– Вот потому мы и дружим.

– Алекс, тебе нужны другие друзья, – говорит Луна. – Друзья не из конгресса.

– Они у меня есть! Это Джун и Нора.

– Ага, твоя сестра и девчонка с суперкомпьютером в голове, – отрезает Луна. – Подумай о себе, пацан, пока еще есть время. Тебе нужна поддержка посерьезнее.

– Прекрати называть меня «пацан», – просит Алекс.

– Ой! – вздыхает Луна. – У тебя все? Мне еще работать надо.

– Все-все, – отвечает Алекс, поднимаясь с кресла. – Эй, а Максин в городе?

– Уотерс? – спрашивает Луна, склонив голову. – Черт, да тебе, похоже, и правда жить надоело.

Из всего политического наследия США Ричардсы – это та семья, которую Алекс не может разгадать до сих пор, как ни старается.

В одной из своих заметок на ноутбуке он написал: «КЕННЕДИ + БУШ + ВСЕ ДЕНЬГИ МАФИОЗИ И МОЩЬ СИТХОВ = РИЧАРДСЫ?» Это довольно емко отражает все то, что Алекс успел к настоящему моменту на них нарыть. Джеффри Ричардс, в настоящее время и, предположительно, в будущем единственный претендент на роль главного оппонента его матери в выборах, последние двадцать лет был сенатором от Юты, что подразумевает огромный опыт участия в голосованиях и законодательной деятельности. Все это команда его матери изучила уже вдоль и поперек. Алекса же интересуют вещи, которые не так просто раскопать, – многие поколения генеральных прокуроров Ричардсов и федеральных судей Ричардсов были способны скрыть что угодно.

Его телефон, заваленный кучей бумаг на столе, начинает вибрировать. Сообщение от Джун: «Поужинаем? Скучаю по твоей мордахе». Он любит Джун, искренне любит ее сильнее всех на свете, но сейчас слишком занят.

Он ответит ей минут через тридцать, когда закончит.

Уставившись на видеозапись интервью Ричардса, развернутую на планшете, Алекс пытается считать с лица мужчины невербальные сигналы. Естественные седые волосы, сверкающие белые зубы, как у акулы. Тяжелая челюсть дядюшки Сэма. Стал бы прекрасным предпринимателем, учитывая то, как самозабвенно лжет о законопроекте. Алекс делает несколько пометок.

Спустя полтора часа еще один вибрирующий звук отвлекает Алекса от погружения в историю подозрительных налоговых выплат дяди Ричардса в 1986 году. Сообщение от его матери в групповом чате – смайлик с пиццей. Он помечает страницу закладкой и отправляется наверх.

Семейные ужины – явление в Белом доме редкое, при этом проходят они гораздо менее помпезно, чем остальные мероприятия. Мать посылает кого-то за пиццей, и всей семьей они занимают игровую комнату на третьем этаже. Вместо фарфора – куча одноразовых тарелок, в качестве напитка – Shiner[18], привезенный прямиком из Техаса. Алекса всегда забавляет, когда какой-нибудь здоровенный охранник передает по наушнику кодовое сообщение: «Черный Медведь запросил дополнительную порцию желтого чили».

Джун уже на месте, потягивает пиво в шезлонге. Чувство вины незамедлительно колет Алекса, когда он вспоминает о ее сообщении.

– Черт, я полный урод, – говорит он.

– Ммм, это точно.

– Но чисто технически… я ведь ужинаю с тобой?

– Просто принеси мне пиццу, – просит она, вздохнув. После того как охранная служба в 2017 году неправильно истолковала крики и споры по поводу пиццы с оливками, чуть не заблокировав всю резиденцию разом, теперь каждый получает собственную пиццу.

– Не вопрос, Жучок, – говорит он и берет две коробки. «Маргарита» – для Джун, пепперони и грибы – для него.

– Здравствуй, Алекс, – звучит голос откуда-то из-за телевизора после того, как он устроился поудобнее со своей едой.

