Читать книгу Вожделенная награда - Кейтлин Крюс - Страница 5

Никос сидел за маленьким столиком на одной из палуб. На нем лежали газеты на трех языках и стояла чашка крепкого кофе. Золотой солнечный свет омывал его точеное лицо. На нем бы ли бежевые брюки и светлая рубашка, рельефно облегавшая мускулы; он был бос.

Когда Тристанна подошла к нему, он не поднял глаз, однако ей хватило ума не думать, что он не заметил ее. Он следил за ней с той самой минуты, как она вышла на палубу, если не дольше. Она попыталась выровнять дыхание, стоя прямо, высоко подняв голову. Она ненавидела себя – и его; но он не согнет ее. Она сыграет свою роль сильной, опытной женщины, озабоченной только тем, что он может дать ей. Ей было все равно, что о ней думал Никос Катракис и что сама думала о себе.

«Продаешь себя тому, кто предложил самую высокую цену? Достойная дочь своей матери», – фыркнул Питер, но не стоило думать о нем. Нельзя было показывать, что она нервничает, иначе ее раздавит груз того, что ей предстоит. Она с трудом подавила желание провести руками по прическе и одежде.

Он продолжал игнорировать ее. Она знала, что таким образом он показывает ей, кто здесь хозяин, и поднимет голову только тогда, когда сочтет нужным. Ей надо было научиться принимать такое обращение, как будто она только и делала, что стояла на палубах роскошных яхт, ожидая, пока великолепный мужчина снизойдет до нее.

Воспоминания о вчерашних событиях нахлынули на нее обжигающей волной. Неужели это развратное существо, так легко позволившее страсти целиком завладеть собой, – она? Она, которая когда-то едва позволяла себе мечтать о танце с этим мужчиной? Стыд стал почти невыносим, и она стиснула зубы. Не важно, что она чувствует, что случилось и что случится. Процесс пошел, и его не остановить.

– Долго ты будешь там стоять? – спросил Никос, не отрываясь от газеты. – Почему ты расхаживаешь туда-сюда с таким лицом, словно присутствуешь при собственной казни? Ты ведь не думаешь, что так ведут себя любовницы, а, Тристанна?

Какой же он отвратительный!

– Я считаю твои деньги, – холодно ответила она. – Думаю, это любимое занятие любовниц.

Его губы дрогнули, словно он не мог решить, рассмеяться или разорвать ее в клочья. Время как будто замедлилось, повинуясь его желанию. Слишком много факторов соединилось, чтобы она могла противиться ему: золотые солнечные лучи, волны, бьющиеся о борт яхты, уносящие их все дальше от берега Франции, от безопасности и уверенности.

– Ты неправильно понимаешь цель содержания любовницы, – мягко сказал он, разрушая одно заклятье и тут же накладывая другое своим бархатным голосом.

– Очевидно, – просто ответила она, заставляя себя улыбнуться. – Просвети меня.

Он кивнул на стул рядом с собой, и даже это незначительное движение выражало его любовь командовать. Борясь с желанием плюнуть ему в лицо, она медленно подошла и села, как хорошая, воспитанная девочка. Как любовница.

Он снова был слишком близко, заслоняя собой все. Ей даже показалось, что она чувствует жар его тела, хотя было очевидно, что это солнечное тепло. Она не могла оторвать взгляда от его красивых рук, лежащих на столике.

С улыбкой он смотрел, как она садится, выпрямившись, складывает руки на коленях и кладет ногу на ногу, как будто под благообразной внешностью не скрывалось дикое биение страсти.

– Воображение, – тихо сказал Никос.

Тристанна напряглась. Горячая волна снова закружила ее.

– Что, прости? – По крайней мере, она не заикалась и дышала ровно, хотя глаза пощипывало.

– У любовницы должно быть богатое воображение, – терпеливо объяснил Никос. – Любовница всегда должна быть готова развлечь. Она должна носить одежду, которая соблазняет. Она никогда не жалуется, никогда не спорит, думает только о наслаждении. – Их взгляды встретились. – О моем наслаждении.

– Очаровательно, – пробормотала Тристанна слишком сухо. – Есть к чему стремиться. Уверена, когда мы прибудем на место, я в совершенстве овладею этим искусством.

– Я тебе не учитель, Тристанна, а это не школа.

Глядя в его темные глаза, она снова подумала о мифических существах. Он был еще опаснее, чем казался, и теперь она была в его власти.

– Приношу свои извинения, – хрипло сказала она. – Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– Сначала главное, – ответил он, насмешливо глядя на нее. – Почему бы тебе не поприветствовать меня, как полагается? – Он похлопал себя по колену, едва заметно улыбаясь. – Иди сюда.