– Привет, Лео, – отвечает Алекс. Его отчим копошится в проводах – возможно, пытается провернуть что-то, достойное самого Тони Старка. Именно так он поступает со всей электроникой, будучи эксцентричным миллионером-изобретателем. Привычки таких людей искореняются с трудом. Алекс уже собирается просить объяснений, но тут в комнату влетает его мать.

– И зачем только вы все позволили мне баллотироваться в президенты? – спрашивает она, мелкими отрывистыми ударами барабаня пальцами по клавиатуре телефона.

Скинув туфли на каблуках в угол комнаты, она швыряет в ту же сторону мобильник.

– Потому что все мы знали, что лучше не пытаться тебя остановить, – слышится голос Лео, высунувшего свою бородатую голову в очках. – И потому что мир без тебя рухнет, моя лучезарная орхидея, – добавляет он.

Мать закатывает глаза, но улыбается. Так было всегда, с тех пор, как эти двое впервые встретились на благотворительном вечере, когда Алексу было всего четырнадцать. Она была спикером палаты представителей конгресса, а он – гением с дюжиной патентов и деньгами, которые можно было потратить на реформы по охране здоровья женщин. Теперь она стала президентом, а он продал все свои компании, чтобы посвятить время исполнению обязанностей первого джентльмена США.

Эллен расстегивает молнию на спине на пару сантиметров – знак того, что она официально закончила с работой на сегодня, – и берет кусочек пиццы.

– Итак, – произносит она и проводит рукой перед лицом – лицо президента исчезает, появляется лицо матери, – привет, детки.

– Првт, – бормочут Алекс и Джун в унисон, набив рот едой.

Эллен вздыхает и смотрит на Лео.

– И что, вот это мои дети? Никаких чертовых манер – какая-то парочка мелких опоссумов. Вот почему говорят, что женщины не могут иметь все и сразу.

– Они совершенны, – отзывается Лео.

– Хорошие и плохие новости, – объявляет Эллен. – Валяйте.

Вечная система наверстывания упущенного включается в ней в те дни, когда она занята больше всего. Алекс вырос с матерью, которая была поразительным сочетанием предельно организованного и эмоционального человека и ведет себя словно чрезмерно вовлеченный в свое дело жизненный наставник. Его мать даже сделала презентацию, когда у Алекса впервые появилась девушка.

– Ммм. – Джун проглатывает кусочек пиццы. – Хорошая новость… О! Боже мой. Ронан Фэрроу написал в «Твиттере» о моей заметке в New York Magazine, и теперь мы обмениваемся там шуточками. Первая часть плана по превращению его в своего друга уже позади.

– Не притворяйся, что все это не часть твоего плана, как убить Вуди Аллена и выставить все как несчастный случай, злоупотребив своим положением, – встревает Алекс.

– Он такой хилый, что достаточно одного хорошего толчка…

– Сколько раз я должна говорить вам, чтобы вы не обсуждали планы убийства в присутствии действующего президента? – перебивает их мать. – Правдоподобное отрицание. Продолжай.

– Ну ладно, – говорит Джун. – Плохая новость в том, что… Вуди Аллен по-прежнему жив. Твоя очередь, Алекс.

– Хорошо то, – отвечает Алекс, – что я обманом заставил одного из профессоров согласиться с тем, что вопрос на нашем последнем экзамене был некорректным, и получил зачет. – Он делает большой глоток пива. – Плохо то, что… мам, я видел новую картину в холле на втором этаже и хочу знать, как ты позволила повесить портрет терьера Джорджа Буша в нашем доме.

– Приобщаюсь к народу, – отвечает Эллен. – Люди считают их милыми.

– Я хожу мимо него каждый раз, как иду в свою комнату, – говорит Алекс. – Его маленькие глазки-бусинки следуют за мной повсюду.

– Картина остается.

Алекс вздыхает.

– Ладно.

Настает очередь Лео. Как всегда, его минусы каким-то образом превращаются в плюсы. Затем приходит черед Эллен.

– Что ж, мой посол в ООН не справился со своей единственной обязанностью и что-то ляпнул про Израиль, а теперь я должна звонить Нетаньяху и извиняться перед ним лично. Но хорошо то, что в Тель-Авиве сейчас два часа ночи, так что я могу отложить это до завтра и поужинать с вами двумя.

Алекс улыбается ей. Даже три года спустя он по-прежнему с благоговением слушает о том, как мать говорит о своих президентских проблемах. Настает время ленивой болтовни, мелких колкостей и шуток «для своих». Несмотря на то что такие вечера случаются редко, они по-прежнему прекрасны.

– Итак, – произносит Эллен, взявшись за следующий кусок пиццы и начав с корочки. – Я когда-нибудь рассказывала вам, как играла в бильярд в баре у матери?

Джун резко останавливается, не донеся пиво до рта.

– Что ты делала?

– Ага, – подтверждает она. Алекс обменялся недоверчивыми взглядами с Джун. – Мама управляла тем чертовым баром, когда мне было шестнадцать. Он назывался «Пьяный скворец». Она разрешала мне приходить после школы и делать там уроки, а друг-вышибала следил за тем, чтобы никто из старых пьяниц ко мне не приставал. Через несколько месяцев я уже неплохо играла в пул и начала спорить с постоянными посетителями, что смогу их обыграть. Вот только я дурачила их – держала кий неправильно, притворялась, что забыла, какие шары мои. Проиграв одну партию, я затем отыгрывала в два раза больше.

– Ты, должно быть, шутишь, – говорит Алекс, несмотря на то, что вполне может себе это представить. Его мать всегда была пугающе хороша в бильярде и еще лучше – в стратегиях.

– Все правда, – подтверждает Лео. – Как думаете, как она научилась добиваться всего, что хочет, от старых извращенцев? Это главное умение эффективного политика.

Проходя мимо, словно королева, скользящая сквозь толпу поклонников, Эллен принимает поцелуй Лео. Положив недоеденный кусок пиццы на бумажное полотенце, она берет с полки кий.

– В общем, – произносит она, – смысл в том, что никогда не рано распознать в себе дар и использовать его для достижения своих целей.

– Как скажешь, – отвечает Алекс. Он бросает взгляд на мать, и они обмениваются оценивающими взглядами.

– Включая, возможно… – говорит Эллен задумчиво, – работу над президентской предвыборной кампанией.

Джун опускает свой кусок на стол.

– Мама, он еще даже не закончил колледж.

– В том-то и дело, – нетерпеливо отзывается Алекс. Он ждал этого предложения. – Никаких пробелов в резюме.

– Это касается не только Алекса, – говорит мать. – Это касается вас обоих.

Выражение мучительного страха на лице Джун сменяется мучительным ужасом. Алекс шикает в сторону сестры, и кусок гриба слетает с его пиццы, попав ей на нос.

– Мы внимательно слушаем.

– Я тут подумала, – произносит Эллен, – раз уж вы – «Трио Белого дома», – она изображает пальцами кавычки так, будто не сама придумала это название, – то не должны быть просто кем-то. Все вы – нечто большее. У вас есть навыки. Вы умны. Талантливы. Вы могли бы стать не только чьими-то подручными, но и штатными сотрудниками.

– Мам… – начинает Джун.

– О каких позициях ты говоришь? – прерывает ее Алекс.

Его сестра замолкает и возвращается к своему куску пиццы.

– В семье не без зануды, Алекс, – произносит она, откусывая кусочек. – Политика – это для тебя. Куча исследований и писанины.

– Да, черт возьми, – отзывается Алекс. – Жить не могу без этой романтики. Я в деле.

– Алекс… – снова начинает Джун, но мать обрывает ее.

– Джун, я думала о работе в коммуникациях, – продолжает она. – Раз уж твое образование связано с общественными связями, то я решила, что ты можешь взять на себя часть ежедневных контактов с медиаагентствами, работать над рассылкой, анализировать аудиторию…

– Мам, у меня уже есть работа, – отвечает Джун.

– Ах, да. Конечно, дорогая. Но ты могла бы работать на полную ставку. Ты получишь связи, карьерный рост, реальный опыт и при этом будешь заниматься чем-то совершенно потрясающим.