Пару мгновений она казалась испуганной и потрясенной, но потом взяла себя в руки так же решительно, как несколько раз до этого. Никос едва не рассмеялся. Он был уверен, что Тристанне Барбери хотелось быть его любовницей не больше, чем переплывать Ионическое море с якорем на шее, но она встала так грациозно, что он не мог не восхититься, и опустилась к нему на колени. Ей удалось сделать это так достойно, как будто сидение на коленях у мужчины было не менее пристойным занятием, чем вышивание. Однако какой бы далекой и холодной она ни выглядела, тело Никоса реагировало на нее совершенно недвусмысленно, пробуждая самые непристойные фантазии.

Он обнял ее, ощущая мягкость кожи и ткани слишком закрытой блузки. Возбуждение нарастало, и воспоминания о том, какой горячей, влажной и страстной она была, только подогревали его. Он сделал глубокий вдох, чтобы не овладеть ею прямо на палубе. Он делает это, чтобы отомстить, дело не только в сексе; он не понимал, почему все время приходится напоминать себе об этом.

От нее пахло так же сладко и пряно, как вчера. Ее волосы пахли яблоками; он распустил их, и они заструились по ее спине, поблескивая на солнце. Она молчала, настороженно глядя на него, ерзая, пытаясь отодвинуться от его паха. Ее ладони лежали на его плечах неуверенно, как будто она боялась прикасаться к нему.

– Так намного лучше, – сказал он, приближая к ней лицо. – Никто не хочет иметь в любовницах такую невозможную пуританку.

– Я постараюсь выглядеть как можно более распущенно, – твердо ответила она, впрочем продолжая беспокойно ерзать. – Мне растрепать волосы? Ты этого хочешь?

– Для начала будет неплохо, – серьезно ответил он, хотя ему хотелось рассмеяться. Румянец вспыхнул на ее высоких скулах, в глазах зажглось отчаяние, но в целом она держалась независимо. – И надо что-то сделать с твоей одеждой.

– А что не так с моей одеждой? – спросила она, замерев и прищурившись.

– Так одеваются, когда идут знакомиться с родителями, – беспечно заявил он. – Слишком консервативно и скромно.

– А тебе нужны... вызывающие наряды? – Она поиграла желваками. – Жаль, что ты не упомянул об этом вчера: боюсь, я собирала вещи, ориентируясь на твою репутацию человека с безупречным вкусом.

– Мне нужно, чтобы на тебе было как можно меньше одежды, – сказал Никос, – изысканной или нет. – Он провел рукой по ее спине. – Кожа, Тристанна, – прошептал он ей на ухо и улыбнулся, ощутив ее дрожь. – Я хочу видеть твою кожу.

Она приоткрыла рот, но не издала ни звука. Он не знал, зачем она здесь, хоть и собирался выяснить, но он чувствовал притяжение между ними и не хотел игнорировать его – наоборот, оно сделает его месть еще разрушительнее.

– Когда входишь в комнату, ты должна сначала подойти ко мне, – промурлыкал он, запустив одну руку ей в волосы, другой продолжая гладить по спине. – Ты будешь сидеть у меня на коленях, а не на стуле, пока я не разрешу тебе пересесть.

Он прижался губами к ее уху, скользнул языком по щеке. Она содрогнулась.

– Я поняла, – еле слышно сказала она.

– И ты всегда должна целовать меня в знак приветствия, – прошептал он и накрыл губами ее рот.

По венам Тристанны снова потек жидкий огонь. Она вся обратилась в неистовое желание, скованная его сильными руками, забываясь от прикосновений дразнящих губ. Она хотела забыться полностью, но этого ни за что нельзя было допускать. Тристанна отстранилась и посмотрела Никосу прямо в темные глаза. Его подвижные губы изогнулись в легкой улыбке.

– Благодарю за урок, – сказала она едва слышным шепотом.

Как ему удавалось так легко сводить ее с ума? Часть ее надеялась, что вчерашний страстный выплеск был единичным отклонением, случайностью, однако не время было раздумывать над этим. Она не должна поддаваться страсти. Разве не из-за подобной слабости мать оказалась в руках ее отца?

Тристанна не повторит ее ошибки.

– Он закончен? – Его взгляд скользил по ее лицу, пальцы – по шее сзади; она сдержала дрожь, но ничего не смогла сделать с кровью, прилившей к щекам.

– Конечно, – ответила она, делая вид, что не чувствует жара между ними или, по крайней мере, не обращает на него внимания, напоминая себе о своем прозвище – «ледяная» Барбери. – Мы уже поняли, что в этом отношении отлично подходим друг другу. Может быть, пора исследовать другие стороны?

– По-моему, Тристанна, ты снова не улавливаешь сути занятий, – низким голосом сказал он.