– Я, эм… – Джун отщипывает кусочек корочки от пиццы. – Не помню, чтобы я когда-нибудь говорила, что хочу заниматься чем-то подобным. Это… серьезное решение, мам. И ты понимаешь, что если сейчас я займусь связями в предвыборной кампании, то потеряю шанс стать журналистом – журналистский нейтралитет и все такое. Мне и сейчас едва позволяют выражать свои мысли в колонках.

– Детка, – говорит мама. На ее лице появляется то выражение, которое обычно возникает, когда она говорит что-то, что с пятидесятипроцентной вероятностью может тебя выбесить. – Ты так талантлива, и я знаю, что ты вкладываешь в работу все свои силы, но когда-нибудь тебе придется стать реалисткой.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я лишь имею в виду… Не знаю, счастлива ли ты, – говорит Эллен, – может быть, пришло время попробовать что-то новое. Вот и все.

– Не знаю, как насчет остальных, – отвечает Джун, – но это не мое.

– Джу-у-у-ун, – протягивает Алекс, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на нее вверх ногами через подлокотник своего кресла. – Просто подумай об этом.

Он вновь смотрит на мать.

– Ты и Норе предлагаешь работу?

Эллен кивает.

– Завтра Майк поговорит с ней о позиции в аналитическом отделе. Если она примет его предложение, то приступит как можно скорее. Вы, мистер, сможете начать лишь после окончания колледжа.

– О боже, Трио Белого дома несется в бой! Это потрясающе. – Он смотрит на Лео, который прекратил копошиться в телевизоре и теперь довольно поглощает кусок сырного хлеба. – Тебе тоже предлагают работу, Лео?

– Нет, – отвечает тот. – Как обычно, мои обязанности на посту первого джентльмена заключаются лишь в том, чтобы заботиться о сервировке и хорошо выглядеть.

– Стол действительно выглядит чудесно, малыш, – произносит Эллен, насмешливо целуя его. – А эти подложки из мешковины!

– Ты можешь поверить, что декоратор счел, что бархат выглядит лучше?

– Спаси ее Господь.

– Мне все это не нравится, – говорит Джун Алексу, пока их мать отвлекается на разговоры о декоративных грушах. – Уверен, что хочешь эту работу?

– Все будет хорошо, Джун, – говорит он ей. – Если ты по-прежнему собираешься присматривать за мной, то всегда можешь принять это предложение.

Джун стряхивает его руку и возвращается к своей пицце с непроницаемым выражением лица. На следующий день на белой доске в кабинете Захры появляются три одинаковых стикера.

работа в кампании: Алекс-Нора-Джун

На стикерах под его именем и именем Норы написано короткое «да». Под именем Джун, несомненно, ее почерком – «нет».

Алекс занят заметками на лекции по политике, когда получает первое сообщение.

Этот тип похож на тебя.

К сообщению прилагается фотография – скриншот с экрана ноутбука. Момент из «Возвращения Джедая» поставлен на паузу: вождь Чирпа, крошечный командующий эвоков, умилительный и одновременно разъяренный.

Кстати, это Генри.

Алекс закатывает глаза, но добавляет новый контакт в свой телефон: Принц-мудак. Эмодзи-какашка.

Он честно не собирается отвечать, но через неделю, увидев заголовок на обложке журнала People – «ПРИНЦ ГЕНРИ УЛЕТАЕТ ЗИМОВАТЬ НА ЮГ» – вместе с фотографией самого Генри, весьма артистично позирующего на австралийском пляже в приличных, но крошечных плавках темно-синего цвета, не может удержаться.

У тебя много родинок, – пишет он, прикрепив к сообщению снимок разворота журнала. – Это из-за инцестов?

Остроумный ответ Генри возвращается через два дня в виде скриншота твита Daily Mail: «Станет ли Алекс Клермонт-Диас отцом?»

Приложенное сообщение гласит:

Мы ведь были так осторожны, дорогой!

От удивления Алекс смеется так громко, что Захра вынуждена прогнать его с еженедельного обсуждения текущих дел.

Оказывается, Генри может быть забавным. Алекс мысленно добавляет это в свою копилку наблюдений.