Так просто было бы склониться перед его волей, подумала Тристанна, утопая в его медовых глазах. Он был такой сильный, такой подчиняющий, и не было ничего проще отдать себя в его руки, к чему он явно привык. Вчерашние события были самым ярким тому подтверждением. Это как нырнуть в море – сложнее всего решиться, а все остальное сделает гравитация. Но что будет с ее матерью?

Она вспомнила, как мать плакала над могилой Густава, вспомнила ее ненатуральную, вымученную веселость в последующие недели, ее исхудавшие руки. Да, поддаться просто, но тогда она потеряет все, что у нее было, и не сможет помочь матери. Она должна противостоять ему; она выбрала его именно потому, что никто не смел ему противостоять.

– Вовсе нет, – сказала она, собравшись с духом.

Она отбросила волосы с лица и улыбнулась, хотя его колени были хуже раскаленной плиты. Она сможет спрятать поглубже эмоции и показать ему только то, что нужно. Разве Питер не называл ее холодной и бесстрастной?

– Правда? – иронично спросил он.

Невыносимый!

– Я принимаю твои требования и буду стараться их выполнять, однако быть любовницей значит не только выполнять приказы. – Она лениво провела пальцем по его щеке и подбородку. – Хорошая любовница предугадывает желания своего мужчины, приспосабливается к его настроениям, следует за ним повсюду. Это довольно тонкое искусство, не так ли?

– Это вообще не искусство, – ответил Никос, – если ты делаешь все правильно. Слова не могут изменить суть, Тристанна.

– Мужчине не нужно знать законов этого искусства, – легкомысленно сказала она. – Это моя забота. И мне не нужна защита, в особенности от тебя. – Ложь далась ей легко. – Должна признаться, я немного перфекционистка.

Она чуть сдвинулась, предоставляя ему выбор – позволить ей встать или крепче прижать к себе, демонстрируя свою силу. Он выбрал первое, хоть и усмехнулся слегка, но Тристанна была рада даже этой маленькой победе. Он откинулся на спинку стула, прожигая ее взглядом.

– И как же это проявится на сей раз?

– Секс – это слишком примитивно, – бросила она.

Вместо того чтобы сесть на стул, она подошла к поручням и посмотрела на проплывающий мимо красно-золотой берег Франции. Ее ладони были влажные, его жар все еще опалял ее кожу. Она обернулась к нему, стараясь выглядеть беззаботно. Он внимательно посмотрел на нее:

– Я думаю, это зависит от твоего партнера.

Тристанна взмахнула рукой, словно обсуждение секса с Никосом не доставляло ей никаких неудобств.

– Мне больше по душе искусство соблазнения, – продолжила она, словно провела много времени, обдумывая эту тему, а не одну-единственную вчерашнюю ночь, глядя в потолок и размышляя, как же совладать с этим человеком. – Разве не в этом состоят обязанности любовницы? Осуществлять фантазии по требованию, соблазнять, когда этого захочет ее мужчина?

– Я рад, что мы солидарны насчет «по требованию». – Никос потер подбородок. – Это самая важная часть.

– Правда? – Тристанна издала смешок и тут же пожалела об этом: она выдала себя.

Но он просто смотрел на нее, как хищник на жертву. У нее было такое ощущение, что каждое его прикосновение оставило ожог на ее теле.

– Для меня – да, – сказал Никос, помолчав. – По-моему, мы упускаем ключевой момент. Я счастлив, что ты собираешься стать мне хорошей любовницей, но если ты думаешь, что здесь есть место обсуждению, кто главный в отношениях, должен сразу тебя разочаровать.

Ему не надо было как-то подчеркивать свои слова; наоборот, он говорил спокойно и легко, однако от силы, заключенной в словах, завибрировал воздух между ними.

– Ты не так понял меня, – сказала она мягким тоном, каким разговаривала с матерью, когда та совсем теряла голову из-за болезни или от скорби.

Его улыбка стала шире: он понял, что это был за тон.

– Сомневаюсь, – сказал он. – Хотя не хочу ставить под сомнение качество твоего дорогостоящего образования. Может быть, ты подберешь слова попроще, чтобы я смог понять тебя?

В его глазах вдруг мелькнула горечь, но она не стала задумываться почему. Через неделю она вернется с деньгами к матери в Ванкувер, и его горечь останется с ним. Это не ее проблемы.

– Я пытаюсь доказать тебе, что мы не должны зацикливаться на сексе. – Она отбросила желание спросить, почему он заговорил об образовании. – Секс – это просто, соблазнение требует более серьезных способностей. Если я хочу хорошо служить тебе, я должна удовлетворять нужды не только твоего тела, но и духа. Нужды тела вторичны, они как десерт, если угодно.

– Дух, – повторил он и покачал головой. – Не дух пригласил тебя сюда, Тристанна.

– А следовало бы, – ответила она, – потому что у нас не будет секса, Никос, только не сейчас и точно не на этой яхте.