Кроме того, выясняется, что Генри любит писать сообщения, заскучав от королевской рутины – на бесконечных визитах, бессмысленных брифингах по земельным владениям его семьи, а однажды даже в то время, когда его намазывали автозагаром, что он ненавидит и считает унизительным.

Алекс не может сказать, что ему нравится Генри, но ему по душе быстрый ритм споров, которые обязательно возникают на каждую тему. Он знает, что слишком много болтает, безнадежно пытаясь сдержать свои чувства, которые обычно скрывает под десятью слоями обаяния, но, в конечном счете, ему все равно, что думает о нем принц. Вместо этого он ведет себя настолько чудно и возбужденно, насколько ему того хочется, а Генри отвечает на это лишь резкими вспышками поразительного остроумия.

Поэтому каждый раз, как ему становится скучно, грустно или необходимо себя чем-то занять между бесконечными дозаправками кофе, он проверяет, не появилось ли на телефоне очередное послание. Сообщение от Генри, высмеивающее какую-то цитату из его последнего интервью; сообщение от Генри с размышлениями о преимуществах английского пива в сравнении с американским; фотография собаки Генри в шарфе Слизерина… (не понимаю, кого ты пытаешься обмануть, Пуффендуйский недоумок, – отвечает ему Алекс, пока Генри не поясняет, что слизеринец – это его собака, а не он сам).

Все больше он узнает о жизни Генри через это странное сочетание текстовых сообщений и социальных сетей. Все это тщательно спланировано Шааном, которым Алекс немного одержим, в особенности после сообщений Генри: «Я говорил тебе, что у Шаана есть мотоцикл?» или «Шаан разговаривает по телефону с Португалией».

Очень быстро становится очевидно, что список фактов о Генри либо опускает самые интересные вещи, либо откровенно сфабрикован. Любимое блюдо Генри – вовсе не пирог с бараниной, а дешевый фалафель в десяти минутах ходьбы от дворца. Большую часть своего академического года[19] он провел, работая на благотворительные организации по всему миру, половина из которых принадлежит его лучшему другу Пезу.

Алекс узнает о том, что Генри мастерски разбирается в классической мифологии и может назвать по памяти несколько десятков созвездий. Выслушав о нудных подробностях управления парусником больше, чем ему хотелось бы знать, восемь часов спустя Алекс не комментирует эти рассказы никак иначе, кроме как «круто». Генри почти никогда не ругается, но и не возражает против грязной брани Алекса.

Сестра Генри, Беатрис – или Беа, как выясняет Алекс, – часто появляется в его сообщениях, поскольку тоже живет в Кенсингтонском дворце. Из того, что он узнает, эти оба ближе друг с другом, чем с братом. Вместе с принцем они сравнивают свои мысли об испытаниях и невзгодах, которые несет в себе наличие старшей сестры.

Би тоже заставляла тебя наряжаться в платья в детстве?

Джун тоже тайком таскала остатки еды из холодильника глубокой ночью, словно уличный мальчишка из романа Диккенса?

Все чаще в разговорах всплывает Пез, который являет собой такую интригующую и причудливую личность, что Алекс удивляется, как кто-то вроде него стал лучшим другом для Генри, который может болтать о лорде Байроне до тех пор, пока не начнешь угрожать ему блокировкой номера. Он всегда либо выделывает что-то безумное, вроде бейсджампинга в Малайзии, поедания бананов со знаменитостями вроде Jay-Z, появления на обеде в ярко-розовом пиджаке с шипами от Gucci, либо основывает очередную некоммерческую организацию. Это просто невероятно.

Алекс осознает, что, незаметно для самого себя, делится с Генри рассказами о Джун и Норе, когда принц вдруг вспоминает кодовое имя Джун – Василек, – присвоенное ей секретной службой, или шутит о том, насколько ужасна фотографическая память Норы. Все это странно. Учитывая склонность Алекса защищать Джун и Нору, он не замечает ничего до тех самых пор, пока переписка Генри и Норы в «Твиттере» по поводу их взаимной любви к фильму «Гордость и предубеждение» 2005 года не становится предметом всеобщего обсуждения.

– Это ведь не письма от Захры, – замечает Нора, заглядывая ему через плечо. Алекс отталкивает ее локтем. – Каждый раз ты так глупо улыбаешься, смотря в телефон. С кем переписываешься?

– Ни с кем. Не понимаю, о чем ты, – отвечает ей Алекс. На экране мобильника в его руке загорается сообщение.

Самая скучная в мире встреча с Филиппом.

Не позволяй газетам врать обо мне, когда я удавлюсь на собственном галстуке.

– Подожди, – говорит она, снова потянувшись к его телефону, – ты опять смотришь видео, где Джастин Трюдо говорит по-французски?

– Вовсе нет!

– Я поймала тебя на этом по меньшей мере два раза с момента вашего знакомства на обеде в прошлом году. Так что ты вновь попался, – говорит Нора. Алекс посылает ее подальше. – Подожди-ка. О, боже мой, неужели это фанфики о тебе? И ты не показал мне их? С кем, по их мнению, ты кувыркаешься сейчас? Читал то, что я присылала тебе о Макроне? Я просто помирала со смеху.

– Если ты не прекратишь, я позвоню Тейлор Свифт и скажу, что ты передумала и придешь на ее вечеринку в честь четвертого июля.

– Так нечестно.

Позже тем же вечером, оставшись один за своим рабочим столом, Алекс отвечает Генри:

Это была встреча по поводу того, кто из ваших кузенов должен жениться друг на друге, чтобы вернуть Утес Кастерли[20]?

Очень смешно. Речь шла о королевских финансах. Я буду слышать голос Филиппа, произносящий слова «возврат инвестиций», в кошмарах до конца моей жизни.

Алекс закатывает глаза и отвечает:

Ох уж эта мучительная борьба за управление кровавыми деньгами империи.

Ответ Генри приходит через минуту.

Собственно, в этом и была суть встречи – я пытался отказаться от своей доли в королевском состоянии. Отец оставил каждому из нас более чем достаточно, и я скорее покрою свои расходы его наследством, чем тем, что было добыто… ну, веками геноцида. Филипп считает, что я веду себя нелепо.

Алекс дважды просматривает сообщение, чтобы убедиться, что прочитал его правильно.

Откровенно говоря, я впечатлен.

Он посмотрел еще раз на свое собственное сообщение, внезапно испугавшись, что сказал глупость. Затем качает головой и кладет мобильник на стол. Блокирует его. Затем передумывает и снова берет в руки. Снимает блокировку. Увидев, что собеседник набирает сообщение, он вновь кладет телефон. Отворачивается. Опять поворачивается.

Невозможно питать любовь к «Звездным войнам» всю жизнь, не зная, что «империя» – это зло.

Алекс был бы очень признателен, если бы Генри перестал доказывать ему, что он не прав.

Принц-мудак /эмодзи-какашка/

30 октября 2019 года, 13:07

отвратительный галстук

Принц-мудак

Какой галстук?

ты только что выложил фотку в нем в «Инстаграме»

Принц-мудак

А что с ним не так?

Обычный серый галстук.

в том-то и дело. попробуй носить галстук с узором.

и прекрати хмуриться на телефон,

как ты делаешь прямо сейчас

Принц-мудак

Узоры рассматриваются как некое «заявление».

Королевские особы не должны заявлять

что-то посредством одежды.

ну хоть в инсту выложи

Принц-мудак

Ты заноза в моей нежной и чувствительной заднице.

спасибо!

17 ноября 2019 года, 11:04

Принц-мудак

только что получил пятикилограммовую

посылку с предвыборными значками

Эллен Клермонт и твоим лицом на них.

Твоя идея?

просто пытаюсь освежить твой

гардероб, солнышко

Принц-мудак

Надеюсь, что эти бессмысленные

траты того стоили.

Моя охрана решила, что это бомба.

Шаан чуть не вызвал кинологов.

о, это, определенно, стоило того —

теперь я более чем уверен в этом.

передавай привет шаану.

скучаю по его сладкой заднице

чмоки-чмоки

Принц-мудак

И думать забудь